Туссентские каникулы

Иан прислушивался, как уныло бурлит в животе, и с тоской размышлял о том, что с чаепития в компании Шани нужно было утянуть для себя хотя бы одну булочку или яблоко. Вот ради таких моментов, видимо, его отец и делал свои вечные запасы, но маленький эльф был еще слишком неопытным, чтобы верно подгадать момент, когда эта привычка могла бы пригодиться. А момент настал. Весь вечер, с тех пор, как они вернулись домой, отец провел над большой книгой в кожаном переплете и стопкой чистой бумаги, на которой он время от времени делал быстрые пометки. Отвлекся эльф лишь на то, чтобы принести побольше свечей, когда окончательно стемнело. Он так старательно вчитывался в мелкие частые строчки, выводил что-то на бумаге и бормотал себе под нос «Я ему еще покажу, будет знать, как спорить с очевидным!», что Иан начал подозревать, что родной отец напрочь забыл о его существовании. Конечно, он мог бы самостоятельно приготовить для себя ужин — в том, чтобы положить кусок ветчины на кусок хлеба, не было ничего сложного. Но для того, чтобы добраться до припасов, нужно было открыть тяжелую дверь в погреб, а Иан сомневался, что сможет преодолеть это препятствие. Потому оставалось только ждать, пытаясь отвлечь себя собственной книжкой — той единственной, что он привез из Туссента и перечитал уже трижды — и не думать о булочках, даже воспоминания о которых уже начинали стираться. Может быть, завтра можно будет попросить Шани дать мальчику одну из ее книг домой, чтобы было, чем занять долгий голодный вечер — Иан подозревал, что отцовская борьба с неведомым противником, осмелившимся спорить с очевидным, одним сражением не ограничится. Нужно было готовиться к долгой осаде. — Ну вот же! — отец ткнул пальцем в книгу и обращался явно скорее к ней, чем к сидевшему напротив него мальчику, — я ведь так и сказал, подумаешь, я не знаю, что такое «трансцедентальный опыт»! Иан вздохнул. Иногда, сидя в зале, где отец вступал в свои словесные баталии с профессором Шинце или другими студентами, он слышал слова, которыми они обменивались, и осознавал, что не может понять добрую половину из них, будто присутствующие говорили, смешивая знакомый и незнакомый языки. Но если от Иана никто и не ждал подобных познаний, то отец, если его ставили в тупик таким вот «трансцедентальным опытом», терялся, злился и не начинал грубить только потому, видимо, что атмосфера огромного, полного ученых людей зала его подавляла. И он отвоевывал у книг, которые читал, каждый новый термин, каждую крупицу знания, иногда восклицая «Так вот как это называется!». За этой работой было бы очень увлекательно наблюдать, если бы так не хотелось есть. Сидя на своей скамеечке в углу зала на лекциях, Иан иногда очень гордился отцом, когда тот давал остроумный точный ответ, затыкая собеседника за пояс. Один раз Иорвет даже сорвал аплодисменты своим пассажем, и после этого весь оставшийся день светился, как Йульское дерево. Входная дверь негромко скрипнула, и в кухню вошел папа. Он тяжело опустился на скамью рядом с Ианом и принялся стаскивать с себя заляпанные грязью и снегом сапоги. Отец поднял на него глаз. — Как ты думаешь, — сказал он вместо приветствия — так, словно человек весь вечер сидел перед ним, — можно будет попросить Анаис привезти мне кое-какие книги из библиотеки ее папаши? Когда мы уезжали, я не думал, что они мне пригодятся… Папа улыбнулся — Иану показалось, немного глупо, будто Иорвет был ребенком, произнесшим свои первые осознанные слова, и они сразу оказались словами «трансцедентальный опыт». — Когда я в следующий раз поеду в Новиград, напиши мне список книг, которые тебе нужны, — ответил он с непередаваемой глубокой нежностью, — я куплю. Отец поморщился. — Книги такие дорогие, — покачал он головой, — будто их не на бумаге, а на коже золотого дракона пишут. Зачем тратить столько денег? — Император велел мне не считаться с расходами, — подмигнул папа, — и если вместо очередного набора болтов я куплю несколько книг для тебя, он не обеднеет. Отец неожиданно словно проснулся и осознал, кто сидит перед ним. Он улыбнулся, отложил перо и протянул руку через стол. Папа сжал его пальцы, и Иан почувствовал себя лишним. Вот сейчас родители снова начнут целоваться — он очень хорошо знал эти их взгляды друг на друга… — Не знаю, за какие заслуги мне достался ты, — негромко проговорил отец. — Почему наш сын смотрит на меня так, будто раздумывает, какая часть меня повкуснее? — ухмыльнулся в ответ папа. Иорвет перевел взгляд на Иана, и тот поспешил сделать вид, что ужасно увлечен своей читанной-перечитанной книжкой, а вовсе не помышлял последние несколько часов о давно съеденных булочках. — Я…- отец растерянно моргнул, — я зачитался. Ты голодный, Иан? Почему ты ничего не сказал? — Немного голодный, — вынужден был признать Иан. — Сиди, я сам, — отмахнулся папа, когда отец сделал попытку подняться. Очень быстро кухня наполнилась приятными, щекочущими нос ароматами — папа поставил на огонь небольшую кастрюлю с водой, и, когда она закипела, сунул туда несколько картофелин. С луком и морковью человек обращался куда ловчее, чем отец, и мальчик завороженно смотрел, как разрозненный набор продуктов постепенно превращается в ароматный бурлящий суп. Даже отец, почуяв этот запах, отложил наконец свою книгу и откинулся на скамье, вытянув ноги. — Ты снова собираешься в Новиград? — спросил он, пряча в ладони короткий зевок. Папа, нарезая немного зачертствевший хлеб длинным ножом, кивнул. — Я получил послание от Цириллы, и должен встретиться с ее связным, — ответил он, — расследование покушения почти закончено — след увел из Редании, теперь уже точно доказано, что кто-то пытался подставить королеву Адду и подлить масла в огонь ее отношений с сестрой и с Империей. Цири написала, что ей удалось узнать имена заговорщиков, но она не хочет объявлять их во всеуслышание, пока ее посланник со мной не встретится. — Почему? — удивленно переспросил отец, и папа пожал плечами. — Думаю, речь идет о новом политическом скандале, — ответил он почти безразлично, — если Фергуса велели убить каэдвенские маги или темерская аристократия, не желающая брака Анаис с нильфгаардским принцем, нужно будет решать, как преподнести эту информацию в сложившейся обстановке. Но ты и сам знаешь — я хреновый политик. И в этом расследовании я сделал все, что мог. — А потом? — отец не спешил браться за ложку, в то время как Иан буквально набросился на свою порцию супа, слушая родителей теперь только краем уха. — А что потом? — хмыкнул папа, осуждающе посмотрев на сына, но не став призывать его к порядку, — я уже скоро месяц, как работаю над формированием нового специального отряда. К весне он будет полностью готов к тому, ради чего меня, собственно, и призвали на службу. Отец кивнул и наконец обратил свое внимание на миску с супом, больше не задавая вопросов. Папа некоторое время наблюдал за ним, но, не дождавшись продолжения разговора, вдруг щелкнул пальцами. — Как я мог забыть. Мои агенты кое-что перехватили сегодня, — он отогнул край своего дублета и вытащил слегка помятый невзрачный конверт и опустил его на стол перед Иорветом. Тот покосился на подношение так, словно человек швырнул ему под ноги ядовитую змею. — Что это? — спросил он, не спеша трогать конверт. — Письмо, — пожал плечами папа, — я его не читал, оно было адресовано тебе. Отец медленно отложил в сторону ложку, взял конверт в руки — осторожно, будто опасался, что он рассыплется между пальцами, поднес к лицу и понюхал, едва не лизнул его. Иан наблюдал за этой процедурой с замиранием сердца — сколько он себя помнил, отец никогда не получал писем — исключениями были те краткие послания, которые всовывали ему в ладони эльфы из города, но и там, как подозревал мальчик, были сведения, предназначенные скорее для папы и его работы. Иорвет же наконец сломал сургуч с неясной печатью, вытащил из конверта длинный лист бумаги и некоторое время быстро бегал глазами по строчкам. Потом неожиданно откинулся назад, отшвырнул бумагу от себя и ядовито рассмеялся. — Ни за что не угадаешь, кто мне пишет! — заявил он, сверкая единственным глазом. В его усмешке, во враз заострившихся чертах лица Иан не разглядел ни капли веселья — лишь жесткую иронию. — Даже гадать не буду, — отмахнулся папа, — если очередная бывшая лучница из твоего отряда родила от тебя еще одного ребенка, так и скажи. — О, если бы! — отец грохнул ладонью по столу, и по поверхности супа пошли мелкие волны, — ее величество королева Саския изволит писать мне. Она сообщает, что все мои прошлые преступления прощены и забыты, и народ Нижней Мархии готов принять меня, как ее верного полководца и доверенное лицо! Моя помощь, сообщает королева, будет неоценима в грядущей победоносной кампании, которую она готовит, чтобы освободить Аэдирн от «черной заразы». Черной заразы — так и написано, прочти! Папа глянул на отброшенный в сторону листок бумаги и только сухо усмехнулся. — Что ты ответишь? — спросил он негромко, и отчего-то Иану показалось, что человек задает этот вопрос не из праздного любопытства и не из вежливости. Ответ на него много значил, это было заметно по тому, как чуть нахмурились папины брови, чуть дрогнул уголок его рта. — А что я могу ответить! — отец вскочил со своего места и нервно прошелся по кухне, — Она выгнала меня! Я готов был убивать ради нее, готов был даже сам умереть, я вел моих людей на верную смерть, лишь бы отстоять то, за что она боролась, а она! Выгнала! Меня! Он почти кричал. Голос, изломанный, как весенний лед, отражался от стен, и Иан, не совсем понимая, что происходит, весь подобрался и сжался, боясь оказаться лишними ушами для этой пламенной тирады отца. — И теперь зовет тебя обратно, — спокойно ответил папа, и спокойствие это давалось ему с огромным трудом — только отец, ослепленный собственным порывом, не смог бы этого разглядеть, — твои бойцы все еще живут там, и, если то, что говорил Яссэ — правда, считают тебя героем, пожертвовавшим собственным удобством ради их счастливой жизни. Они ждут тебя. — он сделал паузу, и последнюю фразу обронил, как бесполезный кинжал из мертвой руки, — Саския ждет тебя. Отец вдруг замер, обернулся к папе, потом в три шага пересек кухню и остановился над ним. Очень осторожно взял его лицо в ладони и поднял к себе, заглядывая в глаза. — Я уже сказал тебе, мой глупый человек, — произнес он очень тихо, раздельно, выделяя каждое слово, — я проиграл все свои воины, и кампания за освобождение Аэдирна меня не касается. А еще — и я не устану это повторять — я люблю тебя. Тебя одного, Вернон. И пусть это не имеет никакого отношения к тому, чью сторону я занимаю, но это единственное, что для меня имеет значение. Пусть мой бывший отряд ведет в бой кто-то другой — моложе и умнее меня. Тот, для кого эта победа действительно важна. Моя победа — это ты. Папа смотрел на него молча, не двигаясь, потом неожиданно усмехнулся, потерся колючей от щетины щекой о ладонь эльфа. — Начали ходить слухи о растущем эльфском сопротивлении, — заметил он также тихо, — вроде как, даже детей начали называть в твою честь. Иорвет растерянно моргнул, опустил руки в задумчивости, потом вдруг рассмеялся, расправив плечи. — За это, любовь моя, можешь сказать спасибо своему сыну, — сказал он, усаживаясь обратно за стол, — по его милости, та замороженная рыба из народа Ольх считает, что всех вокруг него теперь зовут Иорветами. А что! Это прекрасное имя. Папа покосился на Иана, потом рассмеялся следом за отцом. — Будь у нас и правда еще один младенец, я назвал бы его именно так, — откликнулся он весело, и лед в комнате окончательно превратился в ароматный теплый бульон. — Моя мама сказала, что меня так и зовут, — решился встрять Иан, — так что я не очень-то и соврал. Родители засмеялись только громче, хотя мальчик вовсе не шутил. — В следующих документах, которые я получу, тоже запишусь Иорветом, — заявил папа, — неизвестно ведь, куда нас отправят, будем сеять смуту в умах мятежников. Следом за супом из погреба появились сладкие зимние яблоки, а отец вытащил откуда-то давно припасенные шоколадные конфеты — Иан видел такие в вазочке в комнате Шани, и она говорила, что их привезли из далекого Назаира. Сейчас же эльф словно извинялся перед оголодавшим сыном за свою невнимательность, и лично следил, чтобы ему досталась большая доля от общих съестных богатств. — Да что со мной сегодня такое? — вдруг покачал головой папа, — я и еще одно письмо чуть было не забыл передать. Эльфы, увлеченные шоколадом, тревожно застыли, но на этот раз из-за пазухи папы появился конверт с совершенно очевидными опознавательными знаками. На большой черной печати красовался знак Солнца, а сама бумага была наощупь гладкая и мягкая, как шелк. — Это тебе, Иан, — человек протянул мальчику письмо, и тот недоверчиво посмотрел на него. — Император призывает меня на службу? — аккуратно спросил он, про себя уже прикидывая способы вежливо отказаться. — Не думаю, — покачал головой папа, — это передали вместе с посланием от Цириллы. Может быть, она тебе пишет? У Иана вдруг отчаянно заколотилось сердце. В новом городе, на новом месте, со всеми этими опасными заданиями и новыми знакомствами он ни на секунду не забывал о своей возлюбленной — иногда думал о ней перед сном, и пусть очень редко, но она все же приходила ему во снах. И сейчас его волнение, должно быть, отразилось на лице, потому что отец вдруг понимающе поцокал языком. — Ох, Вернон, где твоя деликатность, — посетовал он, — кто же так отдает письма от дамы сердца? — Что? — папа удивленно посмотрел на Иана, а тот покраснел до корней волос, думая, что деликатности не хватило как раз отцу. Он не стал ничего отвечать, протянул руку и забрал у папы мягкий конверт. Конечно, глупо было надеяться, что родители оставят его с волнительным посланием один на один, решив выйти из комнаты, но то, как они оба таращились на него сейчас, смущало Иана еще больше. Он повернулся боком, отгораживаясь от них, и наконец разломал черную печать. Письмо на тонкой зернистой бумаге было написано кривоватым крупным почерком и украшено несколькими фигурными кляксами, каждая из которых была замаскирована под неровные черные солнца. Мальчик пробежал строчки глазами, потом немного разочаровано вздохнул. — Это от Фергуса, — сказал он, снова поворачиваясь к родителям. Отец сочувственно покачал головой. — О, мой мальчик, мне так жаль, — его единственный глаз смеялся. Секундное разочарование, впрочем, быстро прошло, и Иан с любопытством вернулся к посланию принца — как-никак это было все же первое в его жизни настоящее письмо. И, раз оно было не от Цири, даже пристальные взгляды родителей мальчика больше не смущали. «Преветствую, мой дорагой друг!» — начиналось письмо. Иан слегка нахмурился — все послание пестрело такими ошибками, и в некоторых местах смысл фраз можно было только угадывать, но Фергус очень старательно описал другу, как они уехали из Боклера и вернулись в Нильфгаард. Как он провел генеральное сражение против воображаемой армии захватчиков, и представлял все это время, что отрядами эльфов в составе его воинства командовал Иан. Фергус писал, что попросил у папы разрешения пригласить друга в гости, в Город Золотых Башен, и папа согласился, так что, когда Иан сможет, он ждал его с нетерпением. Еще принц интересовался, конечно, как дела у Иорвета, и нравится ли им всем в Оксенфурте (Онсекфрукте). И под конец добавил, что попросил у придворного мастера нарисовать вторую карту Континента и вырезать еще один набор фигурок специально для Иана, но не решился доверять эти сокровища почте. Для наглядности принц даже зарисовал нескольких полководцев из нового комплекта, и на удивление, изображения эти вышли очень удачными — в них четко угадывались суровые черты лиц солдат, а один из них был так похож на отца, что Иан заулыбался. У нарисованного Иорвета был всего один глаз, а шрам походил на ветвистую чернильную молнию. «Надеюс, вы все здаровы и счасивы», — заканчивалось письмо, — «мама, папа и Цирилла здаровы, а я очень скучаю по тебе». Иан поднял глаза от письма и встретился взглядом с родителями. Тех, казалось, содержание послания волновало ничуть не меньше, чем самого мальчика, и он спросил у отца, можно ли ему написать ответ. Иорвет величественным щедрым жестом вытащил из стопки бумаги один листок, вручил Иану свое перо и пододвинул ближе чернильницу. — Если хотите, — мальчик заметил, что папа уже зевал, совершенно не стесняясь, — можете идти спать. Это надолго. На следующее утро папа забрал письмо, заботливо и подробно описывающее все приключения Иана в Оксенфурте. Мальчик справедливо решил, что, раз представился Эренвалю агентом принца Фергуса, то и скрывать от него ничего не стоит. А потому, ничуть не скромничая, рассказал и о своем визите в университетский морг, и о встрече двух королев, и об эльфских развалинах за городом, куда ходил вместе с Бернардом Дукатом (его Иан в письме назвал «одним человеком»), и даже о страдающем от аллергии агенте сестры Фергуса и новом отцовском увлечении книгами. Папа лично, не читая, запечатал письмо сургучом и даже прижал к нему откуда-то выискавшуюся бляшку с изображением темерской лилии, и Иан был несказанно горд тем, что отправляет настоящее донесение — а еще, что друг узнает обо всех его подвигах и сможет им гордиться. — Когда ты вернешься? — спросил отец, провожая человека за порог. Они остановились у двери, и папа обнял эльфа, а тот опустил голову ему на плечо. — Дня через три, не позже, — ответил папа, — я должен успеть до того, как королева вернется в Вызиму, мы так и не успели встретиться с ней. — Пожалуйста, только возвращайся, — шепнул отец, и наконец освободился из кольца папиных рук. После его отъезда жизнь двух эльфов потекла своим обычным чередом. Шани действительно разрешила Иану взять несколько ее книг домой, и теперь вечерами отец и сын оба проводили за постижением наук. Иану понравилось срисовывать со страниц фолиантов схемы растений, а потом, закончив с очередным эскизом, придумывать собственные — помесь уже имеющихся с теми, что существовали только в его воображении. Отец даже раздобыл для него где-то набор цветных мелков, и теперь изыскания Иана заиграли новыми красками. Некоторые из своих рисунков, особенно удачные, он откладывал в сторону, чтобы потом отправить их Фергусу с новым письмом. Отрываясь от своих книг, отец иногда поглядывал на его работу, и однажды удивленно воскликнул: — И откуда только это в тебе берется? Иан, смутившись, непонимающе посмотрел на схему, над которой в тот момент трудился. Он изображал обычный желтый мышехвост, но только в виде большого раскидистого дерева с длинными зелеными листьями и цветами, распускавшимися прямо из кончиков ветвей. Выходило и правда совсем неплохо. — Я придумал, — пожал он плечами, — Геральт мне рассказывал, что мышехвост используется для одного эликсира — он помогает видеть в темноте и слышать чужие сердца. Но ингредиент это довольно редкий, и я подумал, что если бы он рос в виде целого дерева, это было бы гораздо удобней… — Мда, — вздохнув, покачал головой отец, — похоже, и правда пора выяснить, сколько нынче стоит обучение в Бан Арде… Пока папа был в отъезде, отец снова попросил Иана спать с ним в одной постели, и на третью ночь мальчик никак не мог заснуть безо всякой явной причины. Он ворочался, пытаясь улечься и так, и эдак, стараясь поменьше скрипеть кроватью — отец рядом с ним спал, безмятежно устроив ладонь под здоровой щекой. Иан же в какой-то момент осознал, что мешает спать ему странный монотонный стук из-за окна. Они жили в очень уединенном месте — папа специально выбрал этот дом, стоявший по соседству с несколькими пустующими, чтобы избежать лишних взглядов. И по ночам здесь лишь время от времени слышались доклады ночной стражи о том, что в городе все спокойно. Сейчас же стук раздавался так отчетливо, словно что-то странное происходило прямо у них под окнами. Иан сел, глянул на отца. Тот даже слегка улыбался сквозь сон, и стук ему явно совершенно не докучал. Очень осторожно мальчик спустил босые ноги с кровати и встал. Подошел к окну и взобрался на широкий подоконник. Стекло покрывала тонкая узорная пленка льда, и Иану пришлось потратить несколько минут, пока он смог теплым дыханием и пальцами протереть в хрустальном слое небольшое отверстие, сквозь которое можно было выглянуть наружу. Пустая, обычно освещенная единственным фонарем заснеженная улица, по которой Иан вместе с отцом каждый день ходил в Университет, исчезла. Вместо нее за окном открывалась широкая пустынная площадь, мощеная черно-золотой брусчаткой. Посреди нее какие-то люди возводили постамент — очень похожий на тот, на котором выступал Яссэ и его труппа циркачей, только поменьше и без ярких трепещущих на ветру флажков. В центре постамента Иан заметил два деревянных люка, как тот, что вел в погреб с продуктами, а через некоторое время люди с молотками принялись прилаживать странного вида перекладины прямо над этими люками. Иан прижался носом к стеклу, чувствуя его леденящий холод, пытаясь разглядеть что-нибудь еще, понять, что происходит. Но люди продолжали свою работу, а стук их молотков становился с каждой секундой все громче, отчетливей, и уже начинал болезненно давить на уши. Маленький эльф отшатнулся от стекла, едва не упав с подоконника, и в следующий миг оказался в крепких руках отца. Некоторое время потребовалось Иану, чтобы проморгаться и осознать, что он, вроде бы, только что проснулся — причем вовсе не на подоконнике, а в кровати. И отец смотрел на него тревожно и сосредоточенно. — Плохой сон? — спросил он шепотом, будто они еще кого-то могли разбудить.- Опять? Иан отрицательно покачал головой. — Не знаю, — признался он честно, — просто… странный. До рассвета они уже не заснули. Отец, чтобы отвлечь Иана от неприятных мыслей, достал обе их флейты, и до самого утра эльфы разучивали одну довольно сложную, но очень красивую мелодию. А утром вернулся папа, и по его бледному, будто даже болезненно исхудавшему лицу Иан понял, что случилось что-то страшное. Иорвет, конечно, тоже это заметил и, ничего не спрашивая, помог человеку избавиться от плаща и сапог. Папа явно провел всю ночь в седле, и от усталости едва переставлял ноги. Но когда эльф предложил ему немного поспать, наотрез отказался. — Талер сообщил, где и когда я смогу встретиться с королевой, — ответил он, — она ждет меня в полдень в лагере за городскими стенами. И мне… нужно подумать, как я буду смотреть ей в глаза. Отец решительно взял его за руки и сел рядом на скамью. Иан наблюдал за родителями украдкой, боясь, что на время важного разговора его снова изгонять прочь из кухни, не дав послушать. Но до него никому не было, казалось, никакого дела. — Расскажи мне, — настойчиво, хоть и мягко сказал отец, стараясь поймать взгляд покрасневших от усталости глаз человека, — может быть, я смогу чем-то помочь. Человек криво усмехнулся. — Чем тут поможешь, Иорвет, — ответил он тихо, — новости, которые я привез, не подсластишь никаким шоколадом, потому что по итогу получится, что это — никакой не шоколад. — Вернон, — в тоне отца зазвенело ведьмачье серебро, и папа наконец сдался. — Благодаря усилиям Цириллы и моему расследованию удалось установить имена тех, кто подготовил покушение на Фергуса, и раскрыть целый заговор, направленный на государственный переворот в Нильфгаарде, — отчеканил папа так, будто делал доклад императору, а не разговаривал со своим супругом, сидя в натопленной пахнущей специями кухне. — Но ведь это… хорошо? — неуверенно предположил отец. Пальцы его крепче сжали ладони отца. — Переворот готовила нильфгаардская аристократия, почуявшая слабину Императора из-за происходящего на Севере, — продолжал папа, — они справедливо решили, что здесь назревает новая война — одновременно с Реданией, армией Саскии и возрождающимся в Каэдвене Капитулом. Ходят упорные слухи, что Эмгыр серьезно болен, и ему осталось недолго. Заговорщики посчитали, что принцесса Цирилла — не слишком надежная наследница трона, и сделать так, чтобы она отреклась от власти после смерти Императора, будет несложно. И если одновременно подогреть вражду с Реданией и уничтожить единственного оставшегося наследника Эмгыра, переворот можно будет считать делом решенным. — В Империи все действительно так плохо? — нейтрально уточнил Иорвет. — Этого я не знаю, — покачал головой папа, — но зато имена заговорщиков мне теперь хорошо известны. Все это затеял тот, кто по праву ближайшего родства занял бы трон после Эмгыра, не останься в живых ни Фергуса, ни Цириллы. Генерал Морвран Воорхис, а вместе с ним… — Луиза ЛаВалетт, — закончил за папу Иорвет, — кажется, теперь я понял. — Судя по всему, Луиза была не просто марионеткой в руках Воорхиса, — продолжал папа, и лицо его становилось все жестче, все мрачнее и темней, — она с самого начала была против брака дочери с принцем Фергусом. И за участие в этом заговоре ей было обещано, что Темерия сможет выйти из состава новой Империи, обрести полную независимость, чтобы в последствии Анаис могла выйти замуж за новоиспеченного Императора, и союз двух стран стал бы равноправным и полюбовным. Какая идиллия, ты не находишь? Иорвет невесело усмехнулся. — Но вы с Цириллой раскрыли заговор, — закончил он за человека, — и теперь генерала Воорхиса и мать нашей юной королевы-бунтарки вздернут на Площади Победы. — Именно, — голова папы поникла, — я не просто раскрыл заговор. Сперва я не смог уберечь отца Анаис, хотя нес ответственность за его жизнь. А теперь, согласившись служить Империи, я обрек на смерть и ее мать. Губы отца вдруг сжались в узкую жестокую линию. — Ну уж нет, — выплюнул он, — это не так. Ты не вкладывал идеи в голову этой женщины, и ты не вливал яд в кубок принца. Ты расследовал покушение на ни в чем не повинного ребенка, а до этого — растил и воспитывал дочь той, кто решила, что может распоряжаться судьбами целых королевств! Папа поднял на него удивленный взгляд, потом неуверенно улыбнулся. — Попробуй объяснить это Анаис, — ответил он, — ее мать ввязалась в это ради свободы Темерии. Ее сестра призывает ее к союзу ради свободы Темерии. А я? Я служу врагу и очень постарался, чтобы Темерия осталась рабом Империи. Вернон Роше, который из патриота стал предателем. — Если понадобится — объясню, — резко ответил отец. Завтракали они в полном молчании. Папа, хоть и выглядел изможденным, почти не прикасался к еде, хотя сегодня отец выставил на стол не свою коронную кашу. И у Иана, глядя на человека, тоже кусок не лез в горло. От унылой тишины, полной мрачных взглядов и тяжелых вздохов, их спас громкий решительный стук в дверь. Отец, убиравший со стола почти нетронутые тарелки взвился, выпрямился, а потом махнул папе рукой — мол, сиди. — Какого хрена, — раздалось от двери, когда эльф открыл ее, и через мгновение на кухне появился сперва уже знакомый Иану ведьмак, а потом и Анаис, снова припорошенная снегом и раскрасневшаяся от быстрой езды по морозу. — Мне сообщили, что ты уже вернулся, — обратилась она сразу к папе, и Иан заметил, как лицо у того вытянулось и застыло — юная королева не дала ему шанса подготовиться к разговору, украла лишние несколько часов тяжелых раздумий — и в какой-то мере мальчик был ей за это даже благодарен. — В лагере я принимаю официальных гостей, — продолжала королева, — а с тобой хотела поговорить лично. И еще — нормально поесть, не скребя по тарелке неправильной вилкой под строгим взглядом Кейры. Что на завтрак? — Анаис, — папа поднялся на ноги и сжал кулаки, — мы поговорим, но сперва… я должен кое-что рассказать тебе… Анаис резко нахмурилась, безошибочно читая по папиному лицу. — И разговор будет не из легких, верно? — спросила она, — что случилось? Ты передумал брать командование? Ты…- она окинула быстрым взглядом его иссиня-бледное небритое лицо, — ты заболел? В кухне повисла неловкая, тяжелая тишина, и ведьмак, который, видимо, чуял происходящее гораздо тоньше всех присутствующих, опустил твердую руку Иану на плечо. — Идем, парень, поиграем в снежки на улице, — сказал он, улыбаясь, но за улыбкой его не было ни капли веселья. Иан хотел бы отказаться, но на него разом обратились пять суровых глаз, и он предпочел подчиниться судьбе. На улице трещал мороз. Снежки отказывались лепиться, снег просто рассыпался в ладонях, как бы мальчик ни старался, и Ламберт, заметив его страдания, хмыкнул. — Ну ладно, со снежками я погорячился, — согласился он, — может, тогда крепость построим? Знаешь, как сделать, чтобы в такой мороз она не разваливалась? — Знаю, — без особого энтузиазма кивнул Иан, — нужно залить ее водой. Тебя этому тоже Весемир научил? Ведьмак не выказал ни капли удивления, но в его кошачьих глазах Иан заметил каплю интереса. — Меня этому научил мой приятель Геральт, — ответил он, — а его — Весемир, да. Я тогда жил в Каэр Морхене и ненавидел эту сраную крепость с ее сраными ледяными стенами так, что хотел сбежать из нее подальше или сдохнуть уже, чтобы не мучиться на Гребенке или Мучильне. А Геральт… он не то чтобы самая приятная личность на свете, но он возился со мной, когда мне было уже невмоготу стараться. И иногда с ним бывало даже весело. Иан с любопытством посмотрел на грозного ведьмака — то, что он рассказывал, никак не вязалось с его видом и поведением. Мальчику казалось, что уж если кто и был рожден на свет, чтобы стать ведьмаком, так это Ламберт, и уж он-то наверняка учился в их ведьмачьей школе лучше всех. Но выходило, что внешность обманула маленького эльфа. Особенно очевидно это стало, когда Ламберт вдруг широко улыбнулся. — Ну, делаем крепость или нет, решай, пока я не передумал, пацан. — Делаем, — решился наконец Иан. С улицы мальчик возвращался промерзшим насквозь, с мокрыми ногами и онемевшими от холода пальцами, но совершенно забыв о том, что в доме происходил тяжелый страшный разговор между папой и старшей сестрой. В Геральте, конечно, можно было разглядеть наставника и отца, но Ламберт, как оказалось, больше походил на злого мальчишку возрастом чуть постарше Иана. Он не давал маленькому эльфу поблажек, подначивал его, но успехам радовался совершенно простодушно и смеялся так заразительно, что невозможно было не рассмеяться вместе с ним. В кухне, когда они вернулись, стояла гробовая тишина, и веселье мгновенно слетело с ведьмака. — Иди, парень, переоденься, а то простудишься, и твои родители меня с дерьмом сожрут, — подтолкнул он мальчика к лестнице, и тот вновь был вынужден подчиниться, хотя на самом деле ему хотелось броситься к родителям и Анаис и расспросить их чем же кончилось дело, пришли ли они к согласию, или все кончено? Скидывая мокрые сапоги и снимая с плеч задубевшую от снега куртку, Иан напряженно прислушивался. Снизу доносились приглушенные голоса, но смысла слов было не разобрать. А потом все и вовсе стихло. Иан сел на кровать, чувствуя, что вот-вот заплачет. Просто так, еще не зная истинной на то причины, но так, как плачут только от самого глубокого отчаяния. Послышался тихий стук в дверь, и в спальню осторожно проскользнула Анаис. Ее синие глаза блестели, нос покраснел и распух, словно она долго не могла унять слезы или подхватила жуткий насморк. Но королева улыбалась, и Иану от этой улыбки стало не по себе, как от того сна, где он видел строительство непонятного постамента. И только сейчас мальчик начал понимать, что незнакомые люди в его сне строили виселицу для мамы Анаис. — Я пришла попрощаться, Иан, — сказала юная королева, — не могла без этого уехать. Иан кивнул, не в силах ничего сказать. Значит, разговор закончился плохо, и Анаис все же уезжала навсегда. Теперь они будут врагами и больше никогда не увидятся. Девушка прошла в комнату, присела на кровать Иана и некоторое время сидела молча, сложив руки на коленях, не зная, как начать разговор. Мальчик стоял в шаге от нее, теребя в пальцах слишком длинный рукав своей рубахи — одной из тех, что папа купил «на вырост». Королева подняла глаза и оглядела маленькую комнату. Взгляд ее остановился на том месте стены, где Иан развесил нарисованные Фергусом портреты полководцев — в самом центре висел, конечно, Иорвет, рядом с ним — сам Мэнно Коэгоорн, а вокруг них — еще полдесятка нильфгаардских генералов, каждый из которых мог бы стать врагом королевы Анаис, родись она на несколько лет раньше. — Это ты нарисовал? — спросила королева тихо, — очень красиво. — Нет, — Иан покачал головой, — это Фергус. Он любит фигурки с генералами и попросил придворного мастера сделать комплект и для меня. А еще прислал эти рисунки. — Фергус, — повторила Анаис и медленно опустила веки, — его высочество кронпринц Нильфгаарда. — Он мой друг, — сказал Иан с неожиданной обидой в голосе. — мы познакомились в Боклерском дворце, и в тот же день он чуть не умер. Его отравили, а нам с папой повезло — мы не пили вишневый сок, в котором был яд. Анаис открыла глаза и некоторое время молча смотрела на мальчика, почти не моргая. — Он поправился, — поспешил заверить Иан юную королеву, — его вылечил один алхимик, новым методом внутри… хм… — Внутривенной инъекцией? — подсказала ему Анаис. — Точно! — Иан с жаром кивнул и шагнул к сестре ближе, — а потом Фергус приехал вместе с Цири к нам в Корво-Бьянко, мы катались на коньках и болтали до самой ночи. Я пообещал ему, что стану его офицером. Или придворным чародеем. Ну на худой конец — ведьмаком. Фергус очень хороший. — Да, — Анаис медленно покачала головой, — хороший. Они снова замолчали. Девушка снова глянула на плеяду портретов, потом неспешно встала, подошла к Иану и обняла его за плечи. Ее щека была горячей и влажной, но кожа все еще пахла морозом и свежим снегом. — Мы еще увидимся? — спросил Иан шепотом, прижимаясь к ней, чувствуя, как предательские слезы все же застилают ему взгляд. Анаис ответила не сразу, но и объятий размыкать не спешила. — Если ты планируешь стать офицером моего мужа, — серьезно сказала она, наконец отстраняясь, — то видеться нам придется каждый день, дорогой брат.