Порочный круг

Гарри сидел на кровати Гермионы, листая ее записи, пока подруга заваривала чай. Несколько толстых черных тетрадей содержали в себе все ее размышления о маховике и будущем. Гарри растерянно провел пальцем вдоль столбика дат — столь многое ждало их впереди. Имело ли это смысл теперь? — Возможно, ты отреагировал слишком бурно, — мягко сказала Гермиона, вручая ему чашку мятного чая. Гарри вдохнул его аромат, представляя, как он проникнет вглубь его тела, очищая от липкой черной грязи. — Бурно? — Гарри взглянул на подругу. Та села рядом с ним, отодвинув свои тетради в сторону. — В такой ситуации? Я просто ушел и считаю это достижением. — Мы знали, что он будет совершать ошибки. И наша цель не наказать его, а стать ему наставниками. Показать ему, что есть и иные способы решения проблем. — Я это и пытался сделать. Но он не признался, а затем — просто промолчал. — Ты поймал его на лжи, а это всегда огромный удар для самообладания. — Моего самообладания, — фыркнул Гарри. — Мы не знаем, почему он сделал это и зачем тебе солгал, — Гермиона положила руку ему на колено. Она задумчиво оглядела комнату, словно надеясь, что ответы будут спрятаны где-то по углам. — Потому что он считает, что другие недостойны правды? Потому что не хочет, чтобы кто-то мешал его целям? Потому что стыдится? У нас много вариантов, и не все из них настолько уж ужасны. — Это не отменяет того, что он отравил мальчика. — Конечно, — Гермиона поджала губы. — Но это либо делает нашу ситуацию безнадежной, либо нет. Мы не можем выгнать его из школы, не можем силой заставить измениться… Но мы все еще можем найти к нему подход. Том поступает так, как ему хочется, и не осознает своих границ. Если мы оставим все, как есть, то рано или поздно он сочтет убийство приемлемой ценой для своих целей. — Я запутался, — признался Гарри. — Я пытался думать о нем, как о нормальном ребенке, чтобы у него был шанс побыть этим ребенком. Когда он смеялся, знаешь… В такие моменты сложно представить его монстром. Даже если он им был. — Я понимаю. Было бы гораздо проще, если бы мы не знали, что монстр действительно существует, — Гермиона взяла в руки тетрадь, которую листал Гарри. Она ткнула пальцем в дату: 1944 — год, когда Том сделал свой первый крестраж, заканчивая свой пятый курс. Совершил свое первое убийство. — Вот наш рубеж. Если он перейдет его, то все будет потеряно, а до тех пор… я хочу верить, что мы на что-то способны. Дамблдор не зря дал нам заколдованный маховик. Если бы он хотел, чтобы мы просто вернулись в прошлое, маховик был бы обычным, но этот… Нет, профессор отправил нас именно сюда. У него был план, и я верю, что мы следуем ему. У нас все получится. — Когда-то ты говорила, что думаешь, будто наши действия стираются из этого времени. — Порой я все еще так думаю, — Гермиона захлопнула тетрадь. — Но все же мне кажется, что мы на верном пути. Ты смог сблизиться с ним, и он пытался тебя защитить — пусть даже таким ужасным способом. Не все потеряно. Они немного помолчали. Гарри размышлял о всем произошедшем, и с каждой секундой ему становилось все хуже. Он вспоминал Тома и его обиженный голос, а затем — собственный страх от мысли, что сейчас перед ним появится Волдеморт. Где-то в глубине лежала тонкая грань, на которой Том Реддл и Лорд Волдеморт расходились в разные стороны, и Гарри бы не хотел, чтобы она истончалась. Он почти привык к тому, что Волдеморт оставался лишь воспоминанием, и Гарри нравилась эта иллюзия. Том заставлял его покинуть ее. Наверное, это было правильно, и сейчас Гарри все яснее это осознавал. Он не должен был позволять себе погрузиться в забытье и поверить, что рядом с ним обычный ребенок — он должен был помнить о Волдеморте. Помнить и принимать. Реддл слишком многого от него хотел. Гарри крепче сжал чашку с чаем. — Что мы будем делать теперь? — спросил он. Сейчас между ними и Томом стояла стена, которую они возвели совместными усилиями. Он не был готов переступать через нее: какими бы ни были его размышления, это Том переступил черту морали, он был виноват. Гарри боялся вновь увидеть его, и этот страх отравлял его решимость. — Мы подождем, — Гермиона словно услышала его мысли. Она придвинулась ближе. — Том обижен и зол сейчас. Но если твое мнение для него что-то значит, он не оставит эту ситуацию. По его действиям мы поймем, насколько наше присутствие изменило его. — Думаешь, он захочет извиниться? — Если он отравил Маркуса, чтобы защитить тебя, то сейчас он сделает все, чтобы удержать тебя на своей стороне. Вопрос лишь в том, сколько в этом будет искренности, — Гермиона нахмурилась. — Том умеет манипулировать людьми. Дамблдор тоже говорил об этом. — Но он не знает, насколько хорошо мы осведомлены в этом, — заметил Гарри. Это казалось ему странным — и жутким. Гарри привык принимать на веру реакции людей и те эмоции, что они открыто выражали на своем лице — думать о том, что подобные вещи можно просчитать, было неприятно. Однако Гарри казалось, что он начинает различать: Том часто улыбался в последнее время, но смеялся он очень редко. Эти моменты были похожи на светлые бусины, оброненные на пол, и Гарри слышал их звон. Он не мог избавиться от чувства легкой тошноты. Обида и разочарование отступили, и их осадок превратился в нечто гнетущее. Похожие чувства, как ни странно, Гарри ощущал во время ссоры с Чжоу: он не был виноват в том, что причинял ей боль, она сама делала неверные шаги и ждала, что он поддержит ее. Том тоже ждал этого. На самом деле Гарри надеялся, что все прояснится как можно скорее: ситуация была слишком тяжелой и гнетущей, чтобы пустить все на самотек. Гермиона настаивала на том, что им нужно ждать первого шага от Тома, и Гарри был с ней полностью согласен, но это ставило их в позицию терпения и ожидания. Они не знали, насколько глубоко эта ссора затронула Реддла — и затронула ли вообще, — поэтому их бездействие могло затянуться. Гарри боялся этого, и на ужине его опасения усилились. Заняв свои места за столом, Гарри и Гермиона столкнулись с неожиданными последствиями — полным игнорированием. Реддл не смотрел в его сторону, хотя обыкновенно он бросал на Гарри пару быстрых взглядов во время трапезы. Сейчас же он демонстративно смотрел только перед собой. Сокурсники Реддла не стремились окружать его так же, как они делали с Маркусом Йорком, но все же они сидели заметно ближе, чем обычно. Весь факультет казался напряженным: что-то происходило, и все это чувствовали — и ждали. Как ни странно, это напоминало о том, как змея медленно сворачивает свои тугие кольца — и в центре этого всего был Том Реддл. Следующий день — воскресенье — не принес никаких изменений. В понедельник все стало хуже. На ЗОТИ Том пересел на первую парту: место рядом с ним осталось свободным, а его новые «друзья» расположились за его спиной. Они не дергали его, не приглашали вступить в их болтовню, но в то же время держались поблизости. Их взгляды обращались к нему, проверяя реакцию, но Реддл не спешил одаривать мальчишек своим вниманием. Он внимательно перечитывал свой конспект и держал спину такой прямой, что Гарри, вечно сидящему как попало, больно было на это смотреть. Хотя он все равно смотрел. Его раздражало чувство необходимости сделать хоть что-то. Том мог позволить себе быть обиженным и ходить, демонстративно подняв подбородок, но мог ли Гарри сделать то же самое? Он не хотел нести на себе всю ответственность — в конце концов, его молчание было уроком для Реддла. И если он не мог воспринять его, то и все остальное было впустую. Том посмотрел на него лишь один раз — перед уходом. Его взгляд был быстрым и острым, и Реддл тут же отвернулся, заметив его внимание. Он ушел из класса, и мальчишки потянулись за ним. Гарри провожал их взглядом, а затем подошел к Вилкост. — Отлично, — та приняла его пергамент, бегло пробежавшись по нему взглядом. Состояния своего подопечного она не заметила. Гарри успешно закрывал свои пробелы в образовании. Он неплохо наловчился писать планы проведения занятий, составил определенную схему поведения, описал разницу между проведением уроков у старших курсов и младших… — Полагаю, вы готовы принять участие в практических занятиях. — Думаю, да. — Мы начнем с одной темы. Какую вы хотите выбрать? Гарри задумался. — А курс? — Первый, второй, третий… Остановимся на них. Я понимаю, что старшие курсы будут для вас удобнее, и заклятия являются вашей специализацией, но когда вы станете учителем, вы не сможете выбирать. Поэтому я считаю, что начать стоит со сложного. Гарри прикинул темы, которые еще остались. — Тогда боггарт, — выбрал он. — Боггарт, — кивнула Вилкост, заглянув в свой ежедневник. — Хороший выбор. У вас есть время подготовиться. Они вместе отправились на обед. Мысли о преподавании захватили его: несмотря на все, они с Гермионой становились настоящими профессорами, и это вовсе не было игрой или сном. Рано или поздно они могли оказаться перед своим собственным классом. Гарри думал о предстоящем практическом занятии: тема боггарта была одной из его самых любимых. Он мог провести ее так же, как профессор Люпин — весело и комфортно, чтобы ученики, вынужденные сталкиваться со своими кошмарами, ощущали себя в безопасности. Подобные размышления увлекли его далеко от Тома, но новости вернули его на землю: вечером Маркус очнулся. Официальным диагнозом стало отравление ядом змеи: одну такую как раз нашли в теплицах. Гарри не знал, та же это змея или нет, но не спешил открывать рот: он наблюдал. Сначала к Маркусу зашел директор и профессор Слизнорт, затем прибыли его родители — светловолосый мужчина с короткой бородой и миниатюрная женщина в изумрудной мантии. Гарри не подходил к ним: отец Маркуса был статным и внушительным, и все в его облике говорило о богатстве и уверенности в себе. Гарри не был уверен, что ему стоит навещать Йорка. Он был косвенно причастен к его отравлению, и Маркус не мог этого не понимать. Но все же Гарри хотел поговорить с ним. Дело было не только в попытке успокоить свою совесть, удостоверившись, что ребенок в порядке; он хотел, чтобы еще один пазл добавился к образу Тома. Гарри видел его через призму Волдеморта, успешно или не очень отгоняя страшную фигуру, но Маркус видел его совсем иначе — так, как Гарри не увидит никогда. Он дал ему день, во время которого Том Реддл был лишь удаляющейся фигурой и молчаливым затылком, а затем пришел в больничное крыло. Там царил полумрак. Горело всего несколько ламп, и в их свете все казалось мягче и теплее. На тумбочке Маркуса лежали книги и нетронутые фрукты. Сам мальчик спал; он выглядел намного лучше, пот и бледность сошли, но темные круги под глазами остались. Несколько мгновений Гарри разглядывал его, ощущая только опустошение, а затем развернулся, чтобы уйти. Его остановил слабый голос: — Мистер Поттер. Гарри обернулся. Глаза Маркуса были открыты, и он смотрел на Гарри безо всякого выражения на лице. — Маркус, — Гарри постарался улыбнуться. — Как ты? — В порядке. Он определенно не был в порядке, но Гарри не стал настаивать. Йорк был очень слаб, его ресницы дрожали, словно необходимость держать глаза открытыми утомляла его. Допрашивать его сейчас было бы попросту жестоко, и Гарри решил, что лучше будет навестить его через пару дней. — Извини, что побеспокоил, — он поборол странное желание поправить его растрепанные волосы. — Хорошо, что ты пришел в себя. — Вы уходите? — Я хотел поговорить с тобой, но сейчас не лучшее время. Маркус молча наблюдал, ожидая чего-то. Гарри неловко замялся. — Я навещу тебя, когда ты пойдешь на поправку, — сказал он, собираясь уйти, но Маркус вновь его остановил. Он вытащил руку из-под одеяла и ухватил Гарри за край мантии. — Завтра меня здесь уже не будет, мистер Поттер, — прошептал он. Поймав удивленный взгляд, он устало пояснил: — Отец сказал, что утром я вернусь домой. — Вот как, — может, это было хорошим решением. Гарри не думал, что Том придет, дабы закончить начатое, но все же выздоравливать лучше в более комфортной обстановке. А Хогвартс… Заходили ли к Маркусу друзья? А если да, то рассказали ли о смене своих симпатий? — Я знаю, зачем вы тут, — Маркус отпустил его. — Чтобы обвинить меня. — Нет, что ты! — Это так, — Йорк закрыл глаза и перевернулся на спину. — Я написал ту записку. — То… — Гарри резко оборвал себя, ужаснувшись. — Маркус. Это неважно. — Неважно… Возможно. Я вернусь домой и забуду все это, как страшный сон, — он резко открыл глаза и посмотрел на Гарри. — Но вы останетесь здесь. С ним. Гарри нахмурился. — Ты говоришь о Томе? — Да, — Маркус слабо кивнул. — Он ненормальный, мистер Поттер. — Маркус, ты сейчас очень слаб и взволнован… — Он сделал это со мной, — шепотом поделился с ним мальчик. — Я сказал, что заберу вас у него, и он меня опередил. Вы этого не заслуживали, простите. — Ничего. — Но вы должны знать, мистер Поттер, — Маркус вновь потянулся к нему. Голос его звучал вкрадчиво и доверительно, так, что Гарри невольно склонялся ближе, вслушиваясь. — Он не такой, каким кажется. Он убивал животных и подкидывал их трупы в наши кровати. И это он столкнул Кэти с лестницы, клянусь вам. — Я знаю, — тихо сказал Гарри. Ему требовалось приложить усилие, чтобы признаться в этом. — Знаете… Зачем же вы защитили его? Гарри вдруг стало так плохо, что все поплыло перед глазами. Ему понадобилась пара секунд, чтобы прийти в себя. Слова Маркуса, сказанные столь слабо и обиженно, опустились на него, подобно каменным глыбам. Зачем? Потому что верил Тому? Потому что не хотел признаваться в своем провале? Отчего-то в этот самый миг ему до ужаса захотелось увидеть Реддла, чтобы тот вновь убедил его в своей невиновности — или показал свое истинное лицо. — Мне жаль, что так вышло, — ответил Гарри тихо. — Мне тоже, — Маркус отвернулся. Гарри решил, что разговор закончен. Когда он был уже около дверей, до него донесся тихий голос: — Он лжец, мистер Поттер, и он попробует вновь обмануть вас. Не позволяйте ему. Гарри закрыл за собой дверь и оказался в темноте, холодной и колючей, совсем не похожей на теплый свет ночников. И в этой тьме кто-то ждал его. Он услышал шаги. Они гулким эхом разносились по коридору, пропадая где-то в глубинах замка. Невысокая фигурка стремительно удалялась, и Гарри мог разглядеть только длинную мантию. Гарри хотел окликнуть неожиданного свидетеля, но не стал: он знал, что это был Реддл. Шрам начало тянуть, и это было паршивым чувством. Гарри двинулся в ту сторону, где пропал мальчик, но когда он достиг развилки, там уже никого не было. На следующий день родители забрали Маркуса домой, и слизеринцы расслабились. Гарри и не осознавал, как пристально факультет следил за этой историей, и теперь у него на глазах тугие змеиные кольца размыкались. Том все еще держался в стороне, но было очевидно: скоро он окажется в самом центре. Он ничего не делал для этого, был сдержан и молчалив, но этим он привлекал еще больше внимания: слухи быстро разлетались, и о его вражде с Йорком знали все — теперь все знали, что он победил. Думая об этом, Гарри ощущал себя беспомощным и подавленным. Целую неделю он провел, размышляя о мрачных перспективах: что будет, если Том окончательно отвернется от них с Гермионой? Они знали о его крестражах и могли уничтожить их сразу после создания, а потом — а что потом? Если они не могли убить Тома, то им пришлось бы наблюдать за тем, как он продвигается по миру, приближаясь к тому злосчастному моменту в Годриковой Впадине. Тогда он узнает, кем на самом деле был Гарри Поттер. Будет ли это иметь значение для него? Или для самого Гарри? Если бы убийство было их выходом, смог бы сделать это сейчас — Том был жестоким и опасным, но он смеялся, падая в снег… Каждый урок ЗОТИ, когда Том сидел впереди и глядел только на профессора Вилкост, подталкивал его к решению этих вопросов. Наверное, это могло длиться вечность. Том был гордым и упрямым, а Гарри слишком ценил светлую надежду, которую эта ссора отобрала у него. Он не мог сделать первый шаг, не мог себя заставить. Много месяцев назад он наступил себе на горло и заговорил с человеком, при взгляде на которого все внутри него дрожало и сжималось от ужаса и отвращения — повторить это было непросто. Мысли о Волдеморте слишком часто посещали его. Гарри окончательно сник, и Борко, чтобы хоть как-то приподнять ему настроение, назначил новое собрание их квиддичного кружка. Гарри шел на тренировку с тяжелым сердцем — он боялся увидеть пустую скамью в том месте, где сидел Том и остальные первокурсники-слизеринцы. Взаимного игнорирования ему хватало и на уроках. Но, к его удивлению, Том пришел. Он сидел рядом с Альфардом и разглядывал снег. Мороз заставлял его краснеть. Всю тренировку он избегал смотреть на Гарри, но исправно выполнял все указания. Его навык полета заметно улучшился, и Гарри мог не волноваться, что он свалится или ударится головой о столб. Гарри просто наблюдал за тем, как Том ловко разворачивает метлу в воздухе, как ветер треплет его волосы… Выполнив довольно сложную петлю, Реддл опустился на снег и довольно ухмыльнулся. — Молодец, — инстинктивно похвалил его Гарри. Том вскинул на него глаза. Это длилось лишь секунду. Они смотрели друг на друга, и все было так же, как в безмятежные дни каникул. Но затем Реддл отвернулся. Все в груди Гарри сжалось от болезненного ощущения разочарования. Глядя на его удаляющуюся фигуру, Гарри думал, что так и закончится их с Гермионой светлый план по спасению мира: без взрывов, криков и битв, тихо и спокойно, будто сон. Или смерть. В ту ночь Гарри приснился кошмар. Горящий Хогвартс поднимался вокруг него. Гарри бежал по нему, ища своих друзей, но он слышал лишь крики и топот. Они были рядом, совсем близко, но он не успевал их найти… Он добрался до Выручай-Комнаты и услышал, как кто-то колотит с другой стороны. Гарри ухватился за ручку, но она была раскаленной — боль обожгла его руку, и он проснулся. Гарри лежал в мокрой постели. Пот стекал по его вискам вместе со слезами, а шрам раскалывался от боли. Несколько долгих секунд Гарри просто смотрел в темный потолок, силясь нормально вздохнуть — грудь горела так, словно он пробежал весь Хогвартс насквозь, — а затем он вдруг понял, что страшный звук из кошмара никуда не исчез. Кто-то стучал в его дверь. С трудом сев, Гарри потянулся за палочкой. На часах было полтретьего. Что-то случилось? Гермиона опять прибежала к нему с плохими вестями? Впрочем, Гермиона не стала бы стучать, а просто ворвалась бы в его спальню… Гарри поднялся и направился к дверям. Он почти не удивился, обнаружив на пороге Тома Реддла. Тот стоял, взъерошенный и дрожащий, и смотрел на него: света далекого факела было недостаточно, чтобы Гарри мог разглядеть выражение его глаз, и белое лицо казалось единственным ярким пятном в полумраке. Том молчал, и Гарри молчал тоже; сонливость еще не покинула его, и он отстраненно размышлял, что стоит перед учеником в одних пижамных штанах. Это было неправильно, наверное? — Могу я зайти, сэр? — нарушил Том тишину. — Сейчас полтретьего ночи, — заметил Гарри рассеянно. — И все же. Может, он ему снился? Гарри порядком устал от холодного и равнодушного Реддла, но сейчас перед ним был просто Том — высокий и худой, трясущийся от ночного холода, с растрепанными темными волосами и отчаянным выражением на лице. Гарри почти год думал лишь о нем, и часть его, пожалуй, немного к нему привязалась — поэтому Том явился, чтобы спасти его от кошмара? Какая нелепость… — Сэр? — он положил руку на дверь, надавливая. — Могу я войти? «Нет» — подумал Гарри. Нельзя его впускать. Он лжец, мистер Поттер… — Заходи, — он отошел в сторону. Его сердце дрогнуло, словно он совершил нечто непоправимое, и Том ужом проскользнул в его комнату. — Спасибо, — прошептал он. Гарри закрыл дверь и уставился на него. С каждой секундой сон отступал, и безмерная неправильность этой ситуации вырисовывалась все четче. Если бы директор Диппет увидел их сейчас, его хватил бы удар. Подстегнутый этой картиной, Гарри кинулся в спальню, где на стуле была свалена его одежда. Свитер на голое тело было не лучшим решением, но в этот момент Гарри не был готов взвешенно обдумывать свои поступки: его сердце все еще колотилось после кошмара, а все мысли занимал Том, который посреди ночи пришел к нему в комнату. — Ты… — Гарри вернулся в комнату. — Что ты тут делаешь? Том настороженно оглядывался по сторонам. Гостиная, совмещенная с рабочим местом, была не сильно больше спальни, но Гарри места хватало. Он неловко покосился на поднос с недоеденным печеньем, на какие-то листы и записочки, валяющиеся на полу носки… — Я хотел поговорить с вами, — тихо произнес Реддл. Он застыл около кресла, не решаясь сесть или сделать хоть шаг. Его взгляд забегал по маленькому ковру около камина. Огонь был единственным источником света, и его кровавые отблески ложились на все вокруг. — Почему сейчас? — Гарри неловко растрепал волосы. — Если бы мистер Прингл поймал тебя… Он не хотел этого представлять. Жестокость смотрителя повергла их с Гермионой в шок, но остальные профессора смотрели на подобные методы воспитания вполне философски. — Не поймал же, — Том пожал плечами. Гарри замолк. Ему стоило взять Тома за руку и увести обратно в подземелья Слизерина, но он не мог сдвинуться с места. Он так хотел, чтобы Том сделал первый шаг к их примирению и признанию своей вины, что теперь понятия не имел, как действовать. Мальчик был расстроен, и он все еще дрожал. Он сбежал из своей спальни ночью, лишь бы увидеть Гарри. — О чем ты хотел поговорить? — тихо спросил Гарри, когда стало очевидно, что Том будет просто молчать. Но Реддл не оценил его жест: он по-прежнему ничего не говорил и смотрел под ноги: растрепанная челка скрывала его лоб, а тень от ресниц лежала на щеках. Гарри с каждой секундой все сильнее погружался в пучину неловкости. Что он должен был сделать? Том сам пришел к нему — он собирался просто стоять тут всю ночь? — Том… — Вы меня ненавидите? — спросил вдруг Том с таким искренним опасением, что Гарри с трудом поборол желание рассмеяться. — Что? — он сделал шаг ближе. — Нет… Конечно, нет. Разве мог он ненавидеть его в полтретьего ночи, когда они стояли в полумраке около камина? Том склонил голову набок, словно маленькая любопытная птичка. Отчего-то в этот момент он показался Гарри особенно деликатным, хрупким, и он с трудом мог поверить в то, что этот человек был готов убивать. Он лжец, мистер Поттер… — Даже после того, что я сделал? — произнес Том. — После того, как я вам солгал? — Зачем ты солгал? — шепотом спросил Гарри. — Я не знаю, — Том вскинул на него глаза. Они блестели, и мальчик в любой момент мог расплакаться. Гарри замер, обезоруженный слабостью на его лице и тем доверием, что Реддл внезапно оказал ему, появившись в таком виде. Он просто смотрел, не зная, как подступиться к нему. — Не знаешь? Том покачал головой. Он потер глаза и шмыгнул носом. — Я просто… не мог вам сказать. — Том, — Гарри беспомощно протянул к нему руки, желая коснуться напряженных плеч, но Реддл воспринял его жест по-своему. Он резко шагнул вперед и прижался лицом к его груди, крепко ухватив за свитер. Он дрожал, и Гарри стоял, пораженный и растерянный. По его спине пробежали мурашки, и он с трудом поборол желание оттолкнуть его. Он вновь подумал о Волдеморте, о монстре, который прижимал его к памятнику и размазывал кровь по его лбу. Сейчас он — тот же человек — обнимал его. — Пожалуйста, не прогоняйте меня, — прошептал Том. Гарри неловко погладил его по плечу, пытаясь хоть немного успокоить. — Никто тебя не прогонит, Том, — пообещал он. — И меня не отчислят? — Реддл поднял лицо, и Гарри увидел влажные дорожки слез на его щеках. Он перестал дышать на миг: картина, открывшаяся его взору, была столь поразительной… Разве мог Том плакать? Так искренне и просто, словно он был обычным ребенком? Может, он и был таковым, и Гарри с Гермионой слишком большую ношу возложили на его плечи, связав с деяниями Волдеморта? Или все это было ложью? — Не отчислят. — Вы не сказали, да? Не сказали, что я отравил Йорка? — голос Тома был полон надежды. Гарри покачал головой. — Почему? — Я не знаю, — повторил он слова мальчика. Том всхлипнул. Волдеморт никогда не плакал — это Гарри знал наверняка. Он представлял его худое белое лицо, красные глаза, растянутые в усмешке губы… Мальчик, который обнимал его сейчас, был совсем иным, и Гарри не мог поверить, что тот был способен на столь ужасные поступки. Его душа была целой, и она страдала — Гарри мог ее спасти. Ведь Том пришел к нему, переступив через гордость и ту темную судьбу, что была ему обещана. Гарри обхватил Тома, и в этот миг боль снова вспыхнула в его шраме. Но он не позволил ей отвлечь себя: Гарри зажмурился, вцепившись в чужую мантию пальцами, и Том прижался к нему ближе. Гарри услышал его тихий вдох, и этот звук заполнил его целиком. — Ты можешь все мне рассказать, — тихо сказал Гарри. — Вы и сами все видите, — Том немного отстранился. — Правда? — Что именно я вижу? — Что-то не так, — Реддл все еще держал его за свитер и смотрел в глаза. — Со мной что-то не так. Я не хотел лгать вам, правда, не хотел подкидывать Йорку змею… — Не хотел толкать Кэти Джоул с лестницы? — уточнил Гарри тихо. Том всхлипнул и снова уткнулся в него лицом. — Да, и это тоже, — он сильнее потянул его свитер. — Я не понимаю, почему это происходит, мистер Поттер. Иногда мне становится так паршиво, что я начинаю злиться, и в итоге происходит что-то плохое. А потом я осознаю случившееся и ничего уже не могу изменить. И я просто… мне кажется, что все вокруг меня ненавидят, и я не знаю, как вписаться, как понравиться… Я не знаю, как это объяснить. Я никому об этом не говорил. — Ты можешь говорить со мной… о чем угодно. — Правда? — Том чуть повернул голову. — И вы не будете думать обо мне, как о каком-то… уродце? — Уродце? — это слово больно резануло слух. — Кто тебя так называл? — Много кто. Гарри пожевал губу. Он чуть отстранил Тома, стараясь не обращать внимание на то, как сильно тот цеплялся за его свитер. Он потянул его к креслу и усадил около камина. Том немного посопротивлялся, но все же поддался и послушно устроился между двумя мягкими подушками. Его глаза опухли, а в свете огня они казались слишком темными. — Те, кто называл тебя так, ошибались, — Гарри сел на другое кресло, гораздо менее мягкое и удобное. — Они поступали очень жестоко. И это понятно, что ты хотел отплатить им тем же. Все мы этого хотим порой. — Даже вы? — Даже я, — Гарри отвел взгляд. Он вдруг подумал о Дамблдоре: ему не хватало его мудрости и заботы. — Но хотеть и делать — это разные вещи. То, что случилось между тобой и Маркусом, было чередой ошибок, но мы можем все исправить. Все будет хорошо. Иначе все было зря. — Вы обещаете? — Что? — Пообещайте мне, — повторил Том, скрывая требовательные нотки в голосе. — Пообещайте, что не оставите меня и больше не будете смотреть на меня, как на чудовище. Смотрел ли Гарри на него, как на чудовище? Мог ли он прекратить думать об этом? — Я сделаю это, если ты пообещаешь быть честным со мной. Но не так, как в прошлый раз — ты должен держать свое слово, иначе оно ничего не будет значить. Больше никаких нападений, никаких подстав. Договорились? Том еще раз шмыгнул носом и протянул руку. — Обещаю, — его ладонь чуть дрожала. — Обещаю, — Гарри пожал его руку. Шрам вновь кольнуло, но он откинул это чувство прочь. Том крепко стиснул его пальцы, прежде чем отпустить. На миг воцарилась тишина. Реддл без всякого смущения разглядывал его, а Гарри метался между желанием наблюдать за его реакциями и стыдливо прятать глаза. За их разговором он и забыл о том, насколько неправильной была вся эта ситуация. Он не был преподавателем, но на нем лежала такая же ответственность, и он не мог потакать желаниям студента. И все же… — Хочешь какао? — спросил он тихо. Том удивленно кивнул. Около камина висел маленький золотой шнурок, потянув за который, можно было вызвать домового эльфа. За комнаты Гарри отвечал старый домовик по имени Тиллибо: он был вежлив и аккуратен, и Гарри каждый раз испытывал муки совести, вызывая его к себе. Вот и сейчас он смущенно улыбнулся, когда Тиллибо с тихим хлопком появился на коврике. — Мистер Поттер, сэр, — он почтительно поклонился. — Как дела, Тиллибо? Я не разбудил тебя? — Что вы, сэр, у нас разгар рабочего дня. Тиллибо рад помогать. — Можешь, пожалуйста, принести какао? Эльф кивнул и исчез. Том смотрел на место, где он стоял секунду назад, удивлённым взглядом. — Кто это был? — спросил он. — Домовой эльф. Он и другие работают на кухне и убирают замок. — Как удобно. Тиллибо вернулся через пару минут. Он поставил чашку с какао на столик, удостоверился, что его помощь больше не требуется, и вновь исчез. Том неуверенно потянулся за какао; Гарри наблюдал за тем, как по лицу мальчика расплывается блаженная улыбка. Какао было лучшим лекарством в такие моменты. Некоторое время они с Томом сидели в тишине, думая о своем. Реддл не торопился уходить, и Гарри не прогонял его. — Ты помирился с остальными, так ведь? — спросил Гарри спустя несколько минут молчания. Его нельзя было назвать комфортным, но могло быть и хуже. — Стало лучше, — тихо ответил Том. — Как это произошло? Разве они не должны были переживать за Маркуса? Реддл бросил на него пронзительный взгляд. — Не думаю, что последние события укрепили их привязанность к нему. С каждой секундой он выглядел все лучше. Выпив какао и пригревшись, он уже мало чем напоминал мальчика, плачущего у Гарри на груди — только опухшие глаза были последствиями. Том уютно устроился среди подушек, чуть откинулся назад, словно намереваясь остаться так навсегда. Гарри наблюдал за ним и думал, что такой исход был бы не худшим — они бы провели целую вечность в этой комнате, и Реддл никогда бы не вырос, оставшись миловидным мальчиком с большими серыми глазами. Том поймал его взгляд, и его губ коснулась улыбка. — Я рад, что мы помирились, мистер Поттер, — признался он. — Я тоже, — Гарри немного неловко поерзал на диванчике. Он хотел расспросить его, но боялся давить. Действовать нужно было очень осторожно: Том открылся ему, но он по-прежнему был хитрым и способным на манипулирование, и Гарри пытался пробраться сквозь тернистый лес его реакций. Он хотел верить, что Реддл был искренен с ним хотя бы сейчас; он думал, что, может, ему стоит снова его обнять, чтобы сквозь реакции его тела понять его настоящие чувства… — Я хотел обсудить с вами кое-что еще, — Том словно прочел его мысли. Он передвинулся на самый край кресла, будто бы желая пересесть на диван к Гарри, но не решаясь. — Я рассказал остальным о том, что умею говорить со змеями. — Что? — удивился Гарри. Дамблдор говорил ему, что Том отрицает эту способность. — Зачем ты это сделал? — Хотел их впечатлить, — Реддл пожал плечами. — Они бы не согласились… принять новый порядок вещей, если бы я не показал им нечто особенное. — Полагаю, ты достиг своей цели, — с одной стороны Гарри был рад, что Реддл прекратил издевательства, но с другой… Подружившись с этими мальчиками, Том подтолкнул их к пути становления Пожирателями. Колесо продолжало крутиться. — Возможно, — отозвался Том. — Но я хотел поговорить с вами не об этом. Розье сказал мне, что способность говорить со змеями восходит к роду Салазара Слизерина. Мурашки пробежали по спине Гарри. Он сжал руки в кулаки, надеясь, что выражение его лица не изменилось. Очарование от чужой слабости и доверчивости испарилось, и сейчас он видел в Томе только любопытство и целеустремленность. Реддл смотрел на него выжидающе, словно маленькая змейка, и Гарри было почти больно видеть это. Почему он не мог стать нормальным? Обычным? Просто мальчиком. — Так говорят, — сухо отозвался он и поднялся с дивана. Гарри подошел к камину и уставился на огонь. Языки пламени напомнили ему о его кошмаре, и Гарри зябко поежился. Он совсем забыл, что стоял босиком, и сейчас прохлада вдруг резко коснулась его ног. Действительно ли Том переживал из-за их ссоры? — Дамблдор не рассказывал мне этого, — тихо отозвался Том. — Он сказал лишь, что это большая редкость. — Это действительно редкость. — Потому что только потомки Слизерина могут это делать? — голос Тома стал ниже, и Гарри вдруг ощутил страх. Ему казалось, что если он повернется, то вновь увидит Волдеморта — или юношу из Тайной Комнаты. Скоро Том станет этим юношей. Его миловидность превратится в юношескую привлекательность, худое тело окрепнет, и Гарри придется поднимать лицо, чтобы заглянуть ему в глаза. От этого образа он задрожал еще сильнее. Он услышал шаги. Том подкрадывался к нему со спины, словно дикий зверь. — Если это так, — его голос звучал так близко, что Гарри в миг окаменел, — то вы тоже его потомок, правильно? Это значит, что мы с вами родственники. Гарри не знал, что ответить на это. Природа его связи с Волдемортом была загадочна, и он не мог объяснить Тому того, в чем сам не разбирался. Он мог согласиться на этот вариант, гораздо более простой и понятный — разве это обязывало его к чему-то? — Слизерин жил тысячу лет назад. Всякое могло случиться, — устало ответил Гарри, повернувшись. Реддл стоял прямо за ним — слишком близко, чтобы это не вызывало дискомфорта. Огонь отражался в его глазах, делая их темными и алыми — такими, какими они должны были стать. Может, Гарри не стоило и пытаться? Он так устал. Он хотел просто жить дальше, вести свой кружок, быть профессором… Он не хотел бороться с Томом Реддлом и ощущать его болезненное давление. — Но это так, правда? — Реддл, казалось, желал встать еще ближе, но в этом случае Гарри пришлось бы отступать в огонь. — Мы с вами связаны. — Возможно. Многие волшебники связаны между собой. — Это все объясняет, — выдохнул Том. — Объясняет то, что я чувствую к вам… — И что же? — Гарри заговорил так сипло, как будто в его горло насыпали песка. Том повел головой, будто птица — или змея. — Словно я вас знаю, — шепнул он. — Я впервые ощутил это в Большом Зале после распределения. Я никогда вас раньше не видел, но когда я взглянул на вас… Между нами словно была натянута струна, и я знал, что вам было больно на меня смотреть. Шрам снова кольнуло, и Гарри понадобилась вся его воля, чтобы не поморщиться. — Вам все еще больно, мистер Поттер? — Том наклонился вперед. — А ты бы хотел этого? — Гарри прижался спиной к каменному столбику около камина. — Чтобы мне было больно? — Нет, никогда, — Том открыто потянулся вперед и обнял его, загнав в ловушку. Подбородком Гарри уперся в его макушку. Он ощущал его горячее дыхание на своей груди. Том вновь задрожал и стиснул его сильнее. — Я думал, у меня никого нет в этом мире. Но я встретил вас. Гарри уставился на его кружку, оставленную на столике. На белой стенке чашки остались коричневые разводы от какао, но в таком свете они казались темными и похожими на кровь. Это завораживало, и Гарри казалось, что он падает в эту темноту, и ничто на свете не в силах остановить его движения навстречу неминуемой гибели.