Порочный круг

Альфард все рассказал друзьям — ну почти все. По итогу получилось, что он скрыл большую часть разговора с Орионом: некоторые детали были слишком личными и обидными, чтобы выставлять их на всеобщее обозрение. Альфард предпочел бы и вовсе забыть о них, но они звучали в глубине его разума, подобно громовым раскатам, и он понятия не имел, как заглушить их отравляющий гул. Он вовсе не должен был чувствовать себя таким расстроенным. — Младший брат — это неплохо, правда? — спросил Максимилиан. — А что в этом хорошего? — фыркнул Эдвин. — Придется делить с ним внимание. — Вальбурга с этим как-то справилась. — Ой, иди ты со своей любовью к Вальбурге, — отмахнулся Бенджамин. — Согласен с Эдом. — Эй! — возмутился Максимилиан. — Я люблю Матильду! Альфард вздрогнул. Он бросил взгляд на Тома: тот сидел на своей кровати, поджав под себя ногу и глядя в одну точку. Он ничего не сказал про пополнение семьи Блэков и погрузился в свои мысли: на его лице застыло странное, задумчивое выражение. Брови сошлись на переносице. Альфард, наверное, должен был обидеться на его пренебрежение, но он не мог это сделать — он смотрел на Тома, и его сердце начинало биться быстрее. Если бы он только мог ему сказать… — А ты что думаешь? — Бенджамин посмотрел на Альфарда. — О брате? Он пожал плечами. Очевидно, родители более не возлагали на него больших надежд: они наверняка наслушались рассказов Вальбурги и Ориона и предпочли поверить им, нежели спросить самого Альфарда. Когда они вообще спрашивали его мнение? Никогда. Для них он был просто ребенком. Видимо, у него был лишь один выход — доказать им, что это не так. — Я думаю, что меня достало быть самым младшим. — Может, это заставит Ориона воспринимать тебя всерьез, — кивнул Бенджамин. — Сомневаюсь, — заметил Эдвин. — Ведь он считает ребенком не только Альфарда. Мы для него просто кучка второкурсников, которые ничего не могут ему сделать. И вместе с ним так о нас думают и все остальные. Нужно доказать им, что они ошибаются. — У нас ведь есть план, — Максимилиан глянул на Тома. — Если бы мы узнали, что Орион скрывает, мы могли бы его улучшить. — Но мы не узнали, — фыркнул Бенджамин. — Это не так, — подал голос Реддл. Он опустил ноги на пол и оперся локтями о колени. Сосредоточенное выражение на его лице заставило всех остальных замолкнуть и уставиться на него в ожидании. Том обвел их внимательным взглядом и остановился на Альфарде. — Он упомянул расследование Министерства. — И? — Максимилиан поежился. — Думаешь, они расследуют дело Маркуса? — Министерство не стало бы расследовать дело годовой давности, — покачал головой Том. — Но аврор меня расспрашивал. — В этом вся странность, — Том сцепил пальцы в замок. Он все еще смотрел так, словно ничего не видел перед собой, и Альфарду казалось, что он мог услышать бег его мыслей. — С чего бы аврорам вспоминать об укусе змеи, о котором забыли еще в прошлом году, когда они, очевидно, должны заниматься Гриндевальдом и магглами? — К чему ты клонишь? — спросил Эдвин. — Что их интересует не Маркус? — Я в этом уверен. Есть только одна причина, почему они могут интересоваться тем случаем — если они думают, что это имеет значение для нынешней ситуации. — Но это ты отравил Маркуса, — сказал Альфард смело. Теперь Том смотрел только на него. — А ты не имеешь отношения к нападению магглов. Тебя даже не допрашивали. — Том был не единственным участником той истории, — задумчиво произнес Бенджамин. Реддл перевел на него взгляд, и Альфард недовольно нахмурился. — Да, — кивнул Том. — Авроров будут интересовать только факты, а не рассказы о вражде с первокурсником. А факты таковы: Маркус пишет донос на Поттера и вскоре чуть не умирает. — А если добавить к этому историю об эмиграции из Польши, где ведутся военные действия… — Они подозревают Поттера, — ахнул Максимилиан. — А Орион что там забыл? — Если бы аврорам было что предъявить, они бы это сделали, — сказал Том. — Но вместо этого они постоянно крутятся вокруг Поттера и Грейнджер и вокруг старшекурсников. Может, они не знают, кого подозревать? И перебирают всех, кто может быть связан с Гриндевальдом? — Всех чистокровных, — сглотнул Альфард. — И Ориона в том числе. Том вдруг недобро усмехнулся. — Действительно. — Вопрос в том, что самому Ориону нужно от Поттера и Грейнджер, — хмыкнул Эдвин. — К чему эти тайны, если им нечего скрывать? — Может, он просто влюбился в мисс Грейнджер? — улыбнулся Бенджамин. — Или в мистера Поттера, — хихикнул Максимилиан. Том нахмурился. — Думаешь? — он склонил голову на бок. Альфард вглядывался в его лицо, пытаясь заметить хоть тень отвращения, но не видел ничего, кроме недоумения и недовольства. Реддла не волновал тот факт, что Орион мог влюбиться в мужчину — его волновало, что тот мог влюбиться в его драгоценного профессора. Почему? Потому что он сам был в него влюблен? Альфард стиснул зубы. Гнев поднялся в его груди, и слова Ориона с новой силой принялись терзать его мысли. Он вовсе не был таким глупым и наивным, каким его считал брат. — Мне почем знать, — пожал плечами Максимилиан. — Ты между прочим с ним переодеваешься, — Бенджамин пихнул его в бок. — Мог бы и заметить что-нибудь интересное. — Извращенец, — Максимилиан пихнул его в ответ. — Я на него не пялюсь. Они начали шутливо препираться. Том наблюдал за ними, не участвуя в обсуждении, а Альфард смотрел на него. Он не мог не размышлять, не прикидывать возможные исходы… Если бы сейчас они были вдвоем, и он снова сидел перед ним на коленях? Мог ли он поделиться с ним своими сомнениями? Хочешь доставить мне удовольствие? — голос Реддла прозвучал в его голове, заглушив отравляющие слова Ориона. Однажды они уже сидели так ночью, и тогда Альфард уловил в его словах странный, игривый намек — это был единственный раз, когда Том словно бы флиртовал с ним. Единственный раз в реальности, конечно, потому что во снах Том являлся ему так же часто, как и раньше, и если бы он только узнал об их содержании… Альфард отвел взгляд, чувствуя, как краснеют щеки. Он не хотел об этом думать, но не мог перестать. Каким-то образом размышления о разговорах перетекали в картины гораздо более пикантного характера. Максимилиан и Бенджамин легко могли трещать о девчонках, и никому бы это не показалось странным, но для Альфарда все было иначе. Он не знал никого, с кем мог бы поговорить о подобном — и почему-то ему казалось, что если бы он рассказал Тому, тот отнесся бы к этому вполне философски. Он был исследователем, в конце концов. Его интересовала любая магия — отнесся бы он так же к отношениям? Они никогда об этом не говорили. Редкие комментарии о поцелуях были всем, что Альфард знал о нем. Очевидно, что Том уже целовался с Роуз, и у него наверняка это получалось так же хорошо, как и все остальное. Захотел бы он попробовать что-то другое? — Альфард? — вопрос Тома вторгся в его размышления. Альфард вздрогнул и поднял голову. — А? — У тебя осталось то письмо, что мы написали? — Да. — Отправь его, — кивнул Том. — Посмотрим, что она нам ответит. — А как же перемирие? — улыбнулся Альфард. — О котором тебя просил Поттер? — Думаю, он и сам понимал, что это не продлится долго. Альфард кивнул. Они все это понимали. На следующий день он отправился в Совятню. Письмо лежало в его кармане: оно было наполнено фальшивыми переживаниями за ситуацию в Шармбатоне и намеками на возможное сотрудничество. Они подозревали, что Амелия может многое им рассказать: Альфард смутно помнил эту историю, но он знал, что девушка пострадала в том скандале сильнее прочих. Роуз собирала информацию на Когтевране, и все выглядело довольно красочно: наследник чистокровной семьи влюбляется в магглорожденную, все закручивается, об этом узнает его отец, и чтобы замять некрасивую историю, девушку переводят в другую школу… На месте Амелии Альфард бы точил зуб на их семейку и с радостью бы бросил тень на солнечный лик Ориона. Альфард вовсе не думал, что он делает что-то плохое. В конце концов, Орион обращался с ним, как с плешивым котенком: он считал его слабым, наивным, неспособным ничего для себя решить. Он бы, наверное, предпочел, чтобы Альфард до конца своих дней бегал за ним и восхищался — и ему просто не нравилось, что кузен выбрал объектом для обожания другого человека. Так могло продолжаться вечно, и если Альфард хотел, чтобы это изменилось, он должен был за себя постоять. Если семья не уважала его, почему должны были все остальные? И Том? Альфард вовсе не скрывался в его тени — он купался в его свету. Он сам выбрал быть рядом с ним. Он рассказал ему о планах Маркуса, когда все остальные были против, потому что это было правильно. Было ли то, что он делал сейчас, правильным? Отчего-то сердце Альфарда сжалось, когда он отпустил сову. Та упорхнула прочь, и ее темное тело пропало на фоне леса. Какое-то время Альфард смотрел ей вслед, чувствуя, как ветер проникает под его плащ и холодит его тело. Волосы растрепались и лезли в глаза — возможно, ему стоило подстричься. Темные кудри делали его похожим на брата. Альфард сглотнул. Он вышел из Совятни. Том был там же, где в прошлый раз. Но теперь он не казался замерзшим и потерянным: он сидел на каменной скамье и ждал его. Максимилиан был на тренировке, Бенджамин и Эдвин где-то потерялись, и они были вдвоем. Стоило Тому поднять голову и взглянуть на него, как тяжелое чувство покинуло Альфарда. Том поднялся со скамьи. На его темных волосах осталось несколько снежинок, и Альфард, повинуясь какому-то неясному порыву, смахнул их. Прикосновение мягкой пряди к пальцам было приятным, и Том ничего не сказал в ответ на это движение: склонил голову на бок и улыбнулся. Может, Альфард мог сделать это снова. — Думаешь, она что-нибудь расскажет? — спросил Альфард. Том пожал плечами. — Все средства хороши. Уже потом Альфард думал, что это письмо стало искрой, породившей пожар, в котором их мирная жизнь изменилась навсегда. Но, прогуливаясь с Томом по двору, он об этом не думал — будущее казалось далеким и туманным. Они знали, что ответ появится не скоро (если он вообще им придет), поэтому приготовились ждать. Потекли их обычные будни, наполненные уроками, занятиями в Дуэльном кружке и сидением в библиотеке. Наступила весна: погода стала теплее, и снег потихоньку начал сходить — теперь можно было заниматься на улице. Они наблюдали за Орионом и аврорами издалека: иногда рядом с ними появлялись Поттер и Грейнджер, но в основном они пропадали где-то, и следить за ними было довольно неудобно. Том говорил, что пытается разговорить Поттера, но Альфард отчего-то сомневался в этом: Реддл пропадал у профессора, изображая то ли его ассистента, то ли примерного ученика, и когда он засиживался у него допоздна, то возвращался в странном состоянии — расслабленным и вдохновленным. Альфард не понимал, почему ему это нравится: в конце концов, разве он не тратил на эти посиделки то драгоценное время, которое они могли бы провести вместе — в библиотеке? Том никогда не вдавался в подробности. Он рассказывал, что помогает проверять домашние работы, но что в этом было интересного? О чем Поттер говорил с ним? Альфард хотел бы знать. Очень немногое могло отвлечь Тома от его профессора — тем более сейчас, когда он старался не выпускать его из поля зрения, словно боясь, что тот сбежит к Ориону и подозревающим его аврорам, — но вскоре в их расследовании случился небольшой прорыв. К нему его подтолкнула Кэти. Она была поблизости, потому что Роуз часто крутилась вокруг них: Том не называл ее своей девушкой прямо, но не перечил, когда кто-то другой так говорил. Альфард уже и позабыл про то, что когда-то Роуз привлекала и его — может, этого и вовсе никогда не было. Ему нравилось, когда они проводили время своей компанией, и девчонки в ней были лишними, хотя он, наверное, мог проводить время с Кэти? Роуз постоянно таскала ее с собой, и та была не против, хотя еще со времени дня рождения Тома она словно бы охладела к идее их дружбы. — Зачем вам нужно было знать про Амелию Блэйк? — спросила она как-то раз. Альфард провожал ее до Башни Когтеврана, потому что Роуз ушла с Томом. Альфард не особо вслушивался в рассказы Кэти об учебе и ее друзьях с Гриффиндора, но упоминание Амелии заставило его подскочить. — Да просто стало интересно, с кем общался мой брат, — отмахнулся Альфард. — Почему тебя это беспокоит? Кэти пожала плечами. Она заплетала волосы в косы и прятала нос в вороте теплого свитера. — У меня дурное предчувствие. — Не волнуйся, — Альфард улыбнулся ей. — Мы не делаем ничего опасного. — А что вы делаете? Вы постоянно торчите в библиотеке. — Просто… исследование. Историческое. — О чем? — Об основателях, — уклончиво ответил Альфард. — Трудно найти что-то, чему можно доверять. — Попросите Биннса посоветовать литературу, — пожала плечами Кэти. Альфард уставился на нее. — Думаешь, он может что-то подсказать? — Он же профессор истории. У него своеобразная манера, но он столько всего помнит! Идея была неплохой, и Альфард корил себя за то, что она так поздно пришла им в головы. Они относились к профессору насмешливо и с недоверием, а большинство и вовсе ходили на его уроки, чтобы поспать или позаниматься своими делами: на их курсе было не так много студентов, которые пытались хоть что-то записывать. Том был одним из них, и он наотрез отказывался делиться своими конспектами. Альфард выдвинул предложение обратиться к Биннсу, когда вернулся в спальню. — Я не хочу, чтобы профессора знали, что мы ищем Тайную Комнату, — покачал головой Том. — Биннс может рассказать Дамблдору. — Не обязательно спрашивать о Тайной Комнате. Мы можем спросить о потомках основателей. Обо всех, в том числе о Слизерине. — Я думаю, это хорошая идея, — поддержал Альфарда Эдвин. Том пожевал губу, но согласился. Альфард подозревал, что это от отчаянья: они не могли ничего найти в книгах, что им попадались, и хитросплетения минувших веков оставались для них загадкой. Или, может, он просто не подумал об этом с самого начала: Реддл с трудом принимал чужую помощь и привык полагаться только на себя. И он ни за что бы не признался в том, что не додумался до такого простого решения. Они решили прийти к Биннсу вечером, чтобы их расспросы не стесняло расписание: историю магии любили ставить в самом начале дня, чтобы у несчастных студентов не было и шанса послушать лекцию. Поэтому после ужина ребята отправились в кабинет Биннса. Тот редко покидал свою обитель: видимо, даже совещания профессоров не были для него достаточно веской причиной. Так и в этот раз: когда Том постучал в дверь, с той стороны донеслось меланхоличное «Войдите». Биннс парил около доски. Он посмотрел на вошедших без всякого выражения на лице. — Мы вас не отвлекаем, профессор? — спросил Том. — Вовсе нет, молодые люди, — ответил профессор. — Я готовился к завтрашнему уроку. Альфард оглядел темный класс и пустую доску. Биннс ничего не записывал по понятным причинам и, видимо, готовился к уроку, просто погрузившись в свои мысли. Может, это было свойством призраков — ничего не забывать? Бесцветные глаза разглядывали ребят, и профессор ничего не говорил, ожидая, когда они объяснят причину своего визита. В полумраке вся эта сцена казалась какой-то странной, словно сотканной из сновидений. — Мы хотели спросить вас про основателей Хогвартса, — начал Том. — В книгах в основном повторяется одна и та же информация… — Мы говорим о десятом веке, — ответил Биннс с бесконечной усталостью в голосе. — Осталось не так много источников. В то время основатели не считались настолько легендарными фигурами, поэтому большую часть информации мы черпаем из жизнеописаний Мерлина, созданных волшебниками и магглами… — Но что-то же известно? — вмешался Том, прервав его. Они знали, что Биннс может говорить без остановки. — Кроме общих фактов? Должны же были остаться их потомки, которые бы что-то написали? Альфарду показалось, что его глаза блеснули в полумраке. — Это так, — кивнул Биннс. — Однако стоит учитывать особенности эпохи. В то время было не так много образованных людей, неважно, волшебной природы или нет. Основатели пытались справиться с этим, основав школу, в которой грамоте обучали бы не только благородных, но и всех, кто желал учиться, но масштаб, разумеется, был иным. Большинство волшебников так или иначе были частью политической элиты, они тесно сотрудничали с магглами и участвовали в военных конфликтах. Поэтому Хогвартс в первую очередь был замком, в котором волшебники могли укрыться, а лишь потом — школой… — Но что-то осталось? — настойчиво спросил Том. — Мы можем найти некоторые упоминания, например, в неотредактированной версии «Истории королей Британии», написанной Гальфридом Монмутским, правда, уже в двенадцатом веке… Остались «Хроники золотых львов» Эдмунда Гриффиндора, но они едва ли помогут вам узнать историю, поскольку в целом представляют собой любопытное размышление об объединении христианской и волшебной риторики. Но в целом род Гриффиндоров был далек от наук и предпочитал укреплять свои размышления не словом, а делом. Потомки рода Пуффендуя оставили довольно много поздних текстов, но большинство из них не переведены с латыни и французского, так как они не относятся к политической истории, которая чаще всего оказывалась в фокусе изучения. — Почему с французского? — фыркнул Максимилиан. — Полагаю, имя Вильгельма Завоевателя говорит вам о чем-то? — в голосе Биннса впервые появилась искра какой-то эмоции. — Конечно, — бодро ответил Розье. — Тогда вам понятно, почему французский. Хотя, конечно, это довольно грубое обобщение, так как речь идет о диалекте, являющемся объединением… — А что насчет семей Когтевран и Слизерин? — вмешался Том. — Они оставили после себя что-то? Биннс прикрыл глаза, и его лицо приобрело почти мечтательное выражение. — Ох, — вздохнул он. — Если бы только… Кандида Когтевран и Салазар Слизерин, несомненно, были не только могущественными волшебниками, но и гениальными умами своего времени. Они больше прочих были ориентированы на развитие наук. Сколько материала мы могли бы получить… Однако род Когтевран угас быстрее остальных. А что до Слизеринов… Трагедия, какая трагедия. Все было уничтожено. — Уничтожено? — переспросил Том шепотом. Они так и толпились около стола Биннса, но в этот момент Альфарду захотелось присесть. И коснуться Тома. Тот смотрел на профессора круглыми глазами: он казался пораженным и расстроенным… — Увы. Слизерин и его потомки изучали темные искусства. Их интересовала власть, могущество и бессмертие их семьи. Однако прочие были несогласны с подобными воззрениями. Сначала от них отвернулись волшебники, затем и магглы… Священное пламя настигло их всех, и было решено уничтожить все их труды, дабы не соблазнять новые умы темными искусствами. — Священное пламя, — шепнул Том. — Темные времена в истории волшебников, — вздохнул Биннс. — Когда-то мы жили с магглами бок о бок. Мы видим следы тех времен в их воспоминаниях о Средних веках… Но так не могло длиться вечно, я полагаю. Волшебники были слишком амбициозны, а магглы — слишком уперты в своей вере. Если бы все было иначе… Но история не знает сослагательного наклонения, как говорится. Если хотите, я могу посоветовать вам весьма объемное рассуждение на эту тему, написанное одним моим старым товарищем, но я рекомендую вам читать в греческом оригинале… — Но ведь не могли эти рода полностью исчезнуть, — сказал Эдвин, поглядев на Тома. Биннс вдруг прокашлялся, прервав свой монолог, и продекламировал: Мудрость угасла в веках, А храбрость осталась в легендах, И лишь барсуки в своих норах Во снах вспоминают о змеях. Альфард моргнул. — Простите, что? — переспросил он. Биннс посмотрел на него с осуждением. — Это мой перевод четверостишия из одной великолепной песни. — В нем же нет рифмы, — заметил Розье. — Рифма, молодой человек, не так важна, как смысл. — Очень хороший перевод, — Том глянул на Розье раздраженно. — И что он значит? — Кто-то считал это предсказанием, кто-то — лишь поэзией… Но итог таков, что в живых остались лишь потомки рода Пенелопы Пуффендуй. Если остался кто-то из других семей, то они, вероятно, и сами не ведают о своем наследии. — И как можно узнать? Остался ли кто-то? — Возможно, если вы поработаете с источниками. Могу посоветовать вам любопытный труд, основанный на анализе волшебной живописи. Его написал мой старинный друг, и он приводил в пример и гобелены, изображающие родословные. Многие из них уничтожены к сегодняшнему дню. Правда, книга на греческом… — А если спросить у Пуффендуев? — предложил Бенджамин. — Может, в их семье передаются какие-то предания… — Устные свидетельства — тоже источники, — заметил Биннс. — Мне известно, что потомки Пуффендуев носят фамилию Смит, однако Смитов так много, что я не могу с уверенностью сказать, какая именно семья восходит к основателю. Том стиснул зубы. Он уставился на доску, и по его лицу было видно, как сильно его раздражала вся эта ситуация. Они ничего не могли нарыть, ничего — все зацепки обрывались на моменте нехватки новой информации и необходимости знать греческий. Реддл, очевидно, был расстроен, и Альфард не знал, как его подбодрить. История семьи Слизерина была окутана тайнами и мрачными событиями… Неудивительно, что спаслись только Пуффендуи, прячущиеся по своим норам. Он подумал о строках, которые им процитировал Биннс. Может, в этом был какой-то скрытый смысл, и если они узнают побольше… — Впрочем, — сказал вдруг Биннс, — вы можете обратиться к Елене. Едва ли она сможет вам помочь, но никто не знает историю семьи Когтевран лучше, чем она. Я бы посоветовал вам так же обратить внимание на французские хроники века эдак пятнадцатого. Возможно, если вы рассмотрите корпус окружающих их волшебных текстов, то сможете найти некоторые детали… — Подождите, Елене? — Том выгнул бровь. — Елене Когтевран? — Отправимся в десятый век и сразу расспросим, — хмыкнул Максимилиан. — Зачем же так далеко? — моргнул Биннс. — Можно просто подняться в башню Когтеврана, в самую дальнюю северную галерею… Что-то в голове Альфарда щелкнуло. Он схватил Тома за руку, крепко сжав его пальцы — тот обернулся на него с недоумением. — Это Серая Дама? — удивился Альфард. — Серая Дама — дочь Кандиды Когтевран? — Это так, — кивнул Биннс. — Давайте вернемся к хроникам… — А почему мы не знали об этом? — Том не дал ему продолжить бубнить. — О том, что это Елена? — Она не желает общаться с живыми, — призрак покачнулся. — Многие студенты пытались добиться ее расположения, но не смогли найти к ней подхода. — Спасибо вам, — Том повернулся к друзьям. — Мы попробуем. — Я рад, что юные умы заинтересованы в истории… — Биннс медленно кивнул. — Надеюсь увидеть ваш энтузиазм на уроках… — Конечно, — Том улыбнулся ему самой располагающей из своих улыбок. Он, конечно, хотел броситься к Серой Даме немедля. Он спешно распрощался с профессором и быстрым шагом покинул кабинет; остальные бросились за ним, оставив призрака одиноко парить в полумраке. В коридоре они остановились около окна, полные предвкушения. — Отправимся искать ее, — решил Том. — Она может знать что-то. — Или ничего, — заметил Эдвин. — Она ведь жила тысячу лет назад, а твои предки — совсем недавно. — Может, у Слизерина были еще дети, которые создали бы другую ветвь, — сказал Том. — Малоизвестную. Мне говорили, что меня назвали в честь отца, так что, может, фамилия Реддлов как-то всплывала в истории. И она могла знать самого Слизерина. Знать о Тайной Комнате. — Боюсь, сегодня мы уже не успеем, — сказал Альфард. Он кивнул на часы: комендантский час авроров приближался, а до Башни Когтеврана путь был неблизкий. — Тогда завтра сразу после уроков, — Том был полон энтузиазма. Может, его вдохновлял тот факт, что он может встретить другого наследника, но он, наконец, казался воодушевленным. Его лицо просветлело. Альфард любовался им, пытаясь подавить желание снова взять его за руку. Смутное ощущение чужих пальцев не покидало его. Весь оставшийся вечер они обсуждали разговор с Биннсом и предстоящую беседу с Серой Дамой. Альфарду нравилось это время: наконец-то они снова замкнулись в своей компании, и весь остальной мир остался где-то снаружи. Ни Орион, ни Поттер им не мешали, и Альфард бы хотел, чтобы так осталось навсегда. Его кровать была рядом с кроватью Тома: он мог смотреть на него, и в этом не было ничего подозрительного… Если бы Реддл протянул к нему руку, Альфард смог бы коснуться ее. В каком-то другом мире они могли бы засыпать, держа друг друга за руки. Альфард покраснел и отвернулся. Том был совсем не таким. Едва ли он стал бы нежничать. На следующее утро новости опустили их с небес на землю. Реддл уже и забыл про письмо, которое они отправили, но новости из газет напомнили им об этом. За завтраком весь Большой Зал обсуждал трагические вести из Франции: Гриндевальд вошел в Шармбатон. — Это был лишь вопрос времени, — рассказывал Орион своим друзьям, и все остальные прислушивались к его словам. — Магглы давно уже сдались, а французские волшебники не слишком охотно принимают помощь. — Похоже, мы не дождемся вестей от Амелии, — шепнул Бенджамин, перегнувшись через стол. — Сомневаюсь, что сейчас ей есть дело до нас. Как думаете, что там происходит? — Не думаю, что Гриндевальд будет убивать студентов, — ответил ему Максимилиан. — Заставит их изучать Темную магию и скандировать его имя… — Значит, он хотел пробиться не только к нам. — Думаете, авроры смогут удержать замок, если он вернется? Том поджал губы. — Будем надеяться, — ответил он сухо. — Налетов давно уже не было. Он поглядывал в сторону преподавательского стола: вероятно, ему хотелось поговорить об этом со своим профессором, но сегодня у него не было такой возможности. Альфард не мог сдержать смутного торжества, ужасно неуместного в такой печальный момент. Но Том тоже не сильно переживал — собственные дела волновали его сильнее чужих. Возможность открыть одну из их тайн вскружила ему голову, и он словно смотрел сквозь людей вокруг. Уроки в этот день были тихими и напряженными. Учителя были не на шутку встревожены, и авроры постоянно перемещались по замку. Хогвартс мог разделить судьбу Шармбатона, и они боялись представлять такой же исход. Альфард подозревал, что меры по защите будут усилены: возможно, в какой-то момент они могли решить, что безопасней будет и вовсе закрыть замок… Он надеялся, что этого не произойдет. Оказаться запертым в семейном особняке, напоминающем ему логово змей, было бы ужасно, и он был бы далеко от друзей — от Тома… Едва пообедав, они решили исполнить свой план и отправились в Башню Когтеврана. Идти туда, будучи слизеринцами, было странно, но Том преисполнился уверенности, и остальные семенили за ним. Биннс упомянул самую дальнюю северную галерею, и ребята сразу направились туда. Они никогда не бывали в этой части замка, поэтому с любопытством оглядывали стяги и доспехи, отличающиеся от тех, что украшали подземелья и первые этажи. Чем выше они поднимались, тем холоднее становилось. — Знаете, я раньше завидовал когтевранцам с их шикарным видом из окна, — жаловался Максимилиан, когда они вышли к новой лестнице. — Однако представьте, каково каждый день отсюда гонять в Большой Зал… Вот так и понимаешь, что пуффендуйцы устроились лучше всех. — Вставать наверное приходится часа за два до завтрака, — поддержал его Бенджамин. — Они наверняка знают какие-нибудь тайные ходы, — заметил Альфард. — Вот бы и нам узнать… Может, есть карта? В какой-то момент украшения пропали со стен. Ребята отошли в сторону от главного коридора, ведущего к Башне, и ступили в пустынные длинные галереи. Сквозь щели в окнах немилосердно дуло. Немногочисленные двери были заперты, и Альфард размышлял о том, сколько загадок скрывается в подобных местах. Ведь замок был таким древним… Ощущение собственной принадлежности к чему-то большему, чему-то важному наполняло его. Северные галереи были холодными и безрадостными. Отсюда открывался вид на бескрайние холмы — такие же ветреные и пустынные, как и коридоры этой части замка. Ребята все шли и шли, но на пути им не встретилось ни одного призрака. В какой-то момент Альфард начал гадать, смогут ли они вообще отыскать Серую Даму, однако вскоре в конце коридора мелькнул силуэт. Серая Дама редко появлялась на пирах и никогда не вступала в разговоры. Она летала под потолком, грустно оглядывая собравшихся, и быстро ускользала. Это была красивая женщина с длинными светлыми волосами, колышущимся на несуществующем ветру. Она была одета в старинное платье и мантию: порой полы ее приоткрывались, и взору представала глубокая рана на ее груди. Серая Дама парила около последнего окна, грустно разглядывая пейзаж. Заслышав шаги, она повернулась и уставилась на нарушителей ее спокойствия. — Простите, — Том шагнул вперед и опустил палочку. — Вы же Серая Дама? Она молчала, и ее лицо не выражало ничего, кроме меланхоличной грусти. — Профессор Биннс посоветовал нам обратиться к вам, — Реддл принял ее молчание за согласие. — Он сказал, что при жизни вы были Еленой Когтевран. Для нас большая честь говорить с вами. Мы питаем большой интерес к эпохе основателей, научный интерес, и вы бы очень помогли, если бы… Серая Дама вдруг повернулась и плавно ушла в стену, не проронив ни слова. Том застыл, глядя ей вслед, и в коридоре повисла неловкая тишина. — Что? — удивился Максимилиан. — Она просто ушла? — Это было не очень-то вежливо, — поморщился Бенджамин. — Мы же были милыми. Альфард растерянно прикоснулся к стене: та была твердой и холодной. — Похоже, она нам ничего не расскажет, — констатировал он. Том прищурился и поджал губы. Он раздраженно пялился на стену и, очевидно, не знал, что ему делать дальше. Все утро он был полон предвкушения, но сейчас это светлое выражение пропало с его лица, словно его там и не было. Альфард хотел его как-то утешить: в конце концов, Елена могла ничего не знать о поздних потомках Слизерина. Но, может, он просто хотел встретить кого-то, отягощенного той же судьбой, что и он… Разве не поэтому он был так привязан к Поттеру? Потому что тот тоже был потомком основателей? — Найдем Роуз, — сказал Том. Он развернулся на пятках и направился прочь, не дожидаясь остальных. Альфард первым бросился за ним следом. — Роуз? — воскликнул он. — Зачем? — Хочу спросить, что не так с их факультетским призраком. Может, Роуз и Кэти могли подсказать — в конце концов, они были с Когтеврана. Альфард не хотел, чтобы их расследование так быстро уперлось в тупик: в конце концов, у них уже давно не было таких прорывов. Он попытался прикинуть, может ли он сыграть важную роль в поиске разгадки, но в голову не приходило ничего толкового. Казалось, он приносил пользу только в конфликте с Орионом, но Альфард хотел быть кем-то большим. Краем глаза он наблюдал за Томом, а тот ничего не замечал. Они долго не могли найти девушек и в итоге обнаружили их на улице. Они сидели на скамейке вместе с другими девчонками и издалека наблюдали за первокурсниками: те самозабвенно гоняли по лужам. Альфард фыркнул, поглядев на них: а ведь когда-то он был таким же придурком. Тогда они думали, что эти игры имели значение, но как же они ошибались. Сейчас шла война, и над Хогвартсом сгущались тучи — им стоило быть серьезней. Проходя мимо первокурсников, Альфард ощущал себя бесконечно далеким от них. Кэти и Роуз болтали с подружками, но сразу замолкли, заметив приближающуюся компанию. Роуз расцвела в улыбке и спрыгнула со скамейки, бросив на девушек быстрый взгляд через плечо — те захихикали и принялись перешептываться. Они наверняка обсуждали их компанию, и Альфард приосанился, надеясь, что выглядит внушительно. Он поглядел на своих друзей: наверное, в глазах девчонок они все были ничего. Кэти улыбнулась ему, и он помахал ей в ответ. Может, ему стоило сделать какой-то шаг? Наверное, это было неплохо? — Привет, Том, — Роуз остановилась перед ними. Ее темные волосы блестели на солнце. — И остальные. — Привет, — Реддл деловито кивнул. — Есть разговор. Хочешь прогуляться? — Конечно, — она снова улыбнулась. — Возьмем Кэти? Взгляд Тома на мгновение метнулся за ее спину, а затем он просто пожал плечами. — Если хочешь. Роуз, видимо, нравилось таскать Кэти за собой, поэтому она позвала ее прогуляться, извинившись перед остальными девочками. Пока они шептались, те постоянно кидали быстрые взгляды на компанию парней, и Альфарду показалось, что на него они поглядывали чаще других. Что они думали о нем? Каким он им казался? Он мог спросить у Кэти, наверное, но вряд ли это помогло бы в его ситуации. — Так о чем ты хотел поговорить? — спросила Роуз, когда они, обойдя лужи, вышли на дорожку вокруг озера. Она, ничего не стесняясь, подхватила Тома под локоть. Альфард смотрел на ее узкую ладонь, сжимающуюся на руке Реддла, и почти не обращал внимание на то, как ладонь Кэти порой задевала его собственную. — Мы заинтересовались историей основателей, — ответил ей Том. — Но оказалось, что про них известно очень мало. Биннс посоветовал нам обратиться к Серой Даме, но она просто улетела от нас. — К Серой Даме? — девушки переглянулись. — Он вам рассказал?.. — О том, что это Елена Когтевран? Да. — А что? — заинтересовал Максимилиан. — Это какой-то секрет? — Она очень скромная и нелюдимая, — ответила Кэти. — Когтевранцы считают, что должны оберегать ее от посягательств. Нам говорили, что иногда студенты преследовали ее, узнав, кто она. — Вот как, — Том нахмурился. — Значит, она не станет с нами говорить? — Не думаю, — сказала ему Роуз. — Вы же слизеринцы. Она не любит ваш факультет. — Почему? — Все из-за… — Тш, — Кэти дернула ее за рукав, заставляя отвернуться от Тома. — Нам же говорили, что мы никому не должны рассказывать! — Да ладно тебе, — отмахнулась Роуз. — Мы можем доверять Тому и его друзьям. Альфард усмехнулся. Если бы она только знала правду о своем возлюбленном Томе. — Так почему же она ненавидит слизеринцев? — спросил Эдвин. — Из-за Кровавого Барона, — поделилась Роуз. — Это он убил ее. Только никому не рассказывайте. — Наш Кровавый Барон убил Елену Когтевран? — удивился Бенджамин. — Но это же значит, что он тоже был во время основателей! Я думал, он моложе. — Но почему тогда Кровавый Барон стал приведением Слизерина, а не Когтеврана? — спросил Том. — Не знаю, — пожала плечами Роуз. — Может, он был дружен со Слизерином при жизни. Спросите его сами, в конце концов, вы же слизеринцы. Вам он расскажет. — Так мы и поступим, — Том улыбнулся ей, и Альфарду показалось, что в этой улыбке промелькнуло что-то кровожадное. Но это была лишь игра света.