их имена

Он не знает, в какой момент влюбляется. Возможно, когда Джексон ему улыбается при первой встрече. Джинён торопливо знакомит их в перерыве между занятиями, говорит что-то сбивчиво, знакомо краснеет кончиками ушей. Сердце у Джебома подпрыгивает до самого горла, а потом резко обрушивается вниз и остаётся молчать где-то в пятках. Джебом тоже молчит. На обнажённом предплечье Джексона — имя, от которого Джебом отказался после трёх чужих ошибок. Джексона много. Он шумный, всегда переполненный и оголённый. Джебом тоже оголён. До самых нервов. И переполнен. Он боится, что, если Джексон до него случайно дотронется, то просто лопнет, как лопаются мыльные пузыри, стоит их неосторожно коснуться. Джексон нравится Джебому до обкусанных изнутри щёк, и он тоже хочет ему нравиться. Просто так, а не из-за дурацких букв на его коже. Лучше вопреки. Как Джексону нравится всегда безобразно себя ведущая Нора. Как Джексону нравится всегда безобразно ведущий себя Джинён. Длинный оставленный Норой шрам зудит, напоминая о холодном начале января. Джебом хотел бы нравиться Джексону просто так, но тому теперь есть за что его ненавидеть. Зимой Джексон замолкает и словно уменьшается в размерах. Наполненные ледяной тишиной дни становятся бесконечными, Джебому кажется, что Земля замедляет ход. К болезненной влюблённости внутри добавляется чувство вины, и сердце в груди до боли сдавливает со всех сторон, за рёбрами ему теперь тесно. Джебом прячет руки под пластырями и рукавами, глаза — под панамкой. Валяясь на пледе под зацветающими вишнями, весь нараспашку Джексон смеётся над каждой несмешной шуткой Джинёна. Трогает его ладони. Ложится ему на колени. Джинён не разлетается переливчивыми брызгами, только приглаживает растрепавшиеся волосы на макушке и смотрит тоскливо на выставленные напоказ предплечья Джексона. Джинён — самый большой врун на свете. Телефонные сообщения валятся одно за другим с самого утра. В них сначала просьбы и обещания, а потом угрозы. Джебом больше не верит Джинёну, но так и не умеет ему отказывать. В кафе через дорогу он опаздывает часа на три, потому что уступить Джинёну оказывается проще, чем договориться с собой. Джексон не выглядит скучающим и расстроенным. С нелепым праздничным колпаком на голове он задувает свечи на цветном торте, который держат Джинён и клыкастый парень с намертво приклеенной к обоям фотографии. Джебом почему-то решает, что тому тоже не очень хочется тут быть. Все с недоумением пялятся на него, застрявшего в дверном проёме. Джебому здесь нет места, его на самом деле никто не ждал, неловкость жарко липнет к щекам, и желание сбежать становится нестерпимым. Но Джинён знает его как облупленного, хватает крепко за руку ещё до того, как под направленными на него взглядами Джебом решается сделать шаг назад. Чужая ладонь приятно тёплая, но предплечье Джебома горит огнём, даже когда его отпускают. Растерянный и совсем немного смущённый Джексон безмолвно кромсает ножом торт на неравные куски и плюхает их как попало на тарелки. Джебом несмело подтаскивает к себе одну и зачем-то говорит «Я без подарка». Джексон вдруг резко придавливает рукой руку, тарелка срывается с края стола и звонко разбивается, цветная глазурь торта с остатками слова «Happy» размазывается по полу. Джебому кажется, что это не тарелка разлетается осколками по всей комнате, а он сам. Свет лампы падает на непривычно голое предплечье. Джексон впивается в него взглядом и пальцами до боли, беспомощно глядит сначала на нескрытые ничем чёрные китайские иероглифы имени на коже Джебома, а потом на Джинёна. Джексон смотрит только на Джинёна, у которого между пальцами мелькает полоска сорванного пластыря, и чуть слышно произносит «Ты мой подарок».