их имена

Джинён говорит «Когда мы вместе, я бесконечно смеюсь». Джинён говорит «Ты лучше всех» и ведёт кончиками пальцев по тёмной метке чужого имени на предплечье Джексона. Джинён, пряча взгляд, говорит «Будет лучше, если мы расстанемся». Джинён звучит так же фальшиво, как герой плохой дорамы. Небо не раскалывается на две половины, океаны не выходят из берегов, окровавленное сердце Джексона не вываливается склонившему голову Джинёну под ноги. Джексон уверен, что против судьбы не попрёшь. Марк съезжает три дня спустя, увезя с собой половину джексоновой жизни в двух зелёных чемоданах. Небо разделяет пополам яркая молния, улицы тонут, захлебываясь дождём, сердце Джексона уезжает в одной коробке с когда-то купленным на двоих фикусом. Образовавшуюся пустоту заполнить непросто. Никто больше не хочет делить с ним двадцать квадратных метров. Друг Джинёна вламывается в квартиру Джексона вместе с первыми морозами, кучей книг в неподъемных коробках и шипящей кошкой в ярко-красной переноске. Холодный, даже на первый взгляд тяжелый характером и какой-то дикий. «Меня зовут Джебом, — говорит он, нервно пряча заклеенные пластырем предплечья рукавами толстовки. — И я не верю во всю эту хрень». Джексон стыдливо убирает голые руки за спину. На одной из них — «Пак Джебом». Джебом очень неудобный, очень колючий, очень похожий на Марка своей искусственно созданной тишиной и от этого неудобный ещё больше. Он яростно делит двадцать квадратных метров ровно пополам, а жизнь Джексона — на до и после. Джексона тошнит от его напускной правильности и неправильного имени. Кошку Джебома раз за разом тошнит в подаренные в прошлой жизни Марком кроссовки. Джинён, слушая его очередную гневную тираду, говорит «Я знаю, что вы поладите». Джинён говорит «Джебом-хён правда не знает, кто это». Джинён, пряча взгляд, говорит «Никто не знает». Джинён снова звучит фальшиво. Джексон проводит языком изнутри щеки и зло щурится. Джинён точно знает, что Джексон знает, что он знает. Кошка — Нора — спокойно лежит у Джинёна на коленях и подставляет под его широкую ладонь мягкий живот. Нора кусает Джексона за палец, когда он пытается её погладить. Джебом почти ломает ему палец, когда Джексон почти в шутку сдирает пластырь с его руки. На раздражённой из-за постоянной носки пластыря коже тянущаяся поперёк предплечья тёмная вязь. Даже не застилай глаза жгучие слёзы, Джексон всё равно не смог бы её прочесть. На раздражённом из-за нарушения личных границ лице Джебома едва заметен отпечаток вины. Даже не застилай глаза жгучая ярость, Джексон всё равно не смог бы её увидеть. Нора ночью ложится поверх нестерпимо болящей руки и шершаво лижет ладонь. Нора утром рассекает когтями Джебому руку. Джексон запрещает себе смотреть на торчащую из-под одеяла руку, с задравшимся рукавом пижамы. Джексон запрещает, но весь его мир сужается до обнажившейся кожи чужого предплечья и части имени, не прикрытого больше куском отвалившегося пластыря. Палец, закованный в фиксатор, всё ещё болит, но не настолько, чтобы Джексон не мог спустить вниз рукав крепко спящего Джебома. Джексон верит, что его от него всё равно никуда не денется, и со спокойным сердцем идёт спать. Нора, стоит Джексону лечь в кровать, запрыгивает ему на грудь и убаюкивающе мурчит, тычась мокрым носом в подбородок. Ровно в полночь у Джебома под подушкой пиликает телефон. Новое сообщение. «С днём Рождения, хён. Будь счастлив».