***
… И снова темнота, Хедер уже знакомая. Она была здесь раньше, и не только она одна. Сюда приходят многие демоны, желающие решить свои проблемы радикальными, хитрыми методами. Этот мир нарекли Предсмертием — здесь живут те, кого предали анафеме.
— Дай мне хоть что-нибудь!
— Хорошо. В случае неудачи ты обречена жить здесь взамен меня, Хедер.
— Что?.. В смысле?.. — удивляется Хедер, глядя на знакомую ведьмачку.
— Ревёрс, — монотонно моргает Доротея, слабо, даже как-то злорадно, улыбается, — Ты знакома с этой техникой?
— Есть книга такая, но чтобы техника… — задумывается Хедер ненадолго, тупит взглядом.
— В Предсмертии много чего есть, чего нет в иных мирах, сама знаешь… Итак, повторюсь: если твоя затея не осуществится, сработает Ревёрс. У тебя одна попытка, Хедер.
— Поняла… Но я слышала, что кому-то ты давала два шанса, — невзначай говорит демонесса зависти с улыбкой.
— Да. Это ты, Хедер, — тоже улыбается Доротея, — Потому что в первый раз ты воспользовалась моей техникой анафемы, а сейчас второй — просишь яд. Считай это подарком.
— Ну и хитрая же ты сучка… И такую Ванаглорию написать, и другую… Зачем, Дора? В чём твой мотив?..
Ведьмачка всё улыбается, смотрит странным взглядом на Хедер.
— Чтобы были альтернативы пути, Хедер. Злые и добрые, какие кому понравятся.
— Ты странно поступаешь, — гнёт свою линию Хедер, — Ты помогаешь мне, и вместе с тем помогаешь Астрид, Иккингу… Ты мне враг или друг, скажи мне честно.
— Всё в твоих руках, — разводит руками Доротея, — От исхода своих действий ты сама узнаешь, друг я тебе или враг. У меня нет симпатий, и никогда не было.
— Врёшь, — ухмыляется Хедер злобновато.
— Я уравнитель, Хедер, не более, — мотает головой ведьмачка, складывает руки за спиной в замок, — Ну что, сделка?
— Да.
И в то же мгновение Хедер оказывается у себя в комнате общежития. В руках она держит небольшой бутылёк с прозрачной жидкостью; к горлышку, на тонкую тесёмочку привязана бирка, на которой написано красными, будто кровь, чернилами: «Оставь надежду, всяк сюда входящий»*…
***
— Сатана, внемли моему совету, — неожиданно слышит мрачный женский голос в своих ушах демон гнева, в испуге открывает глаза и оглядывается. Лежит в палате; Астрид мирно посапывает рядом, улыбается во сне, — «Левиафан отравит воды, не пускай Люцифера — сам в них войди. Благословлён ты Жнецом Предсмертия».
«Холодная Ярость» резко поднимается с широко раскрытыми глазами, пытается понять, кто сейчас с ним говорил в его голове. Тихо вздыхает, потом сильно клонится вниз, пускает ладони в свои волосы, чуть ерошит по привычке — осмысливает фразу.
— Кошмар приснился? — тихо интересуется Астрид.
— Типа того, — отвечает Иккинг, мельком глядит на демонессу. Она потягивается, мило улыбается ему прищуренными глазами.
— У тебя так много веснушек на спине. И позвонки выпирают как у дракона.
— У меня в роду были драконы, — со слабой улыбкой говорит Иккинг.
— Да ну! Врёшь.
— Не-а.
— А-а-а, ну да. У драконов же большие члены, — Хэддок резко делает серьёзное лицо, смотрит на Астрид убийственно; она начинает заливисто хохотать на всю палату.
И тут в палату заходит Матфей.
— А кто это так заливисто смеётся? — улыбается ангел, и тут же ужасается, увидев Иккинга, похожего на взъерошенное горбатое чучело, — А?.. Иккинг?..
— Здрасте, — заявляет он мрачно.
— А ты как?.. Ночью что ли?.. — нервничает Матфей, глупо улыбается.
— Ага. Я вас искал, а вы ушли куда-то. Пришлось помогать посильно этой, — опять смотрит на демонессу, что успела спрятать свой низ одеялом, — шутнице.
— Прошу простить за это, ушёл спать, — извиняется медбрат, переключается на пациентку, — Как себя чувствуешь, Астрид?
— Ой, просто прекрасно! — заявляет радостно Астрид, — Этот бука такой молодец, ему смело можно идти в медицину!
— Я рад, что всё хорошо… Как приведёшь себя в порядок, приходи, осмотрю тебя, — и медбрат спешно уходит.
Демоны с минуту молчат.
— Он думает, что мы трахались, — говорит мрачновато Иккинг, полуприкрытыми глазами смотрит куда-то в стену.
— Почти. Всего лишь прелюдия небольшая, — Астрид тоже поднимается, — Встанешь?.. Мне одеться надо.
— Угу, — послушно встаёт, садится на соседнюю кушетку, наблюдает за подругой; ловит себя на пошловатой мысли, которую тут же отбрасывает в закрома разума.
— Ты сказал, кошмар снился. Что-то с Хедер?.. — интересуется Астрид, переодеваясь к нему спиной.
— Уже не помню… Если бы была, сказал бы.
— А мне знаешь, что снилось?
— Что?
Астрид поворачивается к нему лицом, хитро улыбается.
— Продолжение нашей с тобой прелюдии.
— Мило, — констатирует он, про себя точно добавляет: «Был бы не против тоже это увидеть», — Кстати, у тебя на губах кровь.
— Да? — Астрид облизывает губы, потом вновь загадочно улыбается, — Нечего меня кусать было.
— Тебя тяжело не кусать, — в глазах Иккинга она замечает огонёк интереса и что-то, что она уже видела раньше, — Нарываешься, да и есть что кусать.
— Я польщена твоим красноречием в мою сторону, Иккинг.
— От тебя передалось.
— Точно, — соглашается Астрид с усмешкой.
Вспоминая эту странную ночь, у неё невольно трепещет сердце в непривычном ключе. Влюбилась так влюбилась. А как он её целовал?.. Хочется повторить то же самое ещё много-много раз, а лучше повторять бесконечно, чтобы наверняка. После этого события как-то тяжело оставаться на уровне партнёров-друзей и общаться так же. Тянет обнимать, целовать, пошло шутить; либидо бушует как у демонов блуда.
Собрав все вещи, она выходит с Иккингом из палаты, идут в сторону медпункта.
— Не хочу я чёт завтракать… Ты пойдёшь в столовую? — интересуется Астрид у демона.
— Планирую. Взять что на перекус?
— Была бы рада, — мило улыбается она.
— Угу.
Хочется закономерно поцеловать его и сказать: «Ой, милый, спасибо, я так тебя люблю, ты у меня самый лучший», а на деле — молчаливое «спасибо» глаз и улыбка. Он отвечает ей так же молча, но мило. Чувствуют, что между ними всё теперь не может быть так, как было вчера или позавчера.
— Ну, могу заверить, что анафема прошла, — заявляет Матфей после осмотра.
— Это я уже поняла, — улыбается Астрид самодовольно.
— Хорошо, что ты выздоровела. Но смотри осторожнее, может быть, кто-то специально так делает, — предостерегает ангел демонессу.
— Всё хорошо, Матфей. Спасибо за помощь, до свидания.
— До свидания…
На занятиях как всегда скучно, но лучше так, чем вообще ничего не делать. Хотя, Астрид не против проваляться весь день (
бесконечность) в какой-нибудь гостинице с Иккингом, смотреть телевизор и сосать ему член. Или просто обниматься. Но лучше сосать, да… Пока у неё в голове всякие сцены сношения с «Холодной Яростью», у того в голове — та фраза, что ему сказали…
***
Хедер всё просчитала. Даже договорилась с буфетчицей (
заплатила), что именно Астрид она отдаст тот бокал, в котором будет та непонятная жидкость, похожая на воду; она даже не пахнет, и Хедер это напрягает: вдруг ведьмачка её обманула вовсе, лишь бы вернуться из Предсмертия в нормальный мир. Хотя, она слышала, что у Доротеи было много шансов сбежать, причём прямые: ей предлагали те, кто могли выйти, но она отказывалась. Ей там дали высшее звание — «Жрец Предсмертия», а здесь она безымянный автор подростковых книжечек и ведьмачка, что снискала славу «ёбыря эльфов».
Но больше напрягает тайна этих двух книжек: Ванаглорий. Что в них такого нашли многие демоны?.. Причём все знают только об одной части, не подозревая, что существует вторая — она была создана не абы кем, а самой Доротеей, в Предсмертии, и таинственным образом подброшена куда надо. В первой рассказывается о смене ранга демона — в современных реалиях многими исследователями подтверждено, что это невозможно. Во второй — меняется не ранг, но вся судьба демона — сильным любовным приворотом, или присушкой, как говорят ведьмаки.
Хедер не читала первой части, но читала вторую. И до конца Ревёрс не дочитала: стала одержима идеей смены судьбы. Она не дошла до момента, когда всё, что создал герой, просто рассыпалось в пух и прах, и он остался ни с чем. Судьба сильнее всяких магий. Но демонесса зависти этого и слышать не хочет: она делает всё это ради Иккинга. Ибо полюбила его как саму себя…
Обед после занятий. Иккинг несколько задерживается на занятии, Астрид же пошла в столовую; взяла поднос, стоит в очереди. Буфетчица узнаёт её вдалеке, бокал с ядом стоит наготове с другими одинаковыми бокалами.
— Держите, — протягивает демонессе гордыни бокал с чаем, второе, булку.
Наконец показывается Иккинг; глазами цепляется за знакомые и не очень лица — находит. Быстрой походкой доходит до столика, где сидит Астрид: она преспокойно ест макароны с мясом.
— Ты задержался.
— Препод просил помочь с лабами, — говорит спокойно Иккинг, присаживается напротив подруги, — Как себя чувствуешь?
— Хорошо, — кивает Астрид; доедает макароны, — Удивительно, Запердон сегодня что-то не видать.
— Помяни Чёрта…
— Ну да, — смеётся немного демонесса, тянется рукой к бокалу…
Но «Холодная Ярость» резко его выхватывает, и залпом всё выпивает, при этом сильно запрокинув голову, следом с шумом ставит на стол пустой бокал. Астрид с удивлением и недоумением смотрит на Иккинга, молчит недолго.
— Ну, ты, конечно, молодец, что выпил мой чай, — улыбается демонесса натянуто, — Возьмёшь мне ещё один?..
— Угу, — встаёт с места, делает ровно семь шагов.
И вдруг он падает на кафельный пол замертво. Толпа учеников реагирует буквально молниеносно, особенно Астрид — пугается, кричит его имя, подбегает к нему, переворачивает лицом наверх… Её постигает жутчайшая картина. Глаза у Иккинга в прямом смысле слова почернели: белки глаз стали чёрными, не видно радужек зелёных до этого глаз, на лице проступили все вены и капилляры: кровь в них стала чёрной как смоль. Одни локоны-рожки остались красными…
Демонесса гордыни быстро соображает, что к чему. Она видит у выхода из столовой Хедер, и она это точно знает, потому рывком стартует за ней с оглушающим воплем, который точно услышали все существа «Кровавой долины»:
— УБИЙЦА!
Астрид ослеплена таким адским гневом, что трудно описать; после неё на всех стенах остаются пятна копоти и в коридорах витает запах гари. Хедер пытается укрыться от возмездия, но знает: скоро она исчезнет и попадёт в Предсмертие. Она бежит и плачет, пытается скрыться от последствий, но вместе с тем смиряется: Ревёрс уже работает; сама виновата.
Астрид всё ближе. Ещё немного, и нагонит эту тварь, что хотела убить её, но убила Иккинга… Из ниоткуда в руках демонессы гордыни возникает огненный кортик, явно созданный её силой. Начинает орать, прыгает на Хедер, валит её с ног и замахивается, но вдруг демонесса зависти буквально рассыпается в пыль под ней — кортик вонзается в кафельный пол и даёт небольшую паутинку.
— Чего?.. — удивляется резко Астрид; пелена гнева постепенно спадает с её глаз.
— Встань, Чарово дитя, — слышит она за своей спиной громогласный женский голос, уже знакомый.
Демонесса с силой выдёргивает кортик, вскакивает с места как по команде и оборачивается; сильно пугается.
— Ты?..
— Новис вициум, — торжественно говорит Доротея, вознося руки к небу. На ней чёрный плащ, под ним всё те же ведьмачьи доспехи, — Сделка завершена.
— Какая сделка?..
— Ревёрс, — улыбается Доротея мило.
— Впервые слышу, — смущается Астрид, несильно хмурится.
— «Магия обратной медали». Хедер больше никому не навредит.
— Она умерла? — резко пугается демонесса гордыни.
— Что-то в этом роде, — улыбка ведьмачки становится жутковатой, — Она в Предсмертии. Мы поменялись местами… А, Иккинг, кстати, не умер, — заявляет Доротея, — Веди меня к нему, я всё тебе расскажу по пути.
И ведьмачка начинает свой рассказ:
— Предсмертие — круг перед Адом. Я жила там давно, стало скучно… От пришедших узнала, что моя Ванаглория, оказывается, очень у вас популярна… И приняла решение написать Ревёрс.
— Ты соврала…
— Ага. Такая вот я падла, да, — улыбается широко Доротея; её это забавляет, — Писала недолго, распространила среди своих, потом дала одному из пришедших...
— Хедер.
— Ну да, — кивает ведьмачка, — Она мне понравилась. У неё хорошая аура, есть потенциал… К тому моменту я устала быть Жрецом Предсмертия, хотела сложить полномочия, но замены нету. А тут она возникла. Но она Ревёрс не так восприняла… Либо до конца не дочитала. Стала просить технику анафемы, объяснила, мол, есть чувак, он мне нравится, но он меня отшивает — хочу устранить девку, которая с ним тусуется. Думаю, «окей»: дала ей технику. А потом вдруг ты появляешься в Предсмертии, с моей техникой — я же свои силы чувствую за километр, — прикладывает к груди левую ладонь Доротея, — Поглядела я на тебя, и подумала: «Нашла кого анафемить, блядь, ей же она нипочём». Предложила тебе альтернативу, ты вылечилась… Ночью Хедер пришла, яд просила… Ну, я и дала, — пожимает плечами ведьмачка.
— Ты помогла ей опять, зная, что это всё против меня?! — восклицает Астрид.
— Ну, у ёбнутых свои причуды, — гогочет Доротея, — Я видела в ней преемницу. Поставила условие: если лоханёшься, мы поменяемся местами. Так и вышло.
— То есть, ты всё так подстроила, чтобы просто вернуться?
— Ага, — кивает ведьмачка, улыбается, — У меня тут ангелок просто… Соскучилась по его заднице, понимаешь ли. У чуваков из Предсмертия на редкость жуткие пятые точки, прямо как их ёбла, — чуть поджимает губы в отвращении она, — Короче говоря, Хедер будет весело там.
— А она вернётся сюда когда-нибудь?..
— Не-а. Она не знает техники Ревёрса.
— А вдруг узнает.
— Она не читала мои Ванаглории, Астрид, — улыбается Доротея, — Их просто так не достать в Предсмертии. Да и из-за Ревёрса она не сможет просто так вернуться сюда.
— То есть, всё дело в Ванаглориях?.. — щурит глаза Астрид, пытается всё осмыслить.
— Я прятала между строк заклинания. Пока демоны читают их, они постигают не только катарсис, но и питают меня и себя силой. Это — одна из причин почему твой дорогой Иккинг не помер от моего же яда. Он благословлён мной, причём неоднократно.
— А почему ты назвала меня Чарово дитя, позволь спросить?..
— Только у отпрысков Чары есть пятно на седьмом потоке ауры. Я как увидела ауру, сразу просекла, в чём прикол.
— Ну, он мне дед.
— Но родственник же. Гены «Проклятия Псикамерона» просто так не изничтожить, знаешь ли.
— Ты слышала о Чаре?
— Я с ним трахалась, извини меня за прямоту, — извиняется Доротея, прикладывает руку к сердцу, потом громко смеётся, увидев шокированное от неожиданной новости лицо демонессы, — Редкостный гондон, но задница что надо… Он как, жив хоть?
— Угу.
— Мило. Надо будет его навестить как-нибудь… Ну, мы близко. Чую свои силы.
Доротея и Астрид подходят к медпункту. За дверью слышится копошение и бормотание нескольких существ. Ведьмачка громко стучит в дверь; ей открывает Матфей. Ангел сразу широко раскрывает глаза, а Доротея ему улыбается с игривым взглядом.
— Д-Д-Дора?..
— И тебе не хворать, птенчик, — отпихивает его в сторону, — Выходите, господа, я разберусь, — выгоняет она всех троих ангелов.
На кушетке лежит мёртвый Иккинг; его побелевшая кожа вся покрыта чёрными паутинками сосудов, глаза по-прежнему чёрные, рот приоткрыт. Доротея снимает плащ, достаёт из бокового кармашка доспеха маленькую книженцию, быстро листает её, хмурым взглядом вглядывается в нужную страничку, протягивает свободную руку — держит её над телом Иккинга. Прикрывает глаза, бормочет лишь губами слова на непонятном языке. Воздух вокруг начинает чернеть, появляются клубы дыма, и исходят они от ведьмачки. Смолкает на долю секунд, но когда в помещении окончательно темнеет, она произносит достаточно тихо, но вслух: «Сим дарую тебе исцеление». И в то же мгновение вся чернота из воздуха и демона гнева втягивается в Доротею через её руку, а Иккинг поднимается с хриплым и громким вдохом, но тут же ложится — мир темнеет от резкости движения, жмурит глаза и прикладывает ладони к голове.
— Без резких движений, Иккинг, всё пройдёт не сразу, — говорит Доротея.
— А ты кто?.. — чуть приоткрывает глаза он, смотрит на ведьмачку.
— Хороший вопрос, — цокает языком с улыбкой она, — Автор Ванаглории. Так пойдёт?
«Холодная Ярость» ещё никогда так сильно не удивлялся: раскрывает широко глаза, замирает. Девушка смеётся на это, но тихо.
— Ты… Исцелила меня? — бормочет он.
— Ну типа… Доротея, ведьмачка Каэр Трольда, Жрец Предсмертия, «ёбырь эльфов», и много-много всяких прозвищ, — и мило улыбается, — И это я тебя сегодня разбудила утром.
— Уже понял, — отвечает он, чуть шипит от сильной головной боли.
— Хедер теперь больше тебя не побеспокоит. Она в Предсмертии взамен меня, — вдруг серьёзно заявляет Доротея, хмурит немного брови, мрачно зыркает на демона гнева, — Астрид не рассказывала тебе, но есть другая Ванаглория — Ревёрс. Можешь сказать мне «спасибо», потому что благодаря Ревёрсу Хедер чуть не убила Астрид и не приворотила тебя, но зато освободила меня.
— Так это не миф?.. Есть вторая часть Ванаглории?..
— Да. Я её написала. Чёрная магия чистой воды, — небрежно бросается словами ведьмачка, — У Хедер помутился рассудок из-за неё. Если бы дочитала, было бы ещё хуже.
— А зачем ты тогда её написала?
Доротея начинает улыбаться. В глазах бесятся какие-то чёртики.
— Когда ведьмакам скучно, они сделают всё так, чтобы им было хорошо, а другим — плохо. Но я исправилась. Ви-шь, ты живой, Хедер получила по заслугам. Хороший конец. Прямо как в Ванаглории, правда?..
***
Иккинга положили в ту же палату, куда и Астрид. На ту же койку. Демонесса гордыни сидит в комнате общежития, рядом — Сморкала.
— Пиздец какой-то, — констатирует Йоргенсон после всего услышанного.
— Не то слово, — Астрид потирает пальцами свои заплаканные глаза.
— Зато Запердон исчезла из нашей жизни, — улыбается Сморкала, немного приобнимает подругу за плечо, — Всё теперь будет окей.
— Угу, — кивает демонесса гордыни, смотрит куда-то в пространство.
— Как насчёт отметить победу?..
— Потом… Давай завтра, ладно? Я спать хочу.
— Конечно, — соглашается Сморкала, — Тогда я пошёл… Доброй ночи, Ас.
— Доброй, — слабо улыбается Астрид другу вслед.
Иккинг спокойно спит, лёжа на спине. Голова всё ещё болит, но не так, как по возвращению в мир живых; боль слегка пульсирует в висках. За окном глубокая ночь, все разошлись и почти все спят. Даже Матфей ушёл — общаться с Доротеей. Оказалось, что они что-то вроде любовников.
Дверь в палату неспеша отворяется, но «Холодная Ярость» этого не слышит. Астрид тихо заходит, немного топчется на месте; не хочет будить Иккинга, но всё же… После пробуждения её к нему не пустили: ему было ещё плохо. Но теперь-то преград нет — вот он. Он спас её от верной погибели. Умер, воскрес…
Подходит ближе, разглядывает его при мраке ночи… В ауре что-то теплится и немножко колется. Она знает, что именно.
Демон гнева наконец открывает глаза, но лишь тогда, когда Астрид взбирается на койку и присаживается на него, низко нависает над ним. Он немного пугается, но следом успокаивается, рад видеть подругу; приобнимает её за талию.
— Астрид, я… Люблю тебя, — шепчет Иккинг совсем тихо, — Ты знаешь?..
— Конечно знаю, — цокает языком Астрид, слабо улыбается, — Потому и пришла.
— Я рад, — он тоже улыбается; в зелёных глазах теплится маленькое счастье.
Ещё небольшое мгновение, и Астрид первая целует его. Да, поза такая себе, но ей как-то всё равно. Аура теплится ярким чувством, греет тело и душу. Иккинг неспеша отвечает ей: поцелуями, объятьями и теплом. Теперь всё это не на спор и не по пьяньи. Теперь… Они настоящие.
***
— Ну теперь-то соснуть можно?
— Астрид…
— Я чё, виновата что ли? Хочу и всё.
— Ты портишь момент…
— А ты портишь мне либидо.
— А до завтра потерпеть хотя бы?..
— Хотя бы минет, Иккинг, я тебя умоляю.
— Ладно. Только быстро.
Мечта воплотилась в реальность, да. Во сне всё иначе, чем в жизни, Астрид уже это поняла. Вместо запаха шоколада — запах мускуса. Вместо душевой кабины — палата. Вместо позы стоя — поза лёжа. Одно неизменно — Иккинг. Вздыхает, шипит, гладит её волосы, сжимает её волосы; одним словом, вытворяет что хочет. Они же договаривались насчёт этого.
А под их окном стоит и покуривает трубку Доротея. Ведьмачка любуется полной луной, улыбается. Потом тянется к кармашку на доспехе, достаёт из него книжечку. На обложке красиво нарисовано золотыми чернилами:
«Vanagloria: Aeternum»…
