Туссентские каникулы

Получилось так, что выехать сразу они не смогли — папе нужно было раздать распоряжения людям, помогавшим ему с поимкой преступников. Иан не верил собственной удаче — все это время он был рядом с папой, и никто даже не думал его прогонять. Мальчик видел, с каким почтением слушали человека пугающего вида незнакомцы, с какой охотой вызывались выполнять его поручения, и папа вел себя так, словно не было ничего естественней, чем командовать этими людьми, которые больше походили на убийц, чем на солдат. На самого мальчика никто не обращал внимания, но, когда они уже уходили, один из незнакомцев вдруг улыбнулся ему, потом с опаской глянул на папу, но тот лишь коротко кивнул. Только после этого боец порылся в кармане своего неприметного черного сюртука, извлек большую, завернутую в яркую бумажку конфету и протянул ее Иану. Тот в замешательстве тоже посмотрел на папу, и тому пришлось кивнуть второй раз. После этой встречи, они еще ненадолго задержались в Боклере — проехались по красиво украшенным разноцветным лавочкам. Папа пояснил, что хочет купить подарки на Йуле, раз уж вышла такая оказия, и Иан горячо поддержал его в этом. Денег у него, конечно, не было, но, когда он с тоской уставился на красивые подвески с молочно-белыми камнями на тонких цепочках, папа будто сумел прочитать его мысли и купил одну. — Это для госпожи Йеннифер? — поинтересовался он, и Иан стушевался, покраснел до кончиков ушей и ответил едва слышно, не узнав собственный голос: — Для Цири… Папа ухмыльнулся, но больше ничего не сказал. Сам он подошел к приобретению подарков очень обстоятельно, несколько раз принимался торговаться с лавочниками, и всегда выходил из этих сражений победителем. И теперь Иан видел какую-то новую, прежде неизвестную сторону своего папы. Этот Вернон Роше больше не был опасным, непреклонным бойцом, который отчитывался перед Императором о своих успехах. С лавочниками папа говорил резко, твердо, но не свысока, будто знал их тайный язык и владел им в совершенстве. Пару раз Иану от смущения хотелось провалиться под пол, и он дергал папу за рукав, прося перестать наседать на торговца, не желавшего сбить цену на большой охотничий нож, предназначенный, видимо, для Геральта. Но папа был непреклонен. — Я что, не могу отличить назаирскую сталь от махакамской? — надвинулся он на несчастного лавочника, — я же сказал — мне нужна вещь для дела, а не для красоты, так что не дури мне башку, а то живо сообщу, куда следует, что ты толкаешь контрабанду. Когда с покупками было наконец закончено, настал вечер, и из Боклера они выезжали по темноте, а до Корво-Бьянко добрались уже глубокой ночью. Даже конюх, принявший поводья Серебряного из рук папы, выглядел помятым, сонным и ужасно недовольным. Поместье стояло, погруженным во тьму, но, подходя к дверям, папа вдруг насторожился. Иан тоже это услышал — откуда-то справа раздавались приглушенные голоса, а из-под дверей, ведущих в винный погреб, пробивался смутный желтый свет. Человек нахмурился, и мальчик, следуя за ним, почувствовал легкий волнительный азарт — даже если в погреб забрались грабители, сейчас папа снова не собирался, казалось, прогонять Иана, и в полутьму подвального помещения они входили вместе. За выщербленным деревянным столом между винных бочек, окруженные батареей пустых бутылок и тарелок с объедками, сидели отец и Цири, и Иан с удивлением увидел, что они играли в гвинт. Папа замер в полутьме коридора, не дав игрокам заметить себя, но те, похоже, и не обратили бы на них внимания — так драматично разворачивалась карточная партия. Отец надменным изящным жестом обронил последнюю карту из руки на стол, и Цири, издав почти нечеловеческий вой, закрыла лицо руками, вскинув локти вверх, потом схватила собственный сброс и подкинула его в воздух, и разноцветные картинки рассыпались вокруг нее дождем. — Я не понимаю этой игры! — заявила девушка патетично, — почему ливень мешает баллисте?! Это же, мать ее, баллиста, и она не сахарная! — Старшая кровь, — не остался в долгу Иорвет, величественно сложив руки на столе, — может, ты и похожа чем-то на Лару Доррен, но проигрывать она явно умела с большим достоинством. — Засунь себе в жопу свое достоинство! — Цири грохнула кулаками по столешнице, — ты точно мухлюешь, откуда у тебя в колоде столько шпионов?! — Я играю колодой Нильфгаарда, — насмешливо напомнил Иорвет, и Цири снова застонала, потом послала эльфу тяжелый мрачный взгляд — в точности, как у Императора. — Я ведь могу приказать казнить тебя за измену, знаешь? — спросила она с угрозой, и Иан, похолодев, вспомнил, что уже слышал накануне эти слова, но, как и папа, отец ничуть не испугался. — Я не нильфгаардский подданный, — заявил он, — так что давай, стаскивай сапоги. Цири, ворча, полезла под стол, сняла один сапог и водрузила его на стол перед эльфом. — На кой хрен тебе вообще сдались мои сапоги? — поинтересовалась она, воюя со вторым. — Я ничего не приготовил моему супругу к Йуле, — улыбнувшись, ответил Иорвет, — а он так любит праздники. А еще у него до смешного мелкие ноги, так что твои сапоги как раз подойдут. На этот раз папа не выдержал. Возмущенно фыркнув, он ступил в круг света, но игроки даже сейчас заметили его не сразу. Цири схватила со стола бутылку, сделала щедрый глоток и пододвинула ее обратно к эльфу, и только после этого удосужилась поднять глаза. — Легки на помине! — она широко улыбнулась, потом, прищурившись, окинула папу взглядом, — а тебе идет мундир специального отряда, ничего не скажешь. Сразу начинаешь верить, что перед тобой не разбойник с большой дороги, прикинувшийся купцом, а вполне себе настоящий разведчик! Рада, что ты согласился на предложение папá. Иан вздрогнул и опасливо посмотрел на отца — кажется, Цири только что одним махом перечеркнула все будущие старания папы, если тот собирался спокойно и обстоятельно поговорить с отцом о своем назначении. Но Иорвет и ухом не повел — он приложился к бутылке и сосредоточенно сделал два долгих глотка. — Ты, стало быть, знала, зачем меня вызвали? — мрачно поинтересовался папа. — Знала? — Цири, покачиваясь, встала из-за стола, — да я это придумала! Так что — добро пожаловать и все такое. Иди к нам, выпей! Вино «Белый волк», правда почему-то красное. Иорвет, пытавшийся снова присосаться к горлышку, прыснул, разбрызгивая алые капли вокруг себя. — А я так и сказал! — заметил он, — не мог придумать названия получше! Это же прямой обман потребителя, за такое и поиметь… — Так, достаточно, — папа решительно шагнул к столу. Эльф, отставив сосуд со спорной влагой, поднял на него единственный глаз, откинул волосы со лба и соблазнительно улыбнулся. — Ты пришел спасти меня от злой ведьмачки, мой славный герой? — спросил он игриво, — не волнуйся, я уже сам ее победил. Семь раз подряд. — Пойдем спать, — миролюбиво сказал папа, но было слышно, что это скорее приказ, чем предложение. Отец сделал страдальческое лицо, но спорить не стал. Оперевшись руками о столешницу, эльф медленно поднялся, качнулся и буквально упал в папины руки. — Кажется, меня щас стошнит, — сообщил он романтическим тоном, и Цири рассмеялась, запрокинув голову. — Вы, эльфы, совсем не умеете пить! — заявила она, — нужно было сыграть с тобой на выпивание, а не в этот гребанный гвинт. Тогда бы ты уже валялся за столом, а я бы забрала твои сапоги. — Точно! — очнулся отец, — сапоги! Любовь моя, — он, не выпуская папу из объятий, кивнул головой в сторону своего выигрыша, — это тебе. Носи на здоровье. — Спасибо, — сухо откликнулся папа, начиная настойчиво вести Иорвета в сторону выхода. По пути он быстро тревожно взглянул на Иана, но тот великодушно махнул рукой — мальчик был достаточно взрослым, чтобы самостоятельно добраться до постели, и отцу помощь в этом нужна была гораздо больше. Через пару минут маленький эльф и Цири остались в погребе одни. Девушка, помедлив мгновение, стащила свои сапоги со стола и быстро натянула их на ноги. — Завтра утром он и не вспомнит о них, — оправдалась она перед Ианом, хотя тот и слова ей не сказал. Хмель, казалось, уже слетел с нее, и на мальчика она смотрела совершенно ясным взглядом. — Неловко вышло, я честно не пыталась его напоить — оно как-то само собой вышло. Твой папа очень разозлился? Иан пожал плечами. — Если отец не пойдет топиться в реке, то все в порядке, — ответил он, и Цири удивленно подняла брови, — это долгая история, — отмахнулся мальчик. — Где вас так долго носило? — спросила она, присев на пол и собирая разбросанные карты, — я уж начала думать, что Император не просто предложил твоему папе должность, но и тут же отправил его на первое задание. — Так и было, — вздохнул Иан. Он принялся помогать девушке, и одну затерявшуюся карту выудил из щели между досками пола, — кто-то пытался отравить Фергуса, и папе поручили поймать преступника. Цири неожиданно выпрямилась, и взгляд ее зеленых глаз стал жестким и прямым. — Что? — с угрозой переспросила она, и Иан застыл с картой в руке, пораженный произошедшей с ней переменой. — Фергуса пытались отравить, — повторил он тихо, — и… Цири сжала кулаки и выпрямилась. — Убийцу поймали? — спросила она резко. — Да, — Иан смотрел на девушку во все глаза. Та была прекрасна в своем гневе, но даже не это заставило маленького эльфа трепетать. Цири была в ярости из-за того, что кто-то покушался на ее брата — значит, все ее злые подколы и ехидные замечания ровным счетом ничего не значили, и она вовсе не желала смерти Фергусу — напротив даже. — Я лично прослежу, чтобы он болтался на шибенице, — заявила она, — жаль, мне не дадут прикончить его собственными руками. — потом лицо девушки стало тревожным, она снова взглянула на Иана, — Что с Фергусом? Он в порядке? — Его лечат новым особым методом, — с гордостью заявил Иан, так, будто это не загадочный алхимик, разговаривавший с воронами, вводил трубку в вену отравленному принцу, а сам маленький эльф постарался, — он поправится. — Бедная Рия, — Цири с сожалением покачала головой, — не нужно было мне уезжать. Завтра же утром поеду обратно в Боклер… Иан сник, опустил глаза, думая о подвеске, все еще лежавшей в папиной дорожной сумке вместе с деревянной фигуркой фельдмаршала. Но долг для императорской наследницы, конечно, был превыше всего. Девушка, меж тем, снова беззаботно тряхнула головой. — Пора и нам на боковую, — сказала она решительно, — давай я провожу тебя в твою комнату, а ты расскажешь мне все по порядку? Утро кануна Йуле выдалось солнечным и прозрачно-морозным. Иан проснулся в комнате один, хотя помнил, что вчера ночью, когда он засыпал, Цири валялась на его кровати поверх одеяла рядом с ним и говорила что-то. Ее неторопливый рассказ о битве с огромной многоножкой плавно перетекал в сон мальчика, где с той тварью сражался он сам, а Цири кричала ему, что поможет, только натянет сапоги. Дом был пропитан запахами выпечки, пряностей, меда и шоколада, а столовая за ночь превратилась в настоящий обеденный зал, ничуть не уступавший убранством, по мнению Иана, тому, что он видел в Боклерском дворце. За столом рядом с Геральтом, одетым в белоснежную вышитую рубаху, сидел знакомый мальчику алхимик, и ведьмак, скупо улыбаясь, слушал, как тот что-то негромко ему рассказывает. При появлении мальчика оба повернули головы. — Доброе утро, мой юный друг, — сказал алхимик приветливо, — присоединяйся к нашей трапезе и беседе. Иана не нужно было просить дважды. В столовой собрались в этот час только они трое, и мальчик хотел было спросить, не уехала ли Цири до того, как он успел с ней попрощаться, но ведьмак опередил его. — Регис рассказывал, какое расследование ты провел в Боклере, — сказал он, когда маленький эльф уселся на один из свободных стульев, — признаться, я уже успел пожалеть, что не забрал тебя в Каэр-Морхен, когда была такая возможность. Может быть, ты стал бы первым в истории эльфом-ведьмаком. Иан почувствовал, как краснеет от нежданной похвалы. Он скромно опустил глаза. — Всю работу сделал папа, — решил он внести ясность, — я только немного помог. — Будь у тебя в распоряжении те же ресурсы, что у Роше, ты справился бы быстрее, — убежденно возразил Геральт, и с этим маленький эльф не стал спорить. Он представил себя на месте папы, отдававшего распоряжения бойцам, и решил, что эта роль вполне бы могла ему подойти, хотя он никогда никем не командовал. Очень неспешно к столу спускались и остальные обитатели Корво-Бьянко. Госпожа Йеннифер, которую Иан ни разу в жизни не видел не при параде, по случаю праздника нарядилась в платье, в котором было куда больше белого, чем черного. В неглубоком вырезе на ее груди Иан заметил ожерелье, которое выловил для нее из реки. Последними к столу явились родители. Накануне Иан впервые увидел, что на папином подбородке и щеках появилась синеватая щетина, а сейчас он снова был гладко выбрит, только у правой скулы виднелся небольшой алый порез, словно в какой-то момент у него дрогнула рука. Черный дублет, в котором приехал из Боклера, папа сменил на один из своих невзрачных сюртуков — только насмотревшись на ярких горожан, Иан смог оценить, как тускло на самом деле одевается человек. Хотя раньше, даже когда они жили в Вызиме, его одежда казалась самой обыкновенной, а если на камзоле обнаруживался ряд золотых пуговиц или светлый кант — даже нарядной. У отца же вид был довольно бледный. Он взмахом руки отказался от тарелки каши и жадно вцепился в кружку с обычной водой. Было заметно, что эльф с большим удовольствием бы вовсе не вылезал из своей спальни, и сейчас считал минуты до того, как сможет в нее вернуться. — Вот все и в сборе, — торжественно объявил Геральт, не переставая сиять, как новенький флорен с ликом Императора на реверсе, и Иан понял, что Цири все же уехала. Что же, это было ожидаемо и справедливо, и оставалось надеяться, что Императрица сдержит свое слово, а девушка захочет вернуться в Корво-Бьянко вместе с братом. Об одном только маленький эльф пожалел — что не решился преподнести свой подарок вчера ночью. — Ты не мог бы радоваться новому дню не так громко? — приглушенным голосом спросил у ведьмака отец, но тот лишь мстительно усмехнулся. — Никто не заставлял тебя вчера опустошать мой винный погреб, — заметил он, изобразив приветливую улыбку, — хотя я знаю, какой убедительной может быть Цири, и не могу тебя винить. В Императорском дворце ей вряд ли дозволяется кутить всю ночь напролет. — Прошу прощения, — вмешался вдруг алхимик, которого, по всей видимости, звали Регисом, — так вышло, что я примерно представлял, куда еду и что нас всех ждет в канун Йуля на винодельне, потому прихватил одно средство, которое, уверен, должно помочь. Из маленькой поясной кожаной сумки гость извлек пузырек синего стекла и подвинул его по столешнице к Иорвету. Эльф с сомнением посмотрел на снадобье, поморщился. — Мой опыт подсказывает, что не стоит пить ничего из рук того, кто даже не был мне представлен, — заметил он угрюмо. — Это мой друг, Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой, — без запинки ответил Геральт, — и я уверен, что, пока ты шатался по лесам, тебе приходилось пить болотную воду и отвоевывать мухоморы у флотзамских накеров. Иан заметил, как из бледного лицо отца стало зеленоватым, но не дрогнуло. — Для того, кто полчаса назад по собственному утверждению собирался бесславно умереть, ты слишком много выпендриваешься, — беззлобно вмешался папа, — а после того, что приключилось во дворце позавчера, из рук этого человека я бы выпил что угодно без лишних вопросов. У отца не нашлось сил на то, чтобы продолжать перебранку, и он, вздохнув, откупорил синий пузырек, вылил несколько капель в свою кружку, а потом, зажмурив глаз, быстро, залпом осушил ее. Несколько секунд над столом висела напряженная тишина. Иан смотрел на лицо Иорвета, и на какой-то миг успел испугаться, что отец свалится под стол замертво. Но тот сделал глубокий вдох, медленно отставил кружку и открыл глаз. Потом взглянул на все еще улыбающегося алхимика. — Спасибо, — коротко обронил эльф. Регис чуть склонил голову. — И все же! — будто продолжая прерванный разговор, произнес Геральт, обращаясь к алхимику, — как тебя снова занесло в Боклер, да еще и не в какой-нибудь старый склеп на городском кладбище, а в придворные алхимики? Я думал, ты отправился на поиски своей кровожадной бестии, и в Туссенте в ближайшее время больше не объявишься. — Я нашел его, — улыбка гостя стала чуть печальней, он прикрыл тяжелые веки и вздохнул, — и понял, что нужно дать ему время прийти в себя. Для таких, как мы, семь лет — слишком малый срок, и когда я понадоблюсь ему, он меня позовет. Что же до моей службы при дворе… Мне нравится Туссент, гораздо больше, чем болота Темерии, пустыни Зеррикании или Каэдвенские горы, и отчего бы не провести здесь еще некоторое время? А Анна-Генриетта по старой памяти предложила мне поработать на благо княжества. Как выяснилось, предложила не зря. Не хотелось бы преувеличивать свои заслуги, но без меня бедный мальчик бы не выжил. И без вашей помощи, конечно, — Регис снова открыл глаза и пристально посмотрел на папу, — где вы научились так ловко открывать трахею, милсдарь Роше? Папа пожал плечами без тени ложной скромности. — Работа такая, — ответил он, и было видно, что вдаваться в подробности не собирается. — Ах да, работа, — Регис понимающе кивнул, — я слышал, вы тоже приняли предложенную вам придворную должность? Над столом вдруг повисла тяжелая, напряженная тишина, никак не подходящая витавшим вокруг праздничным запахам. Папа медленно сжал и разжал кулаки, не глядя ни на кого за столом, хотя остальные смотрели прямо на него. — Придворную должность? — первым заговорил Геральт, и в тоне его звучал ледяной укор, — Эмгыр предложил тебе работать на него? — Это придумала Цири! — отважился Иан прийти папе на помощь — очень уж много несправедливого осуждения плескалось сейчас в глазах ведьмака. Мальчик понятия не имел, что произошло между ним и Императором, но имя его Геральт произносил так, словно выплевывал ядовитый шип. — Предложил, — подтвердил папа — отпираться было бесполезно. Он бросил быстрый взгляд на отца, но тот остался, казалось, совершенно безучастным. — Думаю, не стоит тебе напоминать об опасности сомнительных союзов, которые ты так любишь заключать, — Геральт же, напротив, начинал всерьез злиться. Он даже слегка подался вперед, чтобы придать своим словам внушительности. — Не стоит, — ответил папа, расправляя плечи, — но я напомню тебе, что заключал эти союзы вовсе не по своей прихоти. Помнится, один из них мне однажды пришлось заключить с одним ведьмаком, о котором ходила совсем не добрая слава. Геральт упрямо сжал кулаки, но крыть ему, казалось, было нечем. Иан, потерявший всякий аппетит, переводил взор с ведьмака на папу, а потом остановился на отце. Тот — все такой же бледный, сидел очень прямо, но не произнес пока ни единого слова. Папа же, отодвинув от себя нетронутую тарелку, поднялся из-за стола. Молча, не взглянув больше ни на кого, он двинулся прочь из столовой, и только теперь эльф встрепенулся, будто просыпаясь. — Иан, — внезапно обратился он к мальчику, — идем. Думаю, грядущий разговор ты имеешь полное право услышать. Иан перехватил его взгляд, и вдруг отчаянно захотел остаться здесь, за столом, пусть бы даже пришлось съесть всю мерзкую кашу, за всеми присутствующими, пусть бы никто больше не обращал на него внимания. За последние дни он слишком часто оказывался втянут во взрослые дела, и только сейчас становиться взрослым ему расхотелось. Но, конечно, он покорно поднялся, коротко извинился и последовал за отцом. На открытой террасе было холодно, с подернутого белесой дымкой высокого неба сыпалось хрустящее крошево снега, и папа стоял у самого края, скрестив руки на груди и глядя куда-то поверх запорошенных рядов виноградных лоз. Отец приблизился к нему плавной неторопливой походкой и остановился рядом, не касаясь. Иану хотелось ввернуться между ними, чтобы хоть так сократить ширившуюся между родителями трещину. Но вместо этого он замер в паре шагов, не ощущая колючего холода снаружи — весь он сосредоточился внутри мальчика, мешая толком вдохнуть. — Я еще не согласился, — первым заговорил папа, продолжая смотреть вдаль, — я и сам хотел все рассказать тебе, без вмешательства неделикатных гостей и твоих шпионов. — Я знаю, — очень тихо подтвердил отец. — Эмгыр предложил мне возглавить новый специальный отряд, — продолжал папа, — созданный для того, чтобы попытаться подавить реданское наступление на Темерию. Анаис нужна помощь, а имперские войска в этот конфликт вмешиваться не могут. — Это разумно, — едва заметно кивнул отец, — я сам тебе об этом говорил, помнишь? — Но с этой работой может справиться любой с похожими навыками, — голос папы стал глуше, и теперь словно растворялся в усиливающемся снегопаде. — если я откажусь, Эмгыр найдет кого-то еще. — Не найдет, — возразил отец, — а ты — не откажешься. Между ними застыла ледяная тишина, и, казалось, даже мелкие колючие снежинки замерли в воздухе, а Иану впервые за очень долгое время по-настоящему захотелось расплакаться. — Иорвет, — очень четко выговорил папа, и наконец обернулся к эльфу — тот сделал встречное движение одновременно с ним. Иан видел, как ладони отца скользнули по рукавам запорошенного сюртука папы, а потом нырнули между его пальцами. Они смотрели друг другу в глаза, и мальчик решил было, что разговор продолжался беззвучно, мысленно. — У меня всего один глаз, — после долгой паузы снова заговорил эльф, — но я не слепой и не идиот. Я вижу, как тебе скучно, как ты несчастен здесь, посреди этой невыносимой идиллии. Я уже наблюдал, как ты страдаешь и чахнешь, вынужденный заниматься политикой, которая была тебе отвратительна. Она убивала тебя, но мирная жизнь, как выяснилось, убивает еще быстрее. А я своей душой рискнул, лишь бы избавить тебя от смерти. Я люблю тебя, и никогда не стал бы стоять на пути того, чтобы ты был счастлив и доволен собой. — Я счастлив с тобой, — почти шепотом ответил папа, — и все равно, где мы… — Врешь, — отец невесело улыбнулся, и Иан от его улыбки невольно поежился, — вовсе не все равно. Папа молчал, и только сильнее сжал ладони эльфа в своих. — Император предлагал работу и тебе тоже, — наконец заговорил он, решившись, — кто-то должен собрать и поднять на борьбу оставшиеся отряды скоя’таэлей. Они бедствуют и вымирают, им нужен лидер, и ты мог бы… — Ты никогда не спрашивал меня о моем прошлом, — перебил его Иорвет. Он сделал крохотный шаг к папе, и теперь они наконец-то стояли вплотную. Обычно Иан смущался, видя, как его родители обнимаются, но сейчас про себя он упрашивал их прильнуть друг к другу — тогда разговор перестал бы казаться таким безнадежно страшным. — Ты даже не знаешь толком, сколько мне лет. Папа моргнул, но ничего не ответил. — Когда Аэлиренн призвала эльфов на борьбу за свободу, мне было столько же лет, сколько сейчас тебе. Для эльфа — это пора ранней юности, безрассудной и глупой, — продолжал отец, — и потому я пошел за ней, за Белой Розой, единственной, кто тогда обещал моему народу свободу и справедливость. И я был одним из немногих, кто выжил в той резне. Я видел, как рушатся прекрасные башни Шаэрраведда, не зная тогда, сколько еще раз я окажусь единственным выжившим в очередной бойне. Я не захотел сидеть в Синих горах вместе с Филавандрелем и его последователями, храня в сердце заветы Аэлиренн, я жаждал борьбы так сильно, что в какой-то момент мне казалось, я не помню, за что сражаюсь. Но я воевал. Воевал всю свою жизнь — почти две сотни лет, чтобы в конце концов получить то, на что даже не рассчитывал. Моей целью была свобода, превосходство моего народа и справедливость для него, а получил я тебя. И только лежа под колючим одеялом в той вонючей пещере и глядя, как ты неумело сбриваешь свою отвратительную щетину, я понял, что сражался все это время только ради этого. Конечно, эльфская борьба еще не окончена — пока жив хоть один эльф, надежды терять нельзя. Но это дело молодых, а я так устал от войны. Так устал, Вернон. Папа опустил глаза, и Иан, забыв о своем страхе, заметил, как задрожали его пальцы. Отец продолжал смотреть на него, не отводя глаза. — И это мне все равно, где быть, лишь бы рядом с тобой, — теперь его голос звучал звонче, легче, будто отец сбросил с плеч огромный груз, не дававший ему дышать, — и если для счастья тебе нужно служить Эмгыру, Анаис, Ложе Чародеек, да хоть сумасшедшей Адде — мне все равно. Человеческая политика для меня ничего не значит. Хочешь, чтобы я ждал тебя дома, согревал постель и учился печь хлеб? Я буду счастлив это исполнить. Хочешь, чтобы я вступил в твой отряд и ползал на брюхе по болотам, отстреливая реданцев? Пусть будет так. Хочешь, чтобы таскался за твоей армией, как верная маркитантка? Даже это меня устроит. Но, прошу тебя, не заставляй меня снова вмешиваться в войну, которую я уже проиграл. Папа молчал. Иан тихо, крадучись, приблизился к родителям, остановился в полушаге — он хотел быть частью этого разговора, а не просто зрителем. А еще он хотел расслышать папин ответ. Отец сделал короткое движение головой, и лбы родителей мягко соприкоснулись. Эльф закрыл глаза и выдохнул, снова смутно улыбаясь. — Я должен дать ответ через две недели, — наконец сказал папа, — а куда мне велят отправиться после этого, я не знаю. — Надеюсь, хотя бы не в Темерию, — тихо фыркнул отец, — ненавижу гребанную Темерию. Иан, все еще не до конца понимая, что произошло, не смея поверить, что такой тяжелый разговор закончился так хорошо, невольно шмыгнул носом. Отец встрепенулся, отстранился от папы и посмотрел на него. — А ну-ка, быстрее в дом! — скомандовал он безжалостно, но все еще не выпуская папиной руки, — простудишься, а потом сам будешь жаловаться, что лежать в кровати скучно! Иан тряхнул головой, смахивая с волос мелкую ледяную крошку. Снег валил все сильнее, и он наконец-то почувствовал, что и в самом деле замерз. Убегая с террасы, он успел услышать, как отец недовольно цокнул языком. — Никакой чести в этом имперском семействе. Девчонка уехала, пока я спал. А я ведь выиграл у нее сапоги для тебя. — Ничего, — в голосе папы звенело облегчение, — я согласен на подарок попроще.