Туссентские каникулы

Проснувшись утром за три дня до Йуле, Иан не сразу понял, в чем дело. Он лежал в постели, еще не открывая глаз, и слушал. В доме пробуждалась обычная утренняя суета, но за окнами стояла такая плотная, непроницаемая тишина, что Иану на миг показалось, что, пока он спал, все поместье вдруг перенеслось в какой-то иной мир, закрытый, неизведанный и совершенно пустой — и никто, кроме него, пока этого не понял. Он откинул одеяло и спустил ноги с кровати — по полу гулял холодный колючий сквозняк, и мальчик, поджимая пальцы, быстро пробежался от постели до окна, словно переходил вброд ледяную лесную реку. Он никогда не задергивал занавески — рассветное солнце, льющееся в комнату, ему не мешало — Иан все равно обычно просыпался раньше него. Мальчик взобрался на подоконник и выглянул наружу. В первый момент он даже почти поверил, что оказался прав. За окнами царила непроницаемая сияющая белизна, такая яркая, что Иану пришлось даже на секунду зажмуриться от неожиданности. Он родился и вырос в Темерии, и снег не был для него диковинкой — он исправно выпадал каждый год в конце долгой промозглой осени и сходил только к середине туманной весны. Но здесь, в Туссенте, как говорили местные жители, снега не видели уже несколько лет, стояла приятная прохладная погода, деревья нехотя сбрасывали листву, а в саду вовсю цвели безвременник, вербена и золотарник. И потому сейчас, взглянув на чистейшую белизну утра, Иан оказался обезоруживающе удивлен. В Вызиме он никогда не видел такого яркого нетронутого снега. В дворцовом саду его убирали почти сразу, как он выпадал, а на улицах снег быстро превращался в мутную бурую кашу. То, что видел Иан сейчас, больше походило на проделки какого-то колдуна, чем на настоящий приход зимы. Сад утопал в густом искрящемся кружеве, похожем на белый пар, иней вычерчивал, подчеркивал каждую веточку поникших деревьев. Снег лежал ровным слоем, как чистый лист бумаги, и почти страшно было представлять, что кто-то запятнает совершенство этой белизны следами ног. Мальчик прижался лбом к ледяному стеклу, испытывая сильное желание выбежать из дома, ринуться в ближайший идеальный сугроб, почувствовать, как снег обжигает руки и щеки, попадает за шиворот, как сам маленький эльф становится частью этого сияющего волшебства. Но вместе с тем — хотелось смотреть издалека, любоваться, как завораживающим представлением, которое ставили для него одного, продлить эти мгновения как можно дольше. Очень скоро, однако, мальчик начал мерзнуть, и пришлось слезть с подоконника. Он не помнил, когда в последний раз так быстро одевался и умывался. Будь на то воля Иана, он бы выбежал из дома, как был, натянув только сапоги и теплый плащ. Но папа всегда учил его, что порядок нужен во всем, и что в опрятной одежде, умытым и причесанным даже самый распоследний негодяй может сойти за приличного человека. Отец на это непременно возражал, что приличный и особенно — человек — это не то, к чему нужно стремиться, но Иан в этом вопросе все же больше доверял папе. Потому сейчас, как бы ни дрожали от нетерпения его пальцы, он аккуратно застегнул все пуговицы на подбитой кроличьим мехом куртке и пригладил непослушные волосы, которые госпожа Йеннифер давно грозилась обстричь. Иан скатился по лестнице и едва не врезался в Варнаву-Базиля. Тот с совершенно непроницаемым видом поприветствовал «его милость» и вручил ему пару шерстяных рукавиц, подходящих точно по размеру ладоней мальчика. Тот едва успел поблагодарить — снежный азарт гнал его вперед. Сразу за дверью дома начиналась аккуратно вычищенная дорожка, но вокруг нее снег лежал невысокими округлыми холмиками, как шарики сливочного мороженого. Иан не успел натянуть рукавицы, и, застыв у самого крыльца, осторожно одним пальцем коснулся хрусткой ледяной корочки. Она треснула под легким прикосновением, а вверх по руке мальчика тонкими иглами прокатился волнующий холодок. Не сдержавшись, он сунул враз замерзший палец в рот. У снега был привкус леденящей мяты, родниковой воды и жженого сахара. Иан, широко улыбаясь, все же надел рукавицы, и на этот раз загреб белый пух широкой горстью, подкинул над собой, давая легким искристым самоцветам рассыпаться вокруг себя, оседая на меховом вороте, волосах и лице. Теперь, прикоснувшись к магии зимы и убедившись, что она — самая настоящая, можно было бежать дальше. Во дворе было почти безлюдно, но у конюшни обнаружился Геральт. Он вывел из денника Плотву, и теперь деловито оправлял на ней седло. Когда Иан приблизился, ведьмак обернулся к нему и, подмигнув, улыбнулся. — Не хочешь прокатиться в поля? — предложил он, и Иану захотелось воскликнуть «И ты еще спрашиваешь?!» На Геральте был обычный кожаный дублет, накинутый поверх старой льняной рубахи — будто он вовсе не чувствовал холода. Ведьмак был без оружия, хоть Иан и догадывался, что это только так кажется. Почти все взрослые, с которыми ему приходилось встречаться, обладали удивительно единодушной привычкой никогда не расставаться с кинжалом — Иан однажды спросил у папы, зачем он таскал с собой нож, даже если отправлялся на встречу с толстыми, чванливыми, но совершенно безопасными назаирскими купцами. Папа тогда ответил, что лучше, чтобы нож не пригодился, чем не нашелся в нужный момент. Самому мальчику, однако, носить при себе оружие не разрешали, и в этом была какая-то необъяснимая, обидная несправедливость. Геральт подал Иану руку и помог ему сесть в седло. Плотва стояла смирно, даже не переступая с ноги на ногу, но маленький эльф все равно немного оробел. Черная и лоснящаяся, как отполированные обсидианы, лошадь, с задумчивыми вишневыми глазами под тяжелыми прямыми ресницами, вызывала в Иане непонятный глубокий трепет. Плотва была куда покладистей, чем Серебряный, почти такой же спокойной и послушной, как Бабочка, но в ней чувствовалась какая-то скрытая сила. Будто она была не просто лошадью, а принявшим форму скакуна древним духом-защитником. Но рядом с ведьмаком Иан, конечно, был в полной безопасности, потому сейчас, когда Геральт сел в седло позади него, мальчик откинулся назад, прижимаясь к нему, и Плотва понесла их прочь от поместья. Сперва ехали не спеша, по широкому тракту. Дорогу тоже замело снегом, но Плотва ступала уверенно, не скользя. Геральт, придерживая Иана в седле одной рукой, выпрямился и оглядывался по сторонам — мальчик не мог видеть его лица, но чувствовал — ведьмак тоже любуется, погруженный в собственные, неведомые Иану мысли. — В Каэр Морхене снега бывает столько, что сугробы наметает в два человеческих роста, — неожиданно заговорил Геральт, и Иан замер, боясь, что он опомнится и замолчит, решив не посвящать маленького эльфа в свои сокровенные мысли, — когда мы с моим приятелем Эскелем были мальчишками, у нас почти не было времени на игры и развлечения. Весь день только тренировки, а под вечер мы так уставали, что руки поднять не могли — не то что снежок слепить. Но однажды мы сбежали к озеру, чтобы построить форт. Нам хотелось иметь собственную крепость. Мы провозились целый час, но было так холодно, что снег никак не хотел слипаться, и наши укрепления рушились прямо на глазах. Я уже думал, что никогда больше не смогу почувствовать свои пальцы — так замерз. И когда нас обнаружил Весемир, мы с Эскелем решили, что он накажет нас, заставит прыгать по Гребенке, пока мы не запросим пощады, и еще немного дольше. Иан не знал, что такое «Гребенка», но по тону ведьмака понял — что-то ужасно неприятное. — И он наказал вас? — тихо спросил мальчик. — Конечно, — с усмешкой подтвердил Геральт, — но сперва объяснил, что крепость нужно облить водой, чтобы она не расползалась. Вышло очень прочно, я во многих замках после этого побывал. Но тот был самым красивым из тех, что я видел. Иан молчал, прикрыв глаза. Он почти видел эту картину — двое мальчишек на скованном льдом берегу, белые не слишком ровные снежные стены, а вокруг — высокие грозные пики елового леса и неприступных гор. Отчего-то у маленького эльфа засосало под ложечкой — ему стало жалко тех наказанных мальчишек, и в то же время он отчаянно им завидовал. У него самого не было никого, чтобы сбежать из дома и построить крепость. Были, конечно, родители, Геральт, а в Вызиме осталась сестра Анаис, но это все было совсем не то. Иан никогда прежде не задумывался, что делить первый снежный день лучше с тем, кто видит все вокруг также, как ты, и не смотрит на тебя с высоты своих лет и роста. Геральт, меж тем, натянул поводья, и Плотва свернула с дороги в поле. Иан изо всех сил вцепился в луку седла. Лошадь все еще бежала ровно, но теперь кристальный ледяной ветер трепал мальчика по щекам, покалывал кончики ушей, проникал под меховой воротник и пощипывал шею. Расстилавшееся вокруг них белоснежное полотно вздрагивало под копытами Плотвы, и осколки наста разлетались во все стороны. Небо над их головами было молочно-белым с оттенком ледяной синевы, но солнечный свет, приглушенный утренней дымкой, все равно рассыпал серебро по необъятным просторам. Вдалеке, у самого горизонта, чернела трещина реки, которую не успел схватить лед. Еще дальше, на горизонте, сахарными пиками поднимались горы, казавшиеся сейчас почти ненастоящими, нарисованными на чистом грунтованном холсте. Иан склонился к луке седла, стараясь не прятать лицо, не закрывать глаз, чтобы не пропустить ни секунды этой сказочной скачки, похожей на предрассветный сон, от которого так жалко просыпаться. Ведьмак придержал лошадь, и Плотва послушно остановилась. Они оказались посреди безмолвной торжественной пустоты, как рисунки в центе чистого листа. Геральт спрыгнул на землю, но Иану помогать слезть не спешил. Он встал рядом с лошадью, держа ее под уздцы, с улыбкой посмотрел на мальчика. — Хочешь сам прокатиться? — предложил ведьмак, — не бойся, я буду идти рядом и следить, чтобы ты не упал. У Иана от невероятности такого предложения отчаянно забилось сердце. Геральт и раньше предлагал ему научиться держаться в седле, но пока дальше обещаний эти разговоры не заходили. Теперь же они были совершенно одни посреди магической страны, и ведьмак, кажется, был совершенно серьезен. — Конечно! — воодушевленно заявил Иан, — только… у меня ноги до стремян не достают… Геральт фыркнул. — Я пока не предлагаю тебе скакать галопом, — заметил он, — но ты вообще когда-нибудь сидел в седле один? Иан задумался, потом покачал головой. — Никогда, — признал он, потом опасливо покосился на затылок Плотвы. Не хотелось признаваться, что он ни за что бы не выбрал ее в качестве своей первой лошади. Не то чтобы мальчик боялся или не верил, что Геральт сможет сделать так, чтобы он не упал. Но Иан предпочел бы прокатиться на Бабочке. Или даже на Серебряном, хоть тот однажды и сбросил с седла отца. Плотва была покорной и спокойной — но лошадью ли? — Не бойся, — заметив его сомнения, решил подначить мальчика Геральт, — я буду держать ее под уздцы, а ты просто правь руками — натянешь правый повод, она пойдет направо, левый — налево. Захочешь быстрее — щелкни ее пятками, только не сильно, чтобы не взбрыкнула. — Я не боюсь, — гордо ответил Иан, вздернув подбородок, — но только ведь эта твоя лошадь. Зачем ей слушаться меня? — Хорошая лошадь должна слушаться любого, кто правильно с ней обращается, — ответил Геральт и ласково потрепал кобылу по холке, — а Плотва — самая лучшая. Уж поверь мне. Иан вздохнул — аргументы у него закончились, а ударять лицом в грязь перед ведьмаком совершенно не хотелось. — Ладно, — кивнул он, крепче вцепился в повод, — но если потом она решит, что я — ее хозяин, а не ты, тебе придется мне ее подарить. — Договорились, — серьезно согласился Геральт. Иан поерзал на седле, спустился ниже, чтобы сесть в нем ровнее, выпрямился и плавно выдохнул. Мысленно отругал себя за лишнее стыдное волнение — в последний раз он так нервничал, когда впервые взял в руки лук. Но тогда Иан боялся, что сделает все неправильно, выпустит стрелу в небо или вовсе не сможет натянуть тетиву, а потом столкнется с разочарованием во взгляде отца. Но сейчас его страх был иным, глубже и необъяснимей. Он не боялся сделать что-то не так. Ему просто было страшно. — Давай, — скомандовал Геральт, — пришпорь ее, и она пойдет. Иан послушно щелкнул пятками по бокам Плотвы, и та, немного помедлив, двинулась вперед размеренным ровным шагом. Геральт шел рядом, и мальчик заметил, что он едва держит уздечку, и хотел уже было сказать об этом, но ведьмак его опередил. — Теперь поворачивай налево, — скомандовал он, и Иан покорно потянул повод левой рукой. Плотва повела головой и повернула в нужную сторону, не сбив ритма. Это ощущение — когда одному движению его руки подчиняется такое огромное, величественное существо, было сродни чувству, охватившему Иана, когда он увидел, что выпал первый снег. Трепет и тайный, будто запретный восторг. Осмелев, мальчик легонько ударил лошадь по бокам пятками, и та пошла быстрее. Ведьмак не остановил его, только ускорил шаг. Несколько минут прошли в молчании, и Иан прислушивался больше не к себе, не к своей тревоге и радости, а к плавным ритмичным шагам Плотвы, уже зная — стоит снова натянуть повод, и она поскачет туда, куда он велит. — Отлично! — подтвердил его мысли ведьмак, — теперь быстрее, пусти ее легкой рысью. Страх исчез. Иан чувствовал, что, если Плотва и впрямь была духом, а не настоящим животным, теперь он сам медленно превращался в заклинателя, и в руках его зарождалась сила, которой лошадь будет подчиняться с радостью и охотой. Он снова пришпорил ее. Теперь в седле сидеть стало сложнее — хоть Плотва и рысила ровно, без рывков, мальчик все равно слегка подпрыгивал на каждом ее шагу. — Теперь потише, — скомандовал Геральт, — поводья на себя. Иан постарался выполнить это без рывка, плавно, как делал папа, останавливая Бабочку. И Плотва не подвела — замедлилась и перешла на ленивый осторожный шаг. Геральт одобрительно похлопал лошадь по шее, когда она окончательно остановилась, но вдруг замер, высматривая что-то в белоснежной дали. Иан, все еще охваченный восторгом от своей первой самостоятельной поездки в седле, сперва даже не понял, что произошло. Он поднял голову и посмотрел туда, куда были устремлены глаза ведьмака. Там, на самой границе видимости, сквозь сияющую белизну расцветающего утра несся всадник — быстрым, ровным галопом. Иан тревожно глянул на спутника — судя по всему, незнакомец направлялся именно к ним, но лица его мальчик пока не мог разглядеть. Зато, кажется, его разглядел Геральт. — Ну-ка, слезай, — он подставил Иану руки, и тот спрыгнул на землю, — Стой здесь, я сейчас. Ведьмак бросил последние слова, едва взглянув на мальчика. Он широким шагом пошел навстречу всаднику, а через пару секунд — побежал. Незнакомец приближался, и растерянный Иан смог наконец разглядеть, что в седле сидела девушка. Стройная, прямая, как лезвие кинжала, с пепельными волосами, небрежно разбросанными по белому меховому вороту короткой куртки. На раскрасневшемся лице мальчик заметил большой неровный шрам, перечерчивающий щеку, но, в отличие от отца, глаз у незнакомки было два, и такого глубокого изумрудного цвета Иан не видел прежде ни разу в жизни. Она бросила поводья и выпрыгнула из седла на ходу, едва осадив свою крупную серую лошадь. Приземлилась четко, играючи, и помчалась навстречу Геральту. Еще мгновение — и она ринулась в его объятия с таким напором, что едва не сшибла ведьмака с ног. Тот подхватил ее за талию, оторвал от земли и покрутил под звуки ее заливистого звонкого смеха. Когда ноги девушки снова коснулись земли, Геральт не разомкнул объятий, и они стояли так еще несколько долгих секунд. Иан вопросительно покосился на Плотву, словно она могла внести ясность в сложившуюся ситуацию. Но Плотва меланхолично взирала на хозяина. Наконец незнакомка оторвалась от Геральта, и на лице ведьмака Иан заметил неподдельную радость, граничащую с неверием в реальность происходящего. Девушка тряхнула головой, откидывая совершенно рассыпавшиеся из небрежного пучка волосы за спину. Огляделась и вдруг заметила Иана. Мальчику на секунду захотелось укрыться от этого взгляда, спрятаться за ноги Плотвы или даже зарыться в снег. Не потому что незнакомка вызывала в нем страх, но потому что он вдруг ощутил себя слишком простым, слишком маленьким и неуместным для ее прекрасных искрящихся любопытством глаз. Но маленький эльф не двинулся с места, а девушка широкими, совершенно не девичьими, похожими на походку ведьмака, шагами, приблизилась к нему. — Значит, это о тебе писала Йеннифер, — заявила незнакомка, не переставая улыбаться, — ты — Иан. Мальчик ждал, что она, как и все прочие, добавит что-нибудь вроде «сын того самого Иорвета» или «парнишка Вернона Роше», но девушка произнесла его имя так, словно только оно для нее и имело значение. Это было неожиданно, обескураживающе приятно. И у маленького эльфа не нашлось нужных слов на ответ. — Я — Цири, — представилась девушка, стащила с руки кожаную перчатку и протянула ладонь Иану. Тот замешкался, пытаясь избавиться от своей рукавицы, и незнакомка, рассмеявшись, помогла ему ее стянуть. И только после этого состоялось торжественное рукопожатие. — Очень приятно, — смог изобразить Иан, глядя на девушку во все глаза. Он никогда не видел таких красивых людей. Нет, конечно, Анаис была красивой, и при Вызимском дворе встречались настоящие красавицы. Красивой была Ава, дочь Огненного Яссэ, и Виенна, и, несомненно, госпожа Йеннифер. Но в этой девушке было что-то необъяснимо особенное, поразительное и незнакомое. И Иан никогда раньше не испытывал ничего подобного, глядя на кого бы то ни было. Цири хотелось рассказать все на свете — и о том, как он проснулся утром и обнаружил за окнами снег. И о своем страхе перед Плотвой. И о том, как едва не утонул в реке, как ждал приезда родителей, а до этого — сбегал, чтобы погулять по улицам Вызимы. Неважно, стала бы девушка слушать его или нет — Иан мог бы рассказывать ей это все мысленно, лишь бы она смотрела на него и улыбалась. Волшебный момент прервал Геральт. — Ты как здесь оказалась, Ласточка? — спросил он, и в его тоне было столько нежности, что сложно было представить, как она умещается в одном суровом ведьмаке. Цири независимо пожала плечами. — Императорское семейство прибыло в Боклер на Йульский бал при дворе княгини, — ответила она. — И ты сбежала, — хмыкнул Геральт. — Зачем спрашивать, если знаешь ответ? — Цири скопировала его усмешку, — Да, я сбежала. Решила, что без меня они отлично обойдутся. Пусть сегодня отдувается Фергус. Тем более, что он Анариетке нравится гораздо больше, чем я. Лицо Геральта вдруг приняло каменное, непроницаемое выражение, и он выдал твердо, явно копируя кого-то: — Какое вопиющее неуважение! Цири звонка расхохоталась. — У тебя это получается лучше, чем у него! — заявила она, уперев руки в бедра, — папá давно понял, что отчитывать меня — совершенно бесполезно. После выволочек дядюшки Весемира, его нудеж на меня совсем не действует. — Чем ты так не угодила княгине, что она предпочитает общество семилетнего несмышленыша? — поинтересовался Геральт, покачав головой. — Сказала, что в ее возрасте моя бабка тоже носила платья с высоким воротом, — ответила Цири с вызовом, — а папá на это возьми да засмейся. — Какой скандал! — от сдерживаемого веселья золотистые глаза Геральта словно выцвели, став похожими на далекие зимние звезды. Иан наблюдал за их разговором, не шевелясь, даже почти не дыша. И когда Цири наконец снова обернулась к нему, он невольно вытянулся, стараясь казаться повыше и про себя благодаря папу за добрые советы. Предстань он перед этой девушкой растрепанным и неумытым, пришлось бы сгореть со стыда. — Поедешь со мной, — заявила ему Цири, — по пути расскажешь, что у вас тут творится. Как можно было отказаться от такого предложения? Иан с готовностью кивнул, досадуя, что сам не может взобраться в седло. Но вместе с тем радуясь, что Цири придется его подсадить. В руках девушки обнаружилась неожиданная сила — почти как в руках Геральта. Она, пожалуй, могла бы усадить мальчика на лошадь одной левой, но вместо этого сложила руки лодочкой, и, когда он оперся на ее ладони стопой, подтолкнула его вверх, помогая усесться почти самостоятельно — так делали не взрослые, для которых Иан был просто обузой, лишним грузом в седле, а оруженосцы рыцарей. — Держи поводья, — предложила Цири, устроившись сзади мальчика, — я буду отвечать за стремена, а ты — за направление, идет? Иан, не помня себя от восторга, кивнул. Как удачно, что Геральт успел показать ему несколько приемов — теперь браться за управление большой серой лошадью Цири было совершенно не страшно. Они снова ехали через поле, к тракту — ведьмак чуть впереди, иногда оборачиваясь к Цири, но больше ничего не говоря ей. Девушка же ударилась в расспросы. Ей было интересно совершенно все, что хотел рассказать Иан, и он рассказывал, почти не умолкая, обо всем подряд, и Цири лишь иногда задавала любопытные вопросы. Когда мальчик дошел до визита циркачей, девушка хмыкнула. — Я зналась с одной труппой в Новиграде, — сообщила она, — хотела даже убежать с ними — и убежала бы, если бы могла. — Я тоже мог бы убежать, если бы захотел, — серьезно ответил мальчик, — но не могу же я тут все бросить. — Понимаю, — уныло вздохнула Цири, — не будь я той, кто я есть, уже крутила бы кульбиты где-нибудь под Марибором, а по вечерам сидела бы у костра с моими товарищами и не думала ни о чем, кроме завтрашнего представления. — Но тебе нельзя? — спросил Иан тихо, заслышав в тоне Цири настоящую тянущую тоску — мимолетную, как утренний сквозняк, но пронзительную, как прикосновение льда к пальцам. И ему сразу захотелось развеять ее, сделать так, чтобы даже нотки ее не скользило в голосе девушки. Только не знал, как это сделать. — Нельзя, — подтвердила Цири, — но вот идти на унылый бал для лицемерных стариков меня никто не заставит! — Ненавижу балы! — искренне заявил Иан, и Цири наконец рассмеялась. — С тобой я бы сходила, — кокетливо заявила девушка, — мы бы с тобой там навели шороху. Она замолчала, продолжая широко улыбаться, а Иан боялся вдохнуть, чтобы не услышать, что девушка пошутила. Белоснежный простор поля закончился, и теперь они ехали мимо ограды виноградника. Пожелтевшие лозы были припорошены снегом, но на вышедшем из-за горизонта теплом солнце их белые мантии таяли, превращаясь в полупрозрачную бриллиантовую корку. Неожиданно конь под Цири и Ианом заволновался, начал топтаться по мерзлой земле, норовя сорваться на дыбы. Иан отчаянно стиснул поводья, и ладони девушки накрыли его руки, помогая справиться с напором животного. Плотва, вырвавшаяся вперед на полтора корпуса, тоже застыла, повинуясь команде ведьмака, и Геральт, встав на стременах, огляделся. — Зараза, — пробормотал он зло. — Что такое? — Цири, помогая Иану, не могла толком смотреть по сторонам. — Накеры, — коротко бросил Геральт, — видимо, начали мерзнуть в своем гнезде и полезли наружу, греться. Не думал, что они так близко подберутся к человеческому жилью. Откуда-то слева, из-за ровных полос виноградных лоз действительно доносился странный стрекот и писк. Иан никогда прежде не видел накеров. Дома, в Вызиме, ему однажды пришлось столкнуться с утопцем, здесь, гуляя в компании ведьмака, он видел, как Геральт, ругаясь, всовывает круглую бомбу с подожженным фитилем в гору гнилой земли, веток и костей. Других же тварей мальчику приходилось видеть только на цветных картинках в книгах. И сейчас сложно было поверить, что кто-то из них притаился совсем близко — всего в нескольких шагах от дороги. Маленький эльф видел, как шевелятся виноградные ветви, и как волна эта приближается к ним. Кони волновались, а вот их всадники, казалось — ничуть. Особенно Цири. — Держи поводья! — крикнула она Иану, спрыгивая с седла. — Ты с ума сошла? — успел крикнуть ей ведьмак, но девушка уже выхватила короткий блестящий клинок, спрятанный среди седельных сумок. Лезвие отливало голубоватым светом в солнечных лучах. Иан, изо всех сил вцепившись в поводья, чувствовал, как серый конь, лишившись наездницы, еще больше занервничал, заплясал под ним, поднимая ледяные облака из-под передних копыт. Цири не обращала больше на это внимания. Она перемахнула через ограду с мечом наголо, расшвыривая в стороны засохшие лозы. Ее движения были быстрыми и резкими, но перемещалась она без суеты, лишних взмахов клинка — и без сомнений. Иан почти не видел, что Цири делает, замечал только, как меч ее чертит в воздухе широкие серебряные дуги. Сперва раздался пронзительный хриплый визг — серый конь громко заржал, Иан зажмурился, думая, что вот сейчас-то он и упадет на землю, а напуганное животное затопчет его. Но ведьмак на Плотве уже был рядом. Он перехватил повод серого коня из рук мальчика одной ладонью, а пальцами второй сложил в воздухе сложную фигуру. Конь замер, прядя ушами, тряся головой, но больше не пытаясь вырваться и скинуть всадника. Серебряный танец среди заснеженных лоз, меж тем, продолжался. Вверх подлетела бесформенная уродливая голова, чертя вокруг себя кровавые круги, следом за ней — вторая, и наконец все стихло. Цири вернулась к ним — еще более растрепанная, но сверкая победоносной улыбкой. На ее белой курке остались неровные бурые следы крови, и Иан сперва взволнованно оглядел ее, выискивая, нет ли на девушке ран, а потом восхищенно уставился на ее клинок. Он видел, конечно, как тренируется Анаис — юная королева легко осваивала любые боевые приемы, но сражаться ей приходилось либо с соломенным болваном, либо с папой. А сейчас на глазах Иана развернулось настоящее кровавое сражение — девушка легко, играючи, совсем не запыхавшись, расправилась не просто с одной тварью, а с целой стаей, а теперь улыбалась, будто ничего не произошло. — Ты ведьмачка? — осторожно спросил Иан, когда под осуждающим взглядом молчаливого Геральта Цири села обратно в седло. — Не совсем, — фыркнула она, — но в Каэр Морхене меня научили парочке трюков. Однажды я убила на охоте кабана — мечом, потому что мне не дали копья или лука. Хочешь, расскажу? — Потом расскажешь, — мрачно вмешался Геральт, — Иан, если кто-то узнает, что тут произошло, с меня непременно спустят шкуру — не Иорвет, так Йеннифер. Так что не вздумай ни с кем делиться этим, ясно? Иан быстро закивал — двое ведьмаков предлагали ему разделить с ними страшную тайну, и он чувствовал, что готов унести ее с собой в могилу. *** Госпожа Йеннифер сбежала по ступенькам, не успев запахнуть на груди меховое манто. Цири и ее обняла с той же радостью, с какой до этого — Геральта. Вместе, не размыкая объятий, они направились в дом, а Иан остался с Геральтом у конюшни. Внутри, в деннике Бабочки, обнаружился папа. Несмотря на то, что в Корво-Бьянко работали целых трое конюхов, свою кобылу папа никому не доверял — сам чистил ее, кормил и выводил на прогулку, и сейчас человек был занят тем, что частым деревянным гребнем расчесывал густую темно-серую гриву Бабочки. Когда Геральт и Иан зашли, папа едва отвлекся от своего занятия, глянув на них. — Вернулись? — улыбнулся он, — я так и знал, что ты его куда-то увез, Геральт. Мог бы и меня с собой позвать. — Ты, с тех пор как стал купцом, приобрел привычку спать до полудня, — хмыкнул Геральт в ответ, — а ну как я бы зашел, чтобы тебя разбудить, а твоя гарпия, сторожаящая твои сны, глаза бы мне выцарапала? — Я ему передам, что даже знаменитый Белый Волк его боится, — не остался в долгу папа, и Иан догадался, о ком они говорят. — И какой ты друг после этого? — с тяжелым вздохом спросил Геральт, потом улыбнулся. Было заметно, что после приезда Цири он был в прекрасном настроении, и даже неприятная встреча с накерами этому не помешала. — Чья это лошадь? — папа кивнул на серого коня. — Это лошадь Цири, — решил вмешаться в разговор Иан, — она не ведьмачка, но очень похожа! Папа неожиданно нахмурил брови — такой реакции на столь приятные новости Иан совершенно не ожидал. — Императорская наследница пожаловала в Туссент? — спросил он, не глядя на Иана, устремив взгляд прямо на ведьмака.- я ни за что не поверю, что она просто заехала навестить вас с Йеннифер. Иан удивленно смотрел на папу — выходит, Цири была не просто какой-то девушкой, ловкой и прекрасной, почти самой настоящей ведьмачкой. Она была наследницей того странного мрачного старика, с которым отец избегал встречаться, а папа иногда запирался в кабинете и долго о чем-то разговаривал. Между императором и его наследницей не было почти никакого сходства, но Геральт со словами папы спорить не стал — значит, это была правда. И еще больше мальчика насторожило изменившееся, заострившееся от тревоги лицо папы. — Успокойся, Роше, — Геральт похлопал его по плечу, — их императорские величества изволили пожаловать на бал к Анне-Генриетте. А Цирилла просто сбежала — вот и все. Папа кивнул, но было видно, что слова ведьмака ничуть его не убедили. Он снова повернулся к Бабочке и взялся за гребень. Иану захотелось вступиться за Цири — в его глазах она не просто не представляла опасности, она была спасительницей от страшных тварей, которые чуть было не растерзали их на дороге. Но рассказывать об этом, конечно, было нельзя — он все-таки торжественно поклялся. Геральт тоже мешкал, явно намереваясь что-то сказать. — Что это там за окровавленная девица в доме? — раздался от дверей конюшни недовольный голос. Отец, одетый легко, как собравшийся в лес охотник, не спешил к ним приближаться. Он стоял в дверях, выжидающе глядя то на Геральта, то на папу. — Окровавленная? — папа снова отвлекся от Бабочки, и теперь уже оба родителя смотрели в упор на ведьмака. — Это Цири, — терпеливо ответил Геральт отцу, — моя дочь. А в крови она, потому что с нами случилась небольшая неприятность, но, как видите, все в порядке. — Эта «небольшая неприятность» включала в себя кровь какой-то твари и моего сына, правильно я понял? — с нажимом спросил Иорвет, и тут уже Иан не выдержал. Он решил отстоять честь прекрасной Цири, раз уж ведьмак не намеревался говорить правду. В конце концов, они были в Туссенте, а здесь рыцарям полагалось вступаться за даму сердца. — На нас напали накеры, — гордо заявил мальчик, с вызовом выставив ногу вперед, словно собирался обороняться от атак отца, — но Цири нас спасла. Зарубила их всех, вот так! — для наглядности он взмахнул рукой, отсекая в воздухе невидимую голову чудовища. Отец сурово поджал губы, сверля ведьмака единственным глазом. Иан всегда знал, что Иорвет болезненно реагировал, если сын сбегал из дома — один или в компании Геральта — неважно. А еще мальчик помнил, как отец расстроился, когда мастер Лютик пытался учить его играть на лютне. Но раз уж он уже открыл рот, останавливаться на полуслове было поздно. — Я уже не маленький, — продолжал он, сделав короткий шаг к отцу и уперев руки в бедра, точно копируя позу Цири, — и отправился на прогулку с моим другом, что в этом такого? На этот раз реакция отца оказалась непредсказуемой. Суровость исчезла с его лица, как первый снежный покров под жаркими лучами солнца, и сменилась растерянностью. Он моргнул, уголки его губ расслабились и опустились. Иан заметил, как дрогнули точеные крылья носа отца, потом он хмыкнул и отвернулся от него. Мальчику стало стыдно, но брать свои слова назад он был не намерен. — К тебе приехал гонец, Вернон, — обратился отец к человеку, и тот, не успевший поучаствовать в неприятной сцене, снова сдвинул брови. — Императорский? — уточнил он безнадежным тоном. — Нет, княгиня Анариетта приглашает тебя на бал, — раздраженно откликнулся отец, — конечно, императорский. С посланием «лично в руки». Учти, если Эмгыр зовет тебя на свидание, я не стану помогать тебе выбирать наряд. Папа вздохнул, похлопал Бабочку по округлому боку, отряхнул руки и, не глядя больше ни на Иана, ни на Геральта, пошел к выходу из конюшни. Отец последовал за ним, тоже не удостоив друзей взглядом. Оставшись с ведьмаком наедине, Иан поднял на него глаза. — Прости, я должен был ему сказать, — тихо проговорил мальчик, — я нарушил клятву, и заслужил кару. Геральт покачал головой и улыбнулся. — Цири все равно уже все разболтала Йен, — сказал он, — так что я освобождаю тебя от клятвы, друг мой. Идем обедать. На обед отец не явился — он всегда странно реагировал на приезд гостей в Корво-Бьянко, начинал избегать их и держался ото всех, кроме папы, в стороне. Папа как-то сказал Иану, что эльфу просто трудно привыкнуть жить не особняком, а в большой семье. В Вызимском дворце отец всегда был чужаком — его не избегали, но чаще всего старались не замечать, да он и сам не жаждал ни с кем общаться, кроме Вернона и сына. Иану сложно было это понять, но сегодня, сидя рядом с пустующим стулом Иорвета, он еще и чувствовал, что сам в этом виноват. Его фраза сильно задела отца — это было видно, хотя Иан не сказал ничего обидного или неправильного. Папа тоже был мрачен, быстро расправился со своей порцией и, извинившись, вышел из-за стола. Иан хотел было последовать за ним, но его остановила Цири. — Не хочешь слепить снежную бабу или покататься на коньках? — предложила она, широко улыбаясь. Девушка успела переодеться и убрать волосы в тугой узел на затылке. Теперь лицо ее было полностью открытым, и Иан на миг залюбовался ею. Шрам на щеке ничуть не портил Цири, и она, казалось, вовсе его не стеснялась. Больше того, если бы кто спросил мнения Иана, шрамы вообще даже украшали чужие лица. У каждого из них была своя история, и мальчик иногда жалел, что самому ему рассказывать пока нечего. — На коньках? — осторожно переспросил маленький эльф, боясь спугнуть свою удачу — что Цири, поняв, что он не понимает, о чем идет речь, рассмеется и не захочет больше с ним водиться. — Ты не умеешь? — она улыбнулась шире, розовая кромка шрама изогнулась тонкой дугой, — так я тебя научу! — У Иана нет коньков, — вступила в разговор госпожа Йеннифер, — мы подумали, в Туссенте они не могут пригодиться. — Чушь! — Цири хлопнула ладонью по столу, — я сегодня же пошлю кого-нибудь в Боклер с посланием. Попрошу Фергуса одолжить тебе свои коньки, думаю, они тебе подойдут. А пока их везут, Геральт мог бы позаботиться о том, чтобы залить для нас каток. — Да уж, Геральт мог бы, — со вздохом отозвался Геральт, — ну что, Иан, как ты на это смотришь? Иан с восторгом кивнул, враз забывая обо всех волнениях, о тревожном лице папы и обиженном взгляде отца. — А пока, — объявила Цири, вставая из-за стола, — придется ограничиться снежной бабой. Идем, парень. Это-то ты должен уметь! Иан не был уверен, умеет ли он лепить снежную бабу — вроде бы это звучало не слишком сложно, хоть он никогда этого не пробовал. Но признаваться во втором поражении за день не хотелось. На большой поляне за домом Цири, наклонившись к земле, начала быстро скатывать снежный ком. Выходило у нее легко — снег хорошо слипался и податливо наматывался слой за слоем. Иан понаблюдал за ней пару минут, потом последовал примеру девушки. Когда первый ком достиг достаточного размера, Цири остановилась и укрепила его на земле. Мальчик как раз заканчивал скатывать второй сегмент снежной бабы. Цири, дуя на голые ладони, наблюдала за ним с улыбкой, и Иан, не глядя на нее — только на слипающийся снег — почувствовал, как у него запылали кончики ушей. — Этот мрачный дядька — твой папа? — спросила Цири наконец. — Он не мрачный, — возразил Иан справедливости ради, — у него просто лицо такое. А у тебя тоже два папы, как у меня? Цири рассмеялась. — Вроде того, — подтвердила она, — у меня была и мама, но она умерла много лет назад. Иан выпрямился и посмотрел в разрумянившееся улыбчивое лицо. — Мне очень жаль, — сказал он очень искренне. — Я ее почти не помню, — пожала плечами Цири, — я была очень маленькая, и меня растила бабушка. Потом началась война, и бабушка погибла. А потом… все запуталось. — Но ведь ты дочка Геральта, — уточнил Иан, понимая, что опять что-то упустил, — и того мрачного дядьки, из-за которого мой папа сегодня такой мрачный. Цири прыснула, прикрыв рот ладонью. — А ты хорош, парень, — заметила она, и в ее взгляде мелькнуло любопытство, от которого у Иана сердце подпрыгнуло до самого горла, — уел меня. Ну да, я дочь Императора Эмгыра и Геральта из Ривии. Двух мрачных дядек, если разобраться. Но это очень длинная история, и, если ты хочешь, чтобы я ее рассказала, придется угостить меня горячим шоколадом и пирожками с персиками. Иан крепко задумался, потом решительно кивнул. — Это можно, — сказал он, — я попрошу Варнаву-Базиля, он точно не откажется! — Договорились! — Цири критически посмотрела на его ком снега, — все еще маловат, — сообщила она, подошла и принялась сама толкать конструкцию вперед, — займись пока головой. И поищи что-нибудь, из чего можно будет сделать руки. Иан с воодушевлением бросился искать сухие ветки, и, когда отошел немного дальше, к краю поляны, заметил, что в небольшом отдалении, под легким навесом стоит отец и смотрит на него. Мальчик замер, не зная, что делать. Ему вдруг ужасно захотелось подойти и извиниться за свои злые слова. Неважно, что именно расстроило отца, Иан был готов смириться с несправедливостью, лишь бы не видеть этот печальный тяжелый взгляд. И в этот момент Иорвет поманил его к себе рукой. Иан бросился к нему со всех ног, едва не упал, поскользнувшись на твердом насте. — Прости меня, — выпалил он, чуть подпрыгнув на месте, — я не хотел тебя расстраивать. Я знаю, ты не любишь, когда я сбегаю, но… Отец поднял руку, и Иан замолчал. — Все хорошо, — кивнул он, — я расстроился, но не из-за того, что ты сказал, а из-за того, что ты сказал правду. Иан нахмурился, пытаясь взвесить слова отца и проникнуть в их значение, но Иорвет продолжал. — И раз уж ты теперь взрослый, у меня будет для тебя взрослое задание, Иан. На этот раз мальчик вытянулся, как солдат, ожидающий приказа от горячо любимого командира, разве что не отсалютовал отцу. — Завтра утром Вернон отправляется в Боклер, — сказал Иорвет, понизив голос, — и ты должен упросить его взять тебя с собой. Неважно, как, он все равно посопротивляется немного, а потом согласится. Но это не самое главное. Потом ты должен будешь попытаться подслушать, о чем твой папа будет разговаривать с Императором. Ты сможешь это сделать? Иан неуверенно молчал. Он ничуть не сомневался, что сможет незаметно проникнуть в любую комнату любого дворца — таких маленьких и ловких шпионов, как он, никто просто не замечал. Но ведь завтра гонец из города должен был привезти ему коньки, а Цири обещала научить его кататься. А что, если потом она уедет, а он даже не успеет с ней толком попрощаться. — Ты боишься, что он пойдет с ним на свидание, и они будут целоваться? — доверительно спросил Иан у отца — нужно было понять, насколько положение серьезно. Губы отца дернулись, ему даже пришлось закусить их. Видимо, дело было плохо. — Я не стал бы просить тебя смотреть на то, как твой папа с кем-то целуется, — ответил Иорвет гордо. — Ну с тобой-то он все время целуется, — мальчик сморщил нос, — и тут уж смотри или не смотри — все равно увидишь. — Нет, — поспешил заверить мальчика Иорвет, — я не думаю, что они будут целоваться. По крайней мере, не в кабинете. Если пойдут в спальню — не надо за ними следить. А вот если начнут разговаривать… Лицо отца снова приняло серьезное, будто стеклянное выражение, и Иану вдруг стало по-настоящему страшно — не так, как когда он ехал один на Плотве, или когда в винограднике завизжали накеры. Это было совсем другое чувство, глубже, мучительней, как затупленный нож, которым толком не пораниться. И он понимал, что отец чувствует то же самое. Происходило что-то плохое, и Иорвет не мог смириться с тем, что ничего не знает и не может повлиять на ситуацию. Какие уж тут коньки, если важное задание могло решить папину судьбу? Иан протянул руку и сжал холодную ладонь отца. Тот стиснул его пальцы в ответ. — Я поеду, — шепотом проговорил мальчик вперед, — и все-все разузнаю, обещаю тебе.