Порочный круг

Кошмары начались в конце марта. Поначалу Гарри не придавал им значения: тревожные и пугающие сны посещали его довольно часто, чтобы раздумывать о каждом из них — в какой-то момент он перестал их запоминать, потому что все они так или иначе сводились к разрушенному, горящему Хогвартсу. Но когда в его снах начали появляться незнакомые люди и места, в которых Гарри никогда не бывал, он заподозрил неладное — уж слишком настойчиво они пробирались в его голову. Однажды ему приснился Лондон: мрачный и холодный, скрытый в тумане. Черное небо висело над городом. Гарри быстро перемещался между пустыми улицами, ныряя в проулки и находя лазейки в заборах — он знал, что ему нужно поторопиться, но грязные улицы были такими одинаковыми, что он путался среди каменных стен. Было очень тихо, и каждый шаг гулким эхом отдавался среди домов. Поднимался резкий и промозглый ветер, и легкая шерстяная куртка не могла защитить от него. Гарри запустил руку в карман, пытаясь нащупать волшебную палочку — но ее не было! Он в ужасе обернулся, глядя на пустую, мокрую улицу. Вдруг прямо над ним начал нарастать гул. Серые облака расступились, и Гарри увидел алые всполохи, услышал рев двигателей и взрывов — казалось, в небе над Лондоном появилась целая тысяча самолетов, не меньше. Гарри побежал прочь, озираясь: вокруг не было никого, кто мог бы подсказать ему дорогу, никого, кто бы пришел на помощь — никого… Он был беспомощен без волшебной палочки. Слаб и жалок, потому что он ничего не мог сделать против этой силы, опускающейся на него с небес. Он был просто мальчиком, тощим и вымокшим под холодным дождем — и когда только соленые капли успели пролиться на его лицо… Гарри собирался умереть в этом городе. Умереть, умереть, умереть! Когда он очнулся в своей постели, весь мокрый от пота и задыхающийся под жарким одеялом, то сразу понял, что этот сон ему не принадлежал. Он походил на те видения, старые и почти забытые, когда по ночам он видел Волдеморта, ощущал его ярость, а затем просыпался, словно выпачканный в его эмоциях. Шрам пульсировал, а сердце колотилось в груди. Гарри не смог снова уснуть. Когда снаружи забрезжил рассвет, он выбрался из кровати и отправился будить Гермиону. Она не казалась впечатленной, только хмурилась и отводила взгляд, словно размышляя о чем-то своем. Между ее бровей залегла тонкая складка. — Это было похоже на то, что происходило с Волдемортом? — уточнила она. — Не знаю, — сказал Гарри нервно. Он бродил туда-сюда по комнате, трогая все подряд, а затем забрался на диван. Ему пришлось подождать, пока Гермиона переоденется и приведет себя в порядок: в конце концов, он ввалился в ее спальню и выдернул ее из кровати. Может, он отреагировал слишком бурно, но ощущение ужаса не покидало его. — Не совсем. Это был сон — наверное, он снился Тому в этот самый момент. Это напомнило мне, как тогда, в прошлом году, я смог проникнуть в его голову. Но сейчас я ничего не делал. — Может, он что-то сделал? — Считаешь, он пытался прочитать мои мысли? — Не уверена. Это ведь не он прочитал твои мысли, а ты — его, — Гермиона покачала головой и отошла к зеркалу. Кое-как она сумела завязать волосы в пучок и кивнула себе, довольная результатом. Гарри наблюдал за ней, кусая ногти. — Может, это ты пытался проникнуть в его разум? Невольно? В последнее время вы почти не общались. — Это не значит, что я хочу прочесть его мысли! Гарри не хотел этого сейчас — это была вечная необходимость. Он наблюдал за Томом издалека: после той трагедии с дуэлью Реддл более не пытался остаться с ним наедине. — Возможно, он всерьез взялся за магию разума и смог как-то повлиять на вашу связь. Сделать ее более чувствительной. Вопрос в том, насколько сильным может быть это влияние — и повторится ли видение снова. — Снова? — Том ведь ходил в Хогсмид вчера, — Гермиона задумалась. — Может, что-то случилось — он расстроился или разозлился, и потому ты отреагировал на его переживания. — Это не переживания, — возразил Гарри. — Это его кошмары. Почему он увидел именно это? Именно сегодня? Волдеморт втягивал его в свой мир, когда испытывал ярость — сон о бомбардировках совершенно не походил на тот нечеловеческий гнев, на который был способен Реддл. Так почему Гарри видел это? Обрывки ужасов? Может, Том чувствовал себя намного хуже, чем пытался показать. В последнее время Гарри видел его только на уроках и в Большом зале — работы было слишком много, и он совершенно потерял счет дням. Вилкост медленно перекладывала на него свои обязанности: в какой-то момент Гарри посмотрел на свое расписание и обнаружил, что всё его свободное время забито чертовыми четверокурсниками. Они проходили заклинания, которыми Гарри искренне интересовался, но из-за их уроков он целыми днями сидел в кабинете, погрузившись в свитки. На Реддла он мог лишь смотреть издалека и гадать, что творится в его голове. Том не нарывался на конфликты с Орионом и его однокурсниками, и его компания вела себя довольно прилежно: они исправно делали домашние задания и больше не попадали на отработки. Ребята казались воплощением послушания, но Гарри замечал тени под глазами Тома, усталый вид, непривычную рассеянность в неожиданные моменты — и боль в шраме говорила о том, что Реддл не смирился и не успокоился. Гарри не мог прямо заявить ему, что снова сумел заглянуть в его разум — Том бы наверняка вцепился в эту возможность, попытался бы манипулировать их связью уже сознательно, — но всё же не мог не расспросить его. Что-то случилось? Его кто-то расстроил? — Я не понимаю, о чем вы говорите, — ровно ответил Том, когда Гарри поинтересовался его самочувствием. Они проходили лесных демонят и готовились к практическому занятию в компании профессора Кеттлберна: походу в Запретный лес, чтобы понаблюдать за этими темными сущностями в период размножения. Весь урок Том провел, подперев голову рукой и отстраненно глядя в окно. Усталость на его лице стала еще заметнее. — У меня всё замечательно, — произнес Реддл с нескрываемой иронией. — Ты всегда так говоришь. Что-то произошло? С тобой? — С чего вы взяли? Гарри открыл рот и тут же закрыл. — Выглядишь сонным, — сказал он. — Плохо спишь? Кошмары? Том бросил на него быстрый взгляд и тут же отвернулся. — Профессор, — медленно потянул он. — Вы же не думаете, будто я действительно начну жаловаться вам на мое самочувствие? И рассказывать, что у меня происходит? — Я лишь надеюсь, что ты оставил опасную магию, как и обещал. — Я обещал не использовать ее на Блэке, — напомнил Том. — Это разные вещи. — Том… — Я расскажу вам всё, что вы захотите знать, — Том вдруг улыбнулся, немного лениво, но всё-таки искренне. Улыбка казалась грустной на его уставшем лице. — На свидании. — Плохая попытка, — Гарри поджал губы. — Ваша тоже была не очень, — Том не выглядел задетым. — Спите спокойно, профессор. У меня все хорошо — даже очень. Я делаю успехи. — В чем? Том выразительно посмотрел на него. — Мне пора на историю магии, — сказал он. — Это всё, что вы хотели? Гарри медленно кивнул. Он ненавидел чувство беспомощности, которое у него вызывал Реддл — что он мог сделать, когда Том держал его собственные секреты в своих руках? Он наблюдал за ним — пристальнее, чем обычно. Но Реддл был не единственным, у кого были проблемы. Однажды вечером Гарри так засиделся у Гермионы, что возвращался обратно уже после полуночи. Коридоры замка были тихими и темными, немного жуткими — где-то вдалеке завывали привидения. Гермиона рассказывала ему про кружок Древних Рун, куда она планировала затащить Альфарда Блэка — тот неплохо себя показывал на уроках, но казался слишком неуверенным, когда речь заходила о его личных достижениях. Возможно, он слишком ориентировался на своих друзей, и маленькое отделение от них пошло бы ему на пользу. И было бы отличным тактическим ходом. Гарри добрался до большого коридора, когда услышал радостные вопли Пивза. Ему вторил голос Прингла, а это уже было дурным знаком — Гарри тут же поспешил на шум. Далеко идти не пришлось: он обнаружил полтергейста и завхоза в одном из пустующих помещений, наполненных пылью и хламом. В центре было расчищено пустое пространство, в котором стоял Абраксас Малфой — раскрасневшийся и взъерошенный, будто воробей. Он шмыгал носом и нервно поправлял свои белоснежные волосы. Его глаза горели от обиды и злости. — А я говорю, что Поттер здесь! — воскликнул он. — Мистер Малфой? — Гарри удивленно посмотрел на него. Абраксас и Прингл тут же посмотрели на него: видимо, они были так увлечены спором, что и не заметили его появления. Даже Пивз, который порхал под потолком, не сразу обратил на него внимание. — Ага! — завопил он. — А вот и Поттер! — Я говорил не о профессоре Поттере, — буркнул Абраксас. — Хватит, — прервал его Прингл, скрестив руки на груди. — Мне всё равно, кто тут был с тобой, дурной мальчишка — главное, что сейчас ты стоишь передо мной, хотя должен быть в постели. Профессор Поттер, думаю, мистер Малфой заслужил отработку. — Отработку, — согласился Гарри. — Никаких физических наказаний. — Это не первый раз, когда я встречаю его в неположенное время в неположенном месте, — нахмурился Прингл. Его неприятное лицо скривилось и стало еще более отталкивающим. Видимо, он уже настроился на порку и теперь жалел, что ему помешали. — И все же, — настоял Гарри. Абраксас опустил лицо. — Я был здесь с Флимонтом Поттером, — сказал он твердо. — Я не знаю, куда он делся, но он точно не сумел бы убежать далеко. Это несправедливо, что только мне попадет! — Хочешь подставить товарища? — спросил Гарри. — Он мне не товарищ! — воскликнул Абраксас. — У нас была… Он замолк и отвернулся. Пивз пролетел над большой лампой, висящей над ним, и поднял в воздух тучу пыли: на Малфоя начали оседать ошметки паутины, и тот тут же схватился за палочку. Гарри вздохнул. Видимо, мальчишки решили устроить дуэль. — Завтра придешь ко мне после первого урока, — сказал Гарри. Абраксас что-то пробубнил под нос и тоскливо огляделся. — За мной, — приказал Прингл. — Я прослежу, чтобы ты не свернул не туда по дороге. Попадешься мне еще раз и уже не отделаешься отработкой с нашим добрым профессором. Он бросил на Гарри недовольный взгляд и вышел в коридор. Абраксас поплелся за ним, а Пивз полетел следом, осыпая его насмешками. Колокольчики на его шляпе звенели. Гарри стоял у распахнутой двери и смотрел им вслед: конечно, Филч был ужасающим человеком, но ему хотя бы не позволяли бить учеников. Когда они скрылись за поворотом, Гарри снова заглянул в класс: в свете тусклой лампы тот казался заброшенным. Пыль кружилась в воздухе. Флимонт Поттер, значит? Гарри вошел в класс и прикрыл за собой дверь. Он внимательно осмотрел помещение, обращая внимание на все пыльные следы, смазанные и нечеткие. Было очень тихо, и чужие шаги стали почти неслышны — в отличие от нервного дыхания. Гарри улыбнулся. Он решительно подошел к углу комнаты и протянул руку. Его пальцы нащупали мягкую ткань, и сердце Гарри попустило удар — он почти забыл, как приятно было прикасаться к мантии-невидимке. Его давнее сокровище соскользнуло с головы Флимонта и снова оказалось в его руках: серебристая ткань, мягкая и гладкая, такая знакомая. Гарри уставился на нее. — Кхм, — Флимонт скромно опустил глаза. — Добрый вечер. А я тут… — Прячешься? — Что-то вроде того, да. Гарри сжал мантию в пальцах. Он подозревал, что она находится в Хогвартсе, но никогда не думал, что сможет заполучить ее. Как преподаватель, он мог конфисковать ее — кусочек его прошлого мог вернуться к нему, как напоминание, как тонкая ниточка. Но Флимонт смотрел на него с плохо скрытой надеждой и отчаянием и цеплялся за край мантии. — Не забирайте ее, — он стиснул ткань. — Это семейная реликвия. — Не заберу, — ответил Гарри, с сожалением выпуская мантию из рук. — Но ты должен беречь ее. Прингл не был бы так лоялен, если бы нашел ее. — Я знаю, — Флимонт прижал мантию к груди. — Я провожу тебя в Башню, — решил Гарри. — А завтра жду тебя у себя. — Справедливо. Флимонт растрепал свои черные волосы и улыбнулся. Он заметно подрос, и видеть их растущее сходство было так странно: всё же фамильные черты Поттеров проявились в Гарри сильнее, чем черты его матери, и он понимал, что, когда Флимонт вырастет, их родство будет особенно бросаться в глаза. — Что вы не поделили с Малфоем? — спросил Гарри устало. — Абраксас придурок, — Флимонт не казался расстроенным своей поимкой. Он шел, расправив плечи и подняв подбородок. Он был довольно высоким для своего возраста. — Он с первого курса говорит, что у меня тупое имя, а тут как-то слово за слово… Серьезно, у меня? Слышать это от человека с именем Абраксас особенно неприятно. Завтра у меня дуэль с Эйвери, но, полагаю, что не появлюсь на ней. Да? — Именно так. — Эх, — он вздохнул. — Что ж, я бы всё равно победил. — Ты? Или кто-то еще участвует в этих глупостях? Флимонт лукаво улыбнулся. — Я один, профессор, — ответил он совершенно неподозрительно. Гарри сделал вид, что поверил ему: он прекрасно понимал, что мальчишки с враждующих факультетов не прекратят цепляться друг к другу, как бы он ни убеждал их прекратить. Он был таким же, и ночные дуэли, по-видимому, были обязательной частью взросления. — Спасибо, что не забрали мою мантию, — сказал Флимонт, когда впереди показался Портрет Полной Дамы. Гарри вздохнул. — Попадешься мне еще раз — и я ее заберу. — Не попадусь! — хихикнул Флимонт и побежал к портрету. Какое-то смутное ощущение настигло Гарри в этот момент, похожее на воспоминание или предчувствие, но он не придал ему особого значения. Убедившись, что Флимонт скрылся за портретом, Гарри отправился в долгое путешествие к своим комнатам. Несколько дней всё было тихо и спокойно. Кошмары не повторялись, и Гарри даже немного расслабился: может, прошлые выходные выдались особо тяжелыми и Том действительно слишком устал из-за уроков и дополнительных занятий. Кто знает, чем еще он себя нагружал. Гарри некогда было бегать за ним по Хогвартсу, и он рассчитывал, что Том всё же проявит немного заботы о своем собственном здоровье — пусть даже он не знал, что это как-то влияет на Гарри. Оставалось надеяться, что подобного больше не повторится. Но стало только хуже. В воскресенье Том Реддл сломал руку. Это произошло во время повторного посещения Хогсмида. Когда Гарри добрался до больничного крыла, получив весточку от профессора Дамблдора, там уже собралась маленькая толпа: в коридоре топтались друзья Тома вместе с Роуз Макмюррей. Они испуганно посторонились, когда Гарри вошел в лазарет. Одна из кроватей была закрыта ширмой, и около нее стояли Слизнорт и Дамблдор. Вокруг койки хлопотала мадам Банишер. Том лежал на подушках. Гарри видел его уставшим и разозленным, даже плачущим, но никогда еще — таким разбитым. Его голова была откинута, глаза закрыты. По цвету его лицо почти сливалось с белой наволочкой, и оттого волосы казались черными, а губы — красными, искусанными до кровавых ранок. Правая рука была вытянута: мадам Банишер аккуратно удерживала ее на весу с помощью магии и проводила палочкой по всей длине. Рукав был разорван, и Гарри видел его руку: предплечье было обожжено, кожа краснела и синела, а в одном месте была прожжена насквозь, так, что рваные края раны раскрывались, обнажая мясо. Изумленный вздох сорвался с его губ, и Том открыл глаза. — Только не вы, — пробормотал он, глядя на Гарри. Слизнорт повернулся и тоже посмотрел на него. — Что вы здесь делаете? — удивился он. Гарри растерянно уставился на него. Действительно, что ему здесь делать? Получив весточку от Дамблдора — маленькую записку в виде бумажной птицы, — Гарри тут же примчался в лазарет. Но Том уже давно не был его негласным помощником. Гарри был просто одним из его профессоров, и у него не было никакой причины, чтобы интересоваться его делами больше положенного. Точнее, Слизнорт так думал, и Гарри смотрел на него, не зная, что сказать. — Это я сообщил Гарри, — вмешался Дамблдор. — Да? — растерянно пробормотал Слизнорт. — Что ж… — Кость раздроблена, — вынесла вердикт мадам Банишер. — Мне придется удалить осколки, а мистеру Реддлу — провести здесь пару дней, принимая Костерост. — Мерлин, — Слизнорт прижал руку к груди. — Как же… Что произошло? Том вздохнул. — Похоже на мощное разрушительное заклинание, — заметила мадам Банишер. — Это была случайность, — прошептал Том. — Я использовал заклинание Рикошет, и не смог поймать искру палочкой. Вот и всё. — Рикошет? — удивился Дамблдор. — Зачем ты применил это заклинание? — Из любопытства. — В Хогсмиде? — он чуть прищурился. — Это опасная магия, которую точно не изучают третьекурсники. Ты мог навредить не только себе. — Я сделал это в лесу, — Том отвернулся. Мадам Банишер прикоснулась палочкой к самой страшной части раны, и Реддл вздрогнул. Он вмиг позеленел. — Том, ты не должен так делать, — Слизнорт смотрел на него совершенно беспомощно. — Я понимаю, что тебе хочется развивать свой потенциал вне школьного курса, но всему свое время, мальчик мой. Твой талант не угаснет, если ты будешь заниматься только в классе. — Да, сэр, — пробормотал Том. Гарри растерянно на него взглянул. Он прекрасно понимал, что произошло — Том испытывал новые заклинания, ища те, что помогут ему победить на дуэли, и что-то пошло не так. Но почему в Хогсмиде? Разве он не занимался этим в Выручай-Комнате? Он впервые получил травму: возможно, были и другие, но они никогда не становились достоянием общественности. А на прошлой неделе был тот сон… Гарри нахмурился. Он наблюдал, как мадам Банишер накладывает повязку, фиксируя руку, набрасывает петлю ему на плечо. Том послушно делал всё, что она говорила, и не поднимал глаз. Расспросить его сейчас не представлялось возможности, и Гарри просто беспомощно топтался рядом с Дамблдором. Тот хмурился: он смотрел на Тома тяжелым, напряженным взглядом, который тот попросту игнорировал. Когда повязка была наложена, мадам Банишер позволила друзьям Реддла проведать его. Они тут же окружили койку, говоря наперебой: они были такими испуганными, что это тут же вызвало подозрения в версии Реддла о произошедшем. Роуз кинулась ему на шею и поцеловала в щеку, почти плача — она казалась более встревоженной, чем сам Реддл. Тот просто смотрел на присутствующих без всякого выражения на лице. В ответ на ее поцелуи он только поморщился. — Мы поговорим об этом, когда ты поправишься, — сказал Слизнорт. — Бурная молодость — это всем знакомо, конечно. Но всё же, Том, ты должен быть ответственнее. — Да, профессор. Гарри нечего было здесь делать. Он посмотрел на Дамблдора, и тот кивнул ему, словно поддержав какую-то идею. — Оставляем мистера Реддла вам, мадам Банишер, — сказал Дамблдор. Гарри поймал взгляд Тома: тот казался совершенно несчастным в объятиях своих друзей. Растрепанный, бледный и израненный, он смотрел по сторонам и не мог ничего сказать, чтобы не выдать при посторонних своих истинных чувств. Его глаза поблескивали. Гарри хотел бы навестить его: возможно, вечером? Когда здесь уже никого не будет? Он бы послушал, что произошло на самом деле. — Интересный случай, — заметил профессор Дамблдор, когда они вышли в коридор. — Скорее тревожный, — мрачно сказал Гарри. — Я никогда не видел такой раны. — Мне, увы, приходилось, — профессор повернулся к нему. — Как думаете, что произошло? — Вы не верите в версию с Рикошетом? Дамблдор задумчиво погладил бороду. — Знаете, что произойдет, если использовать заклятие Рикошет в лесу? — спросил он. Гарри покачал головой, и Дамблдор пояснил: — Искра просто затеряется. Необходима действительно сильная преграда, чтобы заклятие отрикошетило. И откуда же ей взяться в лесу? — Возможно, Том использовал защитные чары? — И кто его им научил? Когда Гарри вошел в лазарет, там было тихо и темно. Он прошел чуть дальше и остановился около кровати Тома — тот спал и выглядел так мирно и безмятежно, что Гарри замешкался. Он не помнил, видел ли когда-нибудь Реддла спящим: таким расслабленным и тихим, беспомощным. Его волосы торчали во все стороны и были влажными, словно от пота. Лицо и шея тоже поблескивали в свете Люмоса. Видимо, его немного лихорадило из-за зелий: Костерост был противной штукой и оказывал сильное воздействие на организм, но зато действовал быстро. Через пару дней Том должен был прийти в норму. Гарри вздохнул. Ему стоило уйти: раз Реддл спал и не собирался отвечать на его вопросы, то и находиться здесь не было смысла. Но все же что-то заставило его подойти ближе и опуститься на одиноко стоящий стул. Гарри смотрел на Тома и думал, что тот кажется совсем юным без своей подавляющей ауры, суровой мимики и пронзительного взгляда. Он был удивительно красив. Он уже выглядел достаточно взрослым, но всё же в его внешности осталось что-то нежное, мягкое, напоминающее о маленьком смеющемся мальчике. Гарри знал, что скоро он потеряет его навсегда. Том рос слишком быстро, развивался быстрее своих сверстников. Скорей всего к осени он возмужает еще сильнее, станет больше похож на того юношу, которого Гарри видел в Тайной Комнате. Так всё и случится, и этому никто не в силах помешать. Гарри вдруг отчетливо осознал, сколько времени он упустил. Тяжесть последствий, необходимость принимать решения, в которых Гарри не был уверен, и вся эта ситуация, требующая от него качеств, которыми Гарри не обладал — всё это навалилось на него разом. Гарри положил голову на скрещенные руки и вздохнул, позволив дрожи пробежать по своему телу. От его ошибок страдал не только он: Том становился абсолютно одержимым чувствами к нему и начинал вести себя совершенно безрассудно, Орион рисковал своим будущим, а Гермиона — своей безопасностью. Гарри и сам не заметил, как задремал, поглощенный этими размышлениями. Он должен был что-то решить, но в тишине больничного крыла он мог позволить себе немного спокойствия и слабости. Он очнулся от прикосновения — легкого и почти незаметного. Кто-то словно погладил его по голове, скользнув пальцами в его мягкие волосы, и Гарри тут же вздрогнул. Ему показалось, что он прикрыл глаза лишь на пару минут, но судя по тому, как затекли его плечи и поясница, он продремал не меньше часа. Гарри поднял голову. Том уже не спал. Он лежал без движения, глядя на Гарри из-под растрепанной челки. — Том, — выдохнул Гарри. — Прости, я просто… Я, видимо, очень устал. — Мм, — потянул Реддл. Они замолчали. Гарри стоило спросить о его самочувствии, но он и так всё видел: сломанную руку, вспотевшее лицо, тяжело вздымающуюся грудь. Том никогда еще не выглядел таким уязвимым, слабым, и Гарри не мог допрашивать его в таком состоянии. Только безмерно ему сочувствовать. — Ты скоро поправишься? — спросил Гарри. — Через пару дней, — тихо пробормотал Том. — Мне сказали какое-то время полежать тут. — Вот как, — Гарри кивнул. — Мне, наверное, стоит уйти. Я не хотел тебя беспокоить. — Вы хотели меня расспросить? — Да, но это неважно. Я и так знаю, что произошло, — Гарри осуждающе покачал головой. Том двинул головой, но не пошевелился и взгляда не отвел. — Думаете? — Ты изучал новые чары, надеясь, что сможешь использовать какие-то из них против Ориона, — твердо сказал Гарри. — Но разве ты не видишь, как опасна эта затея? А если бы искра угодила тебе в лицо? — Я стал бы менее симпатичным. Гарри безнадежно вздохнул. — Заниматься подобным без надзора, без наставника, рискуя собой и своими друзьями… Я не хочу, чтобы ты пострадал, Том. — У меня есть наставник, — пробормотал Реддл. Его голос был слабым, неуверенным. Может, в Томе говорила лихорадка — Гарри протянул руку и коснулся его мокрого лба. Тот был раскаленным. Реддл подался навстречу его руке. — Ты сам не понимаешь, что говоришь, — решил Гарри. — Я больше не твой наставник. — А я говорил не о вас, — Том вдруг зевнул совершенно очаровательным образом. Он прикрыл глаза, словно опять засыпая. — Мистер Лауд научит меня всему. В отличие от вас он не боится использовать действительно интересную магию. Гарри вздрогнул. Он отнял руку и посмотрел на Тома — тот глядел на него в ответ, вроде бы осмысленно, но со странным, сонным довольством во взгляде. Его губы дрогнули и растянулись в улыбке, безумной улыбке. — Не ревнуй, — прошептал Том. — Я делаю это ради тебя. Не было смысла спорить с ним в таком состоянии — видимо, зелья туманили его разум, и Том говорил всё, что придет ему в голову. Возможно, он и не запомнит этого разговора. Гарри стоило уйти, но мысль, что сейчас Том мог разболтать ему все свои секреты, не просто было отогнать. Когда еще он мог увидеть Реддла таким? Несмотря на то, что он был болен, Гарри нравилось смотреть на него сейчас. — И чему еще он тебя учит? — спросил Гарри, не сдержавшись. — Он учит тебя легилименции? — Мм, да, — Том снова зевнул. — Это очень… важно… — У тебя кошмары из-за этого? Из-за того, что этот… человек влезает в твою голову? — Мне нужно учиться, — ответил Том. — Немного боли… не страшно. — Том, — Гарри склонился над ним. — Что еще он делает с тобой? Он собирался найти этого мистера Лауда и убить. Стоило ли доложить об этом другим профессорам? Дамблдору? Этот мужчина еще в прошлый раз показался ему подозрительным, а если он взялся учить Тома разным заклятиям, то к его мотивации и желаниям возникало множество вопросов. С чего бы ему тратить время на это? Помогать постороннему мальчику осуществить его школьную месть? К тому же он использовал на нем легилименцию, и если бы кто-то узнал… — О чем вы думаете? — Том мягко усмехнулся. — Я бы не стал... ничего. — Я вовсе так не думаю. Но я подозреваю, что его мотивы отнюдь не благородны. — Возможно, — Том протянул здоровую руку и коснулся запястья Гарри. Его пальцы подрагивали. Они скользнули вверх по его руке, забрался под мантию. — Пусть даже так — мне не сложно дать ему надежду, если я получаю что-то взамен. — Рану? И кошмары? — Это просто тело, — Том потянул руку Гарри к себе. — Ему положено чувствовать. Боль — всего лишь одно из чувств. Он прижался губами к пальцам Гарри. Тот наблюдал за ним в ужасе: он вдруг вспомнил те воспоминания, что ему показывал Дамблдор. О молодом Реддле, который посещал богатых пожилых волшебников, флиртовал с ними и забирал их сокровища. Он точно знал, чего люди от него хотели. Где он этому научился? В школе? — Никакого больше Хогсмида, — решил Гарри, отнимая руку и выпрямляясь. — Никаких встреч с этим человеком. Мы поговорим об этом снова, когда ты поправишься. А сейчас тебе нужно отдыхать. Том усмехнулся, совершенно не обидевшись. — Вы не сможете это остановить, — прошептал он. — Вы тоже это ощущаете? — Что «это»? Том прикрыл глаза. Видимо, он совершенно обессилел, потому что не закончил предложение и уснул. Гарри смотрел на него растерянно и немного испуганно — слова Тома показались ему дурным предзнаменованием. Он хотел бы знать, что тот имел в виду, но не собирался снова его будить. У него были дела — стоило поговорить с Дамблдором о том, чтобы запретить Тому походы в Хогсмид.

***

Из-за возросшей нагрузки у Гарри было мало времени на личную жизнь. После того, как Том получил травму, он несколько дней провел, пристально наблюдая за ним и участвуя в совещаниях профессоров о повышении мер безопасности. Реддл продолжал настаивать на своей версии, однако не избежал наказания — Хогсмид был для него закрыт, и Тому ничего не оставалось, кроме как мрачно взирать на учителей. Гарри удостоился особенно недовольного взгляда: он был уверен в своей правоте и не собирался отступать. — Я о тебе беспокоюсь, — сказал он, навестив Тома в больничном крыле в последний день его пребывания там. — Ты сам не понимаешь, во что ввязываешься. — Благодарю за заботу, — процедил Том и отвернулся. Он чувствовал себя немного неловко, наверное, вспоминая их ночной разговор. Впрочем, они не поднимали эту тему. Гарри, поддавшись порыву, растрепал его волосы. Реддл отпихнул его руку и гордо вскинул нос: каким-то образом он умудрялся выглядеть независимо, сидя на развороченной постели. Друзья принесли ему сладостей, которые теперь горкой лежали на тумбочке. Всё это — уроки, Том, работа — отнимали время. А когда Гарри был свободен, Орион пропадал в библиотеке. На нем лежали обязанности старосты и капитана команды, которые требовали внимания, а необходимость повторять материал, пройденный за несколько лет, убивала все возможности побыть наедине. Поначалу Орион приходил к нему после уроков, нагруженный книгами: они закрывали дверь, чтобы почитать и поработать, но в итоге все дела оказывались отброшенными в сторону. В какой-то момент стало понятно, что проводить время днем было практически невозможно: они были у всех на виду и вынуждены были откладывать слишком много дел. Поэтому Орион приходил к нему по вечерам: иногда они летали, пользуясь теплой погодой, иногда просто разговаривали, иногда к ним присоединялась Гермиона — а иногда стрелка часов уходила так далеко от полуночи, что Гарри не находил в себе сил отправить Ориона прочь. Ему почти не снились кошмары, когда он засыпал, ощущая тяжелую руку на талии. Почти. Однажды ему приснился Волдеморт — настоящий, тот, что ждал его в будущем. — Я делаю это ради тебя, Гарри, — шептал он, нависая над ним черной тенью. Гарри лежал на полу посреди своей гостиной, которая вдруг превратилась в огромный зал. Света камина не хватало, чтобы осветить все его уголки, и липкая тьма подбиралась к нему со всех сторон. Холодная рука сжимала горло Гарри, медленно выдавливая из него жизнь. — Нет, — Гарри хватался за костлявое запястье. — Нет! — Нет? — удивился Волдеморт. Его лицо, почти лишенное человеческих черт, исказилось в столь знакомой манере, что Гарри затошнило. Он закричал, но длинные пальцы стиснули его щеки, закрывая рот. — Разве ты не этого хотел, Гарри? Гарри чувствовал, что задыхается. Тяжесть чужого тела словно вдавливала его в пол, и он медленно проваливался куда-то. Он забился под этой черной фигурой, теряющей свои очертания. Волдеморт усмехался над ним, всё вокруг него расплывалось, и только лицо — белое, безносое, с горящими алыми глазами — оставалось четким. — Посмотри на меня, — приказал Волдеморт, хотя едва ли Гарри мог отвести от него взгляд. — Ты так желал вновь увидеть меня — ну так смотри, Гарри. Назови мое имя. Мое настоящее имя. — Нет! Пусти меня! — Посмотри на меня, Гарри. Очнись. Гарри закричал. Волдеморт встряхнул его, будто куклу, и голова Гарри ударилась о что-то мягкое — это не спасло его от кошмара, от этого пугающего облика. Он хотел дотянуться до своей палочки, чтобы вновь ощутить уверенность: он знал, каким опасным мог быть Волдеморт, но Гарри уже сражался с ним — он мог победить и знал, что делать. Он толкнулся наверх, попытался ударить его ногой. Волдеморт только усмехался. — Гарри, — повторил он довольно. — Давай же, Гарри… Волдеморт ударил его по лицу — не сильно, но довольно ощутимо. А затем еще раз, по другой щеке: голова Гарри мотнулась, и он вдруг обнаружил, что лежит в темноте, и свет камина погас. Он находился вовсе не на полу, а в своей кровати, и над ним нависал не Волдеморт — это был перепуганный, растрепанный Орион. Он тяжело дышал, удерживая Гарри под собой. — Гарри? — он заметил, что тот проснулся. — Какого черта? Ты в порядке? — Д-да. Орион медленно опустился на кровать. Он был без рубашки, и Гарри плечом чувствовал его голую грудь. Поддавшись порыву, он прижался к нему в глупой надежде, что тепло чужого тела прогонит остатки его кошмара; Орион обнял его за плечи, запустив руку в волосы. Он медленно поглаживал его, но Гарри не чувствовал успокоения — только горечь. Шипящий голос Волдеморта всё еще звучал в его ушах, и Гарри ужасался тому, что так и не забыл его. Прошло уже несколько лет с тех пор, как он слышал его в последний раз, но в его памяти он был таким же реальным, ничуть не утратившим своей силы. — Что тебе снилось? — спросил Орион шепотом. Гарри выпутался из его рук. Он лег на спину и прижал руку ко лбу: тот был горячим. — Прошлое, — ответил он тихо. — Прошлое? — Орион приподнялся на локте. — Что это значит? — Просто… — Гарри судорожно вздохнул. — Там был человек, и он хотел… Неважно. Это был просто кошмар. У меня иногда бывает… такое. — Ты кричал. — Это нормально. — И звал… кого-то. Гарри сглотнул. — Нет, — ответил он. — Я просто пытался проснуться. Орион коснулся его лица, вынуждая повернуть голову. Гарри ощущал себя, как в тумане: кажется, у него поднялась температура. Он ни на кого не мог свалить вину за этот сон: он был его собственным, лихорадочным и пугающим. Кошмар высосал из него все силы, тело казалось тяжелым и неповоротливым — Гарри покорно уставился на Ориона, не пытаясь скинуть его руку. Он был готов к расспросам и волнению, но Блэк ничего не сказал. Он поцеловал его в губы, потом в щеку. Мягко, но настойчиво — Гарри медленно отвечал ему, тихо вздыхал и сжимал в пальцах одеяло. На миг он подумал, что совершил огромную ошибку, когда позволил Ориону забраться в его кровать — оказаться так близко. С его губ сорвался задушенный вздох, когда Блэк опустился к его шее. — Что ты делаешь, — пробормотал Гарри. Меньше всего на свете он был настроен на поцелуй и объятия сейчас, когда голос Волдеморта всё еще преследовал его. Ему казалось, он даже ощущает прикосновение его руки на шее, почти в том месте, где скользили губы Блэка. Орион обхватил его за талию, прижимая к себе. Он прикусил его ключицу и спустился ниже, к груди — втянул в рот сосок, и Гарри вздрогнул всем телом. Он уперся в его плечи, пытаясь отстранить: ему показалось, что комната ходит ходуном, а кровать под ним походит на лодку посреди бушующих волн. Орион продолжал покусывать и посасывать его сосок, стискивая в пальцах другой — Гарри дрожал под ним, чувствуя, как каждое прикосновение всё дальше уносит его мысли. Он ощущал себя… беспомощным. Как во сне. Как рядом с Волдемортом. — Орион, — пробормотал он. Тот оторвался от его груди и снова поцеловал в губы, необычайно настойчиво, так, словно пытался что-то доказать. Его язык двигался во рту Гарри, а руки оглаживали тело, сжимая; ладони скользнули ему на бедра, задев края пижамных штанов, и стиснули их, раздвигая. Гарри протестующе застонал: ему не хватало дыхания, и казалось, будто он сейчас потеряет сознание. Орион отстранился в тот момент, когда Гарри окончательно ослабел — он тут же жадно вздохнул, отвернув голову. — Что ты делаешь, — хрипло повторил он. — А ты как думаешь? — Орион раздвинул его ноги шире. Он вжался между бедер Гарри, скользнул руками ему на талию, крепко сжимая и удерживая под собой. Он был уже твердым, и Гарри чувствовал его горячую кожу — ему казалось, что он тоже чувствует возбуждение, но оно накатывало на него волнами, сменяясь ощущением ужаса. Грубые, собственнические прикосновения напоминали ему о Томе — о Волдеморте, чей голос он слышал несколько минут назад. Нет, он его не слышал, потому что Волдеморта не существовало. Он его придумывал. И всё же Гарри ощущал его присутствие. Орион двинулся между его ног, имитируя толчок и потираясь. Гарри тихо застонал. Он возбудился от этих прикосновений и поцелуев, но чувствовал себя слишком чувствительным, оголенным, будто нерв. Его пятки упирались в матрас, ноги подрагивали, словно он долгое время напрягал мышцы, и теперь они сдались. Каждое движение посылало волну слабости и удовольствия по его телу, и Гарри всё больше терял контроль над своими движениями. Его руки, цепляющие за плечи Ориона, слабели. — Нет, — прошептал он. — Не сейчас, нет. — Позволь мне, — Орион склонился над ним, поцеловал в плечо. — Ты забудешь. — О чем? — Обо всём, — он влажно провел языком по его коже. — Гарри… Разве ты не этого хотел, Гарри? Орион двинулся снова. Гарри запрокинул голову, отдав свою шею на растерзание. — Я сейчас сознание потеряю, — прошептал он. — Мм, правда? — Орион вновь прихватил зубами его сосок, чуть оттянув. Его бедра качнулись вперед, проезжаясь по члену Гарри, а ладони стиснули его бока: они чуть опустились вниз, ему под спину, и кончики пальцев проникли под резинку его пижамных штанов. Орион крепко ухватил его, вынуждая чуть вскинуть бедра — так, словно все было по-настоящему, словно они действительно занимались сексом. Вот только это было не так, и Гарри вообще с трудом понимал, что происходит. Он потерял ощущение кровати под собой: остались только медленное покачивание и горячие, почти болезненные прикосновения. Гарри даже не мог сказать, нравились ли они ему — пожалуй, это было приятно, но в каком-то пугающем смысле, потому что образ Волдеморта всё еще витал над ним. Гарри слабо застонал, когда хватка чужих зубов стала сильнее. — Да, — пробормотал он. — Кажется, да. Орион вдруг отстранился. — Подожди, ты серьезно? — игривая настойчивость пропала из его голоса. Гарри попытался ответить, но вместо этого просто покачал головой. — Гарри? — Орион коснулся его лица. — Что с тобой? — Не знаю, — прошептал тот. — Голова кружится. Он проваливался куда-то — Гарри казалось, что краем глаза он видит огонь в камине, которого не могло быть в его спальне. Вдруг кошмар засасывал его обратно? Гарри не мог этого допустить. Он снова вцепился в плечи Ориона, притягивая его к себе, стискивая изо всех сил. — Что мне сделать? — прошептал Блэк. — Скажи. Гарри вслепую нашарил его губы. Он отвел одну руку назад и кое-как нащупал палочку: все лампы в спальне разом вспыхнули, ударив его по глазам. Теперь Гарри хотя бы точно знал, что он в своей комнате, а не в еще одном причудливом сне. Его мысли лихорадочно заметались, и он не придумал ничего лучше, чем использовать Агуаменти. Гарри не подумал о том, что произойдет: поток прохладной, чистой воды обрушился на него. Орион удивленно выдохнул, вздрогнув всем телом, и тут же фыркнул — они оба оказались промокшими. Но зато стало легче, и Гарри перестало казаться, будто комната медленно раскручивается. Он судорожно вздохнул. — Тебе лучше? — спросил Орион. — Да, — Гарри прикрыл глаза. — Еще никто не был таким мокрым подо мной, — пошутил Орион, и Гарри усмехнулся. Он откинул голову назад и расслабился: вода стекала по его голому торсу, впитывалась в ткань его штанов и постельное белье. Его сердце чуть успокоилось. — Не дай мне уснуть, — пробормотал Гарри. — Не сейчас. Орион прижался лбом к его плечу. — Ты сказал, что не стоит, — напомнил он. — Не хочу, чтобы тебе стало хуже. — Не станет, — решил Гарри. Он не хотел засыпать. Ему нужно было отвлечься, взбодриться, выплеснуть скопившиеся в нем напряжение. Его руки и ноги всё еще дрожали. Гарри потянул Ориона к себе, прячась в тепле и запахе его тела, запуская пальцы в его растрепанные волосы. При свете ламп он мог видеть, как блестели его глаза и как румянец полз по его щекам и груди. Орион был таким красивым, и он был рядом, когда был нужен. — Ты злишься? — спросил Орион. Гарри бросил на него быстрый взгляд и лишь поглубже спрятал руки в карманы мантии. Он огляделся: портключ доставил их на маленькую площадку, спрятанную за домами. Перед ней стоял маленький магазин, на вывеске которого золотыми буквами было написано «Портключи: туда, сюда, обратно». За ним начинался узкий проход, в конце которого виднелась оживленная улица — сам Косой переулок. Гарри вздохнул. Он давно не был в Лондоне и отвык от его запаха, от неуловимого шума. Здесь всё было другим, и Гарри казалось, будто он попал в другой мир — Орион, который стоял рядом с ним, лишь усиливал это чувство. — Злишься, — решил Блэк. — Никто ничего не заподозрит. — Ты втянул в это Вилкост, — огрызнулся Гарри. Он пошел вперед, а Орион поплелся за ним. Он выглядел виноватым и, наверное, был искренен в своем желании помириться, но Гарри всё равно не мог поверить, что Орион провернул эту махинацию за его спиной. На следующее утро после ночного кошмара Гарри чувствовал себя разбитым и вымотанным, как всегда происходило, когда он соприкасался с Волдемортом и магией, что связывала их — даже если это было лишь в его голове, — но к вечеру он уже пришел в себя. Страшные сны приходили и уходили, и он привык к ним, как к хронической болезни, имеющей свойство возвращаться. Но для Ориона всё было иначе. Порой Гарри ловил на себе его взгляд, полный задумчивости и беспокойства — мрачных и тяжелых чувств. Несколько дней Блэк ничего не говорил на эту тему, убеждая Гарри, что всё хорошо: он целовал его всё с той же страстью и касался так же жадно, как и раньше. Гарри рассказал о случившемся Гермионе, но в общих чертах: ей достаточно было знать, что ему опять приснился Волдеморт и шрам снова ожил, а детали о его ужасном состоянии и способе, каким Орион приводил его в чувство, стоило опустить. Всё было спокойно, и даже Том держался поодаль, а затем Вилкост позвала Гарри к себе и поставила его перед фактом. — Блэк отправляется в Гринготтс, — сказала она тогда, не замечая, какой ужас проступил на лице Гарри. — Он попросил о помощи, поэтому вы сопроводите его. Гоблины неохотно делятся информацией, а ему нужно написать очень хорошую работу, если он хочет впечатлить нужных людей. — Что-то я не уверен, что гоблины захотят говорить со мной. — У нас с ними договор, — сказала Вилкост. — Нужно лишь проследить, чтобы они добросовестно исполнили свою часть. К тому же вам пора начать принимать участие в исследовательской деятельности. Одно лишь преподавание погубит ваш потенциал. И вот, субботним утром, Гарри оказался в Лондоне. Он не собирался сопровождать Блэка и считал это плохой идеей — слишком очевидной и показательной. Но хуже всего было то, что его просто поставили перед фактом, и Орион провернул за его спиной целый спектакль, чтобы добиться своей цели. Гарри это совсем не нравилось. — Никто не догадается, — сказал Блэк ему в спину. — Ты должен был сначала спросить у меня. — Ты бы отказался. Гарри нахмурился. Когда он рассказал об этом вопиющем случае Гермионе, та ответила ему то же самое — слово в слово. Это становилось тревожной тенденцией. — Не злись, — Орион поймал край его рукава. Гарри тут же опасливо огляделся, но вокруг никого не было. Блэк придвинулся к нему. — Я просто хотел, чтобы ты немного отдохнул от Хогвартса. Чтобы мы сходили куда-нибудь вместе. Портключ сработает только вечером: у нас полно времени. Закончим с этими чертовыми гоблинами и сможем прогуляться. Гарри чуть отодвинулся, прижимаясь к стене. Орион мягко улыбался, и злиться на него было трудно — эта улыбка обезоруживала. Том тоже так умел. Гарри моргнул и резко отвернулся: почему он вдруг подумал о Реддле? В последнее время он слишком переживал о нем. — Ладно, — сказал он. — Пойдем к твоим гоблинам. — Возьмете меня за руку? Гарри хлопнул его по лбу и протиснулся мимо. Он понятия не имел, что он должен делать: конечно, Вилкост была права, и ему стоило заняться своей профессией, если он хотел и дальше развиваться в этом направлении. Даже Дамблдор ему это советовал. Но Гарри вовсе не собирался приступать к делу так быстро, он не знал, с чего начать. В выходные в Косом переулке было довольно людно. Погода стояла отличная, и многие волшебники выбрались за покупками. Никто не обращал на Гарри и Ориона внимания, никто их не узнавал — это было странным, необычным чувством. В Хогвартсе их провожали любопытные взгляды учеников, а в прошлом Гарри и вовсе не мог избавиться от чужого внимания. Ярко светило солнце, и Косой переулок казался почти безмятежным — единственным, что выбивалось из этой картины, были плакаты. Они в огромном количестве покрывали стены домов и некоторые витрины. Новости, объявления о розыске, призывы присоединиться к борьбе с Гриндевальдом. Гарри старался не смотреть на них, чтобы не позволять страху вновь захлестнуть его изнутри. Время, когда война бушевала прямо над их островом, было чудовищным, и он страшился возвращения тех дней. До Гринготтса они добрались довольно быстро, а затем застряли в очереди. Эта очередь состояла из одного единственного волшебника, седовласого старика, который нетерпеливо постукивал тростью, пока гоблин за стойкой медленно листал книгу. — Вас нет в списке, — наконец, заявил он. — Этого не может быть! — воскликнул волшебник. — Проверьте еще раз! — Я проверил, — гаркнул гоблин. — Никакого Николаса Гломпти в списке нет! — Я не Гломпти, а Кломпти! — Проверю еще раз, — гоблин склонился над книгой. Гарри покосился на Ориона, и тот ухмыльнулся. — И так каждый раз, — шепнул он. — И сколько мы будем тут стоять? — спросил Гарри. — Вечность, — загадочно ответил Орион. Это заняло чуть меньше — всего сорок минут. Они состояли из медленного перелистывания книги, проверки разрешений, ожидания ответа от хранителя архива — Гарри понятия не имел, что в Гринготтсе царила такая бюрократия. В свое время он получал доступ к сейфу, предъявив палочку и ключ, однако к своему архиву гоблины относились с большей щепетильностью. — Поттер? — произнес гоблин за стойкой. — Еще один Поттер? — Я здесь по поручению профессора Галатеи Вилкост, — Гарри сделал вид, что не заметил его недовольного тона. Гоблин вел себя так, будто Поттеры шастали к нему каждый день. — Она должна была оповестить вас, что не сможет сопровождать студента, и я ее заменяю. — Хмм, — потянул гоблин. — Возможно. Мне нужно проверить. Гарри глубоко вздохнул. Сам архив оказался совсем не тем, что он ожидал. Гарри представлял себе библиотеку, украшенную золотом, по которой туда-сюда снуют гоблины-библиотекари — наверняка ужасно вредные и крикливые. Однако же архив оказался подземным залом с низким потолком и маленьким столами, расположившимся поодаль друг от друга. На каждом стояла лампа. Воздух пах чем-то старым, пыльным. В конце зала находились запертые двери, перед которыми стояла высокая кафедра — за ней сидел гоблин, выдающий книги. Чтобы получить что-то из архива, нужно было написать специальное прошение: Орион отправил его совой, поэтому его книги — невообразимо огромная гора книг — уже дожидались его. Гарри чувствовал себя беспомощным. — Так… зачем тебе требовалась помощь преподавателя? — спросил он. — Мне она не требовалась, — Орион увел их в самый угол. — Я просто пытался выманить вас из замка. А в свидании вы бы мне отказали. — Мм, верно мыслишь, — Гарри взял самую верхнюю книгу и прочитал название: «Доклады Гульбрика Третьего о применении рунических заклинаний для ограничения экстенсивного пространства, части II-III». Книга была старой, с пожелтевшими страницами, и один ее вид нагонял скуку. Гарри отложил ее в сторону: внезапное смущение накатило на него. Он вдруг отчетливо осознал свою некомпетентность: он притворялся преподавателем, но на деле он даже не закончил школу. Он не умел проводить исследования, не читал умных книг, не интересовался ничем, кроме квиддича и своей миссии. Профессор Дамблдор как-то успевал и преподавать, и общаться с выдающимися исследователями, и писать собственные труды — не говоря уже о том, что он мимоходом умудрился победить одного из величайших темных волшебников. А Гарри ныл, что Вилкост отдала ему четвертый курс и повысила нагрузку. Он чувствовал себя жалким. — Тебе это интересно? — спросил Гарри осторожно. — Мне не слишком нравится сам процесс написания, — ответил Орион отвлеченно. — Но иногда, знаешь… Возникает какая-то задача, и процесс ее решения очень увлекает. У тебя, наверное, тоже такое было? Во время учебы. — Ага, — Гарри потупил взгляд. — Конечно. И что мне тут делать? — Я надеялся, что ты мне поможешь, — Орион придвинулся чуть ближе и положил руку на спинку его стула. Кроме них в зале было всего два человека, и никто бы этого не заметил, но Гарри все равно глянул на него недовольно. — Мы закончим всё по-быстрому и отправимся гулять. Я отлично знаю Лондон. Если ты захочешь, мы можем даже… — Что? — Вряд ли мои родители дома сейчас, — Орион игриво двинул бровями. — Я мог бы показать тебе, где живу. Конечно, наш лондонский дом скромнее, чем загородные поместья, но зато на нем лежат очень интересные чары, скрывающие его от магглов. Тебе понравится. — Твой дом? — Гарри сглотнул. — Ни за что. Дом на площади Гриммо был для него особенным местом. Конечно, он хотел бы его увидеть — таким, каким особняк был во время детства Сириуса, когда его не наполняли пыль и плесень. Но ступить туда сейчас, когда Орион, Вальбурга, и вся эта ситуация… — Но… — Давай сюда свои книги, — твердо сказал Гарри. — Это первый и последний раз, когда мы таким занимаемся. — Разумеется. — И не пытайся выглядеть таким очаровательным, это тебе не поможет. — Считаете меня очаровательным, профессор? Гарри вздрогнул. Интонации в его голосе напомнили ему… Возможно, отправиться в Лондон и на время забыть о делах было всё же хорошей идеей. И Вилкост была права: вид этих книг и погруженных в исследования людей вдохновлял. Гермиона тоже этим занималась, и Гарри решил, что ему не стоит отставать. Он мог начать с малого — хотя бы почитать что-нибудь более серьезное, чем дополнительная литература к учебнику. Пока он помогал Ориону записывать цитаты, то раздумывал над тем, что интересовало его самого. Точно не руны — ему хватило пары отчетов этого Гульфика или как его там, чтобы это понять. Но Гарри нравилось сражаться. Опасные разрушительные заклинания? Убивающие? Его знания об Аваде Кедавре были, конечно, уникальными, но довольно бесполезными. Гарри хорошо владел заклятием Экспеллиармус и умел интуитивно управлять его силой. Был еще Патронус — особые чары, наполненные множеством смыслов. Гарри улыбнулся. — Ты должен мне как минимум пару дней проверки домашних работ, — заметил он. — Думаете, я справлюсь? — хмыкнул Орион. Он сосредоточенно писал: почерк у него был не слишком ровным, но зато узнаваемым. — Если ты не справишься с материалом младшекурсников, то о СОВ можешь забыть. — Уговорили. Они работали довольно долго — так долго, что начала болеть спина. В конце концов, Орион решил, что этого хватит, и Гарри довольно потянулся. Он потратил полвыходного на то, чтобы помочь Блэку, но не чувствовал себя вымотанным. Это было чем-то новым. Гарри бегло оглядел темный зал, прислушался к шороху страниц и тихому бормотанию гоблина, который что-то записывал в огромную книгу. Это было неуютное место, чужое, но он собирался запомнить его. Гарри первый поднялся из-за стола. — Ты обещал показать мне Лондон, — сказал он. — Я проголодался. — И я сдержу свое обещание, — Орион собрал все свои свитки. — Здесь недалеко есть отличное место. Приличное, туда заходят весьма состоятельные люди. Вы хотите выпить? — И как я вечером объясню Вилкост пьяного студента? — Может, это мне придется объяснять ей пьяного преподавателя? — Блэк подмигнул ему. — Выпьете, расслабитесь, и сами не заметите, как мы уже… — Почему всё, что ты говоришь, звучит так пошло? — спросил Гарри, вскинув бровь. — Возможно, вам нравится слышать пошлости? Гарри развернулся и направился к выходу. Орион громко позвал его, за что заслужил осуждающий шепот со стороны гоблина, а потом поспешил следом. Свитки он зачаровал, чтобы они уменьшились и влезли в его карман. Гоблин на входе долго проверял их, разглядывая сквозь огромное увеличительное стекло, но потом милостиво отпустил. Они вышли на улицу. Солнце всё еще было высоко, и людей будто бы даже прибавилось. Гарри по привычке оглядывался, но никто не смотрел в их сторону, и даже когда Орион придвинулся к нему чуть ближе, бегло коснувшись поясницы, это не привлекло внимания. Они прошли через весь Косой переулок, мимо лавок и магазинов, а затем повернули на соседнюю улицу. Гарри здесь никогда не бывал: не то чтобы у него было много возможностей для изучения волшебного Лондона, у него всегда компания и надзор взрослых. — Я хотел кое-что с тобой обсудить, — Орион смотрел вперед и выглядел так, словно в их прогулке не было ничего странного. Словно они не сбежали из Хогвартса, из их привычной жизни. Ветер шевелил его черные кудри. — Насчет лета. Помнишь о моем предложении поехать куда-нибудь? Оно всё еще в силе. — А я всё еще не собираюсь соглашаться. — Почему? — Орион глянул на него искоса. Мимо прошла группа молодых волшебниц, которые с интересом поглядели на них. Наверное, со стороны они казались просто студентами, ровесниками. Уехав куда-нибудь подальше, Гарри мог бы чувствовать себя с Орионом абсолютно свободно, не опасаясь быть узнанным. Воспоминание о бледном лице Тома и его темных волосах, разметавшихся по подушке, вдруг сжало его сердце. Конечно, он бы и не узнал, если бы Гарри провел свое лето вдали от замка. Но это бы значило, что они продолжают свои отношения, и это бы запутало всё еще больше. Гарри наслаждался их временем вместе, и он чувствовал себя намного уверенней, чем раньше: в конце концов, Орион был первым человеком, с которым он получил сексуальный опыт — пусть даже они не заходили слишком далеко. Но всё же… Им не стоило цепляться за то, что рано или поздно стало бы тяжким бременем. Гарри не собирался оставлять свою миссию, провальную или нет — может, он слишком волновался за прошлое, может, Волдеморт из кошмаров был абсолютно прав, но он просто не мог это сделать. Вид нежной грусти на лице Тома стоил того, чтобы продолжать пытаться. А Ориона ждала своя жизнь, карьера, женитьба. Гарри не хотел тянуть его назад. — Орион, — мягко произнес он. — Тебе нужно отдохнуть от Хогвартса, — твердо сказал Блэк. — Я собираюсь пару месяцев провести на побережье, прикинуть варианты. У нас есть там дом. Почему бы тебе не присоединиться? Никто не будет нам мешать. — Дом? — спросил Гарри. — В нём жила моя бабка. Мы иногда там отдыхаем. — Я не собираюсь жить в доме твоей бабки, ты с ума сошел? — Я могу снять нам другой, — тут же предложил Орион. — Мерлин, — Гарри покачал головой. — Это слишком. — Это тебя пугает? — Орион чуть понизил голос, когда мимо прошло еще несколько волшебников. — Считаешь, что всё слишком серьезно? Слишком быстро? — А ты так не считаешь? — Нет, — Орион вдруг обхватил его за талию, привлекая к себе. Он просто увел его на соседнюю улицу, выглядящую очень дорого: дома здесь казались маггловскими, сделанными из белого камня, но крошечные детали, вроде двигающихся букв или мерцающих дверей, выдавали их волшебную природу. Нужный им дом отличался тем, что первый этаж был отделан черным камнем. За дверью царил полумрак, пахнущий деревом и пряностями. — А мне вообще по карману это место? — спросил Гарри шепотом. Их встретил волшебник в черной мантии под горло. Он кивнул Ориону, словно знал его, и бросил на Гарри быстрый, равнодушный взгляд. Он провел их вперед, в большой зал — он был освещен мягким, мерцающим светом. Столов было немного, и некоторые из них скрывались за деревянными панелями. Гарри в своих джинсах чувствовал себя неуместным. — Я заплачу, — сказал Орион. — Нет, — твердо сказал Гарри. — Я сам за себя заплачу. — Почему ты всё время... Он вдруг замолк. Волшебник подвел их к одному из столов и тут же удалился. — Что? — спросил Гарри, занимая свое место. Он никогда в жизни не бывал в дорогих ресторанах: когда Дурсли выезжали куда-то семьей, то не брали его, а во времена учебы у него не было возможности тратить деньги. Гарри не знал, какие порядки царили в таких местах, что здесь считалось приличным, а что — нет. Он был старше Ориона, но сейчас ощущал себя ребенком. Он неловко улыбнулся: — Тебе стоило предупредить меня, что ты хочешь пойти в такое крутое место. Я выгляжу, как оборванец. — Ты чудесно выглядишь, — ответил Орион немного рассеянно. — Это место не такое уж… крутое. Просто приличное и спокойное. Для него, наверное, так и было — он был богат и вырос в семье аристократов. — Тогда почему ты так напрягся? — спросил Гарри. Орион посмотрел на него. — Только обещай не психовать, — сказал он. — Что, — Гарри вцепился в край стола. — По-моему, там сидит Бенджамин Лестрейндж, — Орион кивнул в сторону. — Что? — Гарри взвился. — Где? — Там сидит его отец, — Орион оглянулся через плечо. Гарри вытянул шею: в конце зала он увидел занятый стол. За ним сидело двое мужчин и две женщины — у одной из них были длинные светлые волосы, и она тут же напомнила Гарри о Нарциссе Малфой. Между ними действительно сидел какой-то юноша, но Гарри не мог разглядеть его лица. — А еще — Пократус Гринграсс. Мой отец терпеть его не может. — Что они тут делают? — Гарри тут же вжался в спинку стула. — Надо было пойти в обычное кафе! В Лондоне их полно. Поели бы пиццы. — Пиццы? — удивился Орион. Гарри уставился на него: он вдруг подумал, что понятия не имел, существовала ли пицца в Лондоне сейчас. Может, ее ели только итальянцы? Видимо, его замешательство было принято за недовольство, и Орион поспешил его успокоить, не обратив внимания на заминку. — Расслабься, — сказал он — Они либо видели нас, либо уже не заметят. Мы не делаем ничего противозаконного. Гарри тяжело вздохнул. — Если там сидит Бенджамин, то он сегодня же доложит Тому. — Какая разница? — Орион протянул руку, словно желая коснуться его, но вовремя отдернул ладонь. Его брови сошлись на переносице. — Плевать, что он думает. А если решит болтать лишнее, то Вилкост подтвердит, что сама отправила тебя сюда. Все хорошо. Забудь о Хогвартсе, ладно? Только сегодня. В словах Ориона был смысл: они хорошо проводили время, несмотря ни на что. Гарри мог позволить себе расслабиться после дней напряженной работы, и никого не должно было волновать, как он проводит свой выходной. — Хорошо, — сказал Гарри. — Хорошо, давай отдыхать. И что ты посоветуешь заказать? — Ваше решение насчет алкоголя все еще в силе?

***

Был ли Гарри крестражем? Гермиона ненавидела этот вопрос. Она сидела в кресле, подтянув ноги к груди и уложив книгу на колени, и наблюдала за тем, как Гарри и Орион играют в шахматы. Блэк использовал тактику хаотичного перемещения фигур по доске, которая была довольно занимательной, но совершенно неэффективной — он бездарно проигрывал, и Гарри тихо посмеивался, завладевая новой фигурой. — Возможно, ты будешь играть лучше, если начнешь придерживаться стратегии. — Я придерживаюсь, — возразил Орион. — Вы просто ее не разгадали. Он ущипнул Гарри за бедро, а тот шлепнул его по руке — он старался быть строгим и недовольным, но лукавая улыбка выдавала его с головой. Он выглядел совсем юным, когда позволял себе расслабиться и повеселиться: отблески огня играли в его черных волосах, глаза казались огромными, а щеки темнели из-за румянца. Он был очень красивым, довольным. Почти счастливым, если бы не неясное выражение на его лице, которое появлялось каждый раз, когда Гарри думал, что на него никто не смотрит — благодарность и скрывающаяся за ней грусть. Времени оставалось всё меньше, и Гарри готовился к прощанию. — Я предлагал ему уехать со мной, — признался Орион. Он стоял около парты, опираясь о нее бедром и скрестив руки на груди, а Гермиона сидела за своим столом и смотрела на него снизу-вверх. Ее пальцы дрожали, буквы расплывались перед глазами — она чувствовала себя такой уставшей, что мысль о еще одной стопке пергаментов казалась ей невыносимой. Но она должна была продолжать — отдых бы никак ей не помог, потому что причины этой усталости исходили вовсе не из недостатка сна. — Он отказался, — поняла Гермиона. — Ничего другого я и не ждала. — Потому что я не кажусь вам достаточно надежным? Или потому что у него есть причины оставаться в замке? — Я бы сказала всего понемногу. — И все же вы надеялись, что он согласится, — Орион нахмурился. — Почему? Потому что Гарри был несчастен? Потому что Реддл преследовал его? Потому что он мог быть крестражем Лорда Волдеморта, и Гермиона понятия не имела, как сильно эта связь влияла на него? У нее было множество причин пытаться уберечь Гарри от опасности, которую он сам будто бы и не замечал, но ни одной из них она не могла озвучить Блэку. Вес этого секрета, этой ответственности лежал лишь на ее плечах, и как бы велико не было желание Гермионы рассказать ему — хоть кому-нибудь, кто мог бы помочь — всю правду, она продолжала молчать. Если бы Орион уговорил Гарри уехать и оставить Хогвартс, скорей всего Сириус бы не родился. Гермиона не произносила этого вслух, но такой исход вовсе не казался ей немыслимой ценой — она хорошо относилась к Сириусу Блэку, она симпатизировала ему и была благодарна за ту поддержку, что он оказывал Гарри. Но она не была с ним близка, и счастье Гарри было для нее намного важнее потенциального существования Сириуса — который после их вмешательства едва ли стал бы тем же самым человеком. Они никогда бы не смогли вернуть свои былые отношения. Может, в этом была их проблема? В нежелании отпустить прошлое? Гарри этого не понимал? Или же понимал, но предпочитал игнорировать правду? Знал ли он о крестраже? — Мисс Грейнджер, — Орион вырвал ее из раздумий. — Расскажите мне. — Я не могу, — ответила Гермиона. — Я попытаюсь угадать, — Блэк шагнул вперед, нависая над ней. — Вы боитесь, что когда я уеду, вы останетесь наедине с этим психопатом? И можете оказаться следующей в его списке? Ему не нужно было уточнять, о ком идет речь. — Ты говоришь о третьекурснике, — осадила его Гермиона. — Он третьекурсник, но у него есть власть над вами. Откуда? Что он может вам сделать? — он напирал, и Гермиона боролась с желанием схватиться за палочку, чтобы успокоиться. — Рассказать, что вы никакие не поляки? Что вы врете о своем возрасте? Что еще у него есть на вас? — Ничего. — Несколько дней назад Гарри приснился кошмар, — рассказал Орион. — Он бился в постели и кричал, а потом начал звать Реддла. Это не похоже на ничего. Это похоже на огромный секрет. — Дело не в секрете, — ответила Гермиона. — Том просто… не в порядке. А у Гарри есть трудности с тем, чтобы удерживать его в рамках, и это его пугает. — Это я заметил. И почему вы бездействуете? — Мы не можем наказать его за то, что он влюбился в преподавателя, а потом позволить тебе быть рядом, — твердо сказала Гермиона. — Реддл еще ничего не сделал. Она повторяла эту фразу про себя столько раз, что она стала походить на мантру. Том еще никого не убил. Том еще не совершил непоправимой ошибки. Том еще не стал Волдемортом. Эти «еще» копились и копились, и никто в этом мире не мог заверить Гермиону, что они не рухнут под своей тяжестью, когда станет слишком поздно. — Но вы думаете, что сделает, — закончил за нее Орион. — Разве не поэтому вы поддержали меня, когда я рассказал вам о моем отношении к Гарри? Чтобы я помог вам. Гермиона отвела взгляд. Да, она поддержала Ориона: посоветовала ему не оставлять своих попыток и намекнула Гарри, что отношения с Блэком могут оказаться весьма полезными и плодотворными. Гарри был слишком скромным, неуверенным, когда речь заходила о любви: они с Роном никогда не отличались проницательностью, и Гермиона просто принимала за данность тот факт, что они оба нуждались в подсказках. Особенно сейчас. Гарри было плохо — и в этом был виноват Реддл. Возможно, он сам не понимал, что происходит. Все больше Гермиона убеждалась в том, что ее теория верна. Они столько раз задумывались о том, откуда у Гарри способность говорить со змеями и умение проникать в разум Волдеморта — волшебника, превосходно владеющего окклюменцией, — но никогда не предполагали самого простого, самого очевидного ответа: Гарри сильнее прочих реагировал на крестражи, потому что был одним из них. И был подвержен чужому влиянию. Волдеморт заставлял его быть раздражительным и агрессивными, показывал ему видения, манипулировал его сознанием. Разве не мог Реддл делать то же самое? Желать взаимности — дружеской, семейной или романтической — так неистово, что сила этого желания вынуждала Гарри тянуться к нему в ответ? Он этого не осознавал. Гермиона столько раз говорила ему о неправильности происходящего, и Гарри соглашался с ней, кивал ей в ответ — и повторял все свои ошибки. Он не мог сопротивляться Реддлу: может, ему нравилось чувство опасности, которое пробуждало в нем воспоминания о прошлом, может, он считал борьбу с Реддлом смыслом своей жизни и без этой борьбы ощущал себя пустым, может, ему просто было одиноко, а Том обещал всегда быть рядом — неважно, какая из причин подталкивала его, потому что исход был один, и Гарри не мог с ним справиться без чужой помощи. Гермиона должна была помочь, но, видит Мерлин, это было непросто. Ей тоже было одиноко и страшно: ее лучший друг отдалялся, а рядом не было никого, кто мог бы ее поддержать. Она даже ни с кем не общалась, кроме Гарри, Уолбрика и заглядывающего к ней Блэка. Если бы только Рон был здесь. Удивительно, но именно он со своим вечным скептицизмом и недоверием смог бы помочь им. Они с Гарри почти никогда не расходились во мнениях, и Рон смог бы его убедить так, как не могла Гермиона. Но его не было. Нигде в этом мире, и Гермиона не надеялась когда-нибудь снова его увидеть. Она почти забыла его лицо и иногда лежала без сна всю ночь, вспоминая о нем. Почему он отстал во время битвы? Почему потерялся в коридорах Хогвартса? Она боялась не справиться без него, ведь они всегда были вместе. В глубине души она опасалась, что Реддл сумеет настроить Гарри против нее — а ведь он попытается, потому что Орион прав, и когда он покинет Хогвартс, Гермиона будет следующей в его списке помех. Она стояла между ним и его одержимостью. Иногда она плакала по ночам. Иногда злилась. Ей нужен был Гарри — ее Гарри, настоящий. Она должна была его вернуть. Гермиона внимательно посмотрела на Ориона. — Я сделала это, потому что Гарри нужен друг, — сказала она. — Друг? — усмехнулся он. — Мы не только дружим. — Так даже лучше, — сказала Гермиона. — И что вы предлагаете делать? — спросил Орион. — Уговорим Гарри уехать из Хогвартса хотя бы на лето, — сказала Гермиона самой себе. — Посмотрим, изменится ли его самочувствие. Ему станет лучше, если он сменит обстановку, займется квиддичем. А затем я подумаю, как поступить. Орион выпрямился. Он выглядел мрачным и решительным, почти пугающим. Его отношения с Гарри могли оказаться обычной школьной влюбленностью, которой хватило бы еще одного лета, чтобы угаснуть — Гермиона не знала и не рассчитывала на то, что Орион откажется от своей жизни ради их цели. Но она знала наверняка: Орион ненавидел Тома Реддла за то, что тот унизил его, оспорил его авторитет — и это чувство было гораздо более надежным и предсказуемым. — Есть еще кое-что, — сказала Гермиона. — Том хочет вызвать тебя на дуэль. — Дуэль? — удивился Орион. — Прошлой ему было мало? — Он уверен в себе, — Гермиона посмотрела на него очень внимательно. — И он очень талантливый волшебник. Но ты должен победить его, Орион. Во что бы то ни стало. Блэк усмехнулся. — У него ни единого шанса против меня, — твердо сказал он.