Год назад
Вэй Ин со скучающим видом сидел за прилавком аптеки и лениво перебирал высушенные травы, рассовывая их по небольшим сверткам. Обычно в такое время клиентов было достаточно, в основном, женщины любых возрастов и сословий. Уж больно нравился им молодой травник: красивый, улыбчивый юноша всего несколькими фразами и шутками мог растопить сердце каждой ледяной красавицы и продать ей какой угодно товар. Прибыль небольшой аптеки уже давно являлась завистью соседних торговцев, но поделать с этим они пока ничего не могли: с очарованием юноши было бесполезно бороться. Громко звякнул колокольчик на двери, оповещая о посетителе. Вэй Ин оживился. — Тетя, сегодня торговля идет из рук вон плохо. Что за шум на улице? Вошедшей женщиной оказалась хозяйка аптеки и по совместительству родная тетя Вэй Ина госпожа Ван, воспитывавшая парня с двенадцатилетнего возраста, после смерти ее кузины и матери травника Цансэ Саньжэнь. Тетя устало присела на скамейку и принялась усиленно обмахиваться веером. — Ох, там такая толпа собралась! Приезжает, что ли, кто, даже не знаю… Вэй Усянь мигом перелез через прилавок и уже у выхода крикнул, не обращая внимание на ругательства госпожи Ван: — Посторожите магазин, тетя! Я быстро! На свежем воздухе действительно собралось большое количество народа — гостей и жителей Облачных Глубин. Они все расположились вдоль центральной улицы, напрямую соединяющей городские ворота и резиденцию правящего клана Лань. Вэй Ин аккуратно пробирался сквозь толпу, выискивая друзей и знакомых, которые могли ему рассказать о нынешнем событии. Наконец среди зевак парень заметил свою подругу Ло Цинъян, или Мянь-Мянь, перешептывающуюся с другой девушкой. В руках юных особ он увидел корзинки с цветами: по традиции так встречали самых важных гостей столицы. Подкравшись к девушкам со спины, травник стал внаглую подслушивать. нисколько не смущаясь своим «недостойным» поведением, как бы сказала на это тетя Ван. Мянь-Мянь же, не увидев его, продолжала разговор: — Говорят, он очень красив. — Значит, на второго господина Лань он похож больше, чем на первого, — захихикала ее собеседница. — Тсс, вдруг кто услышит, Лу-Лу, — одернула подругу Мянь-Мянь. — О ком вы говорите? — с любопытством вклинился в разговор Вэй Ин. Девушки взвизгнули от неожиданности и недовольно уставились на парня. — О третьем брате Лань, о ком же еще, — наконец ответила Ло Цинъян, оправившись от испуга. — Сегодня он возвращается в столицу, — захихикала ее подруга Лу-Лу. — Ой, смотрите, вот и они! В городских воротах показались два десятка всадников в голубых одеждах адептов Гусу Лань. Восхищенный вопль в толпе сменился на разочарованный вздох женщин — лица воинов были закрыты повязками. Они стройными рядами медленно продвигались по улице, позволяя девушкам осыпать дорогу лепестками, принимая из их рук букеты цветов. Особое внимание встречающих привлекали четверо первых юношей, потому все полагали, что среди них и затерялся третий господин Лань. Дошло до того, что в толпе стали делать ставки: кто же из этих четверых Лань Ванцзи? Взгляд Вэй Ина остановился на адепте, который ехал самым последним, двигаясь на расстоянии от остальных. Лица не было видно из-за повязки, но яркие золотые глаза, контрастирующие с голубым цветом, поражали воображение своей необычной красотой. Им почти не интересовались, и в руках у молодого воина Вэй Усянь не разглядел ни одного цветочного букета. Тогда он вытащил из корзинки Ло Цинъян пион и из озорства бросил всаднику — цветок прицепился к плечу, затем соскользнул по руке и был крепко зажат между сильных и одновременно невероятно изящных пальцев. Адепт обернулся в сторону Вэй Ина и слегка придержал лошадь: травник мог видеть, как удивленно дернулась бровь. Вэй Усянь расхохотался и помахал рукой растерявшемуся молодому человеку, на что тот резко натянул поводья, вмиг догоняя ушедших вперед товарищей. Вэй Ин продолжал смеяться над реакцией адепта до тех пор, пока ему не прилетело локтем в живот от возмущенной Мянь-Мянь. — Идем, ничего интересного здесь больше нет. Но Вэй Ин, не переставая хихикать, внезапно запустил руку в корзину девушки и вытащил оттуда красный спелый фрукт. — В твоей корзинке есть еще и яблоки? Не сезон ведь, а? Ммм, как вкусно!***
— Младший брат решил разыграть нас? Главный Зал резиденции Облачных Глубин был забит до отказа. Глава ордена Гусу Лань, Лань Чжанши, по первому имени — Лань Мину, восседал на троне, пристально разглядывая склонившихся перед ним адептов. Наверное, нужно было сказать приветственную речь молодым воинам — в зале присутствовали их родители, уважаемые и влиятельные семьи Гусу — но мысли о родном брате, затерявшемся среди одинаковых голубых одежд, которого глава Ордена не видел пять лет, не давали сосредоточиться на выполнении своих обязанностей. Как бы Лань Мину не вглядывался в лица молодых людей, он не мог распознать родные черты в повзрослевших парнях. За его спиной, улыбаясь мягко и дружелюбно, стоял Лань Сичэнь — второй сын почившего Цинхен-цзюня, Первый советник ордена при брате, носящий титул «Цзэу-цзюнь» — и посмеивался про себя над невнимательностью Лань Мину. В действительности, Сичэнь лишь делал вид, что ищет в толпе юношей своего брата, ведь с момента появления отряда в Главном зале его взор был устремлен только на одного воина. В ответ на вопрос главы ордена Лань Сичэнь с притворно-задумчивым видом спустился, взмахом руки позволив юношам распрямиться, и несколько раз обошел ряды адептов, пока не остановился за спиной одного из парней. — Неужели наш Лань Чжань действительно думает, что я не узнаю во взрослом юноше ребенка, которого сам воспитал? — на плечо воина легла теплая ладонь советника. Парень не шелохнулся. Тогда Лань Сичэнь обошел его и настойчиво поднял подбородок двумя пальцами, заставив взглянуть на себя. Буквально на секунду Цзэу-цзюнь и сам решил, что ошибся, пока не разглядел в золотых глазах отголоски тщательно скрываемого веселья; лицо же оставалось совершенно бесстрастным. Лань Хуань сделал шаг назад; остальные адепты также вежливо отступили в сторону. — Лань Ванцзи приветствует старших братьев, — склонился молодой человек, подтверждая догадки Цзэу-цзюня. — Как, Сичэнь? — глава ордена вскочил со своего места, изумленно уставившись на развернувшуюся перед ним картину. — Не забывай, на чьих руках он вырос, — улыбнулся советник, не отрывая взгляда от Ванцзи. Как же можно было не узнать эти золотые глаза, эти нежные черты лица, которые даже время не смогло изменить и сделать по-взрослому грубыми? — Подойди ближе, брат. Дай разглядеть тебя получше, — в твердом и властном голосе Лань Чжанши проскользнули нежные нотки, что не укрылось от всех присутствующих на церемонии приветствия. Тишина, царившая ранее в зале, сменилась на перешептывания мужчин и умилительные всхлипы женщин. Ванцзи в несколько шагов преодолел расстояние между ним и главой ордена и позволил заключить себя в братские объятия. — Видно, я становлюсь старым, раз не смог сразу признать тебя, — улыбнулся Лань Мину. Лань Сичэнь подошел к братьям и сжал плечо Лань Чжанши, обращая на себя внимание и призывно обведя глазами Главный Зал. Гостям резиденции показалось: глава ордена и советник только сейчас вспомнили, что в зале находятся не одни, и люди, пришедшие сюда сегодня, также хотели бы обнять своих сыновей и братьев. Лань Мину отпустил младшего брата и, воззвав к тишине, начал свою речь: — Теперь, увидев собственного брата в добром здравии, я хочу обратиться к этим молодым людям, что стоят передо мной. Вы все достойно проявили себя на обучении в монастыре, родители могут вами гордиться, — после этих слов Лань Чжанши сделал легкий поклон в сторону сидящих родственников воинов. — По праву вы становитесь адептами нашего ордена, так несите свой долг с честью и мужеством! — пафосно закончил глава и пригубил из чаши, поданной ему вторым братом. — Я даю вам семь дней, чтобы побыть с семьей, потом вы должны появиться в резиденции для несения службы, — вместо Лань Мину продолжил Первый советник. — А сейчас я вижу нетерпение в глазах ваших родителей, поэтому не смею никого более задерживать. После этих слов в зале воцарился настоящий хаос: матери плакали, уткнувшись в грудь своих сыновей; отцы гордо похлопывали детей по спинам и плечам и делились друг с другом впечатлениями от встречи. Кто-то уходил сразу, кто-то задерживался — лишь три брата продолжали стоять молча вдали от всей суеты. Наконец глава ордена заговорил: — Проводите Лань Ванцзи в его покои, — Лань Мину отдал распоряжения слугам и одним взглядом остановил подавшегося было вслед за братом советника. — Поговоришь с ним завтра, Хуань. Поздно вечером Лань Сичэнь сидел за письменным столом в своей комнате и пытался сосредоточиться на документах, которые необходимо было срочно просмотреть. Выходило у него из рук вон плохо: мысли продолжали вращаться вокруг событий сегодняшнего дня. Он так долго ждал встречи, но она была слишком коротка! Хотелось обнять этого холодного с виду молодого человека, прижаться губами к бледной щеке, вдохнуть забытый за пять лет запах… Но Лань Чжань был уже не ребенком, а взрослым юношей, и подобная родственная ласка стала бы неуместной — ему и так было неудобно из-за объятий старшего брата. Самому Сичэню было наплевать, что о них бы сказали, осудили ли или отнеслись снисходительно, но смущать Ванцзи, который за длительное время отвык от светской жизни, совершенно не хотелось. Из задумчивости Сичэня вывел тихий и такой родной голос за спиной: — Брат. Цзэу-цзюнь обернулся и немедленно вскочил на ноги, с изумлением рассматривая вошедшего в его покои Лань Чжаня. Выглядел тот сейчас совсем иначе, нежели сегодня днем: пыльные дорожные одежды сменились на просторные домашние, длинные прямые волосы, ранее уложенные в тугую прическу, были распущены и каскадом спускались по плечам и спине юноши. Огонь горевших в комнате свечей отражался в глазах Ванцзи, и казалось, что именно их золотой блеск озаряет вечернюю темноту. Удивительное, волшебное зрелище… Лань Сичэнь приблизился к брату, встревоженно глядя на него. — А-Чжань… Почему не отдыхаешь? Дорога была долгой. — Мгм. Не хочу, — отрицательно покачал головой Ванцзи. — Все такой же упрямый, — улыбнулся Сичэнь. Он взял Лань Чжаня за руку и вместе с ним опустился на собственную кровать. — Хочу послушать о твоей учебе в монастыре, — сказал советник, ласково поглаживая большим пальцем ладонь брата, запоминая каждый шрам, каждую мозоль на коже. — Как ты жил все пять лет… — Ничего интересного. — Ох, — притворно надул губы второй брат, — а раньше ты мне все рассказывал. И о своих победах, и шалостях… Помнишь, как ты подсыпал перец в еду старшего брата, а когда тот попытался сбить остроту молоком, оказалось, что там соль? Мне пришлось тогда спрятать тебя в своих покоях, иначе Мину разорвал бы маленького непоседу на кучу чжаньчиков… Это воспоминание заставило Лань Чжаня изобразить нечто подобное улыбке. Золотые глаза зажглись ярче, черты лица смягчились, мочки ушей очаровательно порозовели. Сичэнь завороженно смотрел на изменения в Ванцзи, на мгновение вновь увидев в нем маленького ребенка. Он порывисто прижал свою ладонь к щеке брата, тихо проговорив: — Улыбайся чаще. Так ты очень похож на маму. После этих слов Лань Ванцзи вновь стал серьезным, дернулся, отстранившись от прикосновения. Виновато опустил взгляд, молча извиняясь за свое поведение. Но Лань Хуань не обиделся: когда Лань Чжаню было десять лет, Цзэу-цзюнь болезненно переживал за резко переменившийся характер брата, но чего стоило ждать от взрослого молодого человека, который, к тому же, столько лет провел вдали от родного дома? — Брат, я потревожил тебя в столь поздний час не просто так, — по-прежнему не поднимая глаз на советника, заговорил Ванцзи. — Когда мы, покинув монастырь, спускались с горы, на границе с орденом Цишань Вэнь я увидел людей в красных одеждах. Мне показалось, что они возвращались с нашей территории. Я посчитал нужным сообщить об этом, извини, если новость не является достаточно срочной, чтобы посетить тебя вечером. Сичэнь нахмурился. — Совсем зарвались… Это не первая вылазка, о которой мне доносят. Я поговорю об этом с Мину. Не беспокойся. Лань Чжань поднялся с кровати и церемониально поклонился советнику. — Уже поздно. Отдыхай, брат. Лань Сичэнь смотрел на удаляющуюся спину молодого человека и чувствовал, что упускает нечто важное. Пять лет назад он также провожал взглядом двенадцатилетнего мальчика, уезжающего на обучение в далекий монастырь, куда Лань Хуань при всем желании не мог бы попасть, чтобы навестить брата. И дело было не только в запрете Лань Чжанши на подобные поездки, но и в пропасти, которая меньше, чем за год, образовалась между ним и подростком Ванцзи. Она и сейчас никуда не делась, но если убрать ее не получится, то можно хотя бы попытаться перекинуть мост доверия со своего берега на сторону Лань Чжаня. — Братик! Сичэнь быстрым шагом пересек комнату и крепко прижал к себе обернувшегося на его голос юношу. — Я очень скучал по тебе, малыш. Я правда рад, что ты вернулся. — Чень-Чень… — шепотом, словно боясь, что совершает какое-то преступление, произнес Чжань. Он обнял Сичэня в ответ, уткнувшись носом в шею брата, совсем как в ранние годы. Лань Ванцзи с самого детства был более близок с Лань Хуанем, чем с Лань Чжанши. До двух лет Чжань не слезал с рук второго брата, в то время как Мину уже находился на обучении в монастыре. Первым словом, которое самый младший в семье произнес в своей жизни, было не «мама» или «папа», а «Че-Че». Сначала никто не мог понять, что именно пытается сказать ребенок. Но малыш тогда засмеялся и потянулся пухлыми ручками к брату, как будто снова зовя его — Че-Че. Постепенно это имя изменилось на привычное для Цзэу-цзюня «Чень-Чень», но шесть лет назад подобное обращение пропало из речи Лань Чжаня. Слышать его сейчас — самая большая награда для Лань Хуаня за всё длительное время ожидания. Ванцзи выпустил Сичэня из объятий и сделал широкий шаг назад. — Я хочу попросить у тебя прощения, второй брат. Сичень удивленно расширил глаза и обхватил плечи Чжаня, заставляя его распрямиться. Он искренне не понимал, за что брат извиняется. — Хочу извиниться за то, что наговорил тебе перед отъездом. В монастыре я много думал и… очень жалел о своих словах. — Я приму твои извинения только в одном случае — если ты перестанешь мне кланяться, — Лань Сичэнь попытался придать голосу строгости, что выходило не очень хорошо — он просто не мог злиться на брата. — Я запрещаю это делать даже на официальных приемах, и плевал я на весь придворный этикет. — Старший брат не одобрит, — покачал головой Лань Чжань. — Не впервые, — усмехнулся Сичэнь, но, увидев в глазах Лань Ванцзи вспыхнувшую тоску и затаенную боль, он сжал в своих руках холодные ладони юноши и быстро пробормотал: — Прости, мы решили больше не вспоминать о том случае. Братья еще некоторое время простояли в тишине, держась за руки и уже не стесняясь смотреть друг другу в глаза. Мост, еще непрочный и шаткий был выстроен, его устойчивость становилась лишь делом времени. — Брат, сегодня я не успел осмотреть резиденцию и… — Лань Чжань замолчал, и только покрасневшие мочки ушей выдали его смущение. — Ты хочешь что-то спросить. Говори, — мягко отозвался Цзэу-цзюнь. — В нашем саду ещё цветут яблони?