Inside Beast

Антон отличный гровер. Он увлёкся выращиванием растений ещё в детстве, когда бабушка в деревне доверяла ему бегать с ящиками рассады по всей немалой территории своего участка, и он со всей ответственностью подходил к заданию. Он проходил с бабушкой полный путь жизни каждого растения: от раскидывания замоченных ранее семян по чернозёму до поглощения его плодов. И был этим доволен. Когда бабушки не стало, а участок её пошёл на закрытие семейных долгов, Антон в память сеял на её же могиле разноцветную камнеломку и надеялся, что бабушке тоже нравится выбранное парнем лиловое одеяло. Дальше, когда школа была кое-как окончена и встал вопрос о хоть какой-нибудь работе, Шастун решил, что продавец техники или официант, коими становились друзья, совсем не его история, потому выбор пал на то, в чём он действительно разбирался. Но и в этом деле удача повернулась к Антону не сразу: поначалу пришлось запороть несколько дорогих букетов, после чего в профессию флориста ему вполне ожидаемо закрыли двери. Магазин семян «Лилия», разыскивающий толкового продавца, стал настоящим спасением от нарастающих депрессивных мыслей, когда родители отказывались давать денег, а Нинка из соседнего подъезда без подарков просто отказывалась давать. Но Шастун фартовый пацан. В магазине уже при изучении ассортимента он наткнулся, больше даже случайно, на пакетик семян сативы. Хозяин прятал его в общей куче поставки и за молчание вручил заинтересованному парню долю. Взрастить сорняк оказалось делом не из лёгких, тем более в условиях доёбистого отца, который Шаста за копание в саду всячески обзывал бабой и любые попытки сохранить в комнате хотя бы кактус пресекал на корню. Но Антон тоже был не так прост и потому ныкал небольшой куст в собственном шкафу, соорудив там из говна и палок действительно нехуёвый гроубокс. Сначала курил сам, потом с парнями во дворе и в итоге с самим хозяином магаза. Тот, впечатлившись Антохиными скиллами, начал всячески советоваться, а вскоре и вовсе посвятил в собственные знания и познакомил с плантацией шмали на своём балконе. И Шастуна действительно прикалывало не столько пристрастие к травке, сколько её взращивание. Но ещё больше его прикалывала своя уникальная значимость в этом вопросе сначала перед работодателем, а потом и перед новой компанией. То, с каким восхищением смотрел Арсений на резные сочные листья в его пальцах, как он слушал каждое замечание по организации пространства, как во всём потакал ему, считай, мальчишке, воодушевляло до безумия, подстёгивая стараться и удивлять ещё больше. — Я тут подумал, — подаёт голос Антон, принимая из рук Серого новую пару ублюдско-розовых резиновых перчаток, — мы можем начать толкать снафф¹, например, с базиком². Мужчина хмурится, поджимая губы, и зачем-то осматривает немалые масштабы предстоящей работы. Он прикидывает дополнительные затраты и думает, стоит ли игра свеч: — Ты думаешь, на него будет спрос, когда существует пыль³? — Почему нет? — мгновенно отзывается Антон. — Он не сильный, но эффект хороший. Как раз для клиентов, что не жалуют тяжёлую наркоту. Я, кстати, могу намутить нам пробную партию. — Это надо с Арсом решать, — облизывается Матвиенко и поправляет собственные бытовые оранжевые перчатки до локтя, — но я могу попробовать прощупать почву среди основной клиентуры, может, и правда им это будет интересно. — Да, давай. Да и мы же можем не из основной массы брать базик, а из ошмётков⁴. Серёга кивает и встаёт рядом с Антоном, разглядывая крупные шишки. Он тянет руку к самой ближней и несильно начинает перетирать в пальцах верхушку. Шастун же тянется к стволу и ощупывает его, собирая трихомы⁵ ребристой поверхностью перчатки. — Если что, лично я за, с учётом, как хорошо зашла химка, — высовывает нос Дима с противоположной стороны куста. — Хотя мне кажется, с нашей Машей у нас и молоко⁶ или жарёха⁷ были бы заебись. — Арс, кстати, делал как-то, — отзывается Матвиенко. — Ну, прям на масле жарил, ещё какой-то бутор⁸ туда хуярил, как обычно, но заебался сильно. Да и ему не зашло, насколько я помню. — Ну да, в сравнении с той синтетикой, что он обычно хуярит, ему туда нужно было чёрного⁹ замешивать, чтоб классическую наркоту получить, — хмыкает Дима, царапая ножом по ладони и снимая уже добротный чёрный слой будущего гаша. Антон хмурится. Он единственный больше всех не поддерживает любовь Арса к искусственным добавкам, опасаясь, что однажды он перестанет ощущать от них кайф и перейдёт на что-то пострашнее. И остановить его уже действительно не сможет никто. — Я надеюсь, вы тут без меня не дадите ему на ширку¹⁰ сесть, — вслух обеспокоенно роняет Антон. — От него можно что угодно ожидать. И друзья согласны, потому что Попов — самое непредсказуемое звено в их общей цепи кандалов. Если он тайно, в одиночку смог обнести самый дорогой магазин одного из самых страшных людей города и вышел живым из вооружённой заварушки, то упасть на иглу для него вообще ничего не стоит. Особенно в свете предстоящих событий. — Да о чём речь, присмотрим конечно, — нарушает нависшее напряжение Дима, стараясь вселить уверенность не только в Антона, но и в них с Матвиенко. Хотя у них и нет другого выбора, они все в ответе друг за друга. — За кем присмотрите? Морозный уличный запах с примесью табака срывается с накинутой на плечи старой чёрной парки, и взъерошенный мужчина широко улыбается друзьям. Одна рука продета в зелёное худи и держит пальцами у самого ворота края верхней одежды, вторая так и прижата к телу, при попытке сжать пальцы периодически напоминая о своих пробитых мышцах лёгкими спазмами, но Попов не подаёт виду, продолжая сиять как начищенный рубль. — Арс? Ты хули забыл здесь? — совсем не разделяет радости Шастун, отрываясь от своего занятия, и хмуро осматривает гостя. Нет, он, конечно, понимал, что Арсений вряд ли усидит на месте, но с его раной ему нужен постоянный покой хотя бы до тех пор, пока она не перестанет, едва затянувшись, отходить лоскутами струпьев при смене бинтов вместе с присохшей к ним кровью. — У меня все запасы дома кончились, пришёл вот пополнить, — как ни в чём не бывало отвечает Арсений, подходя ближе и кивая на чёрный порошок на расстеленном под кустом пакете: — Как чувствовал, что вы тут мацаете. — У тебя же вся Москва¹¹ была плюхами набита, когда я уходил, — недоверчиво склоняет голову к плечу Шастун и подозрительно осматривает весёлые голубые глаза. — Так это когда было? Неделю назад? — отмахивается Арсений, слитным движением скидывая парку на свободный стол, и поворачивается к лежащим в углу нераспакованным перчаткам: — Чё, кстати, помочь чем надо? — Ага, постой подрочи в стороне, хули ты ещё одной рукой сейчас можешь? — фыркает Матвиенко, и Арсений усмехается. Но только Шастуну, в отличие от них, ни разу не смешно: — Ты схуя пришёл? Я всё ещё не понял. — Я же сказал, — вздёргивает брови Арс. — Ты мог позвонить, я бы принёс. — А в чём проблема-то? Арсений искренне не понимает предъяву. Он так сильно скучал, так сильно хотел их увидеть, увидеть его, что даже не думал напороться на претензии. Он понёсся на базу пешком через весь район, только заметив нужный день на календаре. Улыбка медленно сходит с даже выбритого по такому случаю лица. — Проблема? Да ни в чём, — рычит Антон, скидывая перчатки. — Разве что ты чуть руки не лишился и крови ведро только на кухне своей оставил. Тебе восстанавливаться надо, а я не уверен, что ты хоть раз за эти дни повязку сменил. — Так зашёл бы и проверил, — пожимает плечами Арсений, старательно удерживая себя от ответной агрессии, потому что внутри уже подгорает. Серый с Димой тише воды, ниже травы в своих же ладонях; они не вмешиваются, не их дело, но слушают внимательно каждое слово. Парни приехали работать и чем быстрее закончат, тем быстрее свалят по своим делам. Антон отрезает коротким: — Я был занят. — Ну раз занят, то хули ты от меня хочешь? — ершится Попов, закипая и делая ещё шаг к Антону, почти бодая его лбом. — Я вот ничем не занят, прикинь? Сижу смотрю на стены и кайфую. Бля, да я всю неделю либо с лысым, либо с косяком, мне поговорить даже, сука, не с кем. Думал, приду, на вас посмотрю, хоть развеюсь, но нет нахуй. Если бы мне тут рады были. — Ты всё ещё мог позвонить, если так хотелось поговорить, — тише произносит Антон, начиная понимать, как сильно проебался сам. Он оставил друга одного, как только убедился, что его здоровью больше ничего не угрожает. Оставил, выкатив огромный свод рекомендаций, которые, уверен, тот и не думал выполнять, потому что «да на мне как на собаке». Он ограничивался парой смс в день с банальным: «Порядок?» — и спешил по собственным делам, не всегда даже читая ответ, потому что… Потому что еблан. Он был так рад, что ссоре пришёл конец, что вернул Арса, и был так самоуверен, что впредь конфликтов не повторится, что в собственном глазу настоящее бревно не увидел. Он оставил друга одного, потому что Антона самого ждали дома, тогда как Арсений не нужен был даже в своём. — Серьёзно, Шаст? И ты бы прям ответил? Ты же занят: работа, учёба, — шипит Арсений и ядовито выплёвывает: — Ирка. Но Шаст цепляется не за то: — Тебе никто не мешает найти себе девушку. Арсений звереет. Антон снова и снова вставляет палец в открытую рану, но только сейчас он не ищет в ней сплющенный свинец в ошмётках кости, сейчас он просто забавляется податливостью мягких тканей. Арс отступает, пристально глядя в зелёные глаза, и ищет там хоть намёк на шутку. Но видит в них… растерянность? — Так, парни, тихо, — не выдерживает Серёга, ступая между друзьями, и жестом отталкивает парней друг от друга. — Что опять начинается? Только же помирились. — У Шаста спроси, какого хуя он мне больше не рад, — щетинится Арс, всё же послушно выдыхая. А Антон обескураживает ещё сильнее нервным: — Я волнуюсь за тебя, дебил! — А я волнуюсь, что ты со дня на день уебёшь от нас нахуй, и я даже не узнаю! Антон проглатывает вдох. У него слова поперёк горла застревают: одно дело знать, что тебя не хотят терять, совсем другое — слышать напрямую. Он поднимает глаза в синее небо напротив и действительно искренне выдыхает: — Я бы не уехал не попрощавшись, ты же знаешь. — Да поебать уже. Серёге же эти обоюдные пиздострадания никуда не упёрлись, и он тыкает в Арса указательным пальцем, строго осекая: — Угомонись, Попов. — Переводит палец на Антона: — Вы оба. Арсений фыркает и, развернувшись, хватает куртку со стола, старательно пытаясь накинуть её на плечи так же ловко, как сделал это дома. Он тихо, под нос перебирает все матерные выражения из своего немалого запаса и, придерживая парку одной рукой, уверенно направляется на выход. — И куда ты собрался? — кидает ему в спину Антон. — Домой, — даже не поворачивается. — Ты же сам отправил. И Шастун понимает: если не остановит, всё будет снова по пизде, снова и с большей силой. Потому он не думая срывается с места, настигает Арса у самых дверей и хватает за плечо раньше, чем подбирает нужные слова. Арсений вопросительно смотрит на сжимающие его куртку длинные пальцы и поднимает глаза на удивлённого своим же поведением пацана. Он читает с него такое родное сердцу «прости» и не может оторвать взгляд. Они молчат долгие пару секунд, пока Антон не тянет Попова на себя со словами: — Пошли, я тебе бонг со свежим урожаем забью и перевязку сделаю. Арсений хмыкает. Он всё равно не смог бы обижаться дольше. — Эй, а мы? — вполне логично подаёт голос Дима, высовываясь из-за куста и охуевая с поведения друзей. Он вскидывает брови на лоб и наблюдает, как парни, почти подравшись секундой ранее, уже снова тонут в компании друг друга. Тогда Арсений, даже не повернувшись к ним с Серым, отмахивается, вновь принимая на себя роль лидера: — А вы заканчивайте этот куст и присоединяйтесь. Он идёт вглубь, к закутку с местными запасами и парой пыльных кресел-мешков, подгоняемый сзади Антоном: — Давай хромай шустрее, у меня ещё пары сегодня. И вся недосказанность словно опять улетучивается на время, даёт возможность вдохнуть запах друг друга хотя бы ненадолго, чтобы, как и раньше, жить моментом, быть одной командой. Чтобы не отвлекаться на тянущее в солнечном сплетении чувство неизбежности, чтобы не жить в ожидании конца. Но дрянь тлеет удивительно быстро, раскуривается просто, и дым, скользящий по стеклянному горлышку, развязывает язык. — И как успехи? Смотрит в самую душу. Искренне верит — его Тоха молодец. Его Тоха — его гордость. И Тоха не разочаровывает: — Да нормально. Тяжело только, знаешь. Когда ни разу в жизни нормально не учился и резко пытаешься начать. Голова с трудом запоминает, приходится дохуя времени зазубривать. Антон смущённо ведёт плечом, словно ощущая весь спектр эмоций рядом сидящего мужчины. Он принимает бульбулятор и накрывает горлышко губами, даже не думая протирать его после Арса, — это норма, они всегда так курят и пьют. Плечом к плечу, совсем близко. И Арс останавливает себя, чтобы не закинуть руку за спину Шасту и не приобнять, прижать к себе теснее. Он мается, свежий урожай перемешивает реальность, и рука даже совсем не болит. Болит другое. — А почему именно менеджер? — наконец решает развить тему Арс. — Почему не что-то в аграрке, например? — Ну я решил, что с моим опытом в продажах и управлении магазином можно хорошо подняться, имея образование менеджера, ну чтобы быть этим, который менеджер зала. В магазе покрупнее. — Так в Воронеже тоже есть такие. Вон, на правом дохуя модных. — И вдруг загорается идеей: — Я могу с Макаром договориться, и он тебя пристроит. Хочешь? И молится внутренне на один ответ — хочу. Одно «хочу», и Арсений кинется под пули, отдаст вторую руку, ногу, да любое условие выполнит, только бы стать рыцарем в глазах друга. Но Антон такой энтузиазм не разделяет — хватило пережитых нервов от уже произнесённого однажды. Он тыкает пальцем правой руки на безымянный палец поднятой левой. Указывает на переливающееся серебро печатки с вопросом: — А что ты должен будешь за это Макару, не думал? А Арсений воодушевляется сильнее от увиденного: — Мне похуй, моя жизнь не имеет цены. — Прекрати так говорить. — Нет, серьёзно, — не слышит даже, фонтанируя идеями. — Давай, хочешь квартиру побольше? В центре, хочешь? — Арс, прекращай, — мотает головой Антон. — Откуда у меня на это деньги? А бабки из банка пиздить даже с протекцией Макара хуёвая затея. Но Арсений уже рыцарь: — Это уже не твои проблемы. Просто скажи, что нужно, чтобы ты остался. Я всё сделаю, веришь? Верит. Даже больше — знает, что сделает, но не даёт себе ни секунды на сомнение: — Арс, не надо. Мы давно это решили, и если я останусь, то не смогу даже в новой хате, с новой работой отпустить то, что уже есть. Трава в бульбе тлеет яркими проблесками оранжево-красных светлячков. Парни не курят больше. Разделяют тепло соприкасающихся рук и снова теряют запал. — То есть проблема в нас? Во мне? — Ты не понял, — взволнованно как-то дёргается пацан. — Я про все эти кражи, траву. Я не хочу, чтобы у моих детей были проблемы, оттого что батя — уголовник. Я хочу оставить это здесь хорошим воспоминанием о беззаботной молодости и наконец повзрослеть. Образ Иры под руку с Антоном снова стучит палкой по клетке рёбер со зверем внутри. Он рычит истошно, бока стёсывает о прутья, но его не выпускают и не выпустят никогда. Его вой запутывается в хитросплетениях вен и доносится до хозяина лишь глухим стуком. И хозяин не догадывается, как зверю больно. — Ясно, — коротко бросает уже в жерло стеклянной колбы, перекрывая себе же дымом любое желание говорить ещё. — Арс, не принимай на свой счёт, прошу. — А если… — выдыхает горчащий смог и откашливается, — если не получится? Проебёшь экзамены или там, в Москве, не получишь работу? — Буду пытаться, пока не получится. Антон неумолим. Характерный, как и сам Арс, и это даже умиляет. Да только общее состояние не упрощает ни разу. — Хорошо, — снова коротко отзывается Арсений, поджимая губы и кивая. Ему правда нечего сказать. И Антон понимает. Кажется, что понимает, продолжая искренне делиться собственными переживаниями: — Мне тяжело далось это решение и мне важно, чтобы именно ты, мой брат, смог принять это. Ты правда мне очень дорог, — поднимает взгляд на шорох шагов, — все вы. Позов единственный улыбается сильному другу, поддерживая: — Ты нам тоже, Тох, и мы проследим, чтобы Арс не наломал дров. — Ну да, — в довесок кивает Матвиенко, усаживаясь на корты перед друзьями в креслах. Он смотрит прямо на Арса и произносит скорее для него, чем для остальных, самое логичное: — Просто откатимся до того, когда жили без тебя. Арсений хмыкает и опускает взгляд. До Антона Арсений не жил.

⎃ ⎃ ⎃

Слабые волны, не покрытые ещё ледяной коркой, качают вечерний Воронеж. День умирает, тонет в сумерках, пестреющих меж натянутых вдоль улиц проводов. Люди, спешащие с работы, вязнут в суматохе последних, для кого-то спокойных, для кого-то, наоборот, сумасшедших часов, спешат перевернуть остатки пятницы вверх дном. Арсений же тонет в себе. Он сидит на набережной, на бетонном блоке и смотрит вниз, наблюдает, как пара бутылок и бычки бьются о каменные выступы прямо под ним. И хотелось бы сравнить всего себя с этим мусором в засранном водохранилище, но выходит плохо. Мусор с мусором сравнивать глупо. Его качает от мыслей признаться Антону в чувствах, попытаться хоть как-то удержать до банального уснуть и не проснуться. Всего-то надо усилить концентрацию кокаина в Балтийском чае, добавить в него ЛСД, может, мет, барбитурат, опиат… уйти предварительно куда-то подальше в сосновый бор в Сомово и… всё. В квартире умирать не хочется. Там и жить-то не очень хочется, а умирать тем более. Найдут быстро по вони разлагающегося тела, а там, в лесу, хоть на корм зверям пойдёт — не при жизни, так после принесёт пользу. Хочется раствориться в вечности, стать пылью, хочется больше не чувствовать тоску. Хочется никогда не знать, что скрывает красивая буква А на груди. Арсений кладёт руку на место над татуировкой. Взять бы острый нож и провести концом ровно по букве, чтобы разорвало ткани, чтобы кровь рекой и не хватило воздуха. Чтобы захлебнуться, наконец, своим ничтожеством. А город жил бы дальше, не зная и не волнуясь о незначительной потере. Не волнуясь почему, зачем. Он просто вдавил бы в землю очередную ненужную тушу, нервно прикрывая очередной гранитный прыщ под широким сводом бездушного леса. Арсений трёт шею продрогшими пальцами — он очень устал замерзать. Ему бы узнать перед смертью чужое тепло, вкус самых сочных пухлых губ. Ему бы хоть на минутку стать кем-то большим. Ему бы играть и дальше роль лучшего друга, да бессмысленно уже. Антон забудет его быстрее, чем шагнёт на перрон Воронеж-1, Арсений умрёт в его воспоминаниях, а значит, исчезнет и вовсе. — Любуешься видами? Арсений вздрагивает. Знакомый ледяной голос прошибает сознание, и мужчина дёргается, резко обернувшись: — Хули тебе здесь надо? Илья, блять, Макаров собственной персоной сжимает в зубах толстую тёмно-бордовую сигару и ухмыляется. За ним в ста метрах два уже каких-то новых амбала в тёмных солнцезащитных очках и брониках. Сам Макаров высокой статной фигурой в деловом чёрном костюме и таком же чёрном расстёгнутом пальто нависает тенью над Поповым и почему-то даже не злится на выданную Арсом вольность: — Ты в курсе, что с боссом нужно разговаривать уважительнее? — Ты меня чуть не грохнул, — напоминает Арсений, скалясь. Но Макар лишь иронично оглядывает висящий пустой рукав толстовки, торчащий из-под накинутой куртки, и пожимает плечами. — Потому я здесь. Ты отлично показал себя, — одобрительно кивает. — Я в тебе не ошибся. А у Арсения напрочь тормоза срывает от осознания, что вообще за дичь произошла в чужом доме: — Напомню, блять, я вор, а не убийца. — Теперь убийца, — стряхивает пепел с сигары и лениво осматривает шипящего мужчину. Илья не понимает возмущений Арсения, но всё же пытается прояснить ситуацию: — Ты не переживай, я обо всём позаботился. Охрана — это так, расходный материал. Я не буду привлекать тебя за убийство, поскольку по бумажкам они перестреляли себя сами. Конфликт на рабочем месте. А Арсений охуевает. Он и секунды не думал о том, что действительно убил людей. Не думал, что у Макара теперь на него есть слишком много всего, и сейчас от такого просто дёргается глаз. — Так и хули ты здесь забыл, если не посадить меня? — Решил лично дать тебе поручение, по телефону, знаешь ли, всех деталей не раскрыть. Макаров вытягивает из внутреннего кармана кашемирового куска пафоса белый конверт и протягивает его Попову. Тот хмурится и медленно поднимается на ноги, равняясь с высоким опасным мужчиной. Арсений недоверчиво принимает конверт и хмуро осматривает сначала его, а потом и самого босса мафии: — Эт чё? — Твоё задание, — как ни в чём не бывало отвечает Илья, глядя куда-то вдаль на огни противоположного берега. — У тебя три дня. — Мне его сейчас вскрывать или… — Там адрес, по нему ты найдёшь человека, — ровным тоном прерывает попытку задать вопрос. — Мне похуй, где ты откроешь конверт, мне главное результат. Арсений вздёргивает бровь и подносит бумагу ко рту, цепляя край зубами и криво срывая клейкую часть. Но осознание, что одной рукой он всё ещё не сможет развернуть записку внутри, приходит запоздало, только после брошенного из-за спины: «Привези мне его живым, но не обязательно здоровым. Главное, чтобы он смог ответить мне на вопросы, остальное вообще не ебёт» . И Арсений замирает: — Стой, что? Украсть человека? Но я же… — Ты вор, Арсений. Вот и укради мне человека. Макаров равнодушен до тошноты. Холёный, властный и такой мерзкий, что ни капли должного уважения не вызывает у Попова, и тот совсем себя не контролирует, зарываясь: — Да схуя ли загуляли, мы так не договаривались! — Здесь я ставлю условия — это первое, — мафиози переводит стальной взгляд на лицо Попова, всё так же с ленцой осматривая нервный оскал и разгорающийся с каждым последующим словом газ на радужках. — Второе — твой дружок всё ещё может легко оказаться в багажнике моей тачки в течение ближайших десяти минут, но забирать его уже будет мой киллер, а потому, если не хочешь сегодня же вечером собирать из него свой гейский пазл, взял нахуй яйца в руки и выполнил свою ебаную работу! Арсению плевать на простреленную руку, на раздроблённую кость и лапшу из тканей — он сжимает оба кулака, пока ярость и боль поднимают холодными мурашками волосы на затылке: — Не трогай, блять, Антона. Зверь внутри содрогается, готовый напасть в любую минуту, но Макаров блефует. Он брезгливо фыркает и тыкает указательным пальцем во вздымающуюся крепкую грудь, чеканя в лицо: — А ты не перечь мне. Арсений думает схватить козла и кинуться с ним с обрыва в воду. Арсений думает перегрызть Илье глотку собственными зубами. Арсений думает, что если и умирать, то только после Макарова. Чтобы больше никто не мог угрожать его Антону. Илье же до этих метаний дела нет. Он отступает от Попова на шаг и, кивнув: «Надеюсь на твой профессионализм», — исчезает в наступающем тумане. Город тихо засыпает, дрейфуя на адском пламени. Просыпается мафия.