Огонь Османской империи

Первые любимцы Иоанновы: Вельможа Алексей Басманов, Воевода мужественный, но бесстыдный угодник тиранства — сын его, Крайчий Феодор, прекрасный лицом, гнусный душою, без коего Иоанн не мог ни веселиться на пирах, ни свирепствовать в убийствах. Н. М. Карамзин. «История государства Российского» * * * Поток мыслей не прекращался ни на секунду. Слёзы текли лишь от одного осознания, что он натворил. Фёдор сбежал. Просто взял, и сбежал. Как последняя крыса. Правда не это оккупировало голову Басманова. Вопросы моральной составляющей, как и сами сомнительные моральные ценности, не очень-то сильно волновали мужчину. Но что-то не давало ему погрузиться в сон, что-то огромным вязким комком обосновалось в его сознании, отдавая ломающей болью в пояснице и плечах. Хотя последнее могло быть и от долгой дороги. Впрочем, шаткого душевного состояния это не меняет. В мыслях Фёдора был лишь Иван Васильевич. Вечно грозный, хмурый, жестокий, что, кстати, до сей поры даже неким образом восхищало и даже располагало, и в редкие моменты такой нежный. Нежным государь был только с ним, не считая покойной Анастасии Романовны. Так неужели не услышит больше опричник сладкое и ласковое "Федора" или "Федюша", неужели не почувствуют как крепкие толстые пальцы зарываются в его тёмные кудри, как большая ладонь скользит вниз по рёбрам Басманова-младшего, опускаясь на талию, а позже и на бёдра, слегка поглаживая их. И сейчас, каждый раз открывая заплаканные глаза, ему чудился взгляд царя. Он был всегда разный, но у Фёдора неизменно замирало сердце и дыхательный процесс прекращался, будто бы кислорода не существовало и мужчина в нём совершенно не нуждался. И вот, на этот раз, на бывшего опричника смотрел такой пронзительный, заинтересованный и немного лукавый взгляд Ивана Васильевича. Басманов узнал столь желанный взор. Так государь смотрел только на Фёдора, когда тот на пирах брался развлекать его. Кто-то воротил носом, шепча слова негодования, кто-то вымаливал у Господа Бога прощение грешнику, а кто-то в открытую смеялся, отпуская развратные шутки в сторону танцующего в летнике мужчины. Но ему было всё равно. Он смотрел в глаза своему господину, грозному владыке, который сейчас стоял на пороге греха, также не внимая ничему постороннему. Две пары глаз, практически ни на секунду не отрываясь друг от друга, порождали множества искр, стирающих всю осязаемую реальность. Сейчас же две пары глаз прождали лишь ещё больше слёз на щеках Басманова и стирали все мосты к такому счастливому прежде миру. Тем временем османский ад приближался. Из-за этого на душе также было отвратно, правда на фоне остальных мыслей, осознание сия факта не давало особо сильного эффекта, хотя должно было. Что эти турецкие псины сделают с Фёдором? Да и что может сделать сам Фёдор? Вытерев слёзы, и стараясь хоть чуть-чуть очистить сознание для продумывания дальнейших своих действий, мужчина погрузился в глубокие раздумья. К выводу он пришёл быстро и этот неутешительный вывод заключался в том, что он глупец. Бежать надо было к полякам, к шведам, на крайний случай в Англию плыть, но никак не к османам. Там церемониться с ним никто не будет. Хотя если так подумать, он представляет большую политическую ценность, но попробуй объясни это варварам. Пожалуй, лучше умереть на Родине, глядя в глаза государю своему возлюбленному, нежели позорно сгинуть от когтей этих диких зверей. Может и оттуда сбежать получится? Куда-нибудь в Европу. Там его точно примут. Но какова цена этого принятия? Предательство. Хотя весь его путь после сорвавшейся казни – одно сплошное предательство. В любом случае, чтоб хоть как-то остаться в живых, ему надо выдать все тайны царя, ну и перебраться в Европу. Это Конец. Уже точно конец. Не сможет он вот так предать государя окаянным туркам. Ладно европейцам, но не гадким османам. Да и сбежать не получится. Наверняка, свяжут его по прибытию и поведут в темницы на пытки, а под пытками этих жестоких варваров и сколоться нетрудно. Вновь тупик. Чувство безысходности наполнило сердце Басманова. Может прям сейчас выпрыгнуть в открытое море и просто утонуть? Нет, страшно. А он трус. Но его это не волнует. Он всегда был трусом и всегда им будет. Он заботится только о себе, о своей шкуре, при этом не испытывая никаких угрызений совести. Как патриотично, не правда ли? Глубокие размышления прервал звук приближающихся шагов. Быстро вытерев слёзы, который час уже не перестающие литься рекой по щекам и вытерев влажный нос рукой, несколько раз шмыгнув им, Басманов замер, принимая весьма неестественную позу. Дверь тихонько приоткрылась и русскоязычный торговец, увидев не спящего Фёдора, тихо прошёл вместе с подносом, наполненным едой. — Поесть вам надо, сударь. Уж почти 2 дня еду не трогаете. — Не хочу. - ответил бывший опричник, даже не взглянув на поднос, который купец поставил рядом с ним. — Поешьте немного, Вам лучше станет. Сидите на одном месте, не ешьте, уже белым стали, аки смерть. — Сколько нам ещё плыть? - проигнорировав просьбу спросил Басманов, - И куда меня поведут? — До Османской империи ещё пол дня плыть, не отказывайтесь от еды, поешьте. С этими словами мужчина поднялся и быстро скрылся за дверью, оставив Фёдора без ответа, с разрывающимся от тревоги сердцем. Слёзы снова хлынули из глаз. На пол пути к предательству и смерти. На пол пути к личному аду. Интересно, каково это, гореть в огне Османской империи?