Порочный круг

Ребята, я не знаю, что происходит с фикбуком, но он почему-то добавляет очень странные абзацы в эту главу, разрывая предложения. Подобная проблема была у меня с другим фиком, и это при том, что я не гружу доки. Абзацы появляются снова, даже если я или бета их удалим... Если кто-то знает решение, пожалуйста, подскажите! На следующий день в Хогвартс прибыли люди из Министерства. Гарри и Гермиона не были приглашены на беседу с ними, поэтому могли лишь гадать, какие меры собирается предпринять Министерство. Помимо директора, волшебники в строгих черных мантиях беседовали с Дамблдором, и это стало отдельной темой для сплетен: те профессора, что были посвящены в туманное прошлое профессора Трансфигурации, отмалчивались, а другие тихо шушукались. Гарри и Гермиона примкнули к последним в надежде узнать что-то новое, но они не смогли нарыть ничего кроме догадок и слухов. Гарри решился спросить у Вилкост. — У Альбуса много знакомств по всему миру, — ответила та уклончиво. — В том числе и в Германии. Министерство хочет знать, может ли он оказать им поддержку. Знало ли Министерство о связи Дамблдора и Гриндевальда? Гарри считал, что они были друзьями в молодости, а затем их пути разошлись, но в их истории наверняка было что-то еще. Оставалось всего несколько лет до того момента, когда Дамблдор открыто выступит против Темного волшебника — почему он вообще это сделал? Министерство вынудило его принять меры? И почему он не решился раньше? Гриндевальд представлял опасность, и теперь его руки дотянулись до Хогвартса — Гарри не видел причин, почему Дамблдор не желал бы избавиться от угрозы немедля. — Может, он боится узнать, что это он виноват в смерти Арианы? — предположила Гермиона. — И Гриндевальд был его другом. Я не уверена, что у Дамблдора их было много. Профессор казался погруженным в свои мысли. Гарри поглядывал на него издалека, но не решался приблизиться: когда профессор смотрел на него, ему казалось, будто взгляд синих глаз пронзает его насквозь. Дамблдор словно подозревал его в чем-то, но Гарри понятия не имел, в чем — он не делал ничего подозрительного, и профессор никак не мог узнать о его взаимоотношениях с Томом. С которым, к слову, Гарри почти не виделся. Уроки в день после нападения были отменены. Профессора занимались оценкой ущерба: крыша Гриффиндорской башни была сильно повреждена, и гриффиндорцев пришлось выселять из общежития на время ремонта. Им было выделено западное крыло: там было несколько пустующих комнат, и учителя, в числе которых оказались и Гарри с Гермионой, занимались их обустройством. Уолбрик поделился с Гермионой, что Диппет планирует воспользоваться дырой в башне, чтобы провести реконструкцию и достроить еще одну маленькую башенку, такую же, как на Северной стороне. — Ну, конечно, — шепотом сказала Гермиона, когда Уолбрик отошел. — Это же наша башня! — О чем ты? — удивился Гарри. — Башня женского общежития. Моя комната была в ней. Гарри совсем об этом не подумал. С одной стороны это значило, что они не запустили парадоксальный механизм, меняющий будущее — они вмешались, но события продолжили идти своим чередом. Было ли это хорошим знаком? Гарри пересказал Гермионе подробности ночного разговора, и вдвоем они порешили, что это было удачным стечением обстоятельств. Том мог сколько угодно говорить о своем бесстрашии, но Гарри точно знал, что мальчик чувствовал на той крыше — и он с трудом мог представить другую ситуацию, когда Том позволил бы свернуть с темы чтения мыслей. Гарри подозревал, что Реддл не оставит это так просто, но они словно бы помирились, и этого было достаточно. Однако это все равно было опасным открытием: Тому не стоило знать, как глубока была их связь. И ему не стоило знать о Волдеморте. — Он ведь не знает, что это, — утешала его Гермиона, хотя ее собственные глаза были полны смятения. — Само по себе это слово ничего не значит. И даже если он начнет составлять буквы, ему нужно еще семь — он никогда их не соберет. Он не узнает. Гарри надеялся, что так и будет. Но тяжелое предчувствие собиралось где-то под сердцем: прошлое — или будущее — слишком активно пробивало себе дорогу в их настоящее. Гарри ничего не сказал Гермионе о видении, что явилось к нему под покровом темноты: он знал, что это только расстроит ее, и предпочел оставить этот образ при себе. Возможно, ему стоило поступать так и дальше. Советы Гермионы были правильными и четкими, но они ему не подходили. Гарри ощущал себя так же, как во время занятий окклюменцией: ему говорили, чего от него ждут, но он понятия не имел, как прийти к этой точке. Их с Волдемортом связь была непонятной даже Дамблдору, и, может, Гарри стоило оставить это лишь между ними двумя. Он знал, что Волдеморт все еще существует где-то — в его памяти или в другом мире, неважно, — и в эту страшную ночь он получил подтверждение. Гарри не был сумасшедшим, и боль в шраме была настоящей. Уверенность, которая наполнила его, пока Том прятал свое лицо у него на плече, никуда не исчезла: пока Реддл был рядом с ним, Волдеморт не мог дотянуться до них обоих. И, может, размышлять о нем, как о чем-то близком и материальном было неправильно, но это помогало разделить их: мальчика и чудовище. Том не объявлялся два дня. Гарри видел его издалека, но другие дела отнимали все его время. Закончив с комнатами гриффиндорцев, он отправился помогать укреплять барьер: Флитвик, Дамблдор и Диппет накладывали дополнительные слои чар, остальные подпитывали их заклинаниями. В воздухе витала тревога: они должны были вернуться к нормальной жизни, но уверенности, что налет не повторится, не было. Гарри знал, что родители учеников строчат Диппету письма, и их можно было понять: раньше Хогвартс казался оплотом безопасности, далеким от маггловской войны, но все изменилось. Они словно оказались в гуще событий. Реддл вернулся в жизнь Гарри в тот же день, когда поставили урок ЗОТИ второго курса. Его показательная обида растаяла: вместе со своими друзьями он пересел обратно на первые парты. Гарри понятия не имел, что Том наговорил слизеринцам, но те послушно терпели все эти перемещения. Реддл внимательно слушал его, делая пометки, и покусывал кончик пера: на уроке он мог сколько угодно разглядывать Гарри, и от осознания того, что размышляет Том не только о защитных заклинаниях, Гарри становилось не по себе. Думал ли Том о чтении мыслей снова? Жаждал ли проверить свою теорию? — Из-за случившегося пару дней назад, профессор Вилкост решила изменить программу, — вещал Гарри, стараясь глядеть куда угодно, только не в серые глаза Тома. — Поэтому мы с вами немного притормозим в изучении волшебных существ и сосредоточимся на чарах, которые могут вам понадобиться в экстренной ситуации. Но мы будем надеяться, что этого все же не произойдет. Они проходили заклинания, которые Гарри и сам узнал совсем недавно: как дышать в дыму, который не получается разогнать, как защищаться от падающих камней… На уроках Флитвика они изучали лечебные заклинания, на уроках Дамблдора — маскировочные… Гермиона причитала, что Хогвартсу бы не помешали обычные курсы первой помощи, и Уолбрик с ней соглашался, но директор и остальные профессора думали, что их система вполне неплоха. При этом многие из них считали телесные наказания приемлемой формой воспитания, и убедить их в необходимости улучшений было сложно — почти невозможно. Но все же Гарри знал, что рано или поздно Дамблдор сменит Диппета на посту, и все изменится. После урока Том махнул своим друзьям и остался. Он собрал свою сумку и присел на край стола, глядя как остальные уходят. Роуз улыбнулась ему и словно бы хотела подождать, но Том покачал головой. Гарри наблюдал за этой картиной, задаваясь вопросом, что происходит у этих двоих. Он, наверное, мог спросить? Они уже говорили о таком, но последнее время было тяжелым, и Гарри не хотел давить. — Я хочу пересдать боггарта, — прямо сказал Том, когда они остались вдвоем. — Сейчас? — удивился Гарри, чуть не уронив перо. — Да, — Реддл дернул бровью. — Можно? Гарри, конечно, не думал, что Том сразу начнет с того, на чем они остановились, но все равно ощущал себя растерянным. — Уверен, что хочешь делать это после случившегося? — Мне кажется, это лучшее время, — Реддл выглядел уверенным. — Вы покажете еще раз, как правильно исполнять заклинание? Том говорил нормально, как раньше, словно всего этого времени после Рождества и не было. Он пытался сделать вид, что ничего не произошло, и Гарри собирался последовать его примеру. Если Том хотел, чтобы они начали с боггарта, то так тому и быть: Гарри отправился за сундуком. Ему не хотелось снова глядеть на горящий Хогвартс — видит Мерлин, ему хватило недавних событий, — но если Реддл нуждался в этом… Он жаждал проверить себя, доказать себе и окружающим собственное бесстрашие. Делать это вместе с Гарри и боггартом было все же лучшей тактикой, чем торчание на крыше. Все повторилось вновь. Том был абсолютно спокоен: он внимательно разглядывал боггарта Гарри и то, как тот избавился от него, а потом занял его место. Дамблдор появился перед ним, и на этот раз Том не стал ждать, пока тот начнет поливать его грязью: он вскинул палочку и произнес заклинание. Он сделал все четко и быстро, и Гарри искренне засомневался, что ему нужны были дополнительные примеры: Том уверенно держался, и сила заклинания была такой, что боггарта отбросило обратно в сундук. — Отлично, — Гарри улыбнулся ему. — Думаю, я мог поставить тебе зачет и без проверки. — Это было бы нечестно, профессор, — Том вернул ему улыбку. — К слову, это была первая контрольная, которую мне пришлось пересдавать. — То-то еще будет, — Гарри вспомнил горы своих собственных пересдач и отработок. — Надеюсь, вы ошибаетесь. Гарри запер сундук и поднял его в воздух. Пока он относил его и собирался с мыслями, Том расхаживал вдоль окна, заложив руки за спину. Он вскинул голову, когда Гарри вернулся. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, и Гарри не знал, что сказать. — Ты в порядке? — спросил он, когда стало понятно, что Том будет молчать. — Я не боюсь боггартов. — Я говорю не о боггарте. О том, что произошло. Том вскинул брови и замялся. Он казался немного смущенным, словно ему самому не хотелось ворошить случившееся, и необходимость сделать это тяготила его. В конце концов, может, у него не было никакого плана по поиску информации — может, он просто был расстроен. Гарри терпеливо ждал, не приближаясь и передвигая пергаменты на столе. Наконец, Том вздохнул: — Со мной все хорошо, — сказал он. — В конце концов, вы не сдали меня Принглу. Хотя теперь он думает, что я трусливый второгодка, плутающий в родных коридорах. — Уж лучше так, чем лечить потом твою спину. — Как посмотреть. Они снова замолчали. — На самом деле, я хотел сказать вам кое-что, профессор, — Реддл не позволил Гарри окончательно отчаяться. — Что? — Я не лгал вам в прошлом году, когда говорил, что меня беспокоит мое отличие от остальных, — Том прижался поясницей к подоконнику. Свет падал на его плечи, подсвечивал волосы, создавая золотой ореол вокруг головы. — Я не думаю, что ты мне лгал. Том скрестил руки на груди. — Но все-таки вы считаете, что это проблема. — Том. — Я надеялся, что все изменится для меня в Хогвартсе, но этого не произошло, — Том отвел глаза и уставился на плакат на стене. — Почему-то я снова оказался не таким, как все. — Но ты ведь больше не один, — Гарри сделал к нему шаг. — У тебя появились друзья. — Это те же люди, что пытались запугать меня, — Том склонил голову на бок. — Как, по-вашему, я смог заставить их прекратить цепляться ко мне? Только испугать в ответ. Это всегда работало, и в приюте тоже. Тот, кто вас боится, не может вами управлять. Но оно получается само собой, когда я чувствую себя некомфортно, понимаете? И я не хотел, чтобы вы ощущали себя так рядом со мной. Никогда не хотел. Гарри вдруг подумал о Волдеморте. Тот охотился за Гарри, тратил столько усилий, чтобы добраться до ребенка — мальчика, который оказался достаточно везучим, чтобы раз за разом выживать в борьбе, но который мечтал лишь о том, чтобы все это прекратилось. Волдеморт его боялся. Он допустил мысль, что кто-то может привести его к гибели, и она отравляла его жизнь — и жизнь Гарри. — Зачем ты мне это говоришь? — Я просто хотел сказать, что это не значит, что я… ненормальный. Я просто привык так жить. Он посмотрел Гарри в лицо странным, удивленно рассеянным взглядом. — Мое любимое блюдо — пирог с патокой. Я не люблю рано вставать. Мне часто снятся кошмары. Летом я большую часть времени разговаривал только с Гермесом. История магии действительно очень нудная, и я иногда просто засыпаю на ней. На самом деле мне нравится слушать, как остальные обсуждают девчонок. Мой первый поцелуй был крайне неудачным. Я пытался играть в футбол, но так и не понял, в чем все веселье. Я такой же, как и все. Гарри смотрел на него, открыв рот. — Я тоже люблю пирог с патокой, — произнес он неожиданно для самого себя. — Я знаю, — Том улыбнулся. — Я наблюдал за вами. — Почему? — Вы мой первый друг, профессор. Вы много для меня значите, — Том оттолкнулся от подоконника. Он приблизился к Гарри, и в кои-то веки это не походило на нападение. Он ступал мягко и смотрел чутко, а Гарри разглядывал его светлое лицо. — Порой мне кажется, что вы хотели бы, чтобы я был самым обычным мальчиком на свете. Даже несмотря на то, что вы сами назвали меня «особенным». — Я думаю, что жизнь обычных людей недооценивают, — ответил Гарри невесело. — Но это не значит, что твои отличия делают тебя хуже остальных. Ты такой, какой есть. Я тоже был неправ, когда ждал, что ты станешь кем-то другим. Я просто не думаю, что слава и величие принесут тебе счастье. — Считаете, что я могу их достичь? — Я считаю, что ты сможешь достичь всего, чего пожелаешь. Но я бы хотел, чтобы счастье тоже было в этом списке. А в славе и величии нет ничего хорошего. Гарри знал наверняка, что погоня за властью не принесет Волдеморту ничего хорошего — только ненависть, страх и кровь. Может, он был счастлив, убивая всех тех людей и разрушая замок, который когда-то считал домом. Но Гарри верил, что для мальчика перед ним эти картины были бы кошмаром, а не блаженством. — Вы говорите так, словно разбираетесь в этом. — Я просто… знал одного человека, который отдал бы все, чтобы быть обычным мальчиком. Чтобы неудачный первый поцелуй был бы худшей из проблем. Том коснулся его рукава. Гарри чувствовал тепло его пальцев, скользивших по его локтю. Это было крошечное, почти невесомое прикосновение, но оно почти пугало его — ему казалось, словно лед, выросший между ними, плавится под напором чувства, что Том передавал ему. — Порой я ощущаю себя счастливым — в Хогвартсе, — поделился Том. — Понимаю, — Гарри улыбнулся. — Хогвартс стал и моим домом. — Но разве вы бы не хотели иметь настоящий дом? Только ваш? Гарри редко об этом думал. Порой он вспоминал об их с Гермионой плане — их главном оружии в борьбе за душу Тома Реддла. Им бы понадобился дом, где они бы проводили время на каникулах, где протекала бы их жизнь. Это казалось несбыточной фантазией. — Конечно, — ответил Гарри тихо. — И каким бы он был? — Маленьким, я думаю, — Гарри прикрыл глаза на мгновение. — Небольшой дом на природе. Может, на берегу моря. — Я бывал на море, — Том мягко улыбнулся. — Мы редко ездили на экскурсии, но иногда летом нас вывозили на один пляж… Там был очень красивый утес, и нам запрещали подниматься на него, но я все равно это делал. Мне там нравилось. Гарри присел на край парты, не отрывая взгляд от его лица. В таком положении Том был выше его: возможно, ему стоило привыкнуть к этому. Гарри знал, что будет еще тяжелее, когда Том повзрослеет — в конце концов, он создал Волдеморта еще в стенах замка. Но пока что он был ребенком. Мягкие ресницы обрамляли его глаза, которые сейчас казались невероятно светлыми. У него была удивительно чистая кожа, и ни следа тех проблем, с которыми сталкивался Гарри и его друзья. Сложно было представить, чтобы Том, как Симус, прыгал перед зеркалом и пытался разглядеть на лице хоть какую-то растительность. Или чтобы он заталкивал под матрас журналы сомнительного характера. Может, он действительно хотел быть обычным мальчиком, но он был другим. Слишком смышлёным, слишком привлекательным, слишком коварным. Он готовился к своему великому будущему. Тот-Чье-Имя-Нельзя-Называть сотворил много великих дел — да, ужасных, но все же великих. Гарри вздрогнул. — Звучит неплохо. Том кивнул. Он не убрал руки и не отодвинулся. Гарри сглотнул. Они молчали, глядя друг на друга, и Гарри думал, может, им стоит все так и оставить — никаких разговоров о том, что заставляло их ругаться. Но рано или поздно это все равно бы всплыло, и Гарри знал, что порой лучше сорвать это, как пластырь. Шрам не болел. Может, это был хороший момент. — Слушай, — начал он. — О том, что произошло на крыше. — Хотите рассказать мне правду? — Том… — У меня есть свои догадки, — сказал Реддл прямо. — Можно? — Валяй. Не мог же он догадаться о Волдеморте. В этом случае Гермионе пришлось бы стереть ему память — в конце концов, это заклятие хорошо ей удавалось, — а весь их план полетел бы к чертям. Но Том не догадался. — Ни в какой Польше вы не жили, так ведь? Гарри усмехнулся: он ждал совсем не этого. — С чего ты взял? — Я попросил Максимилиана сказать рядом с вами «Привет» по-польски, а вы сказали ему «Будь здоров». Он все еще держал Гарри за локоть — требовательно и крепко, словно он не собирался его отпускать. Меж его бровей залегла маленькая складка. Всего мгновение назад он казался таким расслабленным, почти счастливым, и Гарри не желал уходить от этого. Прошлое притягивало за собой Волдеморта, но будущее было в их руках. В будущем мог быть только Том. — Я не жил в Польше, — признался Гарри шепотом. — Но это тайна. — Я никому не расскажу, — Том подался вперед. — Вы с мисс Грейнджер правда сбежали из-за нападения на ваши семьи? — Да. — Кто это сделал? Вы не пытались ему отомстить? — Я пытался, — Гарри отвернулся и уставился в окно. Небо было серым и пустым. — Но он был слишком силен. Поэтому мы сбежали. — Он ведь не ищет вас? Он меня уже нашел — подумал Гарри грустно, но ответил: — Надеюсь, что он остался в прошлом. Как и все остальное. Том поджал губы и сжал пальцы крепче. Какое-то время он молчал, перебирая в пальцах ткань на мантии Гарри. Сейчас умение читать его мысли пригодилось бы: на его лице отражалось только сосредоточение. На крыше он кричал, что Гарри постоянно ему лжет, и это было так: он лгал или недоговаривал, и крупицы правды мешались с этими историями. Но Том пытался помириться с ним, пытался построить картину, в которую все встроилось бы, словно паззл. — Есть вещи, которые я не могу тебе рассказать, — сказал Гарри мягко. — Некоторые тайны принадлежат не мне, другие же я бы просто предпочел забыть. А в чем-то я просто не разбираюсь. Я понятия не имею, как управлять нашей связью — у меня получилось в тот раз, но это была случайность. Я не сделаю этого снова, обещаю. — Я понимаю. Я просто хочу знать о вас все. — Кое-что я могу тебе рассказать, — Гарри улыбнулся. — Не обязательно копаться в тяжелых воспоминаниях. Давай мы просто оставим что-то за дверью. Том прищурился. — Думаю, это не все, что вы хотели бы оставить за дверью. На Рождество я рассказал вам о Тайной Комнате, и вам это не понравилось. Мне было очень обидно, когда вы меня выставили. — Том Реддл нравится мне больше, чем Наследник Слизерина. — Считаете, нам лучше вместе есть пирог с патокой, нежели обсуждать Тайную Комнату? — Именно так я и считаю. Том улыбнулся. Он выглядел действительно очаровательно, когда делал это, и видеть, как настороженное выражение пропадает с его лица, было приятно. — И что тогда делать? — Давай я буду рассказывать тебе то, что могу, а ты не будешь слушать байки про Слизерина и ругаться с Орионом Блэком? С нас достаточно войны. Я бы все отдал, чтобы жизнь в Хогвартсе была простой и безопасной. — Вам бы быстро это наскучило. Гарри моргнул. — С чего ты это взял? — Вы с неожиданной для профессора регулярностью влезаете в конфликты, — усмехнулся Том. — Да, и все эти конфликты устраиваешь ты. — Может, я просто хочу, чтобы вы меня остановили? Сердце Гарри пропустило удар, но Том этого не заметил. — Это как игра, — сказал тихо Реддл. — В которой мы оба остаемся при своем. — А правила? — Правил нет.

***

Альфард увидел Тома издалека. Тот стоял в галерее, окружающей двор, и смотрел на холмистый спуск к лесу. Они договорились встретиться в Совятне, но было непохоже, чтобы Реддл спешил туда: он не двигался, а сумка валялась у его ног. Он был без шарфа, без теплой мантии, и одного взгляда на него было достаточно, чтобы продрогнуть. — Том, — окликнул его Альфард. Он старался звучать так, словно он сам только вышел на улицу, а не торчал двадцать минут около Совятни, как полный придурок. Реддл повернулся и бросил на него удивленный взгляд. — Альфард. Ты отправил письмо? — Нет, — он кашлянул. — Я ждал тебя. Альфард не хотел походить на плаксу, которую не удостоили вниманием, но они же договорились, в конце концов. Он оперся о холодную стену рядом с Томом и скрестил руки на груди. Видимо, произошло что-то серьезное, потому что Реддл никогда не опаздывал — и никогда не выглядел таким растерянным. Он отвернулся от Альфарда и принялся разглядывать башни Хогвартса. Одна из них была окружена заколдованными лесами. — Где ты был? — Я немного задержался, — меланхолично отозвался Том. — Так что? Идем в Совятню? — Нет. Я передумал. — Что? — Альфард уставился на него круглыми глазами. Реддл со своего Дня рождения горел желанием щелкнуть Ориона по носу и вынудить оставить их компанию в покое, и в последние дни его неприязнь была особенно сильна. Альфарду это было только на руку: в конце концов, он знал об Орионе больше остальных и мог помочь придумать план. Достать из его шкафа пару скелетов, которые хранились в пыли так давно, что все уже и позабыли, что Орион Блэк не всегда был таким безупречным. Напомнить брату об этом. Прежде чем тыкать Альфарда носом в его «неприемлемое» поведение, ему стоило вспомнить о собственных контактах с грязнокровками. Ее звали Амелия, и она теперь училась в Шармбатоне. Но ее подруги все еще были в Хогвартсе, а Роуз была с Когтеврана и хотела в их команду. Все можно разузнать. Но Том передумал. — Не уверен, что хочу форсировать события сейчас. — Почему? Том куснул нижнюю губу. — Мы с мистером Поттером пришли к соглашению. Альфард прищурился. — Какому же? Том не ответил. Он вдруг оперся о подоконник и легко выпрыгнул наружу. Он по щиколотку утонул в снегу, но словно этого и не заметил — Реддл прошел несколько шагов вперед, спускаясь по холму, а затем обернулся. Альфарду пришлось лезть за ним. — Ты что творишь? — Ты помнишь, какой боггарт у мистера Поттера? — спросил Реддл задумчиво. — Горящий Хогвартс, — отмахнулся Альфард. — Том, что происходит? — Вид на замок прямо из этой точки, — Том обвел взглядом снежный склон. — Если выпрыгнуть из этого окна, спуститься и обернуться. Почему отсюда? Он поднял глаза на башни и прищурился. — Какая разница? — спросил Альфард. — Может, ему просто нравится вид. Он тоже посмотрел на башни замка — высокие и темные на фоне пасмурного неба. — Вид, — повторил Том. — Действительно впечатляющий. Они постояли какое-то время в тишине. Альфард начал мерзнуть, и для него оставалось загадкой, почему Том не стучит зубами. Кончик его носа и щеки покраснели, и оттого он казался на удивление беззащитным. Трогательным. Хотя это было не так. — Том, — Альфард взял его за запястье. — Так что за соглашение? — Мистер Поттер попросил не начинать войну, — Реддл отвернулся от замка. — Мы только помирились, и я не хочу начинать новый конфликт. Тем более что сразу же прискачет твой братец. Альфард дернул бровью. — И что? Конец всему плану? — Просто отложим его, — Том не пытался отнять свою руку, и Альфард чувствовал его быстрый пульс. И его горячую кожу. — Если Орион снова влезет в наши дела, то напишем этой девушке. Какое-то время все должно быть тихо. Он старался угодить Поттеру так, словно это что-то меняло. Альфард крепче сжал свои пальцы. Почему это вообще было важно? Мистер Поттер был хорошим преподавателем, но он был профессором — человеком не из их круга. Однако Том поворачивался к нему, как к солнцу, менял их планы, пересаживался в классе, шлялся ночами по замку… В этом было что-то неправильное. Что-то, из-за чего нечто в груди Альфарда болезненно сжималось. — Какая вообще разница? — вырвалось у него. — Мистер Поттер наш профессор, конечно, он хочет, чтобы мы хорошо себя вели. Будем его слушаться? — Я же сказал, что это временная мера. — Да, потому что вы только помирились. Том прищурился и отнял руку. Альфард тут же отступил: холод вдруг с удвоенной силой принялся терзать его. Не стоило заходить так далеко и озвучивать свои сомнения: Реддл плохо принимал критику, и сейчас его серые глаза казались колючими. Он взирал на Альфарда так, словно тот сморозил нечто, недостойное его ушей. — Тебе не нравится, что я дружен с мистером Поттером? — Что? — Альфард вспыхнул, как спичка. — Нет! — Тогда в чем проблема? — Просто… — Альфард и сам не знал, что он хочет сказать. Он действительно думал, что Том слишком прикипел душой к их преподавателю, а тот едва ли разделял его симпатию, но озвучить это было бы самоубийством. Том стоял перед ним и ждал, и Альфарду таких трудов стоило пробиться к нему — рушить все из-за неуместной ревности… Он вообще не хотел его ревновать. — Я просто вспомнил все, что ты о нем говорил, — нашелся он с ответом. — О всех тех подозрительных вещах. Мы столько времени пытались раскопать его прошлое, искали это слово в книгах — а ты просто с ним помирился? Том пожал плечами и немного расслабился. — Я узнаю больше, находясь рядом с ним. — И ты узнал что-нибудь сегодня? — Нет, — Том отвернулся и снова посмотрел на башни. — Ничего.