The Unholy Trinity: Serpent Spell

      Коттедж был ее домом более двадцати пяти лет. Она переехала сюда с Тедом вскоре после того, как узнала, что беременна Нимфадорой. В одной из спален она спала половину своей жизни. Именно там ее дочь сделала свой первый шаг и произнесла свое первое слово. С течением времени коттедж стал домом, и они с Тедом научились любить друг друга как муж и жена, хотя оба знали, что огонь в их сердцах отсутствовал, когда они смотрели друг на друга. Они всегда знали, что настоящая любовь не свела их вместе, и было невысказанное понимание того, что однажды они разлучатся.       Андромеда стояла в гостиной, где играла со своей дочерью и обнимала мужа в ночь, когда началась первая война, а также когда она закончилась. Она наблюдала, как небо темнеет и светлеет на протяжении многих лет, зная, что где-то там ее сестры сражались на противоположной стороне, решив уничтожить ее и все, что ей было дорого. Посмотрев на фотографию в руке, она поняла, что им наконец-то это удалось. Она потеряла все.       Она подняла глаза, когда дверь в гостиную открылась, и она обнаружила дочь в открытом дверном проеме. Увидев засохшую кровь на лице матери, Тонкс ворвалась в гостиную и положила руки Андромеде на плечи. — Что случилось? - сказала она, ища ответы в глазах матери. — Мам, где ты была? Когда я проснулась, тебя не было, и… — Я пошла к Гермионе, - мягко ответила Андромеда, останавливая тираду дочери. Она освободилась от ее хватки. — Она была не одна. Тонкс уставилась на мать. — Ты могла погибнуть! — Я знаю, - Андромеда повернулась к окну, и ее пальцы скользнули по фоторамке в руке. Небо было серым, и капли дождя скользили по затемненному стеклу. — Я должна была это сделать. Другого пути не было. — Другого пути? - спросила Тонкс. — Что ты имеешь в виду? — Это намного сложнее, чем ты думаешь, Нимфадора! - вдруг громко сказала Андромеда и отвернулась от дочери. Медленно она прошла через гостиную и положила фотографию обратно на каминную полку. Она тяжело вздохнула, глядя на лица сестер. Они изменились так мало и все же так сильно. — Ты не понимаешь. — Тогда помоги мне понять! - резко сказала Тонкс и подошла к матери. Она положила руку ей на плечо и заставила повернуться. Их взгляды встретились, и она увидела боль, которую та скрывала. В груди ее сердце наполнилось любовью и сожалением. — Скажи мне, что происходит. — Это выходит далеко за рамки всего, что я когда-либо видела раньше. Я даже не уверена, что полностью понимаю это сама, но оно идет дальше, чем магия. Это больше, чем любовь, - сказала Андромеда и указала на фотографию. Тонкс тоже посмотрела на нее. Она видела ее в детстве, и когда стала старше, начала задавать вопросы о двух женщинах на фотографии с ее матерью. Андромеда не хотела отвечать, но, когда Нимфадора стала старше, она не могла больше отрицать правду. Тонкс оглянулась на мать и сглотнула, увидев, как слезы блестят у нее на глазах. — Это судьба. — Судьба? - спросила Тонкс. — Три ядра объединены в одно сердце, потому что их сердечные жилы были взяты у одного и того же дракона, но какая-то их часть привязалась к сердцу своего владельца. Она должна была узнать что-то внутри них, чтобы почувствовать себя достаточно сильной. Это была тьма, которую она жаждала вырастить. Беллатриса, Нарцисса и Гермиона - все обладают этой тьмой. Это было то, с чем они родились, что-то решенное судьбой, - сказала Андромеда. — Они были рождены, чтобы стать избранными для Трех Ядер. Их души соответствовали сердцу, взятому у дракона, даже если они не знали этого. Их собственные сердца были неполными и всегда оставались бы такими, если бы их пути не пересеклись. — Так ты говоришь, что им троим суждено быть вместе? - спросила Тонкс. — Никто другой никогда не смог бы дополнить их так, как они дополняют друг друга? — Палочка выбирает ведьму или волшебника, - напомнила ей Андромеда. — Она выбирает только один раз. Верность палочки можно изменить только в бою, - она прикусила губы. — Палочки слишком сильны, чтобы ими можно было завоевать просто так. Если бы они были взяты в бою, это, скорее всего, изменило бы душу нового владельца, а не новый владелец изменил бы суть палочки. Ее ядро - чистая тьма. Никакая душа никогда не сможет перетянуть ее обратно к свету. — Я думала, что не существует такой вещи, как темная палочка, - сказала Тонкс. — Я помню историю о том, что владелец сделал палочку темной, а не наоборот. — Знание о палочках неверно. Они темные по своей природе, - Андромеда вздохнула. — Единственная причина, по которой палочка Гермионы среагировала намного позже, заключалась в том, что источник ее тьмы и гнева еще не был найден, но как только тьма высвободилась, ее было уже не остановить. В ночь, когда Рон напал на Гермиону, она выпустила то, что было внутри нее. Палочка знала, что темнота была там, она почувствовала это, когда она впервые вошла в магазин. Она просто ждала, когда оно проснется. — Значит, их сердца навсегда соединены? - мягко спросила Тонкс, внезапно осознав, что это означает. Беллатриса, Нарцисса и Гермиона никогда не могут быть разделены. — Пока одна из них не умрет? Андромеда кивнула. — Да. Только смерть может разлучить их, - она снова посмотрела в окно. — Но сердце - не единственное, что управляет человеком, Нимфадора. Есть еще и душа, - ее глаза ненадолго закрылись. — Старые мифы рассказывают истории о разлуке, о людях, приговоренных искать свои давно потерянные родственные души до конца своих дней, - ее глаза открылись, и она посмотрела на дочь. — Ты бы сказала, что Римус был твоей родственной душой? — Да, - выдохнула Тонкс и вытерла глаза, когда неожиданно потекли слезы. — Если есть такая вещь, как родственная душа, то Римус был ею. — Мифы верны в том смысле, что для каждого живого человека создается родственная душа, которая сделает его цельным. Родственной душе суждено быть с нами не только в этой жизни, но и в следующей. Назови это реинкарнацией или кармой, если хочешь. Истории говорят, что родственные души узнают друг друга, даже если раньше они прожили разные жизни. Они могут видеть это своими глазами и чувствовать это в своих сердцах. Глаза действительно являются зеркалом души, - Андромеда убрала прядь волос с глаз. — Твой отец никогда не был моей родственной душой, дорогая. Мы всегда это знали. Мы жили, зная, что есть шанс, что однажды один из нас сможет найти того, кого искал всю свою жизнь. — Гермиона - твоя вторая половинка? - прошептала Тонкс и уставилась на мать. Андромеда кивнула, и Тонкс в ужасе прикрыла рот рукой. — Боже мой, - снаружи неожиданно прогремел гром. — Откуда ты знаешь? — Я чувствую это, - ответила Андромеда. Не было слов, чтобы описать, откуда она это знала. Оставался только вопрос, почему она не поняла этого раньше. Была часть ее, которой не хватало на протяжении всей жизни, зияющая дыра, о существовании которой она даже не подозревала, пока не появилась Гермиона, но в то же самое время ее забрали. Судьба разлучила их так же, как свела вместе. — Нет сомнений. — Как ее сердце может быть частью их, а душа частью тебя? - прошептала Тонкс. — Разве это не значит, что она никогда не сможет быть с кем-то из вас, если только… - она сглотнула. — Если другая половина не будет уничтожена? Андромеда смотрела в окно. — Это означает, что она никогда не может быть ни на одной стороне. Ее сердце принадлежит им, но душа всегда будет тосковать по мне. Чтобы это закончилось, нужно умереть. Она никогда не сможет по-настоящему стать их частью, пока ее душа шепчет мое имя, но в то же время она никогда не сможет позволить себе убить меня, потому что это разрушит ее. — В конце концов, ей придется выбирать, - сказала Тонкс с оттенком страха в голосе и искоса взглянула на мать. — Однажды ей придется сделать этот выбор. Андромеда медленно кивнула. — Если она хочет жить целой, ей придется убить Беллатрису и Нарциссу, - ее голос затих, и одинокая слеза скатилась по щеке, прежде чем капнуть на открытую ладонь. — Или меня.

***

      Отражение в зеркале было не той девушкой, которой она когда-то была. Густые каштановые кудри обрамляли ее лицо и ниспадали на плечи и спину. Она с большим интересом изучала свое обнаженное, обернутое в простыню отражение в зеркале. Битва бушевала внутри нее, но со временем она привыкла к этому. Это был бесконечный шепот. Она была разорвана на части, разорвана в клочья внутри, и теперь от нее осталась только внешняя оболочка. Она ничего не чувствовала, она была пуста. Вот кем она стала. Она посмотрела через плечо на кровать, где спали ее любовницы. Сегодня они легли спать, просто заключив друг друга в объятия. Это было утешение, отчаянное желание быть как можно ближе.       Ее глаза задержались на спящей Беллатрисе. Женщина с волосами цвета воронова крыла лежала на животе, и кудри упали на глаза. Свеча на тумбочке осветила ее лицо. Когда она спала, ее черты были намного мягче. Исчезали демоны за ее веками. Простыни обернулись вокруг ее ног, обнажив фарфоровую кожу спины. Ее светлый оттенок резко контрастировал с темными волосами.       Нарцисса лежала на боку лицом к сестре, между ними почти не было расстояния. Она заснула на руках Беллатрисы, положив голову на грудь, и с тех пор почти не двигалась. Простыни закрывали ее тело от плеч до колен, а ее светлые локоны обрамляли лицо. Ее правая рука была вытянута, почти касаясь руки Беллатрисы. Быстрые движения под ее веками выдавали сон.       Значение любви было неизвестно девушке, пока она не оказалась здесь. Той ночью, когда она на свадьбе взяла Беллатрису за руку и последовала за ней в темноту, все изменилось. Впервые она увидела, кем могла стать. Она чувствовала это раньше, ночью в Косом Переулке, когда яд распространился по ее крови после проклятия Беллатрисы, когда тьма внутри нее ожила, и она изменилась. Взгляд на Беллатрису изменил все, и с этим она пришла к пониманию того, что значит любить.       Любовь была искажена. Не то тошнотворно-розовое, пушистое сказочное дерьмо. Любовь - это чертовски больно, и так и должно быть, потому что это единственный способ понять, что это реально. Она любила Беллатрису. Она никогда не знала этого ненасытного чувства, которое ревело внутри нее, захватывало в большинстве моментов и каждый раз возвращало сюда. Желание, опасность и страсть были частью этого. Не печальные бабочки в животе. В это верили только те, кто достаточно глупы, чтобы верить в любовные романы. Нет, это была такая разрушающая землю, всепоглощающая душу любовь.       Взгляд Гермионы остановился на Нарциссе. Светловолосая женщина привнесла в грудь иное чувство. Она тоже любила ее, но не так, как Беллатрису. Она любила ее, как недостающую деталь, как тихий шепот в глубине ее разума. Она любила ее как любовницу, но не испытывала того же разрушительного желания быть с ней. Блондинка захватила ее так, как она не осмеливалась думать, что другой человек, кроме Беллатрисы, может. Когда она смотрела, как ее рука скользит по руке Беллатрисы, она чувствовала острый укол ревности.       Она посмотрела на свое отражение в зеркале и подумала о единственном человеке, которому принадлежала другая ее часть. Андромеда никогда не выходила из ее головы. Ее сердце тосковало, когда она отделялась от Беллатрисы, и так же тосковала ее душа, когда ее отрывали от Андромеды. Как только их пути расходились, другая ее часть разрывалась в клочья. Она тосковала по ней, как по Беллатрисе, и даже по Нарциссе, но она не могла быть с одной и иметь другую. Она медленно встала и отошла от зеркала. Она снова забралась на кровать и легла рядом с Нарциссой. Рука блондинки инстинктивно обвилась вокруг ее талии и притянула ближе, а Гермиона прижалась головой к ее телу. Ее глаза не закрывались. Она не спала.

***

      Часы превратились в дни. На заре четвертого дня после того, как Андромеда ушла к Гермионе, она в последний раз покинула коттедж. Тонкс ждала ее у ворот и со слезами на глазах наблюдала, как ее мать подожгла дом, в котором она выросла. Густой черный дым поднялся в воздух, окна разбились, а белые кирпичи начали рушиться. Скоро его не будет. Здесь больше никого не было. Он просто станет воспоминанием. Все, что она взяла с собой, это фотография, которую она хранила на камине. Она никогда не сможет это отпустить.       Они аппарировали в Косой Переулок, и Андромеда последовала за своей дочерью по узкому переулку между «Флориш и Блоттс» и еще одним заколоченным магазином. Мощеный Переулок был пуст, за исключением двух или трех фигур в плащах, примерно в ста метрах от них. Тени узкого переулка поглотили их, и сильный ветер заглушил их шаги. Внезапно Тонкс остановилась, и Андромеда чуть не врезалась ей в спину. Ее дочь опустила капюшон, обнажив ярко-розовые волосы. Они подошли к маленькому старинному зданию позади «Флориш и Блоттс». Андромеда даже не подозревала, что здесь есть еще одно здание. У него была только дверь, но не было окон, и казалось, что дверь вот-вот упадет. Дерево было гнилым и воняло. Тонкс постучала один раз, потом снова и подождала. Изнутри здания раздался слабый шаркающий звук, за которым последовал звук, похожий на сдвигающийся засов. Дверь открылась примерно на дюйм, и показался кончик палочки. Он повторил форму тела Тонкс, когда кончик начал светиться легким оттенком зеленого. Через несколько секунд дверь открылась еще больше, и в ней оказался молодой волшебник, которого Андромеда никогда раньше не встречала. Тонкс улыбнулась. — Привет, Симус. — Привет, Тонкс, - ответил молодой человек с сильным ирландским акцентом. Его глаза нервно метнулись к Андромеде. — Ты сказала ей? — Я думала, что оставлю это тебе, - улыбнулась Тонкс, проходя мимо Симуса в темную комнату. Андромеда последовала за дочерью внутрь и инстинктивно потянулась за палочкой. Комната была почти черной как смоль, но несколько свечей были стратегически поставлены на пару столов, что создавало слабый мрак по всей комнате. Глаза Андромеды быстро адаптировались к новому окружению, и она почувствовала, как на нее смотрят несколько пар глаз. Где-то справа от нее кто-то двинулся, и они вышли на свет пламени. — Джинни! - прошептала Андромеда, узнав рыжую. — Я думала, ты с родителями! — Да, - сказала Джинни и улыбнулась. — Или, лучше сказать, они со мной.       Андромеда посмотрела в угол комнаты, на которую указывала Джинни, и ее глаза расширились, когда она узнала Артура и Молли, сидящих на двух старых стульях. Фред и Джордж сидели на холодном бетонном полу перед ними, а Перси и Билл стояли позади них. Их лица были серьезными и изможденными, и Андромеда на мгновение задумалась, как долго они пробыли в этой комнате, прежде чем сообразила, что война сделала с людьми именно это. Она их стерла. — Где мы? - спросила она, глядя на свою дочь. — Симус? - Тонкс пригласила ирландца. — Окажешь нам честь? — Как вы знаете, Джинни сформировала сопротивление против Трех Ядер вскоре после того, как они начали свое правление. Большинство из них, включая Джинни, были затем арестованы и брошены в Азкабан, - сказал Симус. Андромеда не знала, был ли это его акцент или просто медлительность, в которой он рассказывал историю, но было что-то навязчивое в том, что он сказал. — С тех пор большинство из них не было видно, но Джинни удалось выбраться. Она на некоторое время скрылась, прежде чем вернуться к тому, что начала. Возглавляя сопротивление. — Ты возглавила сопротивление? - спросила Андромеда, глядя на Джинни. — Как? Большинство из них все еще заперты! Черт, они, наверное, мертвы! - она снова посмотрела на Симуса. — Вы дружили с Роном и Гарри? — Мы оба, - сказал другой молодой волшебник и шагнул вперед, чтобы обойти Джинни. — Я Дин Томас. Глаза Андромеды снова посмотрели на Джинни. — Сколько вас? — Не больше двадцати, - мягко сказала Джинни. — Большинство людей приняли мир таким, какой он есть. Я не могу сказать, что виню их. Каждый, кто выступает против Беллатрисы, Нарциссы и Гермионы, получает билет в Азкабан, в один конец. Большинство из них умирает в течение первой недели. Люди исчезают, но никто ничего не делает, чтобы их остановить, - в ее голосе была нотка гнева. — Это должно закончиться, - она выпрямилась. — Мы планируем вернуть то, что по праву принадлежит нам. — Как? - прошептала Андромеда. — У нас едва хватает людей! — Но те, кто с нами, чертовски хороши, - улыбнулась Джинни и взяла одну из свечей со стола, прежде чем медленно обойти комнату, освещая лица участников сопротивления. Помимо Уизли, Дина и Симуса были Поппи Помфри, медицинская ведьма из Хогвартса и старый друг Минервы МакГонагалл, а также Роланда Трюк. Андромеда улыбнулась, когда узнала двух ведьм. У них была общая история.       Было несколько более молодых ведьм и волшебников, которых Андромеда не знала, хотя их имена казались знакомыми. Одной из них была Лаванда Браун, и она вспомнила, что та делила спальню с Гермионой. Часть ее лица скрылась за шарфом, и Андромеда смутно помнила, как она пострадала в последней битве за Хогвартс. Некоторые из других участников представились как Ханна Эбботт, Маркус Белби, Сьюзен Боунс и Анджелина Джонсон. Все они были бывшими учениками Хогвартса, и все они так или иначе знали Гарри, Рона и Гермиону. — Каков твой план? - спросила Андромеда после того, как они с Тонкс сели на два шатких деревянных стула. Она твердо поставила ноги на землю, чтобы поддержать себя. Глаза Джинни потемнели. — Уничтожить их. Андромеда сглотнула. — Вы хотите уничтожить Ядра? — Для начала, - ответила Джинни и скривила челюсть. — Сопротивление вернулось, и мы не собираемся сдаваться. Они превратили наш мир в кошмар. Студентов Хогвартса избивают и пытают. Люди исчезают прямо на наших глазах. Они хуже Волан-де-Морта, и мы совершили ошибку, поверив, что они были бы меньшим из двух зол. Андромеда глубоко вздохнула и сложила руки на коленях. — Очень хорошо, - медленно сказала она и посмотрела в глаза Джинни. — Если вы хотите уничтожить Гермиону, вам нужно кое-что знать.

***

      Утро разразилось неожиданными золотыми лучами солнца. Когда мир медленно просыпался, и наступил еще один день, солнце лишь акцентировало нанесенное опустошение. Деревенские постройки были разрушены. Некоторые все еще тлели в мягком утреннем солнечном свете, и клубы дыма все еще кружили в небе. Другие были разрушены несколькими днями ранее, и все, что осталось, это фундамент и груды щебня. Дома были пустыми и заброшенными. Были уничтожены большие поля и акры земли, и остались только одинокие, голые деревья. Зеленая трава была сожжена дотла, и после пожара остался только пепел. Воздух наполнялся запахом огня и дыма, и местность начала меняться от красивой к темной и разбитой.       Даже магглы узнали об изменениях, и газеты, и новостные каналы сообщали обо всех странных лесных пожарах и необъяснимых взрывах газа, которые продолжали убивать людей. Часто они смотрели в небо, удивляясь быстрому изменению погоды, которое никто не мог объяснить. Они нервно наблюдали за ходящими среди них фигурами в плащах с бледными лицами и пустыми глазами. Лондон был покрыт постоянными нитями серого тумана, но этим утром солнце поднялось высоко в голубое небо, чтобы указать на разрушающиеся останки Биг-Бена. Там, где когда-то стояли башня и часы, теперь окружающие дороги были усыпаны обломками. Пожарные, полиция и скорая помощь с завыванием сирен носились вокруг, доставляя раненых по больницам. Никто не понимал, как самая привлекательная достопримечательность Лондона рухнула в одночасье, раздавив при этом нескольких ничего не подозревающих туристов.       Пламя и дым теперь были постоянным явлением. Мир был разбит.