Координаты

Редкие лучи солнца пробивались сквозь небольшое количество облаков, освещая, но, такое ощущение, совсем не грея. Несмотря на восемь градусов, на улице дул прохладный ветерок, отчего хотелось накинуть легкое пальто. В одной из начальных школ Лестера только-только закончился последний урок. Дети, радуясь окончанию дня, который к тому же был еще и пятницей, весело переобувались, выбегая на улицу к своим родителям, что уже заждались своих чад. Группа мальчишек, что уже вышли из здания, попрощались и начали разбегаться в разные стороны. И только двое из них стояли, вертя головой в разные стороны. Кажется, они не могли найти нужных им взрослых. — Мальчики, сюда! — где-то сзади послышался знакомый женский голос, на который двое мальчишек сразу же обернулись, как их тут же настигла камера маленького фотоаппарата, — улыбочку, — Амелия обожала так делать. Для нее такие вот резкие, неожиданные фото были намного приятнее спланированных, на которых, как ей казалось, совершенно нет никаких эмоций. Она часто подкрадывалась сзади, удивляя резкими фотками, а потом печатала их, складывая в разные альбомы. Казалось, что это было не очень-то тактично, но Амелия не собиралась прекращать. Вся эта искренность, запечатленная на небольшом устройстве, вызывала у нее бурные эмоции, давая ей погрузится в атмосферу того дня с головой. — Мам! — Торд радостно улыбнулся, когда женщина уже подошла ближе к мальчикам, садясь на корточки перед ними. — Том, сегодня твоя мама немного занята, поэтому до дома довезу тебя я, — она протянула свои ладони обоим мальчикам, — не против? В ответ она получила звонкое «конечно, нет» и, когда ее ответно схватили за ладони, вся эта небольшая компания направилась прямиком к машине. За эти четыре месяца начальной школы, Том с Тордом неплохо сдружились, по большей мере от того, что их матери так же нашли друг в друге неплохих собеседниц, часто гостя друг у друга, конечно таская с собой детей, ведь оставить их с кем-то не всегда получалось. И, кажется, всех эта обстановка более чем устраивала. — Обязательно передавай своей маме привет! — Амелия кричала уже удаляющемуся Тому из машины, на что получила легкий кивок и доброжелательную улыбку со стороны мальчика, который зашел на территорию своего небольшого двухэтажного домика, где живет с родителями, — так, а теперь домой отправляемся мы, — женщина посмотрела на Торда, что сидел на заднем сидении через зеркало, когда тот начал мямлить что-то непонятное, — что такое? — А это правда, что скоро мы уезжаем? — он теребит рукав своей рубашки, упорно смотря в пол. — А я тебе говорила, что подслушивать не хорошо? — Амелия чуть улыбается, заворачивая за поворот. — Говорила… — Торд чуть поникает, но тут же снова оживает, начиная оправдывать себя, — но я правда не специально, я просто услышал, как ты говорила по телефону, пока делал уроки. Девушка чуть хмурит брови, качая головой сама себе. В общем, смысла скрывать скорый отъезд в другую страну не было, просто Амелия никак не могла подобрать нужных слов ведь как-никак, у Торда уже есть здесь знакомые и хорошие друзья, да и такой масштабный переезд явно пройдет не без стресса для семилетнего ребенка. — Не волнуйся, — она громко выдыхает, уже подъезжая к нужному зданию, — мы уедем лишь через месяц, у тебя есть еще много времени, — честно, она даже не представляла, что нужно говорить. Амелия ожидала всего: криков, слез, истерик, возможно, бойкота, но получила лишь грустный «хмык» и сухое «хорошо», которое, скорее всего, предназначалось даже не самой Амелии.

***

— Да-да, конечно я говорю правду, — Торд старается делать максимально болезненный голос, — вот прямо сейчас еду в аптеку, — таксист, что везет парня далеко не в аптеку, странно косится на заднее сиденье, решая сделать музыку чуть тише, — справка обязательно будет, я вам клянусь, — еще пару кашлей в трубку и короткие гудки. Справка о несуществующей болезни сто процентов будет, как минимум потому, что она уже лежит на столе в квартире. На улице был конец ноября и только сейчас Торд собрался ехать в Норвегию к матери, когда, в коим-то веке, закрыл большую часть своих долгов. Сейчас он ехал в аэропорт, параллельно списываясь с Эддом, что уже успел наслушаться столько историй, связанных с детством Торда, которые Ларссон начал рассказывать чуть ли не каждый день, после того первого раза, когда он вспомнил о Лестере. Внутри чувствовались странное возбуждение и предвкушение, которые так хорошо сочетались с бушующим ветром на улице. Прохладно. Быстро расплатившись и выйдя из такси, Торд хватает один единственный рюкзак, направляясь в аэропорт. Смысла брать с собой много вещей не было, как минимум потому, что едет он всего на пару дней. Да и к тому же, при надобности в доме в Норвегии у него даже больше его вещей, чем здесь — в Англии. Это связанно с тем, что Ларссон сам по себе барахольщик и вещей у него мерено-немеренно, поэтому брать всю эту кучу в другую страну, куда ты переезжаешь не окончательно, глупо. Хотя, Торд порывался схватить пару лишних безделушек, которые его мать, с боем, но заставила оставить в Норвегии. Садясь на самолет, Торд уже знает, что будет, когда он прилетит. Амелия будет ждать его возле аэропорта, они быстро закинут все вещи домой, а затем поедут по самым живописным местам Осло, где женщина будет всячески подговаривать своего сына остаться и не ехать никуда обратно в Англию. Так было всегда. Еще с того момента, когда Торд впервые заикнулся, что хочет учиться в Британии, чего Амелия никогда не одобряла, не любя эту страну всем сердцем из-за того, что пережила там свои самые тяжелые времена. И пусть она отдавала себе отчет, что не все там такие же лицемерные и противные, как ее бывший муж, да и образование лучше, все равно не хотелось отправлять туда сына. Одна мысль о том, что Торд однажды скажет, что нашел себе девушку в Англии, вызывала у нее неприятные мурашки. Именно поэтому, каждый раз, когда Торд приезжал к ней, Амелия всеми способами старалась показать ему, что в Норвегии ему будет в сто раз лучше. В общем, так получилось и сейчас. И пусть Торд этому не был особо рад, делать было, вообще-то, нечего. Так что, после поездки буквально вокруг всего города домой эта небольшая семья приехала никакая, сразу завалившись спать. Комната, в которой Торд буквально прожил весь свой подростковый период, была наполнена кучей воспоминаний и эмоций. Перед тем, как окончательно уснуть он думал о том, как классно было, когда тому было всего пятнадцать. Тогда казалось, что все еще впереди, но вот недавно стукнуло двадцать один, и он невольно почувствовал себя немного старым. Ларссон решил, что на утро стразу начнет масштабный разбор всего барахла, что копилось у него в комнате с того момента, как он сюда заселился. Одна мысль о том, насколько много там всего и сколько времени это займет, приводила в ужас. Но если он хотел найти эту сранную коробочку, искать которую уже не было никакого желания, он дойдет до конца. Он, вроде как, догадывался, что стоит ему сейчас забить на эту идеи и просто уехать обратно в Лондон, чертова интрига станет в разы сильнее. Проснувшись и, несмотря на дикое желание лечь обратно, Торд делает все утренние дела, подходит к своему рабочему столу, садясь в позу лотоса, и открывает первый шкафчик. Парень, борясь с желанием закрыть дверцу обратно, буквально бросает все вещи оттуда на пол, стойко решая параллельно с поисками, убраться в этом хламе, который лежал нетронутым буквально всю жизнь. Кажется, там уже завелись тараканы. Итак, по предварительному просмотру ничего красного и квадратного замечено здесь не было. Поэтому, Торд спокойно берет влажную тряпку протирая сначала полку, где это все лежало, а затем и сами предметы, если их материал того позволял. Можно было найти все: от старой, уже не пишущей ручки, которая отправилась в мусорный пакет, до редкой игрушки из киндера, что лежит здесь с момента, как Ларссону исполнилось десять. Допустим, та старая тетрадь по химии, которую он ненавидел всей своей душой. Кажется, он никогда не понимал этот предмет, вечно получая не очень приятные оценки, стараясь сразу их исправить во избежание плохой оценки за год. А хорошая оценка ему была нужна, если он хотел полететь учиться в другую страну. И это было скорее даже не потому, что так требует заведение, куда он собирался поступать, а потому, что мать его не отпустила бы, будь в году хоть одна не удовлетворительная ее потребностям оценка. Это было главным условием Амелии, которое ее сын блистательно выполнил. Вот еще одна полка, и еще. Стол был заменен прикроватной тумбой, а та в свою очередь шкафом. С того момента, как парень сал за это дело прошло уже два часа. Амелия была на работе с самого утра, и никто его не беспокоил из-за чего Торд, вроде как, даже не позавтракал нормально, закинув в себя лишь пару, уже старых, шоколадных конфет с чаем. — Сука, — пока Торд доставал всю кучу одной из полок своего старого деревянного шкафа, его палец удачно задел мышеловку, которая оказалась там по совершенно неведомым причинам, — нахуя мне вообще понадобилась это херня? — кажется, за время пока он отходил от этого, не очень приятного, происшествия, придумал пару троку новых ругательств, и были бы здесь соседи точно вызвали бы скорую, подумав, что кого-то убивают, — как она вообще еще не захлопнулась за все это время в том хламе? — вопрос был более чем логичный, но ответ на него, к сожалению, так и не нашелся. Зато нашлось кое-что другое. Когда боль поутихла, парень снова сел у шкафа, начиная перебирать весь мусор, коего здесь было еще больше. «Какого черта мама даже не пыталась меня заставить убрать это все раньше?» — в общем, это было единственное, о чем он сейчас думал. Ближе к концу всех бумажек, игрушек и другой бесполезной херни, половину которой Торд все же оставлял, не желая расставаться со своей историей, он обнаружил ту самую ради которой, мать его, сделал все это. Пошарпанная временем, уже бордовая от пыли и грязи, коробочка грустно покоилась среди старых DVD-дисков. Остаточная боль от мышеловки тут же прошла и все место в голове заполнила только мысль о том, что он не чертов шизофреник, напридумывавший себе каких-то убийц и коробочек, которые дали ему четырнадцать лет назад. Рука сама потянулась к ней, а желание открыть ее росло все больше, ведь сколько бы Торд не думал, вспомнить хотя бы примерное содержание этой вещицы просто не выходило. Это значило лишь две вещи: либо парень сейчас откроет коробочку и вообще там ничего не найдет, либо там будет что-то настолько незначительное, что Ларссон просто разочаруется, пожалея обо всем том времени, что потратил на ее поиски. Честно, не хотелось ни того, ни другого. В фильмах, в такие моменты обычно кто-то обязательно, да помешает. Будь то телефонный звонок или стук в дверь. Подсознательно, возможно, Торду было бы даже спокойнее, позвони ему сейчас, допустим, Эдд, вот только самостоятельно делать это было немного странно, поэтому он все же оставил эти мысли, садясь на кровать и наконец, приоткрывая крышечку. Внутри было почти пусто, учитывая то, что сама по себе коробочка была миниатюрная. На самом дне находилась лишь одна единственная бумажка, что по виду была почти не тронута. Бумага лишь пожелтела, а края чуть смялись. Воспоминания, как ожидал Торд, так и не озарили его. Он все еще не помнил ничего, что связанно с внутренностями этой коробочки. Так, аккуратно достав, сложенную пополам бумажку, дабы она не развалилась у него в руках, Торд раскрывает ее, видя лишь… — Какого хуя, что за ерунда? — на листочке, детским еле разборчивым почерком было написано некоторое количество цифр вперемешку с какими-то знаками, — и что Том хотел этим сказать? — теперь понятно, почему Торд помнил только то, что эту коробочку ему просто дали — эта бумажка была для него совершенно неинтересна, и он не то, что не пытался разобрать, что она значила, кажется, парень ее даже не пытался читать. В его голове одновременно играло, как ощущение разочарованности, так и чего-то интригующего, будто он все еще не знает, что находится в этой ебанной коробке. Сегодня у него уже нет сил, разберется потом, когда снова окажется в Англии и заглянет к Эдду попить кофе. На улице было ветрено, погода предвещала скорый снег, а первое число декабря — приближающийся новый год. Медные, не уложенные волосы парня в красной худи, лишь больше путались от порывов холодного ветра с открытого окна. Хотелось спать, есть и наконец успокоить бушующее чувство в груди, которое не предвещало ничего хорошего.