Jiya jale, jaan jale. Том I

My world is miles of endless roads That leaves a trail of broken dreams Where have you been I hear you say I'll meet you at the Blue Cafe. This is where the one who knows Meets the one who does not care Cards of fate, the older shows The younger one, who dares to take The chance of no return The blue cafe (Chris Rea)

У дома Томоэ, восемнадцатое октября 1994 года.       — Итак, куда едем, принцессы? — бодро спросил инспектор Фукуи, пристегиваясь в водительском кресле.       — Синдзюку, улица Голден Гай, дом около бара «Wild turkey»*(1), s'il vous plaît inspecteur , — сказала мадам Аннет, вольготно расположившаяся вместе с Хотару на задних сидениях.       — Какое милое название бара, — хмыкнул Фукуи, заводя мотор. — Что ж, в путь.       И машина плавно тронулась, отъезжая от дома Томоэ. Стоявший у окна профессор проводил хмурым взглядом автомобиль, увозивший его единственную дочь.       Хотару со вздохом отвернулась от окна, посмотрела на свою спутницу и тихо ахнула.       — Леди, леди Астат, — горячо зашептала она в ухо жрице. — У вас глаза становятся рубиновыми!       — Спасибо, малыш, — Астат прикрыла глаза на секунду левой рукой, а затем взглянула на Хотару. — Так лучше?       — Да.       — О чём секретничаете, дамы? — с интересом спросил инспектор, поворачивая машину в сторону от главных улиц.       — О том, что купить на ужин. Можете посоветовать что-нибудь недорогое и подходящее для нас? — спросила жрица, поднимая голову и встречаясь с инспектором взглядом в зеркале заднего вида. У неё вызывало симпатию его красивое волевое лицо с изящными скулами, а глаза необычного рыжего цвета слегка интриговали, вызывая чувство наподобие весёлого любопытства.       — Могу отвезти вас домой и остаться с вами, пока мой напарник будет ехать мне на смену. Он может завезти лапши и немного супа. Или лучше гёдза?       — Можно попросить тогда лапши, рис с креветками и мисо с тофу, — размеренно перечислила Астат. — Хотару, а ты что будешь?       — Можно мне попросить пиццу и немного роллов из праздничной курицы? — робко спросила девочка.       — Можно, всё можно, — кивнул инспектор, набирая какой-то код по рации. — Кабаяши, привет. Где едешь?       — Привет, ещё еду в сторону участка, — ответил молодой голос. — А что такое?       — Приезжай в Синдзюку, улица Голден Гай, дом около бара «Wild turkey». Захвати с собой по две порции лапши, рис с креветками, мисо с тофу — этого по четыре порции. И купи одну большую пиццу и роллы из «Полковника Сандерса».       — Эй, ты там меня на групповое свидание приглашаешь? Я глубоко женатый человек, буду отбиваться всеми силами, — засмеялся голос.       — Можно и так сказать. Хотару, — инспектор на мгновение оторвался от рации, — тебе пиццу и курицу с чем?       — Пиццу острую, типа барбекю, лука и сыра побольше, а роллы с кисло-сладким соусом, — обрадовалась девочка.       — Лапшу все с курицей и терияки будем?       — Да, — рассмеялись жрица и девочка.       — Кабаяши, короче, пиццу большую барбекю с курицей, попроси добавить побольше лука и сыра, роллы от «Полковника» с кисло-сладким соусом. Роллов тоже четыре возьми. Лапшу бери всем с курицей и терияки.       — Заказ принял, босс. Буду минут через тридцать.       — Ну, в общем, нас ждёт пир, — рассмеялся инспектор, останавливая машину. — Да и приехали мы уже.       — Спасибо вам большое, — поблагодарила мадам Аннет, одаривая мужчину благодарной улыбкой. Квартира мадам Браганза.       Квартира встретила их атмосферой сдержанности, благородной простоты и уюта.       — Вот вы и дома. Дамы, вам что-нибудь ещё нужно? — спросил инспектор, глядя, как Хотару обходит скромную квартирку из двух комнат. Он рассеянно поглаживал свои чёрные, коротко остриженные волосы, как будто опасался, что они небрежно топорщатся.       — Да, вы не могли бы купить побольше лимонада и чая? Как-то не рассчитывала сегодня на гостей, — вежливо улыбнулась Аннет, ставя сумку с вещами Хотару на диван.       — Разумеется. Хотару, хочешь составить мне компанию и сходить в магазин?       — Конечно, если мадам разрешит, — девочка с надеждой взглянула на ставшую уже обожаемой наставницу.       — Конечно. Инспектор, как вас зовут? Всё же я не могу постоянно обращаться к вам «господин Фукуи».       — Элвис. Не смейтесь, пожалуйста, мои родители были поклонниками Короля, — поморщился мужчина. — А моего напарника зовут Мамору Кабаяши.       — Учту. Всё, жду вас. Хотару, подожди минуту, я дам тебе деньги.       — Не надо, это будет угощение от меня, — инспектор взял Хотару за руку. — Идём, купим напитки.       Дождавшись, пока Хотару с Фукуи выйдут на улицу, Астат достала из подпространственного кармана стилет и принялась наносить защитные знаки на дверные и оконные косяки. Кровью из указательного пальца она быстрыми движениями нарисовала необходимые символы-обереги на зеркалах в прихожей и ванной.       — Ты уверена, моя леди, что этого хватит? — спросил светлый дух, появившийся над правым плечом жрицы.       — На эту ночь да, а там видно будет. А что? — хмуро спросила Астат, рассматривая фонари за окном.       — Ничего. Ты расскажешь Хотару, что увидела в доме Томоэ?       — Да. Но позже, — ответила жрица, давая тоном понять, что не хочет развивать тему.       Вечер прошёл замечательно. Под лапшу и пиццу вчетвером вместе с напарником инспектора Фукуи они поиграли в вист, посмотрели фокусы Кабаяши, посмеялись над анекдотичными историями из жизни полиции.       Когда Кабаяши ушёл, Астат отправила Хотару в ванну, а сама стала наводить порядок.       — Вы тоже скоро пойдёте домой, месье Элвис? — между делом спросила она инспектора Фукуи, убирая коробки из-под лапши и пиццы.       — Я останусь тут, если вы не расстроитесь, — сказал мужчина, присоединяясь к уборке. — Могу я быть с вами откровенен?       — Разумеется.       — Я вас видел и раньше.       — Что? — оторопела жрица.       — Да, я видел вас в клубе «Эдем». Вы тогда отослали мою бутылку назад.       — Что за глупости? Я не была в клубе, — рассерженно ответила жрица.       — И глаза у вас были сегодня синие, как два чистейших сапфира, и внешность более яркая. А тогда вы были с розовыми волосами и рубиновыми глазами. Зачем вы завернулись в эти тряпки и поставили эти ужасные линзы чёрного цвета? — каким-то печальным тоном спросил инспектор.       — Что?       — Вы ведь не Аннет Браганза. Я навёл справки через своих друзей в Турции. Настоящая Аннет Браганза не выезжала за пределы республики. Кто вы?       — Я — Аннет Браганза из университета имени Исмета Инёню, действительный член Академии наук Турецкой республики и доктор античной истории и литературы. Ваши «друзья», намеренно или нет, ввели вас в заблуждение. Прошу вас оставить свои подозрения при себе. Это возмутительно! — рассерженной кошкой зашипела жрица, с силой сжимая коробки из-под лапши. Глядя сейчас на высокую широкоплечую фигуру инспектора, она ощущала вязкий страх и досаду за свою беспечность. Но не на того человека он вздумал оказывать психологическое давление. Астат была уверена: у инспектора на неё ничего нет, и сейчас он просто пытается застать её врасплох.       — Тогда скажите что-нибудь на турецком, пожалуйста. На турецком, а не на французском.       — Вы что себе позволяете?       — Скажите! — в один шаг инспектор Фукуи оказался перед жрицей, схватил её за запястья и тряхнул. — Скажи, скажи что угодно на турецком.       — Сейчас выйдет Хотару. Надеюсь, что вы не будете пугать девочку. Ей и так сегодня досталось, — невозмутимо ответила женщина, сощурив глаза. — Уберите руки и придите в себя. Будьте так любезны.       — Разумеется. Прошу прощения, — инспектор отпустил запястья женщины и подхватил коробки из её рук. — Позвольте закончить уборку за вас. Ещё раз прошу прощения. Мне показалось… И я забылся, — глаза цвета виски виновато смотрели на женщину, кривившую губы в недовольстве.       — Ничего страшного. Сегодня очень нервный день, — чопорно заметила жрица. — Прошу вас сегодня оставить нас здесь с Хотару вдвоём.       — Разумеется. Простите, пожалуйста, ещё раз, мадам Аннет, — на инспектора было больно смотреть. Он стыдился своей вспышки. — Я выкину мусор по дороге. Присмотрите за Хотару.       Забрав пакет с мусором, инспектор вышел из квартиры, аккуратно прикрыв дверь. Астат повернула ключ и прислонилась пылающим лбом к дверному полотну.       Сердце тяжело и гулко билось, отдаваясь в висках ноющей болью. Как она могла так быть беспечна! Она чуть не порушила всё!       — Леди Астат, с вами всё в порядке? — обеспокоенно спросила выскользнувшая из ванной Хотару. — Инспектор ушёл?       — Да. Он придёт завтра. Как ты себя чувствуешь? — спросила жрица, повернувшись к девочке, уже одетой в пижаму.       — Хорошо. Может, вам прилечь? Вы бледная, — забеспокоилась девочка.       — Я закрою сейчас шторы, схожу в душ, и мы ляжем спать. Сон — самое лучшее лекарство.       — Как скажете, леди Астат.       Жрица ещё раз убедилась, что дверь заперта, подошла к окну, чтобы закрыть шторы, и увидела, как Фукуи курит внизу и с тоской, которую уже когда-то видела в глазах Мамору, смотрит в окно, прямо на неё.       Закусив край нижней губы, с непонятной для себя гаммой чувств, Астат резко задёрнула шторы, отрезая себя от этого взгляда, смущающего сердце и душу. Парк Итинохаси, двадцать пятое октября 1994 года.       Шинго стоял около главного входа в парк и ждал. В его руках был букет из осенних листьев и цветов: бледно-жёлтый нарцисс, жёлтые и розовые тюльпаны, бордовые пионы, розовато-лиловая лаванда и веточки багряного клёна.       Сегодня юноша снова ушёл из школы пораньше, наплевав на все дополнительные занятия и конкурсы. Его ждало дело намного важнее.       Что послужило причиной исчезновения влюблённости в Ами и возникновению неясного томления по Сецуне, младший Цукино и сам не знал. Известие о помолвке Мицуно и де ла Форе? Или то, как Сецуна бросилась его защищать в сквере? Или их беседы на самые разные темы по вечерам, когда никого больше не было дома? Шинго не знал.       Но факт оставался фактом: Шинго Цукино, одетый в костюм-двойку и пальто нежного сиреневого цвета, в шляпе и начищенных до блеска ботинках стального цвета, стоял и ждал Сецуну.       — Прости, задержали в больнице, ты недолго ждал? — спросила запыхавшаяся Сецуна. Сегодня на ней было тёплое пальто цвета фуксии и нежно-жёлтое платье-футляр, выгодно оттенявшее смуглую кожу.       — Нет, недолго. Это тебе, — густо покрасневший Шинго протянул букет Сецуне, оторопевшей от такого жеста.       — Шинго, зачем? — Мейо зарделась, принимая букет.       — Ну, вроде как я проиграл тебе в шахматы, да и в целом, если захочешь, то можешь поискать значение цветов. Только не в западном понимании, а в нашем, вот, — неловко закончил юноша, глядя в землю перед носками идеально вычищенных ботинок.       — Шинго, ну что ты, — начала было Сецуна, но заметив, что юноша стесняется смотреть ей в глаза, передумала заканчивать фразу, как хотела. — Куда пойдём? Есть пожелания?       — Куда хочет победительница? — ответил Шинго, радуясь, что Сецуна приняла цветы.       — Победительница хочет фисташковое мороженое и в магазин, за новым платьем для Хэллоуина. Нас ведь всё равно поведут в танцзал поддержать Минако и Макото.       — Это да. Там вроде Банни и Мотоки какую-то программу готовили. Тогда пойдём, — обрадовался Шинго, с радостью взглянув в гранатовые глаза тепло улыбающейся ему Сецуны.       В том же парке на берегу озера сидела Астат. Здесь она впервые повстречала Мамору и Усаги, молодую версию своих родителей. Настроение у женщины было паршивым. Взяв камушек в руку, жрица швырнула его в ледяную октябрьскую воду. По поверхности озера мгновенно пошли круги.       Прозрачный холодный осенний воздух был полон опадающих поздних листьев, медленно кружащихся, будто в вальсе — багровые, золотые, охряные, с вкраплениями иголок от сосен и ёлок, они укрывали землю пёстрым лоскутным одеялом.       Только шорох падающих листьев, отдалённый гул голосов людей, плеск очередного камешка по ледяной глади воды окружали Астат, погруженную в грустные воспоминания обо всех разговорах, которые состоялись с того момента, как Сатурн велела добыть Грааль.       Она чувствовала холод, пробирающий до костей, до самого сердца, тот же холод и отчаяние, что она ощущала накануне нападения ведьмы на клуб. И после. Холод, отчаяние и тяжесть, заставляющие сгибаться, корчиться, чтобы оставить себе хоть немного капель живительного тепла и не утонуть во Тьме окончательно.       «Такой же холод и отчаяние грызли тебя, отец? Грызли тебя, Усаги? Что вы чувствовали, когда расстались, когда пришли в тридцатый век и узнали, что у вас есть дочь? Что там вы умерли? Что вами движет сейчас?»       Новый камешек полетел в воду и мгновенно утонул. В этот миг её одиночество было беспардонно нарушено.       — Вы сегодня одна, мадам Браганза, — рядом со жрицей присел инспектор Фукуи, как будто не заметивший её тяжелого вздоха, и протянул ей кофе. — Добрый день. Выпейте, согреетесь. У вас уже губы синие.       — Вы решили меня преследовать, инспектор Фукуи? Добрый день, — хмуро ответила Астат, принимая стакан с горячим напитком.       — Боже упаси. Вы же тогда вспомните о том, что турчанка, и зарежете меня вашим фамильным ятаганом, — раскатисто рассмеялся Элвис. — Я хотел вас спросить о Хотару. Как она?       — Смотря о чём именно вы спрашиваете, — Астат сделала глоток кофе. — Так вчера Хотару чувствовала себя прекрасно, щебетала о походе за конфетами на Хэллоуин.       — А с отцом какие у них отношения? На ваш взгляд?       — Они привыкают друг к другу. Всё же он помнит Хотару маленьким ребёнком, а она его более весёлым и живым. Профессору нелегко принять, что его дочь пусть и маленькая, но уже молодая и красивая девушка со своим мнением. Она не может уже принимать его заботу, как раньше. В общем, обычный конфликт отцов и детей, — пожала плечами жрица.       — А отношения Хотару и этой помощницы?       — А может, вы почитаете отчёт психолога от опеки? — раздражённо спросила Астат, борясь с желанием выплеснуть кофе на джинсы собеседника.       — Я читал. И разговаривал и с Хотару, и с профессором. Приход психолога впечатлил их настолько, что они оба предпочли объединиться и прогнать служащую.       — Да, Хотару говорила об этом, — заметила женщина, смотря на водную гладь. — Это всё, что вы хотели узнать?       — Не только это. Скажите, когда ваша командировка заканчивается?       — В декабре. А что?       — Могу я говорить откровенно? — чуть замявшись, спросил инспектор.       — Я всё жду, когда же вы к этому придёте. Отняли мою привилегию, понимаешь ли, — как-то саркастично женщина вздохнула, допив в один глоток тёплый кофе.       — Скажите, вы замужем или вдова? Или просто носите траур по кому-то? — осторожно поинтересовался Элвис.       — Вас когда-нибудь били за ваш язык? Если нет, то я буду первой. Коли уж так настаиваете, — Астат смяла стаканчик и швырнула его в урну рядом со скамьёй.       — Пробовали, но не преуспели. Я попытался уточнить эту информацию у турецких коллег, но они не смогли помочь. Приходится спрашивать у вас, — развёл руками Фукуи.       — Да чтоб вас, — выругалась жрица, швыряя очередной камешек в воду. — Вам что, мёдом около меня намазано?       — Скажем, очень горьким кофе, который вы пьёте, как воду, — вздохнул инспектор, следуя примеру собеседницы и отправляя стаканчик в мусор.       — Боже мой. Инспектор, ну найдите вы себе кого-то другого. Но только не меня.       — А что поделать, если я нашёл вас? — Элвис развернулся в пол-оборота, чтобы видеть профиль женщины. — Что делать, если я вас люблю? Скажете, забыть? Но я не могу, Аннет. Не могу вас забыть.       — А вы попробуйте. И после говорите, смогли или нет, — зло ответила жрица.       — Пробовал. Не помогло. Может, вы сумеете дать ответ?       — Да какой ещё ответ? — жрица наконец развернулась к инспектору лицом, гневно сверкая глазами. — Что вы хотите услышать?       — Что дадите мне шанс. Хоть маленький шанс доказать вам, что люблю вас, кто бы вы ни были.       — Да чтоб вас, — Астат развернулась и вскочила со скамейки. — Считаю, что беседы не было. Спасибо большое за кофе. Но мне пора.       — Аннет, прошу вас, не уходите. Пожалуйста, обзовите меня последним глупцом, скажите, что я просто придумал любовь. Скажите, что вы почтенная матрона с десятью детьми. Но только не уходите так, будто я ваш враг, — Элвис вскочил вслед за Астат и схватил её за руку. Жрица мгновенно вытянулась в струнку. — Пожалуйста.       — Отпустите мою руку, — прошипела женщина, круто развернувшись на каблуках, оказавшись чуть под углом к инспектору. — И я забуду этот разговор. Я забуду всё, что вы мне наговорили. И вы не получите от меня ничего более, кроме извинений вашим словам, — Астат вытянула указательный палец свободной правой руки так, чтобы он был прямо перед глазами инспектора — тёплыми, рыжими как виски. — Вас это устраивает?       — Простите, я просто не хотел, чтобы вы так ушли, — Фукуи отпустил руку женщины, тут же отошедшей на два шага назад. — Простите ещё раз.       — Вы делаете так уже второй раз. На третий вы что, планируете меня силой поцеловать? Сделать женой? — шипела разозлённая жрица, жалея, что нельзя позволить себе большего. Ей хотелось метать заклинания и призывать огонь. — Вы хоть предупредите, чтобы не напугать кого-нибудь рядом, когда я закачу вам взбучку.       — Знаете, а это мысль, — внезапно мягко рассмеялся Фукуи.       — Что? — оторопела женщина. Она не успела ничего предпринять, как инспектор приблизился к ней одним широким шагом и вмиг сгреб в объятия.       — Наконец-то вас поцеловать, — его рыжие глаза горели предвкушением. — Может, тогда всё прояснится.       — Вы с ума сошли! — воскликнула Астат, но её возглас был тут же заглушен поцелуем — мягким и аккуратным, будто мужчина губами касается нежнейшего пирожного из суфле, наполненного вкусом холодного октябрьского воздуха, горького кофе и запахом табака.       Прикосновениями чуть треснутых сухих губ к её.       Переплетением чуть узловатых пальцев с её.       Глаза жрицы удивлённо распахнулись.       Губы инспектора продолжали очень нежно блуждать по её губам, будто прося разрешения на очередное прикосновение.       Сердце пропустило удар, а затем забилось с утроенной силой. Воздуха в лёгких перестало хватать, в ногах будто желе растеклось, заменив все кости, а в животе запорхали пресловутые бабочки, о которых столько было разговоров между Усаги и её подругами.       Инспектор отпустил пальцы, чтобы тут же обнять жрицу и уткнуться носом ей в плечо.       Астат рефлекторно схватилась за него, чтобы не упасть.       — Вы что себе позволяете? — сдавленно прошептала она. — Зачем?       — Говорят, что третий раз алмаз, — ответил также шёпотом инспектор, касаясь губами её ушка. — Вот, проверяю теорию.       — Какой именно аспект?       — Буду битым или нет.       — Мечтаете об ударах? Я думала, их вам на службе хватает.       — От тебя стерплю что угодно.       — Не говори так. Ты не знаешь меня.       — Так давай познакомимся заново.       — А, может, не надо?       — Надо, дорогая, надо.       — Я не замужем. И не вдова. И я не верю в любовь с первого взгляда, — придя в себя, ответила жрица уже нормальным голосом.       — А я разведён и верю в любовь с первого взгляда. Можно даже со второго, — улыбаясь, ответил Фукуи. Он оторвался от плеча и взглянул в лицо всё ещё ошарашенной жрицы. — Или ты против? Или вы против?       — Давай всё же на «ты»? Хорошо?       — Давай. Элвис.       — Аннет.       — Так, может, погуляем? Погода сегодня прекрасная.       — Да, погуляем.       — Но сначала давай повторим ещё раз эксперимент, — Фукуи снова прикоснулся губами к губам напротив. — Так что, мне быть битым?       — Нет, — Астат густо покраснела. — Не быть. Дом Томоэ.       — Папа! — Хотару требовательно постучала в закрытую дверь спальни отца. — Папа, не получится спрятаться. Нам надо поговорить!       Соичи Томоэ сидел на кровати, обхватив голову руками, и пытался понять, когда всё пошло не так, как планировалось изначально?       Прошедшая беседа с психологом оставила весьма негативные впечатления, в особенности заданные вопросы. Создатель, хорошо, что Хотару была настолько в ужасе, что просто убежала на кухню и заперлась там вместе с Ци, отказываясь от беседы с этой женщиной. Это было слишком даже для опыта жизни в несколько лет!       Хотару снова требовательно постучала в дверь.       Соичи вздохнул. Надо будет потом позвать Юджил. Поговорить.       Встав с кровати и пригладив в зеркале волосы, профессор открыл дверь.       — Хотару, дай же мне хоть одеться, — как-то тяжко вздохнул доктор. — Неужели это так тяжело?       — Папа, нам надо поговорить. Это важно. Я могу войти? — маленькая упрямая девочка, нахмурившись, смотрела на отца.       — Да, конечно, входи. Что случилось? — мужчина дождался, пока дочь устроится на стуле.       — Пап, где мамины вещи и украшения? — задала весьма неудобный вопрос Хотару.       — Зачем тебе это? — Соичи лихорадочно пытался понять, что хочет его девочка на сей раз.       — Затем, что мне нужна одежда. Я же расту, — с искренним удивлением его недоумению ответила Хотару. — Ты что, не заметил?       — Заметил, заметил. Но зачем тебе старая одежда?       — Пап, я всего лишь не хочу бегать по магазинам. Я хочу примерить мамины блузки и юбки. Обувь мне пока всё равно велика.       — Ну примеришь ты, а дальше что?       — А дальше я просто отнесу их в ателье. Я ведь всё равно никуда не хожу. Кроме магазина и уроков французского с мадам. Но я же не могу ходить всё время в одном и том же. Это некрасиво! — с истинной трагедией в голосе воскликнула девочка. — Да и в парикмахерскую мне тоже надо. Посмотри, как волосы неровно отросли за месяц.       — Может, тебя Ци подстрижёт? — с робкой надеждой спросил профессор, устало садясь на кровать.       — Зачем? Я хочу красивую причёску, а не горшок на голове. Пап, ну дай денег и скажи, где мамины вещи с украшениями.       — Так, я всё понял с одеждой. Но зачем украшения?       — Пап, ну я ансамбль составлю из одежды и украшений, — Хотару закатила глаза, показывая всю степень своего возмущения отцовской недогадливостью.       — Но ты ещё мала!       — Пап, да перестань ты. Мне нужны новые ботинки на зиму, туфли, это точно можно купить, я схожу с Ци или даже Юджил в магазин. Но вот одежду не хочу искать. Давай я просто мамины вещи пересмотрю?       — Хотару, может, ты сразу скажешь, что ещё хочешь?       — Ты чего такой добрый? Опять женщина должна прийти из опеки? Я не выйду из комнаты, если это тот же самый психолог! — пригрозила Хотару.       — Нет, сегодня не должна вроде. Надо будет у Юджил спросить, она где-то записала у себя дату повторного визита, — Томоэ поёжился, вспоминая эту даму, грозную, как какой-нибудь центурион. — Хорошо, иди в подвал, я туда все мамины вещи и украшения перенёс. Посмотри, что тебе подойдёт. Я дам денег Ци, она сходит с тобой по магазинам и в цирюльню.       — Хорошо. Я тогда пришлю к тебе Юджил и скажу Ци, чтобы спустилась со мной в подвал?       — Да.       — О, и, пап, я иду на Хэллоуин с мадам Браганзой. Ты не против?       — Я иногда думаю, чего ты пытаешься добиться — скатиться по учёбе?       — Нет, я просто хочу быть живым человеком, а не музейным экспонатом. Так ты не против, что схожу? — смущённо потупилась девочка.       — Да, конечно, иди. Только не допоздна, возвращайтесь в разумное время. Как закончишь с Ци, пришли её ко мне за деньгами для покупок. Ты к экзаменам готова?       — Хорошо. Не волнуйся, я сдам родной язык и математику в эту пятницу и буду умничкой. Тогда я пошла? — Хотару легко соскочила со стула.       — Иди, иди. И пришли Юджил.       — Хорошо.       Хотару убежала из комнаты, громко хлопнув дверью. Соичи поморщился от удара дверного полотна о косяк. День начинался не так, как хотелось.       — Ци! — Хотару ворвалась на кухню, как маленький ураган. — Ци, идём в подвал, посмотрим вещи и решим, что можно восстановить.       — Хотару, дай закончить обед. Да что ж ты за бесёнок, ей-богу, — проворчала домработница, занятая хлопотами на кухне.       — Ладно тебе. А где рыжая?       — Юджил ещё в столовой, завтракает.       — О, ладно, я ей передам сейчас, чтобы к папе зашла. Я скоро вернусь.       — Создатели, это просто веретено какое-то, а не ребёнок.       — Юджил, зайди к папе, как закончишь завтракать, там надо подготовиться к следующему визиту опеки. Я в подвал, папа в курсе, Ци тоже туда придёт, — крикнула в столовую Хотару, убегая дальше по коридору.       Юджил тяжко вздохнула, делая очередной глоток кофе.       То, что Хотару стала походить больше на обычного ребёнка, не могло не радовать. Но и пугало одновременно. Ведь если она поймёт, чем на самом деле занимается её отец, вполне может рассказать всё этому инспектору или мадам. Или, что гораздо хуже, покончить с собой.       Надо поговорить с профессором и решить этот вопрос.       Ведь новая цель выбрана, огнемёт готов, как и демоническое яйцо.       Пора было приниматься за работу.       Хотару перебирала в подвале вещи и украшения. Нет, они не пострадали от сырости и времени. Здесь было довольно сухо и прохладно, а благодаря продуманной системе вентиляции поступал свежий воздух. Но девочке всё равно хотелось плакать.       Это казалось преступным, но Хотару не помнила маму. Помнила лишь ощущения счастья и покоя, уюта и смеха. Но не могла вспомнить ни лица, ни тепла её рук. Даже запаха любимых духов!       И от чего больше душили слёзы, мешая перебирать наряды, девочка сама не знала.       Наконец, с трудом закончив с одеждой, Хотару подхватила ворох нарядов вместе со шкатулкой, полной украшений.       — Хотару, зачем тащить всё одной? Дай помогу, — Ци отобрала всю охапку одежды, оставив девочке только украшения. — Идём. Профессор и Юджил ушли в министерство, им надо какой-то отчёт утвердить.       — Понятно, — грустно ответила девочка. — Ци, папа тебе оставил деньги на шоппинг?       — Да, оставил. Давай выберем наряды. Посмотрим, может, что-то я смогу подшить тебе.       Выложив в своей комнате на кровать одежду, Хотару принялась по очереди примерять наряды. Отобрав несколько пар брюк, юбок и блузок, девочка осторожно подняла невесомое платье от Диора и прислонила его к лицу.       — Ци, как думаешь, мне надо это платье подгонять? — спросила Хотару, глядя на себя в зеркало.       — Примерь, и увидим. Так, а что с украшениями? — спросила домработница, присев на пуфик около туалетного столика.       — Обувь купим, сумки я не нашла, так что тоже возьмём. Украшения я сейчас выберу.       — Повернись спиной, я завяжу бант. Да тут только пуговицы переставить. И ещё несколько лет платье носить сможешь, — старуха завязала огромный бант из шёлковой тафты цвета бордо. — Повернись. О, красавица. Глянь в зеркало. Давай, погляди на себя.       Хотару взглянула в стекло и обомлела. Она видела уже не маленькую скромную девочку, но вполне уверенную девушку на пороге своей юности, с красивыми аметистовыми глазами и тонкими губами, нежными кистями рук и изящными ножками, в бордовом платье из невесомой газовой ткани.       Бесчисленные слои юбки длиной до середины икры придавали визуальную пышность бёдрам, бант подчёркивал талию, рукава-фонарики и аккуратный вырез лодочкой дополняли картину. На спине же была только широкая поперечная планка, прикрывающая линию бюстгальтера.       — Я красивая, да? — как-то робко спросила девочка.       — Да, очень. А если ещё и другую причёску и туфли, то вообще придётся твоему отцу дать мою клюку, гонять кавалеров, — хрипло рассмеялась Ци.       — Тогда давай всё, что отобрали, вместе с платьем, сдадим в ателье. И пройдёмся по магазинам.       — Украшения будешь смотреть?       — Да, там вроде жемчуг был. Гляну, когда вернёмся.       — И куда ты собираешься в таком платье?       — Гулять с мадам на Хэллоуин. Может, и зайдём куда-нибудь перекусить.       — Ладно, давай развяжу бант и собирайся, пойдём по магазинам.       Хотару радостно кивнула и стала разоблачаться: предстояли весьма приятные хлопоты. Танцевальный зал «Сеньория Танго», тридцать первое октября 1994 года.       — Объясните мне, почему мы самые первые? — недовольно пробурчал Такаши, помогая Медее и Макото расположиться за большим столом перед танцполом.       — Чтобы вы побольше ворчали. Господи, в кои-то веки у меня получилось выбраться вместе со всеми на яркое событие, а вы тут своим недовольством нагнетаете обстановку, — колко ответила Медея, наблюдая, как Шинго помогает усесться Сецуне, а Мамору — Усаги. — Вот что вы за человек?       — Художник с тонкой душевной организацией. Где носит остальной батальон?       — Остальных привезут Жан и Ами. Вам ведь уже говорили, — вмешалась Макото и попыталась сгладить начинающийся конфликт: — Господин Мицуно, ну давайте не будем портить вечер. Пожалуйста, — шатенка состроила глазки голодного котёнка.       — Уговорила. Но ты будешь моей подружкой на вечер, раз Медея отказалась. Идёт?       — Буду, буду. Только не ворчите. Я и так волнуюсь.       — Макото, всё будет хорошо, — подбодрила подругу Усаги. — Давайте пока закажем тарелки с закусками и напитки. Здесь очень вкусные коктейли.       — А виски тем более. Такаши, не переживайте, всё будет хорошо, — Мамору сочувственно взглянул на всё ещё нервно оглядывающегося по сторонам художника.       Вечер начинался замечательно. Наконец-то всем миром удалось вытряхнуть Медею из её чёрных одежд и одеть в алое с золотым и серебром. Теперь богиня выглядела как средневековый маг из игр: нижнее алое платье с пышными рукавами выглядывало из выреза плотного, удлинённого до колен жилета, тонкая юбка красиво облегала ноги, не сковывая, впрочем, движения. Привычные косы, которые Медея отстояла, были перевиты золотыми и серебряными лентами, а растянутые сейчас в довольной улыбке губы — подведены алой помадой.       Шинго облачился в костюм-двойку сиреневого цвета, Сецуна предпочла хоть и глухое внешне платье цвета фуксии, но с изюминкой — разрезы до середины бедра при ходьбе открывали красивые подтянутые смуглые ноги. Никаких каблуков, чтобы не быть выше Шинго, который стал с ней практически одного роста за эти два года. Макото выбрала изумрудное платье для фламенко.       На Мамору был белый смокинг, и младший Цукино вместе с Мако всерьёз высказывали опасения, что бедного парня затопит слюной Усаги, выбравшая сегодня платье для танго, как однажды выразилась Икуко, «самого развратного вида»: чёрное, длиной до колен, с ассиметричным вырезом спереди, открытой спиной и одним плечом, правая рука закрыта длинным рукавом, с правой стороны часть юбки — серебристого цвета. Волосы лунная принцесса убрала в тяжёлый пучок, как и Макото с Сецуной.       Одетый в чёрный смокинг Такаши спросил:       — Девочки, а кто-нибудь взял фотоаппарат?       — У меня с собой, — Макото достала из сумочки камеру.       — Отлично, пока нет остальных, давайте сделаем первый групповой снимок. Официант, снимите нас, пожалуйста. Девочки, мальчики, двигаемся, двигаемся, чтобы все вместились в кадр, — Такаши согнал всех поближе. — Скажите все «Сыр». Молодцы. Большое вам спасибо, молодой человек. Девочки, давайте я вас поснимаю.       Повисла неловкая пауза, все слегка замялись, растерянно переглядываясь.       — Банни, Шинго, ну-ка встаньте вместе. Сделаем фотографию, а то ваши родители уже забыли, наверное, как вы выглядите. Вставайте, вставайте, — Такаши вытащил из-за стола и отвёл в сторону брата с сестрой. — Улыбайтесь.       — Шинго, подожди, у тебя шейный платок сбился, дай поправлю. Присядь немного, пожалуйста, — попросила старшая сестра. — Ты так вытянулся. Мама с папой тебя точно не узнают, как вернутся.       — Будто тебя узнают, Зайчиха, — проворчал юноша, послушно приседая. — Мама так точно будет ругаться за платье.       — Но сейчас мама далеко, а когда мы встретимся, то ей уже не до этого будет. Всё, теперь красиво. Так, обними меня, и улыбайся.       — Готовы? Скажите «Сыр», — Такаши щёлкнул кнопку. Вспышка на мгновение ослепила Цукино. — Так, теперь ещё один кадр. И улыбку пошире. Сецуна, Мамору, встаньте рядом, я вас тоже сниму.       — Давайте всё же дождёмся остальных, — взмолилась Мако, чувствуя, что ещё немного, и прибьёт отца Ами с его неуёмной энергией.       — Ладно, уговорили. До начала вашего шоу ещё полтора часа. Банни, а где-нибудь есть программа? — спросил Мицуно, провожая Усаги обратно на место.       — Есть. Придут остальные, расскажу. Пока все карты не раскрою, — блондинка показала язык. — Коммерческая тайна.       — Ах тайна? А если загадки разгадывать, то какой приз? — азартно спросил Такаши.       — Не получите от меня взбучки, — к столику подошёл облаченный в наряд турка Аполлон и сел рядом с внучкой. — Медея, дорогая, ты очаровательна. Не видел тебя такой с самой свадьбы. Даже больше. Со времён Парнаса.       — Ты мне льстишь, дорогой, но спасибо, — усмехнулась царевна, глядя на разом поникшего художника. — Такаши, перестаньте. Успеете ещё напрыгаться и разгадать все загадки.       — Медея, вы жестоки. Я почти поверил в ваше хорошее настроение. Вы так и не ответили, вы будете моей моделью? У вас шикарная фактура лица.       — Вы всем предлагаете стать вашей моделью? — спросил Аполлон, нагло забрав у Мако бокал с коктейлем. Девушка возмущенно вскрикнула.       — Только интересным людям. Нет, серьёзно, я тут до лета, как раз закончу иллюстрации для издательства и напишу серию картин по мотивам легенд и мифов Древней Греции.       Аполлон и Медея расхохотались.       — Почему вы смеётесь? — растерянно спросил художник.       — О, ничего такого, — ответила Медея, сдерживая смех. — Просто старая шутка, которая ходила у нас на Родине. Не берите в голову.       Продолжая посмеиваться, Аполлон отставил бокал в сторону и утянул внучку на танцпол кружиться под какую-то весёлую мелодию.       — Сец, может, потанцуем? — тихо спросил Шинго свою партнёршу.       — Конечно. Идём, — женщина подала руку мальчику и ушла с ним на танцпол.       Такаши же продолжал недоумённо смотреть на подхихикивающую молодёжь и гадать, что же он такого сказал.       — Столик на имя Аннет Браганза. Прошу вас, — услужливый молодой официант усадил Хотару и Астат за стол. — Желаете что-нибудь сразу заказать или мне подойти позже?       — У вас есть безалкогольные напитки для нас? — спросила жрица. — Лимонад?       — Разумеется, — кивнул мужчина. — Желаете цитрусовый, имбирный или вишнёвый? Возможно, горячие безалкогольные коктейли — вишнёвый, апельсиновый, цветочный?       — Большой кувшин имбирного лимонада и сырную тарелку, пожалуйста, — сделала заказ жрица. — Большое спасибо.       — Разумеется. Скоро всё будет. Приятного вам вечера, — официант кивнул и тут же удалился.       — Леди Астат, зачем мы тут? — спросила Хотару, выглядящая сегодня как звезда старого Голливуда в своём бордовом платье и с нитями белоснежного жемчуга в волосах и на левом запястье.       — Затем, что я хочу кое-кого тебе показать. Редкий момент, когда их всех тут можно застать, — пожала плечами жрица, перекидывая шаль на спинку стула.       — Как скажете, — заметила Хотару. — Вы сегодня прекрасны. Больше похожи на турчанку, чем обычно.       — Спасибо, дорогая. А ты — кинозвезда. И я вот думаю, как мне всех отгонять от тебя?       — Словами. Но можно и разрешить пару танцев, — рассмеялась Хотару.       — Я подумаю. И, может, разрешу. Как твои экзамены?       — Сдала на отлично математику, японский, географию, литературу, историю. Так что готовлюсь к экзаменам за второй и третий года. Это уже поднадоело, — надула губы Хотару.       — Потерпи. Это не так много, как кажется, — вскользь утешила девочку жрица.       — Я ни разу вас не спрашивала. Это вроде как неприлично, но мне любопытно — сколько вам лет?       — Девятьсот.       — Оу. То есть динозавров не застали, а зарождение мира да? Это же какую диссертацию можно написать, — мечтательно вздохнула Хотару, но тут же осеклась под суровым взглядом наставницы. — Простите. Неудачная шутка.       — Ничего страшного. Просто будь внимательнее в словах и мыслях. У тебя опять сползает защита, — заметила Астат.       — Конечно, — Хотару поправила щит и кулон с фотографией. — А вы будете танцевать?       — Нет. Мы здесь посмотрим на кое-кого и уйдём. Я всё же обещала вернуть тебя отцу до полуночи, Золушка.       — Вы говорили, что не думаете, что это мой папа. И я согласна с вами, — Хотару помрачнела, но взяла короткую паузу, подождав, пока официант расставит посуду и нальёт лимонад. Когда мужчина удалился, она продолжила: — Он слишком спокоен. Вот что меня настораживает.       — Но это не является весомым доказательством моему предположению. Поэтому ты должна быть с отцом. Не печалься, всё наладится, — тихо сказала Астат, делая глоток лимонада. — Хочешь потанцевать?       — Если немного. Конкурс ведь не скоро?       — Не скоро.       Их уединение внезапно нарушили самым беспардонным образом. На стул рядом с Астат с весьма довольным видом уселся мужчина, в котором жрица с удивлением узнала отца Ами — Такаши Мицуно.       — Кузина Мамору! Вот не ожидал вас увидеть. Я ведь вам задолжал слова благодарности, — оживлённо воскликнул мужчина.       — Это ещё за что? — удивилась жрица, глядя на него.       — За ваши слова о Жане. Я ведь с ним познакомился. И знаете, весьма очаровательный мужчина.       — Кхм, кто это? — громким театральным шёпотом спросила Хотару у наставницы.       — Какая у вас очаровательная сестра. Как вас зовут?       — Макария. Это моя дочь — Макария Браганза, — жрица незаметно пнула под столом девочку, растянувшую губы в вежливой улыбке.       — Дочь? Вы замужем? — обескураженно спросил Такаши.       — Да. И сегодня точно не ваш день.       — Почему?       — Обернитесь, — посоветовала жрица с насмешливой улыбкой.       Такаши развернулся и увидел Ами с Жаном, одетых как индийские принц и принцесса. Весьма недовольных Ами и Жана.       — Такаши, дорогой вы мой тесть, я обязательно вас навещу в больнице с апельсинками, — вежливо и холодно сказал француз, хотя его глаза смеялись.       — А я позабочусь о том, чтобы ты попал к маме на лечение, — Ами упёрла руки в бока, гневно сверля отца взглядом. — И ещё пожалуюсь Мамору, что ты донимаешь его кузину.       — Ну что вы так сразу все! Я же приличный человек. Всего лишь поблагодарил, — враз погрустневший Такаши покорно встал и откланялся. — Ещё раз спасибо вам за добрые слова тогда.       — Идите уже, а? — попросила жрица. — Ами, можешь передать остальным, что сегодня чёрные розы выбросили белый флаг?       — Разумеется, мадам. Папа, вперёд, — суровый взгляд синих глаз дочери заставил Такаши покорно вернуться к столу. — Приятного вам вечера.       — Кто эти люди, леди? — спросила Хотару, когда стол на другом конце зала заполнился.       — Не хватает только Минако. Но давай расскажу об остальных, — жрица придвинулась чуть ближе к Хотару. — Постарайся держать эмоции в узде. Как и силу. Это очень важно. Начнём с блондинки и брюнета: блондинку зовут Усаги Цукино, брюнета Мамору Джиба. Шатенка в изумрудном платье — Макото Кино, индийская принцесса — Ами Мицуно. Индийский принц — это её жених, Жан де ла Форе, советник французского посольства. Гнали они от нас Такаши Мицуно, отца Ами. Смотрим дальше. В сиреневом костюме – Шинго Цукино, младший брат Усаги. В платье цвета фуксии – Сецуна Мейо. Брюнетка в алом платье, с распущенными волосами – Рей Хино, чей храм Хикава стоит на холме Сэндай. Рядом с ней её парень Ючиро, с косой чёлкой, похожий чем-то на рокера.       — А остальные? — спросила Хотару. — Мужчина, похожий на турка, и женщина в алом с золотом и чёрными косами?       — А это, моя дорогая, настоящие боги. Мужчина — это Аполлон, а женщина рядом с ним — Медея.       — Вы шутите? Тогда кто же остальные? — Хотару была потрясена и жаждала узнать больше, но их вновь прервали.       — Простите, я не сильно опоздал? — инспектор Фукуи присел за столик рядом с Астат и тут же приобнял её за плечи; жрица мигом покраснела. — Привет, малышка, как ты?       — Отлично. Гоняю ухажёров от мадам, — бодро отозвалась Хотару, стараясь унять волнение. — Я думала, вы вообще не получили мою записку.       — Получил, как видишь. Значит, ухажёры?       — Да.       — Так, хоть расскажи легенду, кем ты представлена здешнему обществу.       — Мадам — моя мама, я — её дочь, — Хотару рассмеялась, глядя на покрасневшую жрицу.       — Прекрасно. И как тебя зовут?       — Макария Браганза, — ответила за девочку всё ещё смущённая Астат. — Что? Это первое, что мне пришло на ум.       — Хорошо. Могу ли я тогда представляться почтенным отцом семейства или нет? — спросил инспектор, аккуратно касаясь губами щеки жрицы. — Или лучше иначе?       — Ухажёром одиноких женщин? — иронично предложила женщина.       — Хорошо, ухажёр так ухажёр, — согласился инспектор, отстраняясь от возлюбленной, чтобы снять серый замшевый пиджак и остаться в рубашке форменного голубого цвета. — Тогда как ухажёр я обязан пригласить любую из вас на танец. Аннет, может, начнём с тебя?       — Лучше начни с Хотару. Кинозвезда желает танцевать и веселиться, — легко рассмеялась женщина. — Я как раз вас сниму. Хотару, дай фотокамеру, пожалуйста.       — Держите. Режимы я выставила. Пойдёмте, инспектор, — Томоэ подала руку Фукуи, тут же поведшему девочку на танцпол.       Астат снимала их на камеру, улыбалась и махала рукой.       Сегодня она была практически счастливым человеком. Не жрицей, не принцессой Хрустального Токио. Обычным, счастливым человеком.       — Играет очень красивая мелодия Verde luna*(2). Может, ты мне составишь пару? Я буду счастлив, — Фукуи вернул Хотару за столик и протянул руку жрице.       — Конечно, с удовольствием, — Астат вновь покраснела.       Оставив камеру довольной девочке, жрица пошла вслед за инспектором на танцпол, звеня бесчисленными монистами и цепочками.       — Ты сегодня сняла многочисленные слои одежды? — поинтересовался Элвис, прижимая женщину к себе.       — Можно и так сказать. Я просто выбрала театральный вариант, — жрица откинула назад голову, и феска с монистами и цепочками мелодично зазвенела. Её одежды сегодня были достаточно эффектными: длинная туника чёрного цвета с вышивкой из роз, чёрная юбка, которая скрывала ноги, не оставляя на виду даже кончики туфель, пояс, декорированный также монистами и цепочками и звенящий в такт шагам. Чёрные косы практически сливались с одеждой.       — Тогда я просто счастлив, что он сегодня на тебе, — инспектор провел пальцами по щеке жрицы. — И нет этих жутких линз.       — Хочешь сказать, что в остальные дни я уродина? — спросила Астат на очередном повороте под тоскливое вопрошание певицы. В её синих глазах сверкали смешинки. — Мне придётся надеть линзы перед возвращением Хотару и снова закутаться в хламиду.       — В остальные дни я могу довольствоваться только редкими встречами с тобой и разговорами по телефону, — ответил Фукуи и осторожно поцеловал жрицу в щёку. — Жаль, что ты опять скроешь свою красоту.       — Так ли уж редкими? Ты каждое утро оставляешь розу на моей двери с запиской. Тебе не лень ехать через весь город? — женщина аккуратно прикоснулась губами к его шершавой щеке.       — Не лень. Я счастлив, а ты, Аннет?       — Тоже счастлива, — тихо сказала Астат, когда они снова сделали очередной поворот. — И я люблю розы, как и шоколад, впрочем.       — Учту. Может, ещё танец?       — Нас ждёт Хотару, решившая поиграть в Купидона, — жрица прижалась к мужчине, вдыхая запах одеколона Kenzo и сигарет. — Не будем её расстраивать.       — Согласен. Не будем, — инспектор наклонился, чтобы снова поцеловать Астат. — Идём. И пусть сегодня будет веселье. Конфеты я купил, чтобы профессор думал, что Хотару их выиграла.       — Хорошо, идём.       — Ох, ну какая женщина, — Такаши вздохнул, глядя, как жрица и инспектор уходят с танцпола. — Жаль только, что замужем и с ребёнком.       — О ком вы? — спросил Мамору, оторвавшись на секунду от беседы с Жаном.       — О твоей кузине. Вон, за столиком через зал, с девочкой в бордовом платье. Мадам Браганза и её дочь Макария, — махнул рукой художник. Мамору проследил взглядом за рукой и просто обалдел: Чибиуса целовалась с каким-то мужчиной, а девочка за столиком смеялась и снимала их на камеру.       — Убью, — выдохнул Мамору, теперь прекрасно понявший чувства родителей Усако и Ами.       — Тебе просили передать, что сегодня чёрная роза выкинула белый флаг, так что никаких баталий, — вмешалась Ами, взглядом давая понять, что не даст портить вечер. — Веселимся.       — Чёрная роза? Что мы пропустили? — спросил Феб, усаживая Медею за стол.       — Да так. Кузина с дочерью, — мрачно ответил Мамору, помогая сесть вернувшейся от сцены Усаги.       — И чего тогда мрачный? Отдыхает человек, пусть радуется жизни, — бросил Мотоки, подошедший к столику вместе с Рейкой, и поприветствовал всех. — Всем добрый вечер. Где Минако?       — Скоро будет. А пока одна большая просьба от нас всех, включая Франсуа и Эжен, — Усаги серьёзно взглянула на Аполлона. — Дорогой Аполлон, просим тебя не бегать за Минако, не ругаться с её парнем, не устраивать дебошей и скандалов. Любые такие поползновения — и Франсуа с тобой не будет больше дружить. Как и все мы.       — Да было-то всего один раз, а припоминаете так, будто всегда так делаю, — бог смущённо потупился под смешки Медеи.       — Аполлон, мы серьёзно. Пожалуйста, — Усаги сложила руки в молитвенном жесте под согласные кивки остальных собравшихся, — не делай никаких глупостей.       — Не буду. Буду хорошим мальчиком, — легкомысленно отозвался Феб и фривольно обнял Медею.       — Хорошо. Ждём ещё двадцать минут. Как раз сейчас всё расскажет ведущий, — последние слова Банни потонули в грохоте аплодисментов. На сцену вышел круглый маленький конферансье.       — Дорогие гости, участники конкурса и все их болельщики! Мы рады вас видеть сегодня, в этот замечательный день. И специально для вас мы подготовили несколько подарков. Первое — призовых мест будет несколько, — на этих словах зал утонул в восторженных криках. — Второе, сегодня для нас специально выступают, — конферансье принялся по очереди представлять участников вечера, — джазовый оркестр под руководством Юсукэ Ямада. Сам маэстро за фортепьяно. Ведущая скрипка — Мичиру Кайо. И вокал. Бесподобный вокал — Франсуа Акиро, Эжен Матьё и Акико Ямада, — каждый из названных людей выходил вперёд, кланяясь публике. Зал шумел в экстазе. Никто не обратил внимание, как расширились от удивления и страха аметистовые глаза Хотару. — Но и это ещё не всё. Специально для вас ещё одна прекрасная новость. Наши постоянные танцоры и участники подготовили несколько танцевальных номеров, но самое главное — они вне конкурсной программы. Жан де ла Форе, Усаги Цукино, Мотоки Фурухата, Рейка Нисимура, Сакура Асаши и Димитрий Чернов не участвуют в конкурсах. Поэтому мы ожидаем от вас жаркий вечер, дорогие дамы и господа. А пока что песня Amado Mio*(3) в исполнении великолепных Эжен Матьё и Акико Ямада. На танцполе — восходящая звезда нашего кино и великолепный, прекрасный человек, Аполлон наших дней. Встречайте. Минако Айно и Ален Делон. Amado mio, мы начинаем вечер, — ведущий откланялся, и прожекторы осветили танцпол.       В золотом платье для фламенко выпорхнула лёгкая и изящная Минако. Следом за ней кошачьей походкой вышел легендарный Ален Делон, одетый во всё чёрное.       — Любимый мой, будь моим этой ночью и навсегда, — запели Эжен и Акико.       Минако и Ален двигались только в одном понятном им ритме — страсти, как и в песне.       Аполлон с шумом втянул в себя воздух, готовый вскочить в любой момент и убрать этого наглеца, кружащегося в танце с Венерой. Такаши и Жан положили руки ему на плечи, а взгляды всех воинов и друзей заставили бога медленно выдыхать воздух, считая про себя до ста.       Золотой и чёрный вихрь кружились под звуки фортепьяно, скрипки и чарующих женских голосов.       Раз, два, три, четыре — проход быстрыми семенящими крестообразными шагами, перекиды ног, быстрый поцелуй Минако и Алена.       …он сбивается со счёта, когда видит прогиб Мины назад. Роскошное декольте почти ничего не скрывает, а голубые глаза счастливого соперника служат лишь явным подтверждением способностей Венеры обольщать и быть самой желанной женщиной в этом зале.       Кружение продолжалось. Золото и чёрное смотрелись единым целым. Аполлон залпом осушил бокал с коктейлем, закрыл глаза и снова постарался досчитать до ста.       Наконец, пытка прекратилась: музыка затихла и пара замерла под бурные овации зала. Аполлон открыл глаза, чтобы увидеть поклон. Ален энергично благодарил всех за тёплый прием, а Минако выполняла для него синхронный перевод с английского на японский.       …он снова сбивается со счёта, когда роскошное видение в золотом садится за стол и представляет всем Алена как своего близкого друга. Слишком близкого, слишком интимно близкого. И всё это «слишком» для него.       Аполлон сумбурно извинился и поспешил выйти на улицу, чтобы не видеть этих сияющих топазов глаз. Такаши сочувственно вздохнул и последовал за Фебом. Сегодня вечером он как никогда понимал шебутного друга Медеи.