Туссентские каникулы

— Не понимаю, — сказал отец, с ногами садясь на кровать Иана, — как можно было меньше, чем за полгода, обрасти таким огромным количеством вещей. Иан, укладывая в аккуратную стопку очередную книгу, обиженно покосился на него. — Ты не помогаешь, -заметил он. — Я даю тебе мудрые советы, — откликнулся отец, пожав плечами, — мог бы поучиться у нас с Верноном путешествовать налегке. — У Иана не было необходимости быть готовым сорваться с места в любой момент, — философски заметил папа. Он стоял, прислонившись к подоконнику — и тоже совершенно не помогал, — это хорошо, что у него появляются свои вещи и он их ценит. Мы с тобой таким похвастаться не можем. — Это потому что мы с тобой знаем, что нужно ценить, а что — в любой момент бросить, — откликнулся отец. Он протянул руку и взял из стопки только что уложенную Ианом книгу, — «Приключения славного рыцаря Годрика и его дружины», — насмешливо огласил он название, — зачем она тебе? Ты ведь ее уже читал. — А вдруг захочу перечитать снова? — Иан настойчиво отнял у отца драгоценный том и положил его обратно. Рядом со стопкой книг высилась небольшая гора одежды, и мальчик кинул в нее очередную рубаху — очень красивую, глубокого синего цвета. Госпожа Йеннифер говорила, что в ней маленький эльф похож на настоящего сказочного принца, ну как можно было оставить такую ценную вещь? — А вот всю свою одежду правда можно не брать, — вероломно прокомментировал его движение папа, — магичка одевала тебя, как куклу, но к весне все эти шмотки будут тебе малы. Ты за осень вытянулся на полголовы, то ли еще будет. — Верно, — подхватил отец, — корме того, где ты собрался щеголять в черном бархате и кружевах? На балы нас вряд ли будут приглашать. Иан с сожалением поднял в руках красивый, мерцающий в свете свечи бархатный камзол. Папа был прав — он стал немного тесноват маленькому эльфу в плечах, но это был не повод его выбрасывать. По словам госпожи Йеннифер, наряд сшил лучший портной в Боклере. — Если я его оставлю, госпожа Йеннифер обидится, — пожал плечами мальчик. — Ну и хрен с ней, — немного раздраженно бросил отец, откидывая голову назад и глядя теперь на Иана из-под густых ресниц, — пусть заведет себе голема, и его рядит, как хочет. Иан и раньше замечал, что из всех, живущих в Корво-Бьянко больше всего презрения от отца доставалось именно госпоже Йеннифер. Мальчик не очень понимал, в чем дело — в открытые конфликты Иорвет и колдунья никогда не вступали, но, стоило отцу заговорить о ней, в его голосе неизменно появлялось холодное раздражение. — Когда приедем в Оксенфурт, купим тебе одежду по размеру, — миролюбиво вмешался папа. Только накануне они узнали, куда именно им предстоит отправиться. Папа говорил, что Оксенфурт должен был стать отправной точкой, местом, куда тянулась единственная тонкая нить расследования покушения на Фергуса. Кроме того, именно оттуда можно было начинать осуществлять планы Императора по сдерживанию реданского вторжения в Темерию. Папе очевидно было все равно, куда ехать — Иан и не замечал раньше, как сильно человек устал от Туссента. Казалось, вели Император ему отправиться на самую высокую вершину Драконьих гор, папа с радостью бы выполнил приказ. А вот отец не был так доволен. — Что я буду делать в Оксенфурте? — спросил он, саркастически поджав губы, — не станешь же ты, славный командир, прятать меня в шкафу, как позорную тайну? — Если будешь меня позорить — буду, — не остался в долгу папа, — все было бы гораздо проще, будь ты женщиной. Выражение лица Иорвета застыло, плотно сжатые губы побледнели. — Это почему же? — осведомился он. — Подорожная грамота выписана на меня и мое семейство, — пояснил папа, Иану показалось, немного мстительно, — но по документам выходит, что все мое семейство — это один Иан. А ты не сойдешь ни за моего брата, ни за его. Потому я и говорю — жаль, ты не женщина. Мы бы быстро заключили брак, и не было бы никаких проблем. На этом разговор накануне увял, и к вопросу о том, кем именно будет представляться отец на дорожных постах в Редании, родители больше не возвращались. Но сейчас, наблюдая за тем, как Иан пытается уместить полгода жизни в маленькую дорожную сумку, отец снова задумчиво заметил: — Если твой любимый Император так жаждал добиться твоей преданности, то отчего ему было не выписать подорожную грамоту и на меня тоже? — спросил он, — я ведь вообще-то личность, а не только твоя тень, жена — или кем ты там представляешь меня в своих фантазиях? — Откуда мне знать? — развел руками папа, — может быть, он считает, что у тебя есть свои способы проходить через блокпосты. — Тогда он полный идиот, — отозвался отец, — удивительно, как у такого мерзкого во всех отношениях человека получился такой приличный сын. Познакомившись с ним, я даже начал верить, что Нильфгаард рано или поздно наконец обретет достойного Императора. — Фергус не станет Императором, — возразил папа. Иан слушал их теперь вполуха, недоумевая, почему для того, чтобы поболтать, родители выбрали именно его спальню. Неужели им так нравилось наблюдать за его терзаниями? — За Эмгыром наследует Цирилла, а она, как я понял, не проходила ведьмачьих мутаций, и потому вполне способна произвести на свет наследника для себя. Фергус станет мужем Анаис — это было, пожалуй, единственное мудрое решение, которое я успел принять, пока просиживал штаны в кресле регента. Иорвет насмешливо фыркнул. — Я успел немного пообщаться с Цириллой, — сказал он с вызовом, — и я готов поспорить на свою лучшую колоду для гвинта, что ее побег от обязанностей правительницы — вопрос пары лет, а то и месяцев. Она тяготится всем этим не меньше, чем ты. — В любом случае, это не наше дело, — откликнулся папа, потом повернулся к мальчику, — Иан, если ты хочешь знать мое мнение, бери налуч с луком, колчан, одну книжку — ту, которую еще не читал, чтобы не скучать в дороге, и ту одежду, что сейчас на тебе. Для поездки в Оксенфурт этого достаточно. Туссентская одежда все равно будет слишком выделяться на фоне реданских пейзажей. — Слушай мудрого человека, — многозначительно подтвердил отец, — только, кроме одежды, которая на тебе, возьми еще пару смен белья. Люди об этом постоянно забывают, не стоит опускаться до их уровня. Папа хотел что-то ответить, но в этот момент в окно за его спиной раздался настойчивый жесткий стук. Человек удивленно обернулся. — Странно, — изрек он, — ворона. Иан встрепенулся, выронил из рук гладкую блестящую чешуйку со спины вилохвоста, которую однажды раздобыл для него Геральт, и поспешил к окну. С той стороны на подоконнике действительно сидел большой черный ворон и настойчиво стучал клювом по стеклу. Мальчик просиял. Нечто подобное ему однажды уже приходилось видеть. — Это послание, — сообщил он изумленному папе, — от того алхимика, Региса. Он умеет разговаривать с воронами, я сам видел! Папа с сомнением сдвинул брови, покосился на птицу, потом вопросительно посмотрел на отца. Тот тревожно подобрался и сел на постели очень прямо, словно готовый в любой момент отражать нападение. — Открой, — Иан подергал папу за рукав, — он ничего нам не сделает. Еще секунду поколебавшись, папа все же отодвинул тяжелую задвижку на раме и открыл створку окна. Ворон ворвался в комнату вместе с холодным порывом влажного речного ветра, покружил под потолком и наконец приземлился отцу на плечо — со зрячей стороны. Отец болезненно замер, явно боясь пошевелиться, опасаясь, что твердый клюв странной птицы сейчас выклюет ему единственный оставшийся глаз. Иан поспешил прийти к нему на помощь. Он решительно приблизился к кровати и выставил вперед руку. — Осторожно, — хрипло предупредил из-за его спины папа, но Иан бесстрашно смотрел на птицу, улыбнулся ей. — Ты от Региса, да? — спросил он у ворона, — иди сюда, отец тебя боится. А я — нет. Птица величаво взмахнула крыльями, растрепав волосы Иорвета — эльф зажмурился, качнул головой в сторону, дернул руками. Ворон же, не тронув его, перепорхнул на руку Иана и негромко каркнул. — Гребанная тварь, — отец отодвинулся по кровати подальше от черного вторженца, часто моргая заслезившимся глазом, — какого дьявола ты ее впустил? Папа, до сих пор молча наблюдавший за этой сценой, вдруг с широкой улыбкой уставился на отца, а потом и вовсе негромко рассмеялся. — Ты боишься птиц? — спросил он напрямик, — я так долго гонялся за тобой и пытался тебя достать, а хватило бы выпустить на тебя стаю галок? Отец гордо вскинул голову. — Я не боюсь птиц, — заявил он, — только если они так близко от моего лица. Пока родители привычно препирались, Иан внимательно разглядывал пернатого гостя. Ворон взирал на него блестящими черными глазами — видно, ждал, что у мальчика найдется для него угощение. На правой лапке птицы маленький эльф вдруг заметил золотое кольцо, и прикрепленный под ним маленький свиток бумаги. — Здесь письмо, — встрял он в разговор родителей, и те разом замолчали. Папа шагнул к мальчику, аккуратно протянул руку, и ворон сам позволил ему снять письмо со своей лапки. После этого, снова вспорхнув, приземлился Иану на голову и принялся сосредоточенно чистить перья клювом. Отец из угла кровати продолжал опасливо на него поглядывать. Папа развернул свиток, быстро прочитал послание и усмехнулся. — Кажется, наша главная проблема решена, — сказал он, — это действительно послание от Региса, и он предлагает очень изящный выход из ситуации. — Пожалуйста, уберите птицу, — отец едва ли слушал, что говорил ему человек, и Иан решил сжалиться над ним. Он подошел к окну — ворон продолжал спокойно сидеть у него на голове. — Лети к Регису и передавай ему привет, — сказал мальчик, — прости, угощения для тебя у меня нет… Птица недовольно каркнула, расправила крылья и величаво вылетела прочь из комнаты. Иан захлопнул створку и повернулся к родителям. Отец, явно смущенный проявлением своей слабости, встал с постели и прошелся по комнате, не глядя на папу. — Ну и что за выход? — спросил он раздраженно. — Регис сообщил, что написал какому-то своему другу-профессору в Оксенфуртском университете, и тот готов пригласить тебя в качестве своего личного гостя, — пояснил папа, широко улыбаясь, — ты получишь и подорожную грамоту, и правдоподобную легенду. Представишься каким-нибудь ученым, занимающимся вопросами эльфского наследия или вроде того. Отец остановился посреди комнаты, и Иан заметил, как вытянулось его лицо. — Я надеюсь, ты шутишь, — заявил он с легкой ядовитой угрозой в голосе, — из меня ученый, как из ведьмака зерриканская полосатая лошадь. — Тебе не придется читать лекции или сидеть в библиотеке, — пожал плечами папа. Его глаза смеялись, и было заметно, что он изо всех сил сдерживается, чтобы не выпустить этот смех наружу, — но сам подумай — это отличный способ проникнуть за стены университета. Для меня вход туда закрыт, а ведь там можно узнать что-то важное. Я думаю, это… — Подумай еще раз, — зло прервал его отец, — с моей рожей только и светиться среди школяров. — Не вижу в этом ничего страшного, — возразил папа, — Редания сейчас активно реализует программу реабилитации для нелюдей. Адда, вознеся своего драгоценного супруга на знамя борьбы за свободу, всеми силами пытается отмыть его репутацию от сажи после всех сожженных на площадях эльфов. Так что в университете сейчас больше представителей Старшего народа, чем в Дол Блатанне. — Еще лучше, — отец сжал кулаки, — если из короткой людской памяти я и был стерт, то мои братья очень хорошо помнят, кто я такой, и смешаться с толпой у меня не получится. — Ерунда, — отмахнулся человек, — после всех гонений, мало осталось оседлых эльфов, у которых бы на лице не было ужасных шрамов, а твое лицо давно исчезло с придорожных столбов. Для меня, конечно, ты — самый особенный, но для других эльфов — лицо среди лиц. Тебя запомнили по патетичным речам, кровавым нападениям и красной косынке. Вычти все это из своего образа, и ты запросто смешаешься с толпой. Отец скрестил руки на груди — явно отгораживаясь от папиных слов, и человек разочарованно покачал головой. — Впрочем, если ты боишься, я не стану тебя заставлять, — сказал он, — До Оксенфурта путь неблизкий — придумаем что-то еще. Иан услышал, как отец скрипнул зубами. Он колебался еще пару секунд, потом тряхнул головой. — Лучше бы я и правда был женщиной, — процедил он, — но, если этот алхимик обеспечит меня нужными документами, я, так и быть, познакомлюсь с его профессором. Папа удовлетворенно улыбнулся и кивнул. На следующий день завтракали все вместе. Иан, сидя по левую руку от отца и по правую — от Геральта, чувствовал, как над столом набухает, ширится неприятная тишина. Это был их последний завтрак в Корво-Бьянко, и, хотя им подали самую обычную кашу с орехами, которую мальчик терпеть не мог и ел только из уважения к госпоже Йеннифер, сегодня он отправлял в рот ложку за ложкой с настоящим удовольствием. Покидать поместье, успевшее стать ему домом не меньше, чем Вызимский дворец, было немного страшно, и мальчик твердо решил хорошенько запомнить каждую из ускользающих минут. Неожиданно госпожа Йеннифер отложила в сторону ложку — даже не так, почти отшвырнула ее в сторону. — Поверить не могу, — заявила она, в упор глядя на папу, сидевшего прямо напротив него, — какими надо быть чудовищами, чтобы тащить ребенка на войну! Папа, только что зачерпнувший очередную ложку каши, едва не поперхнулся от такого поворота. Он нервно сглотнул, сдвинул брови, но не отвел от чародейки взгляда. — Мы едем не на войну, — сказал он ровно, — да, Редания собирает войска, и к весне планируется наступление на Темерию, но моя задача — именно предотвратить это. Оксенфурт же боевые действия не коснулись даже во время прошлого наступления Нильфгаарда. — Допустим, так, — кивнула Йеннифер, и вокруг ее фигуры, казалось, постепенно мерк свет, окружая чародейку коконом из пульсирующей мглы, — но долго ли продлится этот мир? И долго ли ты сам будешь оставаться в Оксенфурте? Насколько я поняла, ты будешь возглавлять мобильный отряд, который отправится, куда велит Эмгыр. Синие Полоски часто оказывались прямо посреди самых жарких сражений — отчего ты думаешь, что, сменив название, ты изменишь этот факт? Папа не ответил на это, а Иан, чувствуя, что происходит что-то неправильное, с надеждой посмотрел на него. — Где вы собираетесь оставлять его, пока ты будешь пытать и резать врагов Империи, а Иорвет — шпионить? — продолжала напирать Йеннифер, — наймете няньку? Или, как обычно, предоставите его самому себе? Иан хотел было вмешаться, возразить, напомнить госпоже Йеннифер, что он уже не маленький, и вполне может сам о себе позаботиться, даже быть полезным папе — разве расследование покушения на Фергуса не продемонстрировало это в полной мере? Но отец опередил его. Он сжал кулаки и грохнул ими по столу. — Прекрати читать мои мысли, ведьма, — выплюнул он, — а если желаешь продолжать, то прочти сейчас, узнаешь о себе много интересного. Йеннифер надменно посмотрела на него. — Смотрите, кто заговорил, — усмехнулась она, — отец, который считал сына взрослым чуть ли не с пеленок. Будь твоя воля, ты бы уже сейчас вручил ему в руки лук и отправил в леса, бороться за вашу призрачную свободу. Иан почувствовал, что начинает злиться — о нем говорили так, словно его вовсе не было в комнате. Во всяком случае, его собственное мнение никого совершенно явно не волновало. Но какая бы буря ни зарождалась у него в груди, шторм, охвативший отца, был во много раз сильнее. Он поднялся рывком, перевернув свою тарелку, и каша лениво поползла по столешнице и крупными каплями засочилась на пол. — Я не намерен этого выслушивать, — заявил он, — не думай, что я не вижу тебя насквозь, ведьма. Я с самого начала знал, что ты надеялась, что мы сгинем, и мой сын достанется тебе. Так вот — этого не будет. Йеннифер откинулась на спинку стула и рассмеялась. — «Я», «мой», — передразнила она, — ты забываешь, Иорвет, что Иан — не твой трофей и не твоя собственность. И сейчас ты думаешь лишь о том, как утереть мне нос, поставить меня на место, выставить похитительницей детей. В то время как речь идет вовсе не о тебе и не обо мне — речь идет о мальчике, которого ты собираешься обречь на жизнь посреди военных действий. Ты сам так жил. И как — понравилось тебе? Хочешь научить своего сына вздрагивать от каждого резкого звука и в каждом прохожем видеть убийцу или шпиона? Хочешь, чтобы прятаться и убивать он научился раньше, чем держаться в седле и целоваться с девушками? Отец молчал, и тишина звенела вокруг него, как спущенная тетива. Папа медленно поднялся вслед за ним, и теперь они вдвоем, плечом к плечу, стояли напротив чародейки, слегка улыбающейся им, откинув голову. — Довольно, — вдруг подал голос Геральт, — Йеннифер, мы с тобой не в праве распоряжаться судьбой Иана, хотя я тоже считаю, что в Редании ему не место. Однажды реданская сова уже хотела его прикончить, и привозить его к ней так близко, все равно, что бросать мышку прямо ей в клюв. — Никакая я не мышка! — Иан все же не выдержал. Он буквально подскочил на своем месте — от кого угодно он ожидал предательства, но только не от Геральта. Ведьмак до этого моменты был его другом — более надежным, чем даже Фергус. Ему он доверял все свои секреты, с ним делил опасные приключения и старался никогда не подводить. И вот сейчас Геральт буквально вонзал охотничий нож ему в спину, — я сам буду решать, поеду я или… — Иан, — резко оборвал его тираду папа, и оклик его ощущался, как короткая звонкая пощечина, — иди погуляй. Взрослым нужно поговорить. Мальчик почувствовал, как у него защипало в носу, а к глазам подкатили горячие досадные слезы. — Я взрослый, — выкрикнул он, не контролируя больше свой голос, — взрослый! — по щекам маленького эльфа уже катились отрицавшие его слова жаркие капли, и он раздраженно утер глаза рукавом. — Выйди! — голос отца звучал даже не как пощечина, а как тяжелый удар кнутом. Иан выкатился из дома, не потрудившись даже надеть куртку. На улице шел противный скучный дождь, размывавший остатки грязного снега. Мальчик понесся вниз по лестнице, поскользнулся, не удержался и полетел вниз. Его поймали сильные уверенные руки, и мягкий вкрадчивый голос над ухом произнес: — Осторожней, ваша милость, так и шею сломать не долго. Варнава-Базиль аккуратно поставил его на ноги. Иан не поднял на него глаза, шмыгая носом, стараясь унять бесконечный поток слез. Прямо перед его лицом возник большой белый платок, и мальчик покорно взял его, шумно высморкался. — У вашей милости неприятности? — участливо поинтересовался дворецкий. Иан наконец посмотрел на него. Варнава-Базиль выглядел безупречно, как всегда. Казалось, дождевые капли огибали его фигуру, не оседая ни на одежде, ни на стеклах очков. Но сейчас мальчик едва заметил эти странности. — Меня хотят оставить здесь, — признался он тихо, снова опуская глаза, — бросить в Корво-Бьянко… — Вам так не по душе наше поместье? — спросил Варнава-Базиль — так, будто мальчик невольно уязвил его гордость. — По душе, — признался он, — но понимаешь… В прошлый раз меня тоже не спрашивали, когда отправляли прочь из Вызимы. Но я не глупый — понимал, что папина жизнь была в опасности, его собирались судить, и он заботился обо мне. Но теперь… они ведь сами пришли помогать собирать вещи. И у меня даже есть подорожная грамота. Я думал…- его горло снова сжал влажный спазм, — я думал, они считают меня взрослым — я ведь помогал в расследовании, и на охоту ходил вместе с Геральтом, у меня теперь есть настоящий лук, и я вырос почти на полголовы за осень. Но похоже, для них я все еще — глупый младенец, которого можно не спрашивать, чего он хочет. — Для отцов дети всегда остаются маленькими, — заметил Варнава-Базиль, — и ваше желание уехать вместе с родителями очень понятно. Но думали ли вы, ваша милость, как сложно для них принять такое решение? Защищать вас — их священный долг, и они боятся не справиться. Иан резко отвернулся от дворецкого, одернул на себе рубаху, поежился. — Пойдем на конюшню? — предложил он наконец дворецкому, — проведаем Бабочку. Ей тоже придется остаться здесь. Варнава-Базиль плавно кивнул, протянул Иану руку, и тот, цепляясь за нее, чтобы снова не поскользнуться, двинулся через двор. У самых дверей конюшни Варнава-Базиль остановился. — Здесь я вас оставлю, — сообщил он, — нужно распорядиться насчет обеда. Иан удивленно посмотрел на него, но возражать не стал. За все месяцы жизни в Корво-Бьянко, он ни разу не видел, чтобы дворецкий заходил на конюшню. Казалось, это место было заколдовано, и дворецкий был властелином везде, кроме денников лошадей. Раздумывать об этом сейчас, впрочем, было недосуг. Мальчик тихо скользнул в теплое нутро конюшни, поздоровался с конюхом, чистившим бок Плотве, и просочился в денник к Бабочке. Папина кобыла, заметно округлившаяся за последние месяцы, неторопливо жевала сено, и на мальчика даже не взглянула. Именно здесь, в самом углу стойла, и обнаружил Иана папа через некоторое время. Он походя погладил гриву лошади, обошел ее и присел прямо на пол рядом с мальчиком. — Поговорим? — предложил он негромко. — Не хочу, — упрямо заявил Иан, — я знаю, что ты скажешь, Варнава-Базиль мне все объяснил. Папа помолчал несколько секунд. — Мы вернемся, — наконец выговорил он, явно через силу, с трудом подбирая слова, — будем приезжать, когда сможем. А ты пока немного подрастешь, научишься драться с мечом и кинжалом — Геральт обещал помочь. — Я больше не разговариваю с Геральтом, — буркнул Иан, отвернувшись и сверля расплывающимся взглядом стену денника, — и с тобой не хочу. Уходи. Уезжайте хоть сейчас, мне плевать. Папа вздохнул, снова помолчал. — Иан, — сделал он вторую попытку через несколько безмолвных минут, — ты ведь знаешь, что Фергуса его отец тоже не возит вслед за собой, если отправляется в какое-нибудь опасное место? Иан резко повернулся к человеку. — Я — не Фергус, — огрызнулся он, — и у Фергуса есть мама. Моя мама предлагала мне уехать с ней, и я мог бы сейчас выступать вместе с труппой Яссэ где-нибудь в Ковире или в той же Редании, где готовится война. Но я решил остаться, потому что думал, что нужен вам. — Конечно, ты нужен нам, — мягко ответил папа, — для нас с твоим отцом нет никого, важнее тебя, именно поэтому мы и решили… Иан вскочил на ноги, до боли сжимая кулаки. — Врешь! — крикнул он так громко, что меланхоличная Бабочка нервно заржала и переступила ногами, — для тебя важен отец, а для него — ты. И я для вас — только досадная помеха! Ты хочешь воевать, он — идти за тобой, а меня, значит, можно бросить при первой удобной возможности! — Не говори так, — папа оставался совершенно спокойным, хотя Иан заметил, как нервно дернулся его кадык и поникли плечи. — Почему? — Иан чувствовал, как от крика начинает першить в горле, а предательские слезы снова застилают взор, — Почему не говорить, если это правда? Да если бы меня не было, всем было бы только лучше! Если вы так этого хотите, я останусь. Пускай! Госпоже Йеннифер я явно нужен больше, чем вам! Иан не стал дожидаться папиного ответа. Почти не разбирая дороги из-за влажной мглы перед глазами, он ринулся из денника прочь, ткнулся в бок Бабочки — та испуганно дернулась. Спотыкаясь, Иан добежал до двери конюшни и распахнул ее. Больше всего ему сейчас хотелось ринуться в поля, утопавшие сейчас в ледяной грязи, и бежать по ним, не разбирая дороги, пока не выбьется из сил и не упадет. И пусть бы потом его съели накеры или гигантские многоножки, или подобрали проезжавшие по дороге разбойники — вот тогда бы родители поняли, каково это — жить без Иана. Двор перед конюшней совсем развезло. Дождь уже не лениво сыпался, а буквально изливался с неба, вполне соответствуя настроению мальчика. Тонкие замшевые сапоги почти сразу набрали воды. Все еще слепой от слез Иан оступился и полетел вперед, приземлился в ледяную грязь лицом и остался лежать. Ему было совершенно безразлично, кто вытащил его из грязи, и, увидев над собой лицо Геральта, Иан ни капли не удивился. Ведьмак отнес его в дом без единого слова, и там мальчик терпеливо ждал, пока его вымоют в корыте с обжигающе горячей водой, натрут полотенцем и переоденут в чистое — совсем как маленького. Случившаяся в деннике Бабочки вспышка отняла у мальчика слишком много сил, и потому, когда ведьмак отнес его в комнату, где на кровати все еще лежала выбранная в дорогу книга, налуч с луком и узелок с бельем, Иан совершенно не сопротивлялся. Едва коснувшись головой подушки, он провалился в тяжелый сон, в котором бежал за удаляющимися силуэтами всадников, спотыкался, падал в грязь, вставал и продолжал бежать, но никак не мог их настичь. Иан проснулся снова в слезах. За окнами стояла густая мгла, и мальчик резко сел и огляделся. В комнате было темно, в тяжелой голове мальчика с трудом ворочались мысли. Сколько он проспал? Что если его родители уже уехали, даже не попрощавшись? После всего того, что он наговорил папе, это было неудивительно… Иан встал и, чуть покачиваясь, подошел к окну, подергал раму — та оказалась не просто заперта на задвижку, а словно бы запечатана каким-то заклинанием. Госпожа Йеннифер знала мальчика слишком хорошо, и, конечно, предполагала, что он решит сбежать. Не стоило говорить, что и дверь тоже оказалась запертой снаружи. С тяжелым вздохом, чувствуя, как в тело просачивается ледяной озноб, Иан уселся обратно на кровать. Все пропало. Он был изолирован от мира, и теперь даже не сможет сказать папе на прощание, что вовсе не имел в виду всех тех ужасных вещей, которые так легко бросал ему в лицо. Им словно владело тогда какое-то жуткое проклятье, но сейчас морок спал, и мальчик снова был собой. Он услышал едва различимое шипение со стороны двери, и только успел поднять голову, чтобы увидеть, как в щель под створкой просачивается густой черный туман. Мальчик в ужасе подобрал под себя ноги и замер. Что если Корво-Бьянко загорелся? Но дымом в комнате совершенно не пахло. Тогда что же? Так действовало запирающее заклятье госпожи Йеннифер? Вспоминая ее пугающий вид за столом, в это легко было поверить. Меж тем туман сгущался и обретал четкие очертания, и через мгновение Иан с изумлением увидел, что перед ним стоит Варнава-Базиль — спокойный, как всегда, с обычной любезной улыбкой. — Простите, ваша милость, — сказал он, — не хотел вас пугать. Но, боюсь, это был единственный способ проникнуть через эту дверь — госпожа Йеннифер забрала у меня ключи. — Ты…- Иан на минуту даже забыл о глубине своего смятения и горя, во все глаза глядя на Варнаву-Базиля. Его подозрения подтверждались, теперь в этом не было никаких сомнений, — ты превратился в туман?.. — Я не часто пользуюсь этим своим талантом, — скромно ответил Варнава-Базиль, — но ведь мы сейчас говорим не обо мне, верно? — Ты превратился в туман! — голос Иана взвился вверх, и Варнава-Базиль прижал палец к губам. — Тише, ведьмаки спят очень чутко, — сказал он, — а мы ведь не хотим, чтобы его милость Геральт вмешался? Я пришел спросить, тверды ли вы в своем решении последовать за родителями вашей милости в неизвестность? Иан соскочил с кровати. — Да! — ответил он, не задумываясь, потом, понизив голос, печально добавил, — но они решили не брать меня, что я могу с этим поделать? — Может быть, и ничего, — подтвердил Варнава-Базиль, — но вы никогда не узнаете, пока не проверите. Кроме того, я думаю, ваша милость хотел бы с ними попрощаться. — Да, да, — закивал Иан с жаром, но тут же сник, — но как мне выбраться? На окно наложено заклинание, а если я пойду через дом, Геральт меня услышит — путь к выходу лежит мимо его спальни, я потому и вылезал все время в окно… Варнава-Базиль приблизился к окну и внимательно осмотрел его. — Магией здесь и не пахнет, — сообщил он наконец, — просто кто-то всунул гвоздь с той стороны рамы, чтобы она не открывалась. Если ваша милость подождет секунду… Иан нетерпеливо закивал — пока Варнава-Базиль ударялся в свои вечные расшаркивания, драгоценное время таяло. Фигура дворецкого снова дрогнула, рассыпалась, и черный туман заструился по полу, потом тонкой медленной струйкой начал просачиваться между подоконником и оконной рамой, будто подталкивая что-то на той стороне. Иан успел досчитать до сорока, когда оконная рама дрогнула и распахнулась. Ледяные брызги дождя ворвались в комнату. Мальчик уже поспешно натягивал сапоги. Ему понадобилась еще секунда, чтобы прихватить с кровати лук, книгу и узелок, и вот он уже был у окна. Туман приглашающе сгустился, и Иан бесстрашно выпрыгнул прямо в него. Это были самые странные ощущения из тех, что ему довелось пережить. Туман был не плотным, казался совершенно бестелесным, щекотал кожу прямо через одежду, и заставлял сердце трепетать где-то в районе яремной ямки. Спуск вниз длился долю секунды. Варнава-Базиль, уже в своей физической форме, стоял рядом с маленьким эльфом. — Родители вашей милости сейчас на конюшне, — сообщил он, — вам стоит поторопиться. Иан поднял на дворецкого восхищенный взгляд. — Если ты умеешь так, то почему остаешься всего лишь дворецким? — спросил он шепотом. — С вашего позволения, я не просто дворецкий, — ответил Варнава-Базиль, — я дворецкий у ведьмака. И я поспорил с одной моей подругой, кого из нас его милость Геральт раскроет первым. Я, конечно, победил в споре, но теперь держу пари с самим собой. Но поспешите — время уходит. — До скорой встречи, Варнава-Базиль, — улыбнулся Иан, — обещаю, что ни за что не раскрою твою тайну. Дворецкий растворился в воздухе, успев еще раз учтиво поклониться, а Иан, почти подлетая над скользкой землей, кинулся на конюшню. — Я так не могу, — услышал он от дверей голос отца, — мы не просто уезжаем, мы бросаем его, не попрощавшись. — Долгие проводы — лишние слезы, — мрачно ответил папа, — кроме того, я боюсь, что, реши мы попрощаться, я не выдержал бы и сдался. Ты бы видел его взгляд, Иорвет. Да я сам чуть не разрыдался… — Он возненавидит нас, — голос отца задрожал, и у Иана сжалось сердце, — но ведь мы действуем ради его блага, правда? Папа ничего не ответил. Еще несколько секунд Иан стоял, притаившись за дверью и прислушиваясь, и наконец Иорвет тихо выругался. — Я так не могу, Вернон, — сказал он неожиданно твердо, — ты — езжай. А я останусь здесь. Я не могу его бросить. А ты… ты приезжай к нам, когда сможешь, ладно? — Иорвет, — Иан едва слышал голос папы, — ты совсем ебнулся, куда я без вас? Значит, оба остаемся… Большего Иану и не требовалось. Он толкнул дверь конюшни и буквально ввалился внутрь, застав такое привычное зрелище обнимающихся родителей. — Чуть не опоздал! — объявил он, поправляя налуч на спине и книгу подмышкой, — можно в этот раз я поеду на Серебряном? Родители отшатнулись друг от друга и замерли, уставившись на него. Первым отмер папа. Иан заметил, как дернулось его лицо, и на секунду испугался, что человек снова разозлится. — Иан, — выдохнул папа и, шагнув к нему, присел на одно колено и раскрыл объятия. Мальчик, не промедлив ни мгновения, ринулся у нему и повис у него на шее, роняя книгу на пол. Он хотел начать извиняться, сказать папе, что говорил не всерьез, со злости, и больше никогда ничего подобного не повторится, но папа первым сказал: — Прости меня. — Ничего, — позорно всхлипнул Иан, — я не обижаюсь. — Эй, — прикрикнул на них отец, выводя под уздцы Серебряного из денника, — кончайте разводить сырость. Нужно уехать, пока ведьма не проснулась.