Внучка вошебника

Башня некогда грозного Омидара Огненного, а ныне просто деда Оми, помогающего всем, кто смиренно попросит, не была овеяна мрачной славой или опутана тёмными слухами. Поэтому даже те редкие визиты, что гости наносили старому магу, быстро разнесли по округе весть о необычайном преображении его внучки. И гостей стало заметно больше. Посетители страстно желали увидеть кентавра, племя которых обычно с невеликой охотой шло на контакт с чужаками, одаряя своим доверием очень немногих. А тут, в каких-то нескольких днях пути по лесу — считай, за околицей родной деревушки, — обитал не просто дружелюбный кентавр, а прелестная и очаровательная таврисса, будоражившая воображение! Ну, как можно было устоять перед соблазном и не взглянуть на неё? Софию по первому времени откровенно раздражал подобный возросший и явно эротический интерес. Теперь ей не просто любовались украдкой, а и с неподдельным любопытством рассматривали, что было крайне неловко, так как привычная к одежде девушка постоянно ощущала себя голой под взглядами посетителей. Но очень скоро она и это обратила себе на пользу. Сперва Софья решила, что это часть её наказания за необдуманность действий, а затем и вовсе начала постепенно ощущать, что ей нравились подобные откровенные взгляды! Какими бы пошлыми не были глаза гостей, пришедших словно бы по другому делу, но их мысли о разврате оставались по-прежнему только лишь мыслями. Девушка с какой-то сладостной дрожью внутри поняла, догадалась о том, чего раньше просто не хотела замечать — ею не только любовались, а о ней откровенно мечтали! И новое тело не стало для этого ощутимой помехой. Наоборот — алчные взгляды стали ещё ненасытней! В конце концов, Софья настолько уверилась в собственной привлекательности, неприметно перестав в глубине души ощущать себя монстром, что даже принялась поощрять интерес к ней. Она даже не до конца поняла, что же делает, как всё чаще принялась демонстрировать себя публике. Томно потягивалась, словно украдкой поправляя пышные груди в тугой блузке, беззаботно пританцовывала всеми четырьмя копытами или, обернувшись массивной лошадиной задницей, беззаботно обмахивалась хвостом, беззастенчиво демонстрируя гениталии. Если гость при этом был неподалёку и вёл беседу с дедушкой Оми, то София даже могла услыхать, как речь посетителя начинала сбиваться и путаться от увиденного. Девушка тихонько хихикала и оставляла очередного бедолагу в покое, галопом срываясь с места и исчезая в редком подлеске. Омидар, души в своей внучке не чаявший, то ли делал вид, что не видит её проделок, то ли и в самом деле не замечал этого. Но у старика и других забот хватало, чтобы вдобавок к тому ещё и подсматривать за расцветающей страстностью почти родного ребёнка. Мужчина, конечно же, не мог не заметить, что девушка стала куда более раскованной, но ему и в голову не приходило связать это с трансформацией. Он просто считал, что природа берёт своё, и его ненаглядная Софьюшка всего-то навсего попросту выросла. Впрочем, именно поэтому мужчина стал ещё внимательнее наблюдать за посетителями, вскоре начавшими приходить именно для того, чтобы полюбоваться шикарной тавриссой. Лесные эльфы по прежнему вели себя, как великовозрастные большеглазые дети, просто поглаживая и почесывая девушку по шелковистым бокам и так забавно пытаясь обнять большую, красивую «лошадь». Что примечательно, против этого Софья ничего не имела, а вскоре даже начала катать верхом на себе худосточных длинноухих «подростков», занимаясь своими делами и слушая в пол уха их увлечённый щебет о чудесной жизни в их городах высоко в кронах деревьев. В итоге, она очень крепко сдружилась с парочкой таких посетителей — то ли братом и сестрой, то ли мужем и женой. Изящные, словно молодые деревца, лесные жители отныне приходили, чтобы просто поиграть со своей большой и тёплой подругой, расчесать её хвост, покататься верхом. Зато сатиры ощутимо «активизировались», едва не теряя голову от вожделения, стоило Софии появиться в поле зрения. Их звериная половина позволяла круторогим сластолюбцам чуять тончайшие ароматы, недоступные обонянию обычного человека, и, судя по всему, внучка мага благоухала для них так соблазнительно, что эрекция настигала незамедлительно. Омидар, давно привыкший к причудам необъятного мира, совершенно не оскорблялся тем, что возле его дома бывают сатиры с капающими предэякулятом толстенными членами наперевес. Раз у них так принято, то кто он такой, чтобы пытаться менять порядки многочисленного племени? Но вот за внучку он всё-таки поопасался. Пытаясь ставить себя на её место, мужчина догадывался, или хотя бы подозревал, что для цветущей девушки это был сильнейший соблазн. К тому же было заметно, как Софья, явно ставшая также более чуткой, с нескрываемым удовольствием украдкой принюхивалась, вдыхая мускусный запах увитых венами ломтей мяса между ног у сатиров. Впрочем, тревога оказалась напрасной. Хотя девушка и не старалась скрывать свой интерес, но ограничивалась лишь тем, что просто стала больше общаться с козлоногими пошляками. Начала даже с весельем отвечать на их сальные шуточки, при этом словно не замечая, что в каком-то метре от неё подрагивает просто гигантский по человеческим меркам хуище, роняя тягучие капельки смазки на землю. А когда разговор вроде бы заходил совсем уж далеко, девушка непринуждённо отшучивалась и, задрав хвост, со смехом скакала прочь. Старик думал, что внучка просто дурачится, дразня настырных гостей, но на этот счёт ошибался. Мужчина попросту не мог заметить, как пухлое лошадиное влагалище Софьи буквально струилось собственной смазкой — настолько девушка вожделела. * * * Просторный и основательный павильон для внучки-тавриссы по соседству с башней Омидара был воздвигнут довольно скоро, и София переселилась в него. Высоченный потолок — чтобы не давило сверху, — крепкий пол, и просторные двери позволили девушке ощущать себя внутри помещения вполне комфортно. Толстая задница больше не задевала высокие полки, а массивные столы и прочая небогатая мебель не опрокидывалась от малейшего касания. Однако, хотя помещение и выглядело вполне «человеческим», но Софья сперва в шутку, а затем и на полном серьёзе начала называть его своим стойлом. Словно торопилась примириться с новообретённой животной частью своего естества. Старик подумал об этом, решая, а не торопится ли она, не перегибает ли? И принял выбор внучки, отныне решив потакать ей во всём, что касалось её трансформации. Постепенно обживая новое место, София вновь возвращалась к занятиям алхимией, которые, в итоге, стали даже более продуктивными. Теперь, благодаря неутомимым быстрым ногам, девушка могла отправляться за реагентами гораздо дальше, привозя их в лабораторию в наилучшей кондиции. Однажды она даже сама, словно за букетом цветов на соседнюю поляну, скакала почти сутки по лесу до своей родной деревни — в башне вышел элементарнейший компонент в виде поваренной соли, которой взять, кроме как у людей, было негде. Отныне её зелья получались более действенными и долгоиграющими. Дед Оми нарадоваться не мог, глядя на внучку и видя, что она нисколько не тяготиться своим положением, а наоборот, всё больше начинает ценить новое тело, всё реже и реже заговаривая о возможности исцеления. Но и в этом Омидар ошибался — внешне умиротворённая девушка просто сгорала от странных чувств, всё полнее захлёстывавших её разум. Молодое, сильное тело лучилось энергией и чего-то желало, говоря о том непрестанно мокрым влагалищем и зудящими от трения о блузу набухшими сосками. Девушка всё полнее осознавала, что ей не хватает чего-то определённого, от одной лишь мысли о котором приятно дрожали ноги, а в животе начинали порхать мотыльки. Когда София зачастила к ручью умываться, Омидаор ничего и не заподозрил. Отныне у внучки тело куда больше, чем прежде, но женщиной-то она быть не перестала, а потому неудивительно, что уход за собой будет занимать у неё куда больше времени. Но Софья, стремительным галопом добираясь до источника, делала резкий крюк, и мчалась сквозь лес дальше, устремляясь к опушке, к истинной своей цели. * * * Впервые поддавшись неясным желаниям и сбежав в тайне от деда, притаившаяся на границе леса и степи девушка наконец-то поняла, что же её так беспокоило. По чистой случайности вышло так, что Софья застала, как её старый знакомый, жеребец со звёздочкой во лбу, покрывал дикую кобылицу, буквально нанизывая разгорячённую плоть подруги на свой капающий семенем шест из мяса. Девушка впилась ногтями в древесный ствол, за которым пряталась, ощущая, как дыхание спёрло, а взгляд просто намертво приковало к тому, что творилось в каком-то десятке метров от неё. Сердца в теле — и человеческое, и лошадиное, — грохотали, как сумасшедшие, а лицо заливала краска румянца. Минуя всякие глупые мысли и недопонимания бестолковой девчонки, Софья почуяла, как ноги задрожали в коленях. У неё ведь было такое же тело, как у этой счастливицы, а значит и с ней жеребец может сделать такое же! «Счастливица…» — в мыслях пробормотала девушка, ещё больше краснея от того, что откровенно завидует глупой дикой кобыле. Смутная жажда и вожделение неясно чего, почти в тот же момент кристаллизовались во внятную похоть и стремление лишь к одному — София отчаянно захотела ощутить в себе этот чудовищный, бугрящийся толстыми венами член! Замечталась, представляя, как он с усилием раздвинет упругие складочки её нежной плоти, проникая так сладостно-глубоко внутрь тела… Тем временем таинство совокупления было окончено и два зверя с фырканьем разбежались. Жеребец сделал круг, и последовал за кобылой, норовя укусить её за холку или за круп. София же просто готова была вспыхнуть в этот момент, чуя, как по ляжкам из влагалища натуральным ручейком похоти струилась смазка. Желание было так велико, что девушка позабыла об осторожности и наобум вышла на поле, неспешно поскакав в не великий табун диких лошадей. * * * Жеребец, не сразу сумевший разобраться, что же он видит и чует, просто решил отогнать девушку, с гневным ржанием устремившись за ней. Софья дико перетрусила в это мгновение: одно дело было с жадностью вылизывать член у обездвиженного зверя и совсем другое — играть в салки с могучим вольным животным! Но на счастье девушки, шутка Омидара о «породистости» внучки стала словно пророческой — София оказалась не просто быстрее любой лошади в табуне. Рядом с ними она была, как неуловимый порыв ветра, развивая просто невероятные скорости. Конечно же, жеребец её не догнал — да и не в том была его цель, — и девушка успела даже отчаяться, понимая, что не бежать было нельзя, но своим бегством она сама же всё и испортила. И в это мгновение, скакавший уже в обратную сторону дикий конь неожиданно замедлился, поворачиваясь вновь за Софией, и со странным, словно бы удивлённым ржанием принялся вскидывать голову, нюхая воздух. Девушка едва не запищала в восторге, мгновенно догадавшись, в чём же причина! Тут же сбавила ход, задорно вздёрнув свой пышный хвост и подставляя встречному ветру текущее смазкой колечко пухлой громадной пизды. Жеребец громко всхрапнул и, забавно вскидывая ноги, направился к девушке, не спешившей сбегать. А у Софьи внутри всё похолодело от восторга и страха. «Он меня чует… Он меня хочет…» — роились радостные возгласы в разуме девушки. — «Он и я!.. Мы же сейчас!..» Торопливо сбросив с плеча походную сумку, девушка робко двинулась к кавалеру, всхрапывавшему и кивавшему головой на мускулистой шее. Вся его враждебность улетучилась без остатка. Очень быстро София совсем осмелела. Жеребец громко ржал, а, подойдя вплотную, даже попытался её укусить за округлый лошадиный бок, но девушка совсем не испугалась. Она неведомым чувством догадывалась, что он просто играет с ней, перестав видеть угрозу. А может быть, даже вспомнив в лицо. София засмеялась, поглаживая и почёсывая голову жеребца, пока тот перебирал шелковистыми губами её пальцы. И то и дело переступал с ноги на ногу, норовя встать сбоку. При этом у него под брюхом качался из стороны в сторону всё наливавшийся крепостью член. Страшный, но… такой сладкий… Софья хихикнула, ощущая, что именно теперь, когда уже почти всё свершилось, ей захотелось дурачиться, и неспешно поскакала в сторону табуна, словно отказываясь от предложения. Жеребец всхрапнул, невысоко вскинувшись на задние ноги, и бросился следом. Они ещё немного повиляли по полю, взрывая копытами дёрн, и София наконец остановилась, вновь принявшись гладить дикого красавца. А затем со сладостной дрожью в теле, сделав пару шагов, обернулась к нему своим широким лошадиным крупом. Зверь негромко заржал, почти тотчас вскидываясь передними ногами ей на спину, и София с ужасом ощутила, как во вход во влагалище упёрлось что-то горячее и текущее влагой. Девушке тотчас же стало страшно, в ту же секунду захотелось всё отменить, а в голове возник панический крик, но её кавалер и не думал идти на попятную. Мощно двинув всем телом и попав с первого раза, жеребец одним махом лишил внучку волшебника девственности и пробился плоской головкой промеж туго сжатых губ влагалища. Затем ударил ещё раз, с силой вгоняя в глубины тела Софии свой член до «упора». Девушка взвизгнула от боли, ощутив, как внутри её живота горячее полено из мяса упруго ткнулось в мягкую стенку. А спустя миг, дробно пульсируя, жилистый фаллос, крепкий, как палка, извергся в девичье лоно просто кипящими струями спермы! Софья быстро расслабилась, с наслаждением ощущая, как быстро, просто стремительно отступала первая боль и по телу разливалась нега удовольствия, словно прибывавшая разом с пузырившейся жидкостью в её лоне. Ощущать то, как увитое венами чудище раздвигало, терзало её нежную плоть, было просто божественно! А хлеставшая струями сперма казалась величайшим сокровищем в мире, наконец-то заполнявшем ту самую ненасытную пустоту. Её хотелось ещё и ещё… Жеребец громко всхрапнул и рывком вышел из девушки, отскочив от неё в сторону. Член влажно чмокнул и, брызнув спермой на бедро юной тавриссы, покинул её разгорячённое лоно. Замечтавшаяся было София, ожидавшая что вот-вот нахлынет и захлестнёт то необычное чувство, рвущее тело экстазом, что она ощутила над чашей с варившимся зельем, удивлённо оглянулась через плечо. На ляжки из влагалища брызнуло семя, вытекавшее из набухшей от возбуждения сочной лошадиной пизды, но жеребец уже куда спокойнее отошёл в сторону, принявшись щипать траву. Обескураженная девушка сперва не поняла, почему её больше не хотят, ведь она даже ещё не устала. Она так хороша и неистово жаждет близости с восхитительным жезлом из мяса, таким отвратительным, но таки привлекательным!.. Лишь спустя пару минут, когда морок только наметившегося наслаждения отступил, она быстро сообразила, что конь — это не человек. Дед, страшно смущаясь, рассказывал, что звери делают это лишь для размножения, а сатиры, кентавры и прочие человекоподобные расы — занимаются этим ради удовольствия. Обескуражено взъерошив волосы — было так хорошо, но так мало! — София вернулась к своей поклаже. Немного поколебалась, а затем достала из сумки несколько пузырьков и, выставив их на землю, попыталась присесть над стекляшками, сокращением сладко ноющих мышц выталкивая из себя свежую сперму. Софья оставалась в табуне почти до заката, усердно маяча у жеребца на виду. Усилия были вознаграждены сторицей — он покрывал девушку ещё трижды, толчками наполняя своим семенем утробу теряющей разум Софии.