Туссентские каникулы

— Папа, — сказал Иан. Они ехали молча по дороге в Корво-Бьянко, бок о бок, как и прежде, но мальчик больше не смотрел по сторонам и не мог почувствовать настроения своих спутников. Садясь в седло, отец пару раз не попал ногой в стремя, и папа, усмехнувшись, помог ему, осведомившись, не хочет ли он поехать вместе с ним на Бабочке — на всякий случай, и эльф не отреагировал. А больше они не сказали друг другу ни слова. Сейчас же папа ответил Иану коротким вопросительным «Мхм?» — Можно спросить? — обычно человек отвечал на это, не задумываясь, легко и даже с радостью, но на этот раз молчал целую минуту. — Конечно, — проговорил он наконец, но Иан уже успел засомневаться, стоило ли ему открывать рот. Между родителями пролегла какая-то странная глубокая трещина, и в их взаимном безмолвии Иан ощущал себя лишним. — Кто такой король Радовид? — спросил мальчик, немного помедлив, — и почему ты убил его? Отец так резко дернул повод своего коня, что белый жеребец, заржав, поднял в воздух передние копыта, развернул круп и едва не преградил дорогу Бабочке. Кобыла мотнула головой, вздрогнула и замерла, послушная твердой папиной руке. — Ты совсем долбанулся?! — крикнул папа, прижимая Иана к себе и стараясь успокоить лошадь одновременно, — чуть из седла не вылетел. Да сколько же ты там выпил?! Белый жеребец гарцевал в дорожной пыли, и отец, еще раз дернув поводья, спешился, хлопнул коня по боку, и тот, заржав, поскакал в сторону, в трепещущее на легком ветру золотисто-красочное поле. Иан наблюдал за этим, боясь пошевелиться — он совершенно не ожидал, что его вопрос вызовет такую реакцию. Отец же, не глядя на них, развернулся и, покачиваясь, устремился вслед за Серебряным. Папа тяжело вздохнул. — Ты мог бы не устраивать пьяных сцен при ребенке? — бросил он ему вслед, но отец даже не обернулся, продолжая идти. — Я что-то не то сказал? — прошептал Иан тихо-тихо. Папа спрыгнул на землю, придержал Бабочку под уздцы. Посмотрел на мальчика с легкой ободряющей улыбкой. — Нет, малыш, — заверил он его, — думаю, ты тут совершенно ни при чем. Про злобного короля Радовида и то, кто его убил, я расскажу тебе позже. А сейчас пойдем, догоним твоего отца, пока он в речке не утопился. Иан растерянно кивнул. Он помнил, что сегодняшний день начался вроде бы совсем недавно — солнце, поднявшись из-за горизонта, едва успело преодолеть пол пути по небу к закату, но мальчик чувствовал, что за эти несколько часов произошло гораздо больше, чем за последние недели. Папа помог ему вылезти из седла, взял его за руку. Бабочка осталась меланхолично стоять посреди дороги, глядя своим наездникам вслед. Трава в поле доходила Иану до шеи, и ему приходилось отодвигать толстые жесткие стебли в стороны, пока папа не заметил этого и не усадил мальчика себе на плечи. Теперь маленький эльф мог видеть, как в нескольких десятков шагов от них двигается прочь ярко-алая косынка отца. — Куда он идет? — спросил Иан, и папа хмыкнул. — Откуда же я знаю, — ответил он, — я знаю твоего отца почти пятнадцать лет, и так и не смог понять его дурацкой привычки уходить, куда глаза глядят. Сейчас, по крайней мере, нам не придется его выслеживать и ловить. Иан серьезно кивнул, помолчал немного, наблюдая, как красная косынка, запнувшись, исчезла среди золотистых травяных волн, потом возникла обратно и двинулась дальше. — Они не пили вина, — доложил мальчик доверительно, — только какую-то воду из красивой бутылки. — Много? — деловито поинтересовался папа, потом добавил с еще одним вздохом, — твой отец мало спал и не завтракал, перенервничал и пригрелся на солнце. Ничего удивительного, что ему вдруг захотелось прогуляться. Иан, ничего не понимая, продолжал смотреть, как алая косынка, сделав небольшой крюк, достигла границы золотого моря, и начала спускаться по каменистому берегу к кромке мерцавшей на солнце реки. Мальчик тихо ахнул, заерзал на папиных плечах. — Он уже у воды, — сообщил он шепотом, — а если мы не успеем, и он утонет?.. Папа тихо фыркнул. — Тогда нам будет, над чем посмеяться с нашими друзьями. — ответил он, — такой нелепый конец для такой драматичной истории. Иан насупился — он почти всегда понимал, когда папа шутил. Шутки у него были не очень смешные, часто — совершенно непонятные, и еще чаще — жестокие и неуместные. Но сейчас мальчик был совершенно не настроен даже делать вид, что смеется. Когда они добрались до берега, то обнаружили, что одежда отца свалена на влажном песке в неровную кучу, тут же, в небольшом отдалении покоились его сапоги. Косынка нашлась у самой кромки воды, скомканная, словно ее раздраженно отшвырнули в сторону. Сам же отец, совершенно голый, теперь шагал по колено в воде, разгребая ногами накатывающие волны. Папа остановился, тяжело вздохнул и ссадил Иана с плеч на землю. Потом, немного помедлив, отстегнул плащ, снял с головы свою странную конструкцию из ткани и начал неторопливо раздеваться. Иан, глядя на удаляющуюся фигуру отца, подпрыгивал на песке от нетерпения — он уже хотел броситься за ним, вытащить на берег, спасти от неминуемой нелепой смерти. Но папа выглядел совершенно спокойным и, казалось, ничуть не торопился эльфу на выручку. — Быстрее, — наконец не выдержав, взмолился мальчик, заметив, как задумчиво папа стаскивает сапоги. — Ничего, — отозвался тот, — тут мелко и течение не сильное. Если он правда решил топиться, ему придется отойти подальше. — Папа! — возмущенно воскликнул мальчик, и тоже начал разуваться. Человек выпрямился и перехватил его руки. — Нет, Иан, — сказал он серьезно, — ты посиди на берегу. Я его спасу, не бойся. Мальчик подчинился, лишь убедившись, что папа ускорил свои приготовления к спасательной операции. В отличие от отца, человек остался в штанах и рубахе. Зайдя в воду у берега, папа потоптался, недовольно поморщился. — Ну и холодрыга, — заметил он, но Иан лишь нетерпеливо подпрыгнул. Сейчас, позабыв обо всем, что успело произойти утром, он был поглощен лишь одной мыслью — спасением отца от неминуемой гибели. И ему хотелось накричать на папу, чтобы он не мешкал, и поскорее нырял в реку. Отец уже отошел на порядочное расстояние, теперь волны доходили ему до груди, и он остановился, явно размышляя, как бы ему половчее погрузиться в них, чтобы поскорее утонуть. Пока папа, борясь с течением, брел за ним следом, Иан мерил шагами влажный песок у самой воды. Отец, впрочем, больше не двигался. Человек добрался до того места, где глубины хватало, чтобы поплыть, нырнул, и появился над поверхностью уже в нескольких шагах от отца. Тот терпеливо ждал. Иан не слышал, что сказал ему папа, хоть и догадывался. Отец презрительно передернул плечами, а потом скрылся под водой. Мальчик вскрикнул, и почти уловил, как выругался папа, прежде, чем нырнуть за ним следом. Несколько долгих секунд над поверхностью никто не появлялся. Иан застыл, не замечая, как пенные волны трогают носки его сапог, глядя во все глаза. Наконец, когда он уже почти потерял надежду, черноволосая голова отца всплыла в нескольких шагах от того места, где исчезла, а папы все не было видно. Отец тревожно огляделся, до слуха Иана даже донеслось немного растерянное «Вернон?», а потом неожиданным резким рывком отец снова скрылся под водой. На этот раз рядом с этим местом появилась папина голова, и он смеялся. Отец, отфыркиваясь, смахивая с глаз мокрые пряди волос, вынырнул. Его сбивчивые ругательства разнеслись над потревоженным речным потоком и достигли Иана. Мальчик уже совершенно перестал понимать, за чем наблюдает. Папа в один широкий гребок оказался рядом с отцом, отвел руку назад и окатил эльфа высокой волной мерцающих на солнце брызг. Тот отпрянул, но лишь на мгновение, чтобы тут же оказаться рядом с человеком, подняться над водой, надавить ему на плечи и заставить нырнуть под воду. Кажется, теперь родители решили утопить друг друга, и это точно был момент, когда пора было вмешаться. Иан скинул с ноги один сапог, замешкался, прыгая на одной ноге, воюя с другим, когда увидел, что эльф и человек оба появились над водой, устремились друг к другу и слились в тесных поспешных объятиях. Иан и раньше видел, как его родители целуются, и в этом не было ничего необычного или постыдного. Ему очень давно разъяснили, что так целоваться могут лишь те, кто очень любят друг друга. Но то, что происходило в реке сейчас, было больше похоже на продолжение водного сражения, чем на проявление любви. Родители впились друг в друга так, словно хотели задушить, и, хоть тела их были скрыты под водой, становилось понятно, как тесно они прильнули друг к другу. Борясь с желанием все же ринуться их спасать — на этот раз от них самих — Иан поднял свой сапог, надел его и, отвернувшись от батальной сцены, побрел к раскиданным на песке вещам отца. Присел на краешек расстеленного плаща, вытащил из-за пазухи подарок Виенны — старую флейту — и принялся медленно крутить ее в пальцах. Смотреть, чем там в реке занимаются родители, мальчику резко расхотелось, он уже успел догадаться, что смерть им больше не угрожала. Дерево, из которого была вырезана флейта, словно само излучало мягкое тепло. Иан погладил кончиками пальцев тонкую резьбу, опоясывающую корпус, пробежался по ровному ряду отверстий, наконец, отважившись, сунул мундштук флейты в рот и дунул. Звук получился резкий, очень высокий и неприятный. Иан зажмурился, радуясь, что отец был слишком поглощен собственным утоплением, и не слышал этого. Вторая попытка изобразить нечто, похожее на музыку, тоже оказалась неудачной. Когда на флейте играл отец, это казалось таким простым и естественным — как дышать, и Иан надеялся, что и у него все получится с первой попытки. Смог же он научиться стрелять в цель или плавать — легко, почти без усилий. А музыка, как все говорили, была у эльфов в крови. Может быть, не такой уж из него хороший эльф?.. Иан вздохнул, посмотрел на инструмент, снова рассеянно покрутил его в руках. На песок рядом с мальчиком упали две четкие тени. — Ты слишком сильно дуешь, — заметил отец. — Оденься сначала, потом умничай, — отозвался папа. Он стащил через голову рубашку и теперь выжимал из нее воду. Отец хмыкнул, подхватил с песка свои штаны, отряхнул их и быстро надел, потом сел рядом с Ианом на плащ. — Выдыхай воздух естественно, без усилия, — пояснил он, и, когда мальчик снова обхватил мундштук губами, сам поставил его пальцы в правильное положение, — не зажимай слишком крепко, пальцы должны двигаться свободно. Попробуй теперь. Иан послушался. На этот раз он пытался не дунуть, а выпустить воздух, как после глубокого вдоха, и флейта, повинуясь его усилиям, издала куда более мелодичный плавный звук. Отец удовлетворенно кивнул. — Я вырезал эту флейту одной дождливой ночью, — заговорил он негромко, — когда был заперт в лесной пещере — меня сдал кто-то из деревенских, у которых я покупал лекарства и еду для своего отряда. И по моему следу шли Синие Полоски. Но буря замела мои следы, и они не смогли до меня добраться. — Смогли, — встрял папа, снова натягивая рубаху, — но я решил, что нападать на тебя, пока ты один, было неблагородно. Ребята потом неделю обсуждали, что я струсил и упустил такую прекрасную возможность обезглавить Скоя’таэлей. Говорили, что ты убил бы меня, не задумавшись, окажись я на твоем месте. — Я бы задумался, — отец поднял на него глаз и улыбнулся, — на пару секунд. — А потом я бы услышал одну из твоих торжественных речей о вымирающих видах, и ушел пристыженным и побежденным, — папа улыбался ему в ответ, и Иан слышал, что слова их друг другу звучали вовсе не как очередная перебранка, а как проникновенные признания в любви. Буря миновала, и никто из них не утонул. — Ты отдал ее моей маме? — спросил Иан, с любопытством глядя на инструмент в своих руках, — вместе со своим луком и саблей? Иорвет усмехнулся. — Когда мы встретились, я дал ей нечто большее, чем флейту, лук и саблю, — ответил он, секунду помолчав. — В долг, — фыркнул папа, натягивая сапоги. — В долг? — переспросил Иан, и отец рассмеялся, потрепал его по волосам. — Не слушай глупого человека, — заявил он, — он знает, что тогда я сделал подарок не только себе, но и ему. — Самый лучший подарок, — серьезно подтвердил папа. Они провели на берегу еще некоторое время — солнце успело войти в зенит. Пока папа обсыхал, раскинувшись поверх своего плаща, подставившись теплым осенним лучам, Иорвет обстоятельно рассказывал и показывал Иану, как правильно ставить пальцы на флейте, как держать ее, как управлять своим дыханием, и под конец у мальчика получилось изобразить нетрудную, но совершенно чистую мелодию. — Надо ехать, — папа сел, потянулся — он, видимо, успел задремать, пока его эльфы музицировали. — думаю, Серебряный уже успел вернуться на винодельню без нас, и ведьмак отправился на поиски. — Мой конь никогда меня не предаст! — гордо заявил Иорвет, вставая и разминая ноги, — к тому же, он — вольная душа. Если уж убежал, то с концами. Придется тогда Бабочке нести нас троих. — Пожалей несчастную жеребую кобылку, изверг! — усмехнулся папа, — она не виновата, что за время мирной жизни ты успел отъесться на дворцовых харчах. Отец, сжав кулаки, надвинулся на папу, и Иан испугался, что вот-вот они снова начнут драться. — А что такое «жеребая»? — успел ввернуть мальчик, пока не началась потасовка. Иорвет отступил, рассмеялся, подхватил и отряхнул свой плащ. — Папа тебе потом расскажет, — заявил он, глядя человеку в глаза, — это очень интересно, и касается не только лошадей. — А кого еще? — Иан ухватился за руку папы, а он снова усадил его себе на плечи, послал возмущенный взгляд на эльфа. Тот уже двинулся в обратном направлении, к дороге. — Госпожа Йеннифер тебе расскажет, — сообщил папа Иану через секунду, — я ее попрошу. Опасения, впрочем, не оправдались. Серебряный спокойно пощипывал траву недалеко от того места, где папа оставил Бабочку, и отец садился в седло с очень гордым видом, потрепав коня по гладкой белой морде. Когда они уже подъезжали к воротам поместья, папа начал чихать. — Ну и пылища, — недовольно сказал он, помогая Иану вылезти из седла, — в этом Туссенте вообще что ли не бывает дождей? Никто не успел ему ответить — со стороны дома к ним широкой, явно раздраженной походкой шел мастер Лютик. — Я должен был догадаться, что вы решите сбежать! — заявил он, остановившись в паре шагов от вернувшихся беглецов, — какая неблагодарность! Какой скандал! Какие усилия потрачено на тех, кто не может оценить их по достоинству! О, даже когда я пел при дворе князя Керака, я не прилагал столько сил впустую. А ведь он был глухой, как пень. — Не пыли, — отмахнулся от его атак папа, — мы вернулись, солнце еще высоко, можно начинать. — К тому же, мы уезжали не просто так, — подхватил отец, гордо выступив вперед с таким видом, будто собирался вызвать музыканта на дуэль, — я договорился с цирковой труппой, чтобы к вечеру они заехали на эту богами забытую винодельню и разбавили бесконечный поток твоих куплетов. Мастер Лютик хмыкнул и скрестил руки на груди. Иан на миг испугался, что он скажет что-то обидное, или того хуже — расстроится, не оценив конкуренции. Но музыкант лишь снисходительно кивнул. — Я-то думал, вы, эльфы, разбираетесь в высоком искусстве музыцирования, — заметил он, — но если вам больше по душе акробаты и фокусники — что я могу поделать? Только присоединиться. — Там не только акробаты и фокусники, — доверительно сообщил мастеру Лютику Иан, выступая вперед, между ним и отцом, — там еще есть лучница. И она — моя мама. Мастер Лютик замер и закрыл рот, из которого готово было вырваться очередное восклицание. Подозрительно посмотрел на отца. Тот, копируя его собственный жест, снисходительно кивнул. — Что же, — мастер Лютик театрально развел руками, — пирушка обрастает драматическими деталями. Я, конечно, жажду подробностей, но, конечно, их не дождусь. — Конечно, — с прохладцей подтвердил отец. — Ну и ладно, — легко согласился Лютик, — дождусь, пока ты немного выпьешь и станешь подобрее, мой неразговорчивый друг. Ну же, идите, стол накрыт, и все уже собрались. С этими словами он развернулся и легкой, почти танцующей походкой направился прочь — в сторону сада. — «Все» — это хозяева и он сам, надо понимать, — хмыкнул папа, подойдя ближе. — но вообще-то Лютик прав, они потратили много сил ради нас. Мы могли бы их хотя бы предупредить. — Много сил? — отец покосился на него, — вытащили стол в сад и достали бочки с вином? Я уже говорил тебе — мне не по душе человеческие пирушки. На них я всегда чувствую себя лишним. — Еще скажи, что эльфские пирушки чем-то лучше, — папа снова чихнул, прикрыв рот рукой, — к тому же на этой вскоре эльфов станет больше, чем людей. Ты не сказал мне, что позвал их, кстати. Отец мрачно кивнул. — Я решил, что, раз уж я на это согласился, пускай мне тоже будет весело, — ответил он. Папа не стал спорить, и все вместе они наконец-то двинулись в сад. Там, под ветвями высоких персиковых деревьев, действительно был накрыт стол, и Иан, забыв о недовольстве отца и всех утренних волнениях, поспешил к нему. Не то, чтобы обычно его морили голодом или не давали есть сладкое. Но сейчас выставленные на стол угощения были не просто чем-то вкусным — это были части долгожданного торжества, которое откладывалось из-за его болезни, и которого он так ждал. Пока они жили в Вызимском дворце, Иану приходилось время от времени присутствовать на торжествах, если не удавалось вовремя сбежать. И там, в роскошной обстановке, в неудобном тесном дублете, в котором даже руки толком поднять было нельзя, окруженный танцующими парами взрослых и видя, как Анаис — хозяйка праздников — тяготится своей ролью, Иан считал минуты до того момента, как папа смилуется и отправит его спать. Может быть, разрешит взглянуть на фейерверк или утащить в свои покои что-нибудь со стола, чтобы потом они с отцом могли заглянуть к нему и разделить ночную трапезу, обсуждая, каким скучным оказался очередной бал. Но здесь, в Корво-Бьянко не могло произойти ничего скучного, это место было создано для веселья и приключений, и Иан надеялся, что и праздник получится под стать месту. За столом и правда собрались только хозяева, родители и мастер Лютик, те же, кто в последнее время собирался за завтраками и ужинами, но Иан все равно ощущал торжественность момента. Особенно, когда, осушив кубок «за здоровье молодых», мастер Лютик поднялся со своего места и извлек из-под стола лютню. Иану захотелось похвастаться музыканту, что сам он уже начал учиться играть на флейте, своей собственной. И даже разучил пару простых мелодий. Но мастер Лютик заиграл так проникновенно и чисто, прикрыв глаза и давая присутствующим прочувствовать глубину и красоту мелодии, что мальчику стало стыдно за свои первые незначительные успехи. И оставалось только слушать. Все, кто был за столом, казалось, тоже прониклись атмосферой праздника — пусть маленького, но самого настоящего. Когда торжественная и печальная баллада сменилась развеселой быстрой песней, даже отец отринул свой скучающий вид и улыбнулся — смысл куплетов Иан не очень понял, но, судя по реакции Геральта, который начал посмеиваться, и госпожи Йеннифер, которая поджала губы и сверлила музыканта взглядом, пел мастер Лютик о чем-то исключительно увлекательном. Нужно было непременно спросить у папы позднее, что такое «румяные перси» и «горячие чресла». Мальчик покосился на человека, надеясь увидеть и того веселым и расслабленным, но папа сидел со скучающим, почти отсутствующим видом, и угощение на тарелке перед ним было не тронуто. Иан удивился немного, но спросить у него ничего не успел — мастер Лютик снова заиграл что-то новое, и в этот раз песня была мелодичной, неторопливой, но не печальной, а такой, что под нее всем, кто слушал, непременно должно было захотеться целоваться. И слова в песне были под стать мелодии — мастер Лютик пел о ведьмаке и чародейке, и только тот, кто вовсе не был знаком с Геральтом и госпожой Йеннифер, не догадался бы, что песня именно о них. На этот раз лицо Йеннифер смягчилось и разгладилось. Иан заметил, как она протянула руку под столом, а ведьмак, не поворачиваясь к ней, сжал ее ладонь. Мальчик предполагал, что его родители сейчас сделают что-то похожее, хотя песня была вовсе не о них. И отец даже подался по скамье к папе, но тот рассеянно посмотрел на него и лишь смутно улыбнулся. Отец заметно нахмурился, собрался что-то спросить, но в этот момент к столу подбежала юркая молоденькая служанка, похожая на любопытного горностая, и сообщила с коротким поклоном. — Прибыли артисты. Иан помчался к воротам первым. После утреннего разговора в зеленом шатре, он толком не успел ничего обдумать или понять, даже решить, на какие вопросы хочет получить ответы и от кого. Но сейчас его переполнила внезапная радость — почти необъяснимая, но при том абсолютно понятная на каком-то новом, незнакомом прежде уровне чувств. Первым мальчик заметил, конечно, Огненного Яссэ — он сидел на козлах большой яркой повозки и, завидев подбегающего маленького эльфа, приветливо махнул рукой. Тот едва взглянул на него, остановился, ожидая, пока повозка въедет в ворота, и остальные циркачи появятся из нее. Следом за Ианом навстречу гостям вышел Геральт. Он приветствовал Яссэ, как старого знакомого, и тот раскланялся, будто перед знатным господином. — Боюсь, сцены у нас нет, — заметил ведьмак. — Для истинного артиста весь мир — сцена! — заявил Яссэ, широко улыбаясь, — я наслышан о вас, мастер Геральт, и всегда мечтал познакомиться с тем самым Белым Волком, о котором сложено столько чудесных баллад. — Ну, вот он я, — пожал плечами Геральт, — а еще тебе представится возможность познакомиться и с автором этих баллад. Он даже еще достаточно трезв для обмена любезностями. Меж тем, из повозки вылезла тоненькая рыжеволосая эльфка, участвовавшая в огненном представлении Яссэ, и тот повел рукой в ее сторону. — Позвольте представить Аву, мою дочь и помощницу. Эльфка развела руки в стороны, скрестила ноги и поклонилась ведьмаку, а потом точно также — Иану. Но тот едва ответил ей коротким кивком — он уже следил, как из-за яркого полога появляются братья-акробаты, тощий носатый эльф-заклинатель змей, музыканты со своими инструментами наперевес… Виенна вышла из повозки последней. Она легко спрыгнула на землю, огляделась, заметила Иана и улыбнулась. — Вот и ты, мой маленький Иорвет, — сказала эльфка, — наше расставание длилось совсем недолго. Иди же сюда. Иан бросился было к ней, подгоняемый тем самым незнакомым пузырящимся внутри чувством, но Виенна вдруг выпрямилась и устремила пристальный взгляд на ведьмака. Тот тоже ее заметил и нахмурился, отвернувшись от искрящегося энтузиазмом Яссэ. — Виенна, — проговорил Геральт, сложив руки на груди, — вот уж не ожидал тебя тут встретить. Иан, вдруг почувствовав, как в тепло осеннего вечера вливается по капле холодная тревога, вопросительно посмотрел на ведьмака. — Это моя мама, — сообщил он Геральту, и тот удивленно изогнул бровь. — а это — Геральт, — обратился Иан к эльфке, — мой лучший друг. — Как интересно, — Виенна прищурилась, сверля ведьмака взглядом, — тот, кто едва не убил меня, теперь дружит с моим сыном. — Не совсем так, — нейтрально заметил Геральт, — если бы не я, мой спутник убил бы тебя — потому что ты застрелила его друга. Виенна, чуть покачнувшись, коротко рассмеялась. — Думаю, я должна поблагодарить тебя, ведьмак, — заявила она, и фраза звучала настоящим вызовом. Иан опасливо покосился на Геральта, — если бы не твое благородство, здесь сейчас не было бы ни меня, ни маленького Иорвета. Лицо Геральта на этот раз не дрогнуло. — Добро пожаловать в мой дом, Виенна, — сказал он очень четко и ровно, безо всякого выражения, — мы рады тебе и твоим спутникам. Он слегка наклонил голову, а потом снова вернулся к Яссэ. К ним уже подоспел мастер Лютик, и вместе с эльфскими музыкантами, принялся выяснять, где лучше устроить представление, откуда будет лучше слышно их инструменты, а эльфы уговаривали его сыграть вместе с ними. Мастер Лютик посопротивлялся немного, а потом со вздохом согласился. Иан же так и стоял напротив Виенны в сгущающихся сумерках, и не знал, как снова начать разговор. Она смотрела поверх его головы, вслед удаляющемуся ведьмаку. Мальчик отважился сделать один маленький шажок к Виенне, но отчего-то искристой радости в нем больше не осталось. Он давно уже привык, что так или иначе, все взрослые, с которыми он общался, были замешаны в убийствах или даже в чем-нибудь похуже. И глядя на Виенну, легко было представить, как она убивает неведомого знакомого Геральта, но что-то в том, как эльфка сверлила взглядом затылок ведьмака, пугало мальчика. Несколько раз за жизнь он видел настоящую жажду крови в чужих глазах — и во взоре Виенны сейчас была именно она. Но наконец, когда ведьмак в компании мастера Лютика и циркачей скрылся за стеной, направляясь в поле за домом, эльфка снова повернулась к Иану. Улыбнулась. — Думаю, нам надо поторопиться, пока представление не началось без нас, — заметила она мягко, но Иан знал — в легкой перине ее голоса запрятан стальной кинжал, — а после ты мог бы показать мне свою комнату, и свое место, и вообще все, что захочешь. — Да, — помедлив, кивнул мальчик, — конечно. Пока они шли на поляну за домом, где уже зажигались огни, и музыканты занимали места на траве вокруг импровизированной сцены, Иан старался не смотреть на Виенну, и та шагала молча и как-то неуверенно, словно боялась неправильно поставить ногу и упасть. Иан заметил, как отец, увидев их приближение, заметно напрягся, но не двинулся с места. Он стоял рядом с папой за границей круга сцены. Папа же едва обратил внимание на мальчика и лучницу. Вид у него был еще более отсутствующий, чем за столом, и, хотя вечерний воздух был теплым и густым, как парное молоко, человек время от времени ежился и потирал плечи ладонями, словно мерз. — Я найду тебя после представления, — шепнула мальчику, меж тем, Виенна, — и у нас будет вся ночь, нам никто не помешает. Иан, посмотрев ей в глаза, кивнул и смог даже искренне улыбнуться. Перед ним снова была Соколица, и хоть он больше не боялся ее, возродить в себе то волнительное незнакомое чувство радости мальчик больше не мог. Он подошел к родителям ровно в тот момент, когда Огненный Яссэ вышел в центр поляны, освещенной факелами, и приветственно поклонился собравшимся. К сцене, меж тем, подтянулось довольно много людей — работники винодельни, конюхи и даже Варнава-Базиль хотели взглянуть на диковинное представление, так что в зрителях у циркачей недостатка не было. И когда Яссэ, как и раньше, утром, взмахнул руками и выпустил в небо стаю огненных бабочек, люди вокруг захлопали и восторженно загалдели. Иан, хоть и видел уже прежде эти яркие трюки, сейчас снова не мог оторвать глаз от рук волшебника. В сгущающихся сумерках огненные всполохи выглядели, как самая настоящая магия. Однако, когда на сцену вышли акробаты, Иан почувствовал, что что-то не так. Он обернулся и поднял взгляд как раз вовремя, чтобы заметить, как папа, очередной раз чихнув, покачнулся и привалился плечом к плечу отца. Тот, снова загипнотизированный происходящим на сцене, вздрогнул, посмотрел на человека и что-то тихо шепнул ему. Папа отрицательно покачал головой, но отец поднял руку и прижал ладонь ко лбу человека. Нахмурился, воровато огляделся и, решительно взяв его под локоть, повел прочь, сквозь ряды зрителей, в сторону дома. Иан видел, как, отойдя подальше, эльф подставил человеку плечо, и тот тяжело оперся об него. На мальчика они даже не обернулись, и он почувствовал вдруг, что среди толпы остался совсем один, хотя ведьмак и госпожа Йеннифер стояли всего в паре шагов от него, а Варнава-Базиль обратил на маленького эльфа темные стекла своих очков. Иан хотел было броситься следом за родителями — их ухода вроде бы никто даже не заметил — но не отважился. Акробатов же на сцене сменила смеющаяся, легкая, как танцевальное па, Ава, и мастер Лютик, продолжая играть на своей лютне, поднялся со своего места в кругу музыкантов и теперь не отводил от нее глаз и выглядел каким-то голодным и решительным — Иан никогда прежде не замечал у него такого взгляда. Наконец настала очередь Виенны выходить на сцену, и Огненный Яссэ объявил, что грозная Соколица сейчас покажет, на что способен ее лук. Иан успел порадоваться, что на этот раз отец ушел, и больше она стрелять в него не будет. Эльфка, оправив колчан за спиной, скользила взглядом по зрителям, и ровно в тот момент, когда глаза ее уперлись в Геральта, на поляну, отложив инструмент, шагнул мастер Лютик. — Прекрасная Виенна! — объявил он, — сочту за честь стать сегодня твоей мишенью. Ты можешь выпустить сколько угодно стрел в мое тело, твоя красота уже поразила меня в самое сердце! Соколица недовольно поморщилась, будто раскусила кислую ягоду, но Огненный Яссэ захлопал в ладоши, и зрители подхватили аплодисменты. Теперь казалось, что именно мастер Лютик, а не Виенна — главный артист на этой сцене. Он с таким легким изяществом, с такими потешными комментариями устанавливал яблоки у себя на макушке и в ладонях, что люди вокруг начали смеяться и хлопать еще громче. Эльфка встала напротив него с совершенно непроницаемым лицом, Иан видел, как слегка подрагивают ее руки. Лук на этот раз она держала не слишком ровно, чуть заваливая его корпус в бок — мальчик точно знал, что так делать неправильно. И ведьмак, стоявший неподалеку, видимо, тоже это знал. Одним широким шагом от вышел на поляну. Все последующее произошло за считанные мгновения, но Иану почудилось, что секунды растянулись в долгие леденящий часы. Виенна выстрелила. Стрела, засвистев, сорвалась с тетивы, а Геральт, выдернув из голенища сапога кинжал, бросился ей наперерез и сбил снаряд в воздухе. На мгновение над полем воцарилась пораженная тишина. Виенна опустила лук, а мастер Лютик громко шепнул «Геральт, какого хера?» Но ведьмак, все еще сжимая кинжал в руке, повернулся к почтеннейшей публике и сделал глубокий церемонный поклон — таким на приемах в тронном зале гости приветствовали королеву Анаис. Зрители безмолвствовали еще секунду, а потом принялись восторженно хлопать, решив, видимо, что это была часть представления. Все они знали, что хозяин поместья — ведьмак. Но видеть его в деле никому из них не приходилось. Яссэ, точно знавший, что ведьмачьи трюки в сценарий не входили, поспешил выйти на сцену и раскланяться вслед за Геральтом. — Дорогие друзья! Знаменитый Белый Волк, мастер ведьмачьего цеха! — объявил он. Иан не смотрел ни на волшебника, ни на Геральта, ни на Лютика, вставшего рядом с ведьмаком и кланяющегося толпе за него. Он не отводил взгляда от Виенны. Та, все еще сжимая в руках лук, отошла в сторону, чуть не споткнулась об одного из музыкантов, и исчезла во тьме за сценой. На этот раз Иан не стал задерживаться. Ловко лавируя между людьми, он вывернулся из толпы зрителей и поспешил за Соколицей. Мальчик нашел ее в небольшом отдалении от шумного сборища, сидящей на крупном плоском камне. Эльфка аккуратно проверяла оставшиеся в колчане стрелы, вытаскивая одну за другой, будто собиралась на охоту. Когда Иан подошел к ней, Виенна подняла голову и улыбнулась. — Ну как, соколенок, — спросила она, — понравилось тебе представление? Иан замешкался с ответом. Сейчас, стоя с матерью один на один, в темноте, он ощущал только смутную тревогу, как чувствуют сквозняк, сочащийся в оконную щель. Где-то там, за границей их общей мглы, продолжали веселиться люди — кажется, мастер Лютик оказался в центре внимания и на бис исполнял свою веселую песню. Еще дальше, в доме, Иан видел горящий в одном из окон свет. Туда отец отвел папу, которому, кажется, стало нехорошо. Над их головами рассыпались, как горсти монет, звезды, но все это не имело значения. Маленький эльф и лучница остались совершенно одни, и никто не мог переступить границу окружившего их магического круга. — Ты хотела застрелить мастера Лютика? — спросил Иан очень тихо. Он не приближался к эльфке и в темноте не мог ясно разглядеть черты ее лица. Она негромко рассмеялась. — Что? Нет, конечно, — покачала Виенна головой, — у меня немного дрогнула рука. Но вряд ли я бы убила его — стрела все равно летела мимо. — А Геральта? — продолжал настаивать Иан, — я видел, как ты на него смотрела. И ты ведь хотела его позвать на сцену. Виенна поджала губы и с силой воткнула очередную стрелу в колчан. Поднялась. — Хочешь послушать еще одну историю из моего прошлого, соколенок? — спросила она с вызовом, — одной тебе оказалось недостаточно? Она говорила с ним, как со взрослым, равным себе, не выбирая слов и не собираясь обращать внимания на его возраст и то, что он еще не все понимал. И даже это обращение «соколенок» звучало в ее устах неестественно и глупо, и Иан почти услышал, что Виенна хотела бы назвать его по имени. Тем именем, которое дала ему сама. Соколица не видела в мальчике перед собой сына — она видела Иорвета, говорила именно с ним. Маленький эльф не знал, как понял это — увидел в ее медовых глазах, или ему подсказала та самая скрытая часть его сердца, тянувшаяся к Виенне, несмотря ни на что. Эльфка, склонив голову к плечу, смотрела на него, улыбнулась. — Ты хотел бы стать циркачом, соколенок? — спросила она, — мы можем уехать вместе — Яссэ научит тебя показывать магические фокусы, а Ава — танцевать. Мы будем свободны, нигде не станем надолго задерживаться. Поедем со мной — я покажу тебе, что в мире есть нечто, куда более прекрасное и интересное, чем эти виноградники. Мы увидим горы в Назаире, прекрасные золотые дворцы Меттины, порт Керака и леса Аэдирна. Иан сделал шаг ей навстречу. Голос Виенны завораживал, и мальчик почти видел перед собой все, о чем она говорила — как туман спускается с горных вершин. Как развеваются над золотыми башнями цветные флаги. Как входят в порт большие многомачтовые корабли, как древние деревья утопают в прохладном зеленом мху. Он видел себя самого — в яркой голубой рубахе и алом кушаке, приветствующим восторженную толпу. Это ему предназначались все их овации, его имя переходило из уст в уста, и он объявлял во всеуслышание «Почтеннейшая публика, приветствуйте Огненного Иорвета и его труппу!» Виенна протянула руку и сжала его пальцы в своих — холодных, чуть дрожащих. — Едем со мной, Иорвет, — произнесла она негромко, и мальчик вдруг словно очнулся от тяжелого сна. Вздрогнул, посмотрел на эльфку. Ее касание и то, как она выговорила это имя, были как порыв утреннего ветра, разгоняющего туман. Виенна говорила не с ним, и теперь мальчик четко это расслышал. — Меня зовут Иан, — очень тихо проговорил он. Его ладонь осторожно, стараясь не обидеть — или не спровоцировать — скользнула прочь из ее руки, — ты прости меня. Мне… мне надо идти. Очень надо. Виенна приоткрыла губы, собираясь что-то сказать, но Иан больше ее не слушал. Он развернулся и побежал прочь — мимо все еще веселящихся людей и циркачей, мимо ограды сада, мимо стола, с которого не успели убрать — к дому, где сейчас горело только одно окно. Мальчик не стал тратить время на то, чтобы идти в обход через дверь. Нужное окно находилось на втором этаже — совсем невысоко. Его створка была приоткрыта, и от земли до самой рамы по стене вились ветви густого плюща. Иану понадобилось всего несколько минут, чтобы взобраться по нему. Он немного замешкался у подоконника, заглянул в комнату сквозь стекло. Папа, укрытый одеялом почти до самых ушей, полусидел в кровати и, медленно моргая, смотрел на отца. Тот, устроившись на краю постели, осторожно отирал куском белого полотна лицо человека, и Иан с удивлением заметил на губах эльфа едва уловимую улыбку. На секунду он засомневался — стоит ли вторгаться, мешать родителем в этот странный, трепетный момент. Но раздумывать над этим долго ему не пришлось. Рама под его руками скрипнула. Отец обернулся и, заметив мальчика в окне, улыбнулся шире. Отложил полотно в сторону, поднялся, подошел к окну и пошире открыл створку. — Я думал, ты придешь раньше, — заметил он, помогая мальчику залезть в комнату, — что, не смог оторваться от представления? — Виенна чуть не застрелила мастера Лютика, — поспешил доложить Иан, тревожно глядя мимо отца на папу — как вообще можно было вести какие-то разговоры, когда человек лежал в постели с такими болезненно блестящими глазами и испариной на лбу? Вид у папы был совершенно больной — а такого Иан не видел раньше никогда в жизни. — И как? — спросил вдруг умирающий. Голос его звучал хрипло, но вполне заинтересованно, — Застрелила? — Геральт вмешался и отбил стрелу, — Иан обошел отца и приблизился к кровати, не переставая пристально разглядывать лоснящееся от пота лицо человека. — Жаль, а то после свадьбы сразу справили бы поминки — такая экономия, — хмыкнул отец. Он снова присел на край кровати. Иан молчал, и папа, заметив его взгляд, удивленно поднял брови. — Ты чего, малыш? — спросил он, — я тебя напугал? Со мной все в порядке. — С ним все будет в порядке, — подчеркнул отец, — купание в ледяной реке подкосило нашего бравого партизана, хотя раньше он мог по пояс в болоте или по шею в снегу нести службу во имя Темерии, и хоть бы разок чихнул. Иан, все еще не убежденный, продолжал пытливо смотреть на папу. Тот вздохнул, немного откинул одеяло, поманил мальчика рукой. — Садись со мной, — предложил он, — убедишься, что я еще не стал призраком. Иан, не раздумывая, залез в постель, поднырнул под папину руку и прижался к нему, чувствуя его горячую кожу под тканью рубахи. От человека пахло мятой, камфорой и совсем немного — болезненной усталостью, но эти запахи успокаивали, почти убаюкивали. Папа осторожно погладил Иана по волосам, прижал его к себе чуть плотнее, и мальчик всем собой, каждой клеточкой своего тела ощутил, что оказался на своем месте, ровно там, где должен был находиться. — Папа, — тихо позвал Иан, и человек ответил немного рассеянным «Мхм?», — все-таки, что такое «жеребая»?