Порочный круг

В глубине души Альфарду было плевать на грязнокровок. — Я не понимаю, — возмущался Маркус, когда впятером они возвращались с ужина, — почему его поселили с нами? Неужели нельзя выделить отдельную комнату для таких, как он? — Комнат не наберешься, — усмехнулся Альфард. Он смутно помнил дорогу до подземелий, поэтому просто следовал за друзьями. Его переполняло довольство и счастье: дни в доме на Гриммо тянулись долго и скучно, а в Хогвартсе он сразу нашел друзей и приключения. Альфард запустил пальцы в волосы, взъерошивая черные пряди. — Это точно, — вклинился Максимилиан Розье. — Хотя на Слизерине грязнокровок все же меньше. Отец говорил, раньше их и вовсе сюда не пускали. — Раньше! — Маркус вскинул руки. — Раньше их не пускали даже на порог замка. — Мне кажется, в его появлении можно найти и плюсы, — заметил Бенджамин Лестрейндж. — В конце концов, у нас ведь нет эльфов тут? — Хорошая идея, — поддержал его Максимилиан. — Я слышал, на зельеварении и травологии иногда приходится копаться во всякой гадости, вроде личинок или навоза. Реддл может делать это для нас. — Фу, — Альфард поморщился. — Зачем нам копаться в навозе? — Навоз — это удобрение, придурок, — усмехнулся Эдвин Нотт. — Тогда Реддл нам просто необходим! Ребята засмеялись. До самого общежития Слизерина они обсуждали, какую грязную работу можно свалить на сироту из маггловского приюта. Альфард возбужденно участвовал в обсуждении, хотя Реддл не возмущал его так, как остальных: тот был тихим и забитым, носил какие-то обноски и с самого распределения старался держаться в стороне. Видимо, чувствовал, что Маркус не позволит ему и на дюйм приблизиться к их компании: не хватало еще, чтобы наследник Йорков был замечен рядом с маглом. Вальбурга уже успела предупредить Альфарда, чтобы он не смел заводить дружбу с Реддлом — она, верно, опасалась, что кузен Орион разорвет помолвку, если узнает, что младший брат его невесты якшается с маглами. Но она зря беспокоилась: Ориону — привлекательному пятикурснику, у которого не было отбоя от поклонников — было не до того, и все лето Альфард по ночам слушал его пикантные рассказы о любовных победах. Вальбурге, конечно, не стоило об этом знать. Вернувшись в Слизерин, Маркус сразу отправился искать Реддла. — Надо сообщить ему радостную весть, — скабрезно усмехался он. Его зеленые глаза горели азартом, а светлые волосы, казалось, светились в полумраке. В гостиной Реддла не обнаружилось, зато он нашелся в спальне. Его кровать стояла рядом с постелью Альфарда, и перед сном последний наблюдал за тем, как Реддл ворочается, не в силах уснуть. Первые несколько дней выдались насыщенными и интересными даже для тех, кому волшебство казалось обыденностью — что уж говорить о выходце из маглов. Альфард видел, как многие ему подобные вздрагивали, когда призраки влетали в зал. Реддл сидел около своей тумбочки и раскладывал учебники. Он не повернулся, услышав шаги, но его движения замедлились, а спина напряглась. — Реддл! — позвал его Максимилиан. — Мы пришли поболтать. Реддл чуть повернул голову, и Альфард увидел его четкий профиль. Ему казалось почти несправедливым, что грязнокровка был таким симпатичным. Как бы не оказалось, что девчонки в итоге будут бегать за ним, а не за их бравой компанией. — Обсудив ситуацию, мы пришли к выводу, что ты нам подходишь, — объявил Маркус торжественно. — Но наши семьи будут очень недовольны, если мы просто начнем общаться с грязнокровкой, поэтому мы решили предложить тебе честный обмен. Наша дружба в обмен на твою помощь. — Помощь? — уточнил Реддл спокойно. — Например, в учебе, — вклинился Эдвин. — Или с вещами, — добавил Максимилиан. — Это довольно обычная практика в наших кругах, — пояснил Маркус. — Многие так делают. На Слизерине не любят грязнокровок, и если ты не хочешь стать местным изгоем, то советую принять наше щедрое предложение. Реддл хмыкнул. — Нет, спасибо. Маркус подавился вздохом, а Альфард с трудом сдержал смешок. — Серьезно? — фыркнул он. — Мне неинтересна ваша мышиная возня, — отозвался Реддл. — Мышиная возня? — Бенджамин покраснел. — Ты не понимаешь, Реддл, — Маркус шагнул ближе, нависая над ним. Реддл сидел перед ним на коленях, и Альфард был уверен, что Маркусу нравится такое положение дел. — Ты лишний в нашем мире. Но мы даем тебе шанс стать полезным и начать общаться с благородными людьми. Не думаю, что кто-то из старших захочет взять тебя под крыло, а быть изгоем… — Я уже дал ответ, — Реддл резко поднялся. Он был чуть ниже, но смело смотрел Маркусу в глаза. — Или ты так сильно хочешь со мной общаться, что готов умолять? Лицо Маркуса пошло красными пятнами. — Ты!.. Реддл смотрел на него, не двигаясь с места. — Что? — нагло переспросил он. — Хочешь со мной подраться? — Мы не магглы, чтобы махать кулаками, Реддл, — Бенджамин нахмурился. — Если ты не хочешь, чтобы мы были врагами… — То что? — Увидишь, — Маркус развернулся на пятках и выскочил из спальни. Остальные бросились за ним, оставив Реддла победно усмехаться им вслед. Альфард знал, что Маркус не оставит ситуацию так — и он был рад посмотреть. Поведение Реддла его позабавило: мальчик был гордым и не собирался продавать свое достоинство — его можно было уважать за это. Но перечить Маркусу и возмущенным друзьям Альфард не хотел — Реддл этого не стоил, — зато он мог понаблюдать за зарождающейся войной. Это было весело, а Альфард любил веселиться. Все началось просто: с выпотрошенной тумбочки. Маркус опробовал новое заклинание — Вингардиум Левиоса, — и ребята хохотали, наблюдая за тем, как вещи Реддла скачут по комнате. Когда Том вернулся из библиотеки, куда он взял привычку сбегать, они сидели на своих кроватях и делали вид, что ничего не замечают. Альфард, развалившись поперек постели, читал Квиддич-Каждый-День: краем глаза он наблюдал за тем, как Реддл начинает собирать свои книги и пергаменты. В его тумбочке все было разложено так аккуратно, словно он складывал вещи по линейке, и каждый пергамент был пронумерован и подписан. Реддл ничего не сказал и спокойно начал собираться ко сну. — Грязнокровка украл все наши ботинки, — объявил Эдвин утром. Он сидел на полу около своего сундука и рылся в вещах. — Что? — Розье перегнулся через изножье. — В смысле украл ботинки? — В смысле, что их нет, — Эдвин развел руками. Мальчики засуетились. Они принялись заглядывать под кровати, в шкафы и сундуки — обуви действительно нигде не было. Как и Реддла, который мог бы ответить им на вопрос, куда делись все их ботинки. Взбешенный Маркус хотел вновь выпотрошить его сундук, но не смог его открыть: видимо, Реддл не просто так просиживал часы в библиотеке и чему-то научился. Альфард был бы восхищен поворотом событий, если бы его ботинки не сгинули вместе со всеми остальными и он не оказался перед необходимостью идти на завтрак босиком. — Кто-нибудь умеет призывать вещи? — спросил Бенджамин. Никто не умел. — Возможно, нам стоит взять с Реддла пример и посмотреть, какие полезные заклинания можно найти в наших учебниках, — заметил Альфард. Он грустно разглядывал свои босые ноги. — Иначе мы проиграем эту войну. — Посмотрим, — Маркус нахмурился. — Посмотрим. Жаловаться старосте не хотелось, но другого способа вернуть себе обувь мальчики не придумали. Бегать по замку и искать Реддла было слишком унизительно, и из двух зол пришлось выбрать меньшее. Альфард, понурив голову, отправился к Ориону. — Какая глупость, — сказал тот, услышав краткий пересказ истории. — Вас обдурил маленький грязнокровка. Позор. — Мы не думали, что он опустится до детских проказ! — возмутился Альфард. — Ага, — Орион откинул черные кудри со лба. — Ведь ваша выходка с сундуком была намного взрослее. Нужно мыслить шире. — И как же нам его проучить? — Заставьте его запомнить свое место. Орион использовал Акцио: ботинки были спрятаны за книжным шкафом. Слова Ориона запали Альфарду в душу. Он поделился этим разговором с друзьями, и те принялись думать. Реддл готов был воевать — что ж, так было даже веселее. Наблюдать за издевательствами и не получать ответа рано или поздно стало бы скучно, а сейчас перед ними открывался огромный простор для воображения.

***

— Его травят? — спросил Гарри во время одного из завтраков. С момента их с Гермионой появления в Хогвартсе прошел почти месяц. За это время многое стало привычным: у Гарри появилось расписание, он хвостиком ходил за профессором Вилкост, слушая ее объяснения и пытаясь запомнить новые правила, Гермиона вслед за профессором Уолбриком с головой ушла в свитки по Древним рунам… Даже вид на Большой Зал с этой стороны профессорского стола становился обыденностью. И лишь одно не давало Гарри покоя — за все это время он ни на дюйм не продвинулся в улучшении своих отношений с Томом Реддлом. Гермиона сетовала, что он просто не старается, но это было не так. Первые несколько дней он действительно едва мог дышать рядом с Реддлом, но чем чаще он видел его на уроках, тем легче ему становилось. Том не обращал на него внимания, старательно записывал все лекции и казался совершенно обычным ребенком. Ни дьявольского блеска в глазах, ни маниакальных усмешек, ничего — кроме его вечного одиночества. Гарри по пальцам мог пересчитать разы, когда он видел его беседующим с кем-то, кроме учителей, и это начинало его беспокоить. Пару раз Гарри пытался с ним заговорить. Но его горло словно было полно песка, и слова с трудом проходили сквозь него. Вопросы, которые он без труда задавал другим студентам, казались вымученными, и Реддл реагировал на них соответствующе: сухо и немногословно. Нужно было изменить подход, но Гарри не знал как: Гермиона советовала ему быть мягче, вспоминать, что он говорит с невинным ребенком, а не с Волдемортом... Но ей легко было рассуждать о подобном — не ей же приходилось это делать. Гарри продолжал пытаться, все больше убеждаясь, что их план обречен на провал. Однажды Том пришел в Большой Зал, перепачканный чернилами. Он пытался скрыть это под длинными рукавами и приподнятым воротником рубашки, но Гарри все равно заметил. Его однокурсники — Гарри успел запомнить их имена и понять, что главой этой компании был Маркус Йорк — посмеивались, глядя в его сторону. Слизнорт, услышав вопрос Гарри, лишь тяжело вздохнул. — К сожалению, похоже на то, — ответил он. — Иногда мой факультет может проявлять чрезмерную… нетерпимость к людям неблагородного происхождения. Я уже проводил беседу с соседями Реддла, но, видимо, она не вразумила их. Гарри нахмурился. Он наблюдал за тем, как Реддл медленно ест овсянку, глядя перед собой. Мальчик казался довольно худым для своего возраста: возможно, годы жизни в приюте были не слишком сытными. Гарри и сам был таким в детстве. — Разве мы ничего не можем сделать? — спросила Гермиона. — Я пытался расспросить Реддла о том, что у них происходит, — сказал Слизнорт, — но он сделал вид, что не понимает, о чем я говорю. Он очень старательный мальчик, показывает большие успехи в зельеварении. Но, видимо, гордость не позволяет ему попросить помощи. Гарри поймал взгляд Гермионы. Он знал, о чем она думает — это надо было прекратить. Если Реддла дразнили, то дело наверняка было в его происхождении. Богатые чистокровные дети не могли не указать ему на то, как сильно он отличался от них. Какое влияние это возымело на него? Он только оказался в волшебном мире и первое его впечатление — осуждение, ненависть и презрение? Это было ужасно само по себе, даже в отрыве от мрачного будущего. Но как Гарри мог это предотвратить? Слизнорт был прав: гордость не позволяла Тому прогибаться под порядки чистокровных, но она же не позволяла ему жаловаться. Может, дело было в том, что Реддл ждал от своих профессоров той же отчужденности, которую ему показывали наставники в приюте? Это был путь, по которому прошел Волдеморт. Гарри должен был схватить его за руку — даже если его пугала и отвращала эта мысль. Каждый вечер перед сном Гарри пытался разделить в своем восприятии маленького мальчика и монстра, который жаждал его смерти. Сделать это было проще, когда он видел Реддла таким, как сейчас — одиноким и наверняка очень несчастным. Иногда он почти хотел поймать его взгляд, чтобы увидеть боль в больших серых глазах, но Реддл не смотрел в его сторону. Гарри не существовал для него. На следующий день во время урока он вновь наблюдал за Томом: тот избавился от черных следов на коже и выглядел так же, как и всегда. Но порой он кидал подозрительный взгляд в сторону компании Маркуса Йорка, и Гарри замечал, как те отвечают ему скабрезными ухмылками. Они что-то замышляли, это было очевидно — их было пятеро, а Реддл был один. Профессор Вилкост ждала от Гарри заметок на тему того, почему ее учебный план составлен именно таким образом, но Гарри не мог сосредоточиться. Все занятие он думал только о Реддле и ему казалось, что мальчик каким-то образом ощущает его внимание. Воздух между их столами словно загустел, и Гарри ощущал крошечные молнии, собирающиеся в нем. Гарри гадал, как ему подступиться к этой проблеме, но выход нашелся сам собой. Дело было во взгляде, которым Йорк обменялся с Розье и Блэком. Они хихикали, отправляясь в коридор вслед за Реддлом — это было слишком подозрительно, чтобы Гарри мог оставить подобное стечение обстоятельств без внимания. Он пробормотал спешное извинение, сказав профессору Вилкост о рези в желудке, и поспешил вслед за мальчишками. Идти приходилось на расстоянии. В коридорах было шумно: другие курсы тоже закончили урок и теперь спешили дойти до следующей аудитории. Гарри с трудом пробирался сквозь них: многие старшекурсники за прошедший месяц все-таки нашли в себе смелость познакомиться с ним, и теперь на каждом шагу его поджидали парни и девушки с нелепыми вопросами, приветствиями и улыбками. Гарри вежливо кивал и бормотал извинения, пока компания первокурсников чуть ли не бегом уходила прочь. Они начали спускаться. Гарри увидел светлую макушку Йорка, юркнувшего в коридор на третьем этаже. Звонкие голоса разносились по лестницам, и Гарри силился расслышать среди них голос Реддла. Он приблизился и заглянул за угол: мальчики действительно были там. Они стояли около одной из дверей: двое держали Реддла за локти, Маркус что-то ему втолковывал, а остальные смеялись. Гарри прищурился, и вдруг холодок пробежал по его спине: он знал это место. Дверь вела в женский туалет — тот, где через несколько лет должна была умереть Плакса Миртл. А сейчас туда пытались затолкать Реддла. — Можешь сказать Слизнорту, что опоздал, потому что торчал в женском туалете с другими маленькими нытиками, — донесся до Гарри голос Маркуса. Он звучал так довольно, словно каждая секунда унижения, которому подвергался Реддл, приносила ему удовольствие. Когда-то голос Дадли звучал точно так же — Гарри хорошо помнил, как тот держал его за волосы, пока смывал воду в унитазе… — Эй! — Гарри и сам не понял, как вдруг оказался посреди коридора. Мальчишки обернулись. Улыбки мгновенно пропали с их лиц, сменившись испугом. Они замерли, словно маленькие лани, пойманные в свете фар, и круглыми глазами наблюдали за приближением Гарри. Реддл тоже смотрел — удивленно и недоверчиво. — Мистер Поттер, мы просто… — начал Альфард Блэк, но Гарри прервал его: — Вы немедленно отправитесь к профессору Слизнорту, — он и не подозревал, что его голос может звучать так строго и взросло, — и сообщите ему о том, почему я вас к нему отправил. Имейте в виду, я проверю! — Мы ничего не сделали, — возмутился вдруг Йорк. Он прищурился, и страх на его лице сменился недовольством. — Да неужели, — Гарри скрестил руки на груди. Он был выше Маркуса, и при всем желании тот не мог выглядеть устрашающе рядом с ним. Он был маленьким и тощим, и его бледное лицо с острыми скулами и розовыми губами походило на мордочку крошечного злобного животного. Чем дольше Гарри смотрел на него, тем сильнее тот напоминал ему Малфоя, и оттого желание пнуть паршивца возрастало в разы. — Сэр, мы просто… — начал Лестрейндж. — Я сказал, что вам делать, — Гарри кивнул в сторону лестниц. Мальчишки переглянулись и послушались. Отойдя чуть подальше, они начали перешептываться, и Гарри был уверен, что до него донеслась парочка детских ругательств и возмущенное «как практикант смеет!..». Гарри смотрел им вслед, тяжело дыша и удивляясь собственной уверенности. Теперь они с Реддлом стояли вдвоем, и это был миг, когда Гарри нужно было столкнуться с последствиями своих решительных действий. У них с Гермионой было не так уж много времени. Том создал крестраж на пятом курсе — с каждым днем время, когда его можно было бы увести с опасной тропы, утекало сквозь пальцы. Гарри вздохнул и повернулся. Мальчик стоял перед ним и смотрел ему прямо в лицо. Его привычный равнодушный взгляд сменился изумлением, а губы приоткрылись. Щеки и шея были красными от стыда. — Ты в порядке? — с трудом выдавил Гарри. Ему было странно и жутко смотреть на него. Дело было не в том, что серьезный и собранный мальчик сейчас походил на растрепанного смущенного воробья — это ведь был Волдеморт. Убийца смотрел на Гарри сквозь этого ребенка. Могли ли издевательства оправдать его? Гарри тоже приходилось несладко в детстве, и он прекрасно знал, каково это — быть изгоем, которого компания сильных парней гоняет по всей школе. И все же он выбрал иной путь: Гарри помнил мгновение, когда протянутая ладонь Драко Малфоя дрогнула и опустилась. Почему же Реддл был другим? Гарри казалось, что он чувствует запах его дешевого шампуня. — Все нормально, — ответил Том. Он провел рукой по волосам, приглаживая взъерошенные пряди. Ему, наверное, было неловко стоять перед свидетелем своего унижения, но он не пытался уйти и словно ждал чего-то. Чего? Гарри не знал, что делать: он так часто думал о том, как поступит в тот миг, когда Реддл будет стоять перед ним и ждать его слов, что совершенно запутался и теперь просто пялился на мальчика. Он пугал его, наверное — или раздражал, но Гарри ничего не мог сделать. Он не мог оторвать взгляда от лица Реддла. — Как давно это происходит? — сипло спросил Гарри. — Что? — Как давно они издеваются над тобой? Реддл дернулся, и нечто открытое пропало с его лица. — Вы все неправильно поняли, мистер Поттер, — слышать свою фамилию из его уст было странно. — Мы с друзьями просто поссорились. Завтра все уже будет хорошо. — Откуда тогда берутся чернильные пятна? Том прищурился и сделал шаг назад, почти прижимаясь спиной к двери. Макушкой он доставал Гарри до плеча, и чтобы смотреть Гарри в лицо, ему приходилось поднимать голову. — Привыкаю к перу и чернилам. — Я прекрасно понимаю, что здесь происходит, — Гарри надеялся, что его голос звучит мягко. Он думал о профессоре Люпине и невольно пытался скопировать его интонации. Он не знал, насколько искренне звучит его голос: он боролся со многими чувствами внутри себя. Слышал ли это Том? — Нет ничего постыдного в том, чтобы попросить помощи у старших. Думаешь, я не проходил через такое? — Не вижу смысла беспокоить профессоров из-за такой ерунды, — упрямо повторил Реддл. Голос его звучал ровно. — Как я и сказал, ничего страшного здесь не происходит. Гарри вздохнул. Они начинали ходить по кругу. Стоило ли снова напирать? Реддлу было стыдно, и он собирался отпираться до последнего, лишь бы сохранить лицо. Гарри понимал это — в какой-то момент он тоже перестал жаловаться на Дадли. Взрослые не верили ему и были беспомощны что-либо сделать, а Большой Дэ и его дружки лишь колотили его сильнее, обзывая доносчиком. Реддл наверняка испытывал то же самое в приюте до тех пор, пока сам не стал нападать на детей. Сейчас он был растерян и напуган новым миром, но как скоро он поймет, что единственный выход из этой ситуации — начать запугивать Маркуса и его компанию? Не детскими шалостями, а чем-то гораздо более серьезным, чем-то опасным… — Как скажешь, — Гарри снова выдавил улыбку. — Но если ваши ссоры начнут тебя беспокоить, пожалуйста, сообщи мне. — Не думаю, что это будет необходимо. — Надеюсь, что так, — Гарри скользнул взглядом по его одежде. Он вновь подумал о Драко. — Мальчики из чистокровных семей могут быть очень жестоки к таким, как мы. Он прекрасно понимал, чего хотел достичь этой фразой. В свое время он мечтал услышать нечто подобное от взрослого, мечтал ощутить единство хоть с кем-то. И то, как Том вздрогнул, подсказало Гарри, что он выбрал верный путь. Том был одинок, безмерно одинок, и сколько бы он ни уговаривал себя и других в том, что ему чуждо человеческое тепло — это было ложью. Сейчас он был просто беззащитным ребенком. Закрыв глаза, Гарри видел себя — и так ему становилось легче. — Пойдем, — сказал он. — Хватит стоять около женского туалета. Том кивнул, и они вместе двинулись к лестницам.