Сruelty

      — Давай залечу, горе ты мое луковое.       Синим на белой коже распускается, и красные росчерки — то, что осталось от рванувшей бочки, занозы и щепки, застрявшие в одежде. Скула, щека, немного — лоб. Сам дурак — близко подходить, когда маг читает заклинание.       — Ты некромант, Дориан, не надо меня лечить. Я лучше сам поправлюсь. Это пустяки.       Шутливый прищур — но это правда. У Павуса из рук вон плохо выходит лечащая магия. На этот случай в команде есть Солас — но Солас не берется лечить царапины. Лавеллан и не просит. Отступник кажется слишком далеким для таких бытовых проблем, как зудящая ранка.       В медовых глазах немой укор, но он слушается — только протирает чудом оставшимся чистым платком, убирая кровь и грязь. Промывает.       Железный Бык насмешливо морщится, это движение можно заметить самым уголком глаза — но смотреть на Быка и вполовину не так приятно, как смотреть на беспокоящегося Павуса — растерявшего свою напыщенность и весь лоск.       Обычно он не подставляется под удары. На передовой — Бык, иногда в ближний бой вступает сам Дориан. Лавеллан предпочитает обстреливать врагов из лука — издалека. Больше урона, больше выгоды.       Это он обычно обрабатывает раны Дориана — но без магии. На случай серьезных повреждений всегда есть Солас.       — Будет мне наука, — тихо говорит.       Синяк захватывает даже висок — по опыту Лавеллан знает, что назавтра он станет красным, к послезавтра — насыщенно-фиолетовым, а через два дня пропадет вовсе.       — Мог бы меня спросить, я тебе бы в красках описал, аматус, какого это, когда в голову прилетает железяка, и, возможно, сейчас ты не светил бы этим фингалом на своем прекрасном личике.       Вопреки ядовитым словам — его прикосновения к щекам нежные. Кровь он стер уже давно, сейчас — скорее ласкает и успокаивает.       Лавеллан прикрывает глаза и просто позволяет Дориану гладить его.