Lzn02 — Fear not this Night
Как далеко все те дни, полные смеха, улыбок, счастья, выливающегося через край? Когда в последний раз улыбка была на лице, не зная что такое боль? На сколько давно губы не дрожали от попыток сдержать океан слёз, а просто растягивались, наполняя внутри всё теплом, без осознания той лёгкой безмятежности? Нет, улыбки бывают и сейчас, как много их уже повидало море и сколько появилось у песков пляжа. Да, только, улыбки эти были после пролитых слёз, спустя время, как лицо искривлялось в гримасе боли, платя наперёд за предстоящий кусочек счастья, до следующей платы. Не один раз рассечённая кожа стягивалась обратно, восстанавливая бархат пухлых, с точной линией, губ, заживали новые раны. И румянец, сменявшийся кровоподтёками, возвращался обратно. И синева, не темнее только если ночи, сходила, без следа, как будто волны смыли чью-ту поступь по пляжу. Вот и сейчас, улыбается, а по щекам бегут дорожки слёз. Волны может и смыли всё, да только море помнит, хранит в своей памяти всё и каждого. Тех, что приходили посмотреть, но так и не подняли руки с камнем. И тех, что с головой, прямиком до самого дна, где хранится сердце, ныряли в глубины, не страшась и не оглядываясь на других. Тэхён очнулся спустя сутки. Открыв глаза его зрение спутало тьму ночи, размыв очертания пещеры, представ собственной комнатой. И лучше бы так и было, казалось очередным страшным и странным сном, если бы не ясность сознания, разрушимая как никогда, хранящая ожоги по щекам от дорожек слёз, сдуваемых поздним ветром. Это позже, пока парень протирал свои глаза, не обращая внимание на уже привычную боль в теле, облака раздвинули свой занавес, выпуская луну на главную сцену звёздного неба. Картинки целого дня, одна за одной, в память не врезаются, а терзают, не дают глаза вновь закрыть, наполняя их солёной водой собственного тела. Если человек почти что ходячая лужа, то он, Ким Тэхён, должно быть, лужа того самого высохшего мёртвого моря. Слишком много в нём солёной воды, раз столько раз не мог сдержаться, то позорно, то из сожаления, а то и от безысходности, — плакал. При физической боли любой может пустить слезу, будь ты взрослый и маленький. При душевной боли всё иначе. Но, когда у тебя болит и тело и душа, то ты сам становишься одной огромной слезинкой на щеке этого мира. Очертания пещеры, внутрь которой небольшой волной плескалась вода, стали более чёткими, глаза привыкли к темноте. Место знакомое. Тэхён поднялся, тут же оседая обратно на каменный выступ, похожий на диван. Кажется, тело болит не только после вчерашнего, но и от того что лежал на твёрдых неровностях скалы. Ссадины все перекрыты водорослями, с не самой приятной на ощупь мазью, походящей больше на жижу из тех же водорослей. Морщась на это, Тэхён по одному листку снял с себя все до единого, откидывая их в сторону воды. Продолжая оттирать остатки мази краями собственной одежды, Ким подошёл к воде, промыть руки. Здесь холоднее. Мурашки поползли по всему телу, от самых лопаток, разбегаясь в разные стороны по рукам и ногам, точно отгоняя подальше от воды. Ночной воздух, свежий, не тронутый человеческим утренним новым днём. Тишина, плеск в камнях у самых босых ног, и звёзды, окружившие собой луну. Слышно, как о берега бьётся море своей волной, но здесь, оно словно ласковый домашний зверёк, так нежно тянется к пальцам ног, норовит огладить щиколотки, словно бы, его остывшее осенью дыхание спасёт. У Тэхёна снова слёзы. А что дальше-то? Зачем только ему память? Лучше бы как в тех фильмах — провал и пустота, и жизнь новая, и всё заново. А вместо этого, как луна сегодня кажется яснее прежнего, являя все свои пятна, так и в его голове — идеальные воспоминания, длинною в столь короткую жизнь, но такую длинную. Каждый день, каждый смех и каждая слезинка, каждое лицо. Только в этой памяти ещё и скрыты воспоминания из снов. И ответ их, Тэхён уверен, в глубине того, кто зовёт, спрятавшись под этими волнами. Та самая ракушка, где так давно покоилась его чёрная жемчужина, сейчас крепко сжата в руке. Шаг вперёд. — Выходи! — кричит, почти сразу срывая голос. Связки ещё даже не окрепли после стольких рыданий и криков с родителями, а он так голосит. Рёв волн не заглушает голос, пена подхватывает его, унося отголоски вместе с брызгами с собой обратно в море. Скорее доносит адресату его послание. — Чонгук! И всё же, заходить в холодную воду не самое приятное, но Тэхён касается её, сначала пробует кончиками пальцев, а затем, смелее, борясь с желанием отскочить подальше, заходит по колено, так, чтобы выйти из-за камней, за которыми и прячется грот. Шаг за шагом, их всего несколько нужно сделать. И вот луна уже полностью освящает его лицо, чистое, как никогда. Слёзы стёрты, ни следов ударов, как и следа улыбки. Только большие глаза распахнуты, смотрят в эти волны, а сами утопят кого угодно внутри себя. Волосы уже и позабыли что такое укладка, на радость лёгкой руке ветра, что так покладисто их треплет по высветленной чёлке. — Чон Чонгук! Я всё знаю!***
— Тэхён приходил? — Чимин чуть-ли не выбивает двери собственного дома, как нужно было их выбить ещё тогда, стоило Оушену прийти в ту ночь за своим любимым. — Мама? Дедушка? Принёсший такое разочарование в прошлом, дом, в отличие от людей, всё также продолжал восполнить ошибки, созданные внутри его стен, встречая теплом, семейной идиллией, где любят, где принимают и дарят заботу. Каждый уголок притягивает вдохнуть мнимый аромат домашней еды и веселья. Намджун вбегает следом, ведя за собой Джина. За ними Юнги и Хосок, продрогшие от холода ночи, и Вонхо. — Мама… — на кухне свет, а за столом три женщины. В другое время все бы пошутили, никак ведьмовской шабаш собрали, но не сейчас. Хё Чжин сидит напротив жены, разделённые матерью Чонгука, сидящей во главе стола. Но больше никого, ни бабушки Мэй, ни дедушки Пак. Женщины сидят молча, у По Ён видны опухшие от слёз глаза. — Мама, что случилось? Где Тэхён и Чонгук? ты плакала? — Чимин подбегает сначала к приёмной матери, замечая её лицо, но задавая первые вопросы родной. — Мам? — Намджун присаживается на корточки напротив младшего брата, заглядывая в лицо матери. Юнги и Хосок приблизились к столу, Чон внимательно смотрит на женщину по середине, так ясно видя знакомые черты лица, их тонкость, как если бы в зеркало смотрел, не давая сейчас собственному сознанию вмешиваться в общую картину. Все вопросы потом. Он оглядывается на Вонхо, так и стоящего в дверях кухни. — Здравствуй сын Ли, — Сиа смотрела прямо в глаза владельца бара. — Рада, что ты тоже тут. — Моя мать ушла? — Вонхо всё же прошёл внутрь кухни, садясь прямо напротив неё, за другим концом стола. Все взгляды устремились к нему, метаясь тут же в сторону матери Чонгука. — Ушла. Садитесь дети, нас ждёт долгий разговор. — Хватит разговоров, — прервал её Юнги. Мин сел рядом с Вонхо, отпуская руку Хосока и давая тому возможность присесть напротив. — С нас достаточно пустой болтовни, рассказов о прошлом и легенд о проклятии. Где Тэхён? Что вообще происходит? Как нам дальше жить со всем этим? — Мама… — Чимин продолжал обнимать за плечи По Ён. — С Тэхёном ведь всё хорошо? И где дедушка? — Их больше нет. — Сиа! — воскликнула Хё Чжин резко подрываясь со стула. — Сядь и успокойся, — черноглазая женщина никак не отреагировала на крик, продолжая разглядывать лицо Вонхо напротив. Подавляя в себе слёзы, которые новым водопадом полились из глаз По Ён напротив, женщина села обратно, закусывая нижнюю губу и приобнимая рядом сидящего на корточках Намджуна, чуть покачиваясь, словно в её руках младенец. Чимин смотря на них, начал вытирать слёзы По Ён, неразборчиво шепча что-то утешительное, чтобы мама поскорее успокоилась, ведь он рядом. — Ты им рассказал? — Сиа вернула обратно всё внимание, задавая вопрос Вонхо. Парень только коротко кивнул, оглядывая всех присутствующих. — Мать заходила ко мне накануне, но я не думал, что уже… — Пришло время прощаться, — закончила за него женщина поднимаясь со своего места и выходя из-за стола. — Твой дедушка, Чимин, и бабушка Мэй умерли. — Что? — неверяще спросил Хосок. На лице глиной застыло непонимание. — Как… — Если вам всё рассказал сын Ли, то вы должны уже всё прекрасно понимать, — Сиа налила стакан воды, протягивая его в руки Чимина, чтобы дал По Ён успокоиться. — Мы не знаем где сейчас точно Тэхён и Чонгук, возможно они вместе, а может Тэхён у себя дома. Сейчас нужно беспокоиться совсем о другом. — О чём нам ещё беспокоиться? — теперь очередь Хосока вскакивать, сопровождая своё резкое движение сильным ударом кулаком по столу. Чон в гневе — страшен, его глаза метают молнии хлеще всех богов. — Плевать где Чонгук, нам нужно срочно найти Тэхёна! Тяжёлый взгляд устремился на старшего сына. — Чонгук… — Если в нём сидит этот монстр, то мне плевать где он, — прошипел, перебивая собственную мать, Хосок. — Успокойся, вы все может и узнали какую-то правду, но так и не поняли и доли её, — Сиа всё ещё держала ровное выражение лица, не давая сейчас собственным чувствам одолеть свой разум. — Мой брат не монстр, даже его дух, не чудовище, каким его все считали. А твой брат всё ещё здесь! Если бы Оушен хотел, он бы не просто завладел телом. Но человек, который был с вами всё это время, смеялся, веселился, познакомился и влюбился, — мой младший сын, а не мой брат. Всё же не выдержала. Повышенный тон, слова, очередным грузом покрыли плечи всех. И если Сиа кричала, то тяжело дышал Хосок. Брат… как смешно, нелепо, сейчас слышать такие слова от женщины, родившей и бросившей, от человека, никогда не появлявшегося в жизни, оставившего на других монстров. — И что? Что нам дальше делать? Разойтись по кроваткам, а завтра снова в школу? На работу? Как ни в чём не бывало? — Я не знаю, что будет завтра. С сегодняшнего дня моё время тоже начало свой отсчёт, я тоже просто хочу чтобы всё закончилось, чтобы мы все жили обычной жизнью, — Сиа вернулась на место, устало роняя голову в собственные руки и потирая виски. — Даже нет смысла сейчас рассуждать о глупой судьбе, вспоминать детально то, что помню я. Но проклятие вступило в силу. Несколько минут тишины. Звуки кипящего чайника, наполняющихся тёплым чаем кружек, скрип стульев. Теперь все сидели за столом, не успокоившиеся, не понимающие, уставшие и разбитые. За окнами в спальнях шум небольших волн доносит так и не отвеченный зов. — Сын Ли… — Меня зовут Вонхо. — Хорошо, — Сиа вздохнула, но продолжила. — Вонхо, ты должен помнить одно из проклятий во время призыва. — Отвергнувший станет отвергнутым, — владелец бара опустил глаза, когда припоминал слова собственной матери из раннего детства. — Вы знаете, что история вся эта не только о двух людях, но и о… — Сан Даль, — перебил женщину Юнги. — О моём дедушке и его друге. Дедушка Даль был братом Рокка. А я — троюродный брат Тэхёна. — Верно, чуть улыбнулась Сиа. — Эта часть, я долго не понимала, при чём здесь эти слова, но они был именно о них. И, как мне кажется, все в курсе, что тебя Юнги, когда ты впервые в своей жизни признался в своих чувствах, отвергли. Верно? На заданный вопрос кивнул совсем не Мин, а Чимин. — Верно… — тихо проговорил он. — Хоть моя семья и владела маяком, однако Сан так часто пользовался им, что он почти стал его родным домом. А ещё он больше всех нянчился со мной. Маяк так и принадлежит моей семье, пускай теперь и не по бумагам, только… — Только маяком теперь управляю много лет я, — Хосок старался не смотреть на мать сейчас. — Верно… — Но зачем нам сейчас говорить об этом? — Намджун, теперь уже обнимающий сидящего рядом Джина, задал вопрос, который задавали ещё в самом начале разговора. Им больше не хочется ничего слушать. Им нужно найти Тэхёна, понять что делать дальше. — Может, Тэхёну просто нужно открыто признаться Чонгуку? — предположил всё же Чимин. — Ещё скажи потрахаться для закрепления, а потом по волшебству дух Оушена освободит тело Чонгука, проклятие рассеется и все будут счастливы, а этот городок заиграет новыми красками. Голубыми причём. — Намджун! Стоило Хё Чжин выкрикнуть имя сына, как гром пронзил ясное небо, приблизившееся к рассвету, заставив содрогнуться землю и каждого. По окнам затарабанил дождь, призывая проверить, а небо точно было ясным, или всё же тучи так быстро сгустились, обманывая всех редкими облаками на небе. И волны вторили грому, набирая силу и ударяясь о пески, так сильно, как барабаны не бьют. Шторм, которого все так ждали, сами того не осознавая — начался. — Тэхён?! — Чонгук?! Из-за сильного грома никто не услышал, как распахнулись двери, а на пороге оказались две фигуры. Ким стоял опираясь на Чонгука, совсем слабый, ноги его не слушались. — Чонгук? — Чимин подхватил из его рук Тэхёна, ведя друга к дивану в гостиной, пока Сиа осматривала лицо младшего сына, подлетев к ним самая первая. — Что случилось? Где вы были? Что произошло с ним? — Уходите… — голос, Намджун помнил его ещё с того дня в классе, где после образовалась неизвестная никому своими обстоятельствами бойня. — Собирайте вещи и уезжайте. Все. Сиа продолжала обхватывать руками лицо сына, смахивая чёлку со лба и заглядывая в глаза. Эмоции на холодном лице совсем не читались. Она в очередной раз оглаживает ладонями щёки, но её руки перехватывают. — Что произошло? Чонгук, что случилось? — повторяет всё те же вопросы женщина. — Я скоро снова потеряю контроль, собирайтесь и уезжайте! Навсегда! Сейчас же! — Оушен, не Чонгук.***
Twelve Titans Music — Persistence of Hope
Зов услышали. По водной глади разнеслись брызги от взмаха чёрного хвоста. Тэхён продолжал стоять в воде, впервые так сильно дрожа, не от холода, не от страха, он воды не боится. От неизвестности. Ким Тэхён, внук Ким Рокка. Копия своего дедушки, гей, стоит сейчас перед тем, кто точная копия своего родного дяди, Чон Оушена, перед Чонгуком, выходящим из глубин. Если на Тэхёне местами порванная одежда, то Чонгук выходит к нему в чёрных шортах. На ногах. Своих. Глаза, почти не моргая оглядывают Кима, сканируют, заставляют не отрывно смотреть в собственное лицо. — Ты пришёл. — Чонгук, — Тэхён всё же делает шаг назад. Не верит. Спит всё ещё? Может бредит? — Тэхён, — зовёт по имени, по его имени, не того, кого любили шестьдесят девять лет назад, а того, кто здесь и сейчас. — Чонгук! — не верит, но шаги назад остановились. И Ким, теряя все грани реальности со сном, окончательно стирая в своём сознании линии горизонта, делает то, что так давно хотел, что не давало покоя и заставляло просыпаться с мыслями только об одном человека, вздрагивать от прикосновения и краснеть от взгляда, бросается вперёд, в воду, к нему, прямо в руки, в тёплые объятия. Ему приснилось, ну точно. Он убежал из дома, упал со скалы, кто-то его подобрал, но это не важно, он очнулся, как долго он спал, что ему привиделись такие кошмары, в которые даже поверить захотелось. Перед ним ведь Чонгук. Вот он, идёт, на ногах, никакого там хвоста, никаких мёртвых из прошлого. Его Чонгук. Он бежал сюда к нему, они должны были встретиться. Ну да точно. Должно быть именно Чон его и нашёл, перевязал раны, неважно. Важно оказаться в этих руках, прижаться к телу. Тэхён буквально виснет на шее, прижимаемый крепче. Носом утыкается в изгиб шеи, бормочет что-то про себя, и тут же отлипает, запуская руки в чёрные мокрые волосы, сам подаётся вперёд, целует. Чонгуку мало, он жадно принимает чужие губы своими, практически поднимая Тэхёна ото дна, заставляя полностью обхватить своё тело и руками и ногами, придерживает его руками за бёдра, а поцелую не даёт прекратится. — Я… Я. так… испугался… когда… проснулся…- Тэхён говорит сквозь поцелуй, пока его язык всё время сталкивается с языком Чонгука. А Чонгук всё пятится, обратно, на глубину. Медленно, шаг за шагом. Пока попросту не падает спиной назад, увлекая за собой всё ещё висящего на нём Тэхёна. От неожиданности, Ким распахивает глаза, а под ними уже бездна. Лунный свет сюда заглядывает, освещает, а перед ним всё то же лицо. Чёрные глаза смотрят в самую душу, ищут нужный ответ. Понял? До него дошло? От неожиданности Тэхён и воздуха то не набрал, порывается всплыть, но его держат, не пускают. Ноги, обхватившие торс, отпускают, сталкиваясь совершенно не с человеческой кожей. В ночи Тэхён видит под водой совсем плохо, и так всё размыто, но чёрную чешую сложно не заметить, когда луна так ярко её освещает, даже сквозь морскую гладь. Чёрный рыбий хвост, такой мощный, и переливается фиолетовым перламутром в тон жемчужины, что вновь на своём законном месте оказывается. Тэхён, как увидел Чонгука, ракушку ту выронил, бросившись в объятия любимого, она где-то там в песок уже зарылось, у самых камней. Ким трёт глаза, а горло уже обжигает нехватка кислорода. Он снова тянет руки кверху, когда его обнимают, прижимают к себе. Опять поцелуй. Нет, он всё-таки спит, ему подобное уже снилось. Этот спасительный поцелуй, когда в тебя вдыхают новую жизнь. Чонгук тянет его наверх, губы не отпускает. — Что… это… — Тэхён ловит ртом свежий воздух, трясёт головой, снова трёт глаза. Он на поверхности воды, рядом с ним Чонгук, но он видит что-то немыслимое. — Ты… — Это не сон, Тэхён, — голос Чона ровный. Низкий. — Оушен… — тихо шепчет, боясь оказаться правым, а в ответ получает улыбку. К нему снова тянут руки, желая обнять, но Тэхён дёргается. Впервые теряется на воде, резко разворачивается, не видя берега. Делает рывок вперёд, но его ловят за ногу, возвращая резким движением обратно. — Я люблю тебя, — но слова Чонгука не слышит. Внутри паника. Закипает, накатывает и топит. Руки беспорядочно бьют по воде, пока морская соль заливается в рот. Ноги дёргаются, непослушно вытанцовывая, только сильнее заставляя погрузиться под воду. Тэхён не видит толком ничего. Лицо человека рядом плывёт, а он вновь и вновь хватает воздух, широко открывая рот, захлёбываясь ещё сильнее. Страшно. Тело совсем не слушается. Он тонет, просто барахтаясь, не давая себе помочь чужим рукам. Головы не поднимает кверху, а всё время смотрит по сторонам, ища берег в ночной темноте. Силы уже почти его покинули, а внутри так много воды, что остаётся только закрыть глаза, и он их закрывает. Если это опять проделки сознания, то значит он проснётся. Вот-вот, ещё немного и очнётся…***
Чонгук несёт Тэхёна на своей спине. Он смог взобраться с ним на самый верх, к маяку, оттуда мимо дома Кима, несёт туда, где уже не раз бывал. Как он сам, так и Оушен. Виски давит невыносимая боль. — Выпусти… Он скрежещет зубами, подкидывает Тэхёна на себе, чтобы удобнее было, легче, но упрямо идёт. — Я не дам тебе убить его, — говорит в пустоту, но его слышат. Слышат и с новой силой давят на сознание, да так, что Чонгук падает на одно колено. Он уже почти дошёл, вот она, улица, видно дом семьи Пак… — Выпусти… — Подожди ещё немного, — Чонгук делает шаг за шагом, медленно, но продолжает идти. — Осталось немного. — Я никогда не причиню ему вреда… Двери перед ним закрыты. Тэхён позади начинает приходить в себя. Весь их путь, тучи шли следом, они от самого берега, от самой скалы преследуют, позволяя луне освещать путь перед Чонгуком, несущем Тэхёна, но сейчас, когда он дошёл, свет исчез, поглощённый тьмой. Молнии разрезают весь небосвод пополам, преследуемые оглушительным громом. Чонгук ставит Тэхёна рядом и распахивает двери перед собой, продолжая держать любимого. Делает шаг вперёд, оставляя ливень позади, вместе со слезами, вновь распахивая широко глаза. Надо было сделать это шестьдесят девять лет назад. Перешагнуть этот чёртов порог.