Туссентские каникулы

Стол был слишком длинным, чтобы с одного его конца можно было услышать, что говорят на другом, а обеденный зал украсили так, что, давай свечи в изящных канделябрах еще немного больше света, Иан непременно бы ослеп от его великолепия. Рядом со стопками тарелок было разложено столько разных приборов, что можно было предположить, что грядущая трапеза будет состоять из десяти смен блюд — не меньше. Маленький эльф был воспитан при дворе, но назначения половины ножей и вилок он не знал. Княгиня сидела во главе с одной стороны. Она успела сменить утренний наряд на тяжелое платье из мерцающего синего бархата, уложить волосы в высокую прическу, увенчанную золотой короной, и даже выражение ее лица теперь было совсем не похоже на то, с каким она встречала гостей. Анна-Генриетта казалась кроткой, приветливой, но предельно собранной, будто боялась произнести лишнее слово. Видимо, из-за того, что напротив нее за столом восседал Император. Эмгыр тоже сменил свой халат на камзол, похожий на военный мундир — конечно, черный. Иан украдкой разглядывал Императора — тот всем своим видом выражал полное безразличие, будто глубоко задумался, и внешние раздражители только мешали ходу его мыслей. Императрица — скромно улыбающаяся белокурая женщина, удивительно похожая на Цири — всем, кроме выражения лица — расположилась по правую руку от супруга. На ней, в отличие от прочих дам во дворце княгини, не было почти никаких украшений — только тонкая цепочка с длинной подвеской охватывала голову. Волосы императрица собрала в тугие толстые косы, и от этого стала похожа на маленькую девочку, забредшую на торжественный ужин совершенно случайно. Она выглядела полной противоположностью своего угрюмого супруга — во всем белом, с нескрываемым любопытством в зеленых глазах под светлыми, как у Фергуса, ресницами. Даже принца к ужину успели переодеть. Камергер зашел в комнату, когда Фергус был поглощен объяснениями, как именно стоит двигать войска, чтобы захватить город с наименьшими потерями. В роли войска выступали искусно вырезанные из дерева разноцветные солдатики — Иан никогда не видел таких прекрасных игрушек. На рыцарях Нильфгаарда с поразительной дотошностью были прорисованы все знаки различий, а оружие в их руках выглядело совершенно, как настоящее. Сражение разворачивалось на расстеленном на полу полотне, в точности повторяющем карту Северных королевств, а крепостью служили сложенные один на другой серые кубики. Фергус щедро разрешил Иану трогать и брать в руки все, что ему заблагорассудится, даже предложил выбрать, за какую сторону он хочет играть, а потом и вовсе сказал, что может подарить все эти восхитительные фигурки новому приятелю — мол, дома у него нет недостатка в запасных. — Это, — гордо рассказывал принц, демонстрируя самого большого, аккуратно раскрашенного солдата своей армии, — фельдмаршал Мэнно Коэгоорн, самый отважный полководец Империи. Он пал в битве под Бренной, но не сложил оружия и не захотел отступать. Хочешь, бери его? — а когда Иан замешкался, Фергус с пониманием покачал головой, — хотя ты, наверно, захочешь играть за бригаду Врихедд? У меня дома они тоже есть, вместе с офицерами — и Исенгрим, и Риордаин, и Иорвет, и остальные. Иан удивленно моргнул. — У тебя есть фигурка Иорвета? — переспросил он неуверенно, и Фергус гордо кивнул. — Он был единственным, кто спасся, когда короли Севера казнили остальных офицеров в Дракенборге и Ущелье Гидры, — со знанием дела пояснил он, — и что с ним стало — никто не знает. Но говорят, отважней, чем он, был только сам Исенгрим Фаоильтиарна. Хочешь, в следующий раз привезу тебе его? Иан на секунду засомневался, стоит ли ему выкладывать карты на стол. Но Фергус рассказывал о его отце с таким неподдельным восторгом, что мальчик решился. — Я знаю, что с ним стало, — сказал он, улыбнувшись, — он — мой отец, и живет сейчас в Корво-Бьянко. Фергус даже рот раскрыл от удивления, крепко сжал отважного фельдмаршала в руках и нетерпеливо надвинулся на Иана. — Да ты врешь! — заявил он, — твой отец разговаривал с моим папой в Зеленом кабинете, ты мне сам говорил! Никто и никогда не смел обвинять Иана аэп Иорвета во лжи, и сейчас он сурово сдвинул брови и гордо поднял подбородок. — Ничего я не вру, — заявил мальчик, — мой папа — Вернон Роше. Он воспитывал меня с рождения. А мой родной отец — Иорвет. Не веришь — ну и не надо. Фергус, словно почувствовав, что игра вот-вот прекратится, новый друг обидится и уйдет, поспешил закивать головой. — Верю, верю! — затараторил он, — а ты можешь меня с ним познакомить? Вот это да! Может, мы вместе поедем в Ковробьянку, и ты нас представишь? Ты ведь сможешь, да? Иан немного снисходительно усмехнулся — было удивительно, как принц легко и безошибочно произносил сложные имена эльфских офицеров, которые и эльф бы не обязательно выговорил с первого раза, а в самых обычных словах путался, словно они совершенно не имели для Фергуса значения. — Представить — смогу, конечно, — пообещал он, — отец не очень любит гостей, но ради меня наверняка захочет с тобой познакомиться. Но до этого тебе придется уговорить своего папу, чтобы он отпустил тебя с нами. Фергус заметно сник на этих словах. — Меня никуда не отпускают, — пожаловался он, — даже с мамой — за нами всегда следует целая толпа рыцарей. — Но Цири же сбежала из дворца, — возразил Иан, — ты тоже мог бы. Серебряный сможет увезти нас троих, а папа возражать не станет — разве что для вида. Фергус задумался на мгновение, взвешивая про себя это щедрое предложение, но потом печально покачал головой. — Я не хочу расстраивать папу, — сказал он. — Ну, может быть, он сам захочет поехать к нам в гости, — не спешил сдаваться Иан, — вроде как они с моим папой — друзья. — Может быть…- явно без особой надежды протянул Фергус, — нужно будет спросить у него после ужина. На том и порешили, и теперь, сидя за столом, принц Фергус, переодетый в камзол, почти полностью повторявший одежду отца, ерзал на своем месте, нетерпеливо выжидая возможность поговорить с Императором. Только папа и Иан остались в том же, в чем приехали, и на фоне всех остальных выглядели так, будто случайно забрели на чужой праздник, чтобы попросить милостыню. — Как вам нравится Боклер? — обратилась княгиня к папе, и удивительным образом, ее голос с другого конца стола звучал так, словно она сидела на расстоянии вытянутой руки. — Неплохо, — ответил папа. Быстрый, как испуганный хорек, слуга налил в его бокал что-то красное и прозрачное из большого золотого кувшина. — Мы рады, что вы одобряете, — улыбнулась княгиня, но было слышно, как тон ее стал холоднее. Она махнула рукой подошедшему к ней слуге, и тот, поклонившись, поспешил испариться с глаз долой. — Вы так очаровательно все украсили к Йуле в этом году! — поспешила вмешаться императрица, пытаясь сгладить неловкость, — и где только вы раздобыли столько омелы? Я думала, в этих краях она не растет. — Омела растет везде, — ровным, таким же безразличным, как его лицо, тоном, заметил Император, — это растение-паразит, а еще — совершенно бессмысленная традиция. Императрица тихо рассмеялась, покачала головой — с таким видом она могла бы выслушивать милого несмышленыша, который сморозил очередную глупость. — Будь ваша воля, ваше величество, вы бы отменили все традиции, кроме торжественных парадов на Неделе Триумфа, — заметила она, протянула руку и коснулась ладони Императора. Тот, не меняя выражения лица, на секунду сжал пальцы женщины в ответ. — В этом году мы отменили Йульский турнир, — невозмутимо продолжала княгиня, но взгляд ее стал колючим и внимательным, — по вашему приказу, ваше величество. Нужно было оставить народу хоть какие-то традиции, вы не находите? Иначе они заметят, что, вместе с отменой турнира, мы еще и повысили налоги на содержание Нильфгаардской армии. Иан заметил, как от этих слов неожиданно нахмурился папа, но вступать в разговор не спешил. Остальные взрослые же продолжали обмениваться репликами, и, хотя голоса их звучали мирно и ровно, становилось понятно, что за столом происходит настоящая перебранка. Фергус, сидевший напротив маленького эльфа, казалось, уже весь извелся от нетерпения. Он принялся дергать ворот своего камзола, словно тот душил его. Круглая золотая пуговица у самого горла наконец не выдержала и отлетела в сторону. Императрица, заметив это, повернулась к сыну. — Фергус, душа моя, не нужно так делать, — мягко проговорила она, но Фергус вдруг поднял на нее испуганный взгляд, дернулся, открыл рот — в горле его что-то невнятно булькнуло, а потом черные глаза мальчика отчаянно закатились, а маленькое тело сотрясла судорога. Императрица вскрикнула, вскочила со своего места и бросилась к сыну. Эмгыр и княгиня застыли, не успев понять, что случилось. Быстрее их обоих очнулся папа. От бьющегося в конвульсиях мальчика его отделяла столешница, но обходить стол было слишком долго, потому человек, раскидывая в стороны кубки и тарелки с остатками еды, перемахнул на ту сторону, и через мгновение уже был рядом с императрицей. Папа поспешил приподнять Фергуса, перевернуть его, опустить пониже голову мальчика, надавить ладонью ему между лопаток — и через секунду трясущееся тело замерло, принц закашлялся, и на пол у папиных ног вылилась подкрашенная кровью жижа с пережеванными кусочками еды. Тем временем, успели отмереть и Император с княгиней. Анна-Генриетта решительно поднялась из-за стола и подозвала к себе гвардейца, стоявшего у входа в зал. Отдала ему несколько быстрых распоряжений — вызвать придворного лекаря, закрыть ворота замка, никого не выпускать, выяснить, кто подавал и готовил ужин. Похоже, у княгини сразу не оставалось иллюзий на тему того, что произошло. Император же — враз побледневший до полупрозрачной синевы, смог лишь приблизиться к месту происшествия и с каменным лицом наблюдать за происходящим. Иан, чтобы получше видеть разворачивающуюся драму, нырнул под стол и вылез с другой стороны — в шаге от императрицы и Фергуса. Папа же не терялся. Убедившись, что мальчика в его руках больше не рвет, он перевернул его обмякшее, словно тряпочное тело лицом вверх. Под подбородком Фергуса наливался странный пузырь, похожий на птичий зоб, а кожа принца начинала стремительно синеть. — Он не может дышать, — всхлипнула Императрица. — Нож, — резко скомандовал папа. Иан, стоявший ближе всех к столу, схватил длинный тонкий нож для устриц и сунул его папе в руку, не успев задуматься. А потом вдруг похолодел. Однажды, пару лет назад, тайно проникнув в королевскую конюшню в Вызиме, он видел, как человек перерезал горло старому, сильно хворавшему псу — быстро и точно, одним движением, животное даже не успело взвизгнуть. Отец тогда объяснил, что папа сделал это, чтобы избавить пса от страданий. Что если сейчас происходило то же самое? Точно такие же мысли, казалось, посетили голову и Императора. — Что вы делаете, Роше?! — выкрикнул он дрогнувшим голосом. Но папа его не слушал. Двумя пальцами он надавил на шею Фергуса — чуть выше ямочки между ключицами — а потом, не раздумывая, вонзил тонкое острие прямо ему в горло. Иан застыл, как замороженный, наблюдая, как из ранки начала медленно сочиться темная кровь, а папа удерживал ее края открытыми. Но кожа Фергуса почти сразу перестала синеть. От дверей к ним уже спешил человек в толстых очках без дужек с сотней маленьких мешочков у пояса и на груди. Не задавая лишних вопросов, он присел рядом с папой и принцем, извлек откуда-то длинную серебряную трубку, похожую на ту, какой по весне добывали древесный сок, аккуратно ввел ее в открытую рану на шее Фергуса. Через мгновение Иан с изумлением увидел, как мальчик вдохнул полной грудью — воздух со свистом на выдохе вырвался из трубки. Княгиня продолжала командовать, превратившись из расслабленной полусонной дамы в настоящего полководца, не хуже знаменитого фельдмаршала Коэгоорна. Она велела двум стражникам со всеми предосторожностями поднять тело принца с пола и вынести его из обеденного зала. Лекарь поспешил следом. Императрица продолжала сидеть на полу, но теперь наконец разрыдалась в голос, закрыв лицо ладонями. Император опустился рядом с ней, обнял, и Иан заметил, как трясутся его руки и ходят ходуном плечи. Папа же поднялся на ноги и наконец заметил Иана. — Уведите ребенка, — рыкнул он на княгиню, но маленький эльф упрямо топнул ногой. — Я никуда не пойду! — заявил он, — Фергус — мой друг, и его чуть не убили! Папа покачал головой, но спорить не стал. На его ладонях все еще оставалась кровь принца, и он поспешил стереть ее белоснежной салфеткой со стола. Императорская чета продолжала сидеть на полу, а княгиня бесшумно приблизилась. — Я велела закрыть дворец, — отчиталась она перед папой, перестав говорить о себе одной «мы», — если убийца все еще здесь, его поймают. Папа покачал головой. — Сомневаюсь, что он не сбежал, как только решил, что дело сделано. Мальчик ел то же самое, что и все остальные, — обратился он к Анне-Генриетте, — значит, возможно, яд был на приборах. — Не совсем так, — возразила княгиня, — мальчики ели то же, что и остальные, но вот вина, конечно, не пили. Им подали вишневый сок, но ваш сын, кажется, к нему не притронулся. Иан поймал неожиданно испуганный взгляд папы — тот смотрел на него так, будто опасался, что маленький эльф тоже вот-вот забьется в конвульсиях и начнет задыхаться. И мальчик поспешил его успокоить: — Не люблю вишневый сок. Папа, коротко выдохнув, кивнул и улыбнулся, но лицо его сразу снова стало серьезным. — Значит, нужно взять бокал Иана и проверить его содержимое, — продолжал он, — а еще — допросить работников кухни и слуг, подававших ужин. Тем временем, придерживая дрожащую и все еще всхлипывающую супруга за плечи, с пола поднялся Эмгыр. Императрица прильнула к нему, пряча заплаканное лицо на его плече, но сам Император уже взял себя в руки. Он все еще был смертельно бледен, но лицо его выражало холодную решимость. — Я хочу, чтобы вы этим занялись, Роше, — отчеканил Эмгыр. — При всем уважении, ваше величество, — с прохладцей ответил папа, — меня это не касается, и гвардейцы ее светлости, уверен, прекрасно справятся и без меня. Иан почувствовал, как от возмущения у него запылали уши. Как папа мог отказываться от того, чтобы узнать, кто покушался на принца? Если бы ему позволили, маленький эльф сам бы взялся за это расследование. Убийство едва не произошло прямо у них на глазах, а папа вел себя так, будто ему не было до этого никакого дела. — Кто-то хотел убить моего сына, — стальным тоном продолжал Император, — и ваш сын мог бы пострадать вместе с ним, если бы не его презрение к вишневому соку. — Тем больше причин увезти Иана подальше из Боклера, — жестко ответил папа. — Я никуда не поеду! — снова решил проявить твердость Иан. — Молчи! — прикрикнул на него папа, и мальчик даже слегка попятился — он никогда не слышал от человека в свой адрес такого тона. Императрица, оторвавшись от плеча супруга, вдруг повернулась к папе, перехватила его руку и прижала ее к своей груди, посмотрела прямо ему в глаза. — Прошу вас, Вернон, — выговорила она скачущим, чуть охрипшим голосом, — умоляю, помогите нам. Если дело в деньгах — я готова отдать все, что у меня есть, только бы вы согласились. Папа пару секунд смотрел на нее, боясь пошевелиться. Иан видел, как по его суровому лицу проскользнула быстрая тень, твердые черты едва заметно дернулись. — Мне не нужны деньги, — сказал он наконец — явно через силу — и, заметив, что Императрица готова снова расплакаться, тяжело вздохнул, — Ладно. Я постараюсь вам помочь, ваше величество. Но мне нужно отправить послание в Корво-Бьянко. — Думаю, не стоит пока позволять кому бы то ни было покидать дворец, — вмешалась Анна-Генриетта, — если Его высочество оказался жертвой заговора, то мы не знаем, сколько людей при дворе было в него вовлечено. Иан успел заметить, как потемнело, окаменев, лицо Императора. Он выпустил руку супруги и сделал быстрый шаг в сторону княгини, и та, шумно коротко вдохнув, попятилась. — Заговор, который осуществился прямо под вашим носом, милая кузина, — совершенно ровно, глядя прямо на Анна-Генриетту, сообщил Эмгыр, — и пока не доказано обратное, я склонен считать вас причастной к нему. — Как вы можете так говорить, ваше величество, — голос Анны-Генриетты болезненно зазвенел. Она попыталась гордо поднять подбородок, но в ее светлых глазах плескался неподдельный страх. — Было ли это умышлено или из-за вашего попустительства, разница невелика, — продолжал Император, не меняя тона, — и я предупреждаю вас, если к завтрашнему вечеру я не получу хоть каких-то результатов расследования, я отдам приказ повесить вас на центральной площади Боклера за измену. Я ясно выражаюсь? Анна-Генриетта, склонив голову, сделала быстрый неуклюжий реверанс. Император же повернулся к папе. — Можете использовать любые ресурсы, которыми располагает княжеский двор, — обратился он к нему. — и, если вам удастся узнать правду, вы сможете сами назначить себе любую награду. Только после того, как Император замолчал, Иан вспомнил, что нужно выдохнуть набранный в легкие воздух. Он осторожно поднял глаза на папу, и в первый момент почти не узнал его. От немного угрюмого, немного печального, но всегда готового улыбнуться мальчику и рассказать что-нибудь интересное человека ничего не осталось. Прежде Иан с большим сомнением слушал истории о том, что папа до его рождения был непримиримым бойцом, и мало кто мог сравниться с ним в решимости, отваге и непреклонности. Но сейчас рядом с ним стоял именно тот человек, о котором ему рассказывали отец и Геральт. На угрюмом жестком лице появилось почти нечитаемое, ровное выражение, взгляд посветлевших карих глаз стал цепким и внимательным — в нем больше не было ставшей в последнее время привычной поволоки скуки. Купец-бакалейщик, предпочитавший спать до полудня, полюбивший читать, сидя на солнечной террасе, оладьи с медом и неторопливые прогулки по берегу реки, исчез, и на его месте возник Вернон Роше, которого Иан никогда не знал. И этот человек, пусть и совершенно незнакомый, вызывал в маленьком эльфе невольный трепет, почти страх — такой, которому одной капли не хватает до того, чтобы превратиться в восторг. — Для начала нужно допросить слуг, подававших на стол, — обратился папа к княгине, — для этого подойдет какая-нибудь не слишком большая комната, желательно без окон, но и не похожая на тюремную камеру. Нечего их запугивать с порога. Анна-Генриетта, вновь спокойная и решительная, кивнула. — Идемте, я вас провожу, — сказала она, потом повернулась к Императору и снова поклонилась ему, — с вашего позволения, Ваше величество. Тот нетерпеливо махнул рукой. Иан собрался уже было последовать за папой и хозяйкой, но Императрица вдруг перехватила его руку. — Не будем им мешать, малыш, — сказала она, и на ее заплаканном бледном лице появилась тень обычной приветливой улыбки, — ты сказал, что Фергус — твой друг. Идем, узнаем, как у него дела. Иан с сожалением проводил взглядом удаляющиеся фигуры, борясь с желанием выдернуть свою ладонь из ледяных пальцев Императрицы, но потом со вздохом кивнул. Он почувствовал, что не может отказать этой испуганной женщине, так похожей на Цири — она не приказывала, а просила, боясь, что мальчик не согласится, будто не хотела оставаться с бедой один на один, хотя Император все еще стоял рядом с ней. — Идемте, ваше величество, — покладисто согласился мальчик. — Меня зовут Рия, — ответила Императрица, — а ты — Иан, правильно? Из обеденного зала они вышли вдвоем — Император, не сказав ни слова, опустился на свое место за столом, будто ноги отказались ему служить, и Иан, уходя, заметил, как дрожат его длинные нервные ладони. В коридорах дворца, прежде совершенно безлюдных, теперь через каждые несколько шагов стояли гвардейцы, но Рия шла мимо них, как сквозь безжизненную балюстраду, не обращая внимания. Некоторое время она молчала, лишь крепко сжимая руку своего маленького спутника, и по тому, как скакало ее дыхание, Иан понял, что Императрица готова вот-вот снова разрыдаться. — Фергус обещал мне в следующий раз привезти фигурки офицеров бригады Врихедд, — заговорил маленький эльф — когда он сам начинал капризничать или впадал в отчаяние, лучшим способом его отвлечь, был разговор, и сейчас Рия в нем отчаянно нуждалась. — У него столько этих фигурок, — ответила она немного неестественным голосом, преодолевая подступавшие слезы, — он пытался мне объяснить, кто есть кто, но я в этом совершенно ничего не понимаю. Война — мужское дело. Но думаю, раз он обещал, непременно привезет их тебе. Если только… — она осеклась и все же негромко всхлипнула. — А еще он хотел поехать в Корво-Бьянко, — поспешил прервать готовый разразиться ливень Иан, — боялся, что папа его не отпустит, мы решили попросить его величество после ужина. — В Корво-Бьянко? — растерянно переспросила Императрица, — но зачем? — Он хотел познакомиться с моим отцом, — не без гордости признался Иан, — так уж вышло, что он — один из тех офицеров, фигурки которых обещал мне показать Фергус. Рия посмотрела на мальчика внимательней сквозь влажную пелену, моргнула, и одна слезинка повисла на слипшихся светлых ресницах. — Правда? — переспросила она, потом хмыкнула, — ну конечно, ты ведь эльф. Странно было предполагать, что Вернон Роше — твой настоящий отец. — Он настоящий, — обиделся Иан. — Прости, малыш, — Императрица быстро смахнула свободной рукой влагу со щеки, — я неправильно выразилась. Но в любом случае, если Фергус поправится, я сама попрошу Дани отпустить его в Корво-Бьянко. Может быть, мы даже наведаемся туда все вместе. Иан поспешил кивнуть, хотя его слух и резануло это неуверенное «если». У дверей покоев принца высились двое рыцарей в черных доспехах. Когда Императрица приблизилась к ним, оба вытянулись, звякнув латами, синхронно грохнули об пол длинными алебардами, выставив их перед собой, потом снова одинаковыми выверенными жестами вернули оружие себе на плечи. — Я желаю войти, — сообщила Рия рыцарям, перебросив прямой уверенный взгляд с одного на другого. — Лекарь ее светлости велел никого не пускать, — сообщил один из черных рыцарей. — А я велю посторониться, — возразила Императрица, и рыцари, не промедлив и пары секунд, расступились на полшага. В полутемной комнате, где по полу все еще были раскиданы забытые деревянные солдатики, а крепость стояла не взятой, пахло травами, спиртом, кровью и раскаленным металлом. Человек с сотней мешочков, стоял рядом с постелью и нагревал что-то в маленькой колбе над горелкой с синим пламенем — такие инструменты Иан прежде видел в лаборатории госпожи Йеннифер, куда после инцидента с ретортой ему входить запрещалось. Рия, не выпуская руки маленького эльфа, замерла, и взгляд ее зеленых глаз теперь был устремлен только на Фергуса, лежавшего на кровати. Маленькое раздетое тело принца накрывала белая простыня, в нескольких местах заляпанная чем-то бурым. Белокурая голова покоилась на высокой подушке. На прежде совершенно бесцветном лице появились лиловые тени — под глазами и вокруг запавших губ. Ужасный зоб под подбородком заметно уменьшился, но под ним в шее все еще торчала серебряная трубка. Мальчик не шевелился, глаза его были закрыты, и, если бы не колышущее впалую грудь едва заметное дыхание, его легко можно было принять за мертвого. Рия тихо ахнула, и Иану показалось, что она вот-вот сломает ему пальцы, так крепко она стиснула его ладонь. Лекарь, вздрогнув, обернулся. Тут же повернулся к вошедшим, отвесил низкий испуганный поклон. — Ваше величество, — пробормотал он. — Как он? — тихо, но требовательно спросила Рия, и лекарь на мгновение замешкался. — Лечение только началось, сложно говорить о каких-то результатах, — заговорил он наконец, — но то, что его высочеству вовремя открыли трахею, спасло ему жизнь. Судя по всему, принц был отравлен каким-то растительным ядом, к счастью, не магического происхождения. Я как раз готовлю микстуру, которая сможет очистить кровь, но быстрого эффекта можно не ждать. — Большая удача, что при дворе ее светлости оказался алхимик, — заметила Рия, но было видно, что она продолжала этот разговор исключительно из вежливости, а больше всего ей хотелось броситься к постели сына, взять его за руку и убедиться, что в ней все еще бьется пульс. — Это действительно большая удача, — лекарь поправил окуляры на носу, — дело в том, что я получил приглашение прочитать лекцию по прикладной алхимии в Оксенфуртском университете два дня назад, и должен был сегодня отправиться туда. Меня задержали непредвиденные обстоятельства — а теперь кажется, что сама судьба. — Ваши старания не останутся без вознаграждения, — с жаром ответила Рия, но лекарь покачал головой. — Я рад служить вашему величеству, — сказал он. — Можно нам остаться? — на этот раз в голосе Рии не было твердости и уверенности, с какими она говорила со стражей — лишь робкая, почти безнадежная просьба. — Его высочество пока в забытьи, — ответил лекарь, немного поразмыслив, — но, думаю, вреда от вашего присутствия не будет. Существует теория, что пациенты, находясь без сознания, слышат все, что происходит вокруг, и, если бы Ваше величество изволили поговорить с ним, возможно, это даже помогло бы его исцелению. Рия выпустила ладонь Иана и поспешила к постели Фергуса, а мальчик остался стоять один. Лекарь вернулся к своей горелке, и больше, казалось, никто не обращал на маленького эльфа внимания, совершенно забыв о его присутствии. Иан потоптался на месте, размышляя, что делать дальше. Сейчас, конечно, был самый удобный момент, чтобы незаметно выскользнуть из комнаты и отправиться искать папу. Но оставалась одна серьезная проблема — маленький эльф все еще совершенно не ориентировался в огромном дворце, и легко мог заплутать в коридорах для слуг. И это не говоря уже о том, что все эти гвардейцы непременно заметили бы его, и Иан мог оказаться запертым в одной из комнат, как подозрительный или докучливый субъект. Потому, постояв немного, мальчик решил остаться здесь. Он отошел от постели Фергуса, сел на пол рядом с большой картой и принялся аккуратно расставлять разбросанные фигурки, пытаясь припомнить, что принц говорил о правилах ведения осады крепости. Под руку маленькому эльфу попался фельдмаршал Коэгоорн, и Иан, покрутив его в ладонях, решительно встал, вернулся к кровати. Рия теперь полулежала на широкой постели, не касаясь сына, и негромко что-то говорила ему. На Иана она даже не подняла глаза. Мальчик же осторожно, боясь потревожить больного, всунул фигурку в ладонь Фергуса. На этот раз Императрица послала ему вопросительный взгляд, и Иан не отвел глаза. — Это фельдмаршал Мэнно Коэгоорн, — пояснил он, — самый отважный полководец Империи. Он пал в битве под Бренной, но не сложил оружия и не захотел отступать. Лицо Рии прояснилось, но отчего-то из глаз ее снова полились слезы. — Спасибо, — прошептала она едва слышно, и Иан, смущенный, отошел от кровати и вернулся к солдатикам на полу. За выстраиванием плана сражения прошло очень много времени. Лекарь успел закончить свою микстуру. Иан с изумлением наблюдал, как таинственный алхимик вводит большую иглу, присоединенную к длинной эластичной трубке, под ключицу Фергусу, а потом при помощи небольшого металлического цилиндра с поршнем начинает вводить свое снадобье. Это было совсем не похоже на магию, но в его точных уверенных действиях определенно было завораживающее волшебство. Иан наблюдал, затаив дыхание, а Рия, привставшая на кровати, наоборот — вздрогнув, отвернулась, не в силах смотреть. Процедура длилась долго, алхимик вводил зелье постепенно, отсчитывая секунды, и наконец, аккуратно вытащив иглу, заклеил крохотную ранку кусочком белого полотна. — У него может подняться температура, — сообщил он Императрице, — но это будет хороший знак — организм должен побороть яд, чтобы вывести его из тела. Ваше величество желает остаться? Рия послала ему злой, вроде даже обиженный взгляд — алхимик, казалось, неверно истолковал ее желание не смотреть на процедуру. Ответа словами от нее не требовалось, и лекарь, поклонившись, отступил от кровати. Иан снова отвернулся. Он чувствовал себя лишним и бесполезным и не мог даже отважиться подойти к Рии и приободрить ее. Оставалось одно — снова переставить фигурки на полотне, чтобы очнувшийся Фергус увидел — его новый друг схватывал все на лету, и с ним играть будет совершенно не скучно. Минуты тянулись бесконечно. Когда Рия, снова устроившаяся рядом с сыном, принялась негромко напевать ему, Иан почувствовал, как у него самого веки наливаются тяжестью. Голова клонилась к груди, и через пару минут мальчик поддался сну. Сквозь его тревожную пелену он слышал, как мимо него кто-то тяжело, прихрамывая, прошел к постели. Тихий голос Императора спросил что-то — слов Иан разобрать не мог. Рия ответила ему также тихо. А еще через какое-то время мальчика подняли с пола чьи-то сильные незнакомые руки. Он попытался сопротивляться, но ничего не вышло — усталость держала крепко, мешая телу подчиняться. Его несли по светлому коридору под взглядами бесконечных гвардейцев, и сквозь сон Иану казалось, что походу этому не будет конца. Галерея с живыми колоннами упиралась в дальний горизонт и там терялась. Маленький эльф проснулся в незнакомой, пахнущей ландышами постели, от легких прикосновений к своим волосам, открыл глаза и сразу увидел над собой родное лицо. Это снова был его папа — улыбающийся, немного напряженный, но без той пугающе волнительной стали во взоре, без суровой складки между черных бровей. — Папа, — позвал Иан. — Я здесь, — ответил человек, — прости, что бросил тебя на произвол судьбы. — Ничего, — великодушно ответил Иан, окончательно открыл глаза и устроился в постели повыше. Папа сидел на краю кровати, уже без серого камзола, в одной не слишком свежей рубахе. Глаза человека покраснели, но в его позе и лице Иан не заметил ни капли усталости, которую прежде видел, если папа засиживался допоздна. — Ты узнал, кто хотел убить Фергуса? — Не совсем, — покачал головой папа, — но я допросил всех, кого смог, и кое-что успел разузнать. Теперь я возьму нескольких солдат Императора, и мы постараемся поймать убийцу, пока он не сбежал из Туссента. — Утром? — с надеждой спросил Иан. Ему все еще очень хотелось спать, но разве мог он отпустить папу на это опасное дело одного? — Прямо сейчас, — покачал головой папа, — я пришел проведать тебя и сказать, чтобы ты не волновался за меня. Я надеюсь вернуться до полудня. А потом мы поедем домой. Иан опустил глаза и некоторое время молча рассматривал свои ладони, сцепленные поверх одеяла. — Я слышал, о чем ты говорил с Императором в той жуткой зеленой комнате, — тихо-тихо признался он. Папа фыркнул. — Ну конечно, — сказал он, — надо было догадаться, что ты не просто так решил съездить со мной в Боклер. Теперь шпионишь на Иорвета? Из тебя бы вышла настоящая белка, Иан. Мальчик не ответил на это обвинение — да папины слова, казалось, и не нуждались в ответе. — Ты согласишься стать командиром этого нового отряда? — спросил он вместо объяснений, — и мы уедем из Корво-Бьянко? Папа молчал. Потом, двинувшись по кровати, сел с Ианом вплотную, и мальчик позволил человеку крепко обнять себя, прильнул к родному папиному теплу, вдохнул тяжелый солоноватый запах, успокаивающий и знакомый. — Мы все равно собирались уезжать рано или поздно, — наконец проговорил человек, и каждое слово давалось ему с трудом, — но ты должен знать одно, мой мальчик. Я ни за что не брошу ни тебя, ни твоего отца. Никакой Император меня на это не вынудит. Иан молчал, чувствуя, как в папиных объятиях снова начинает засыпать. — Твой отряд назывался Синие Полоски, — пробормотал он уже на границе сна, — а теперь что же — будут Черные?..