Свежая кровь

Атмосфера в данстарском убежище была довольно гнетущая. Конечно, они встретили ее очень тепло, но всех тяготило то, что Братство, похоже, влетело в очередной кризис. А с виду-то все было нормально: есть и крепкая крыша над головой, и еды, и оружия вдоволь. Есть Бабетта, способная сварить почти любой яд, есть Назир, глава убежища, раздающий контракты. Самих контрактов было просто завались, на любой вкус, некоторые ассасины приходили только отоспаться да оружие починить, а потом снова в бой. Был даже гроб Матери Ночи, и один из братьев, бретонец по имени Гаскар, который вроде как за него отвечал. Если бы никто ей ничего не сказал, Ингрид волновали бы только сальные взгляды того кошака, Джа’Зафаки. Да и то не сильно. Когда у тебя такие формы, к сальным взглядам привыкаешь. А еще ж и броня эта все обтягивает. Ну и еще Бабетта вдруг попросила разрешения позаплетать ей косы. Как отказать девчушке? Так маленькая вампирша ей полностью прическу сменила и уговорила так и оставить, потому что иначе Ингрид слишком напоминала с виду какую-то Астрид, а та была не то чтобы на хорошем счету. Но все же напряжение, тревога и ожидание ощущались всегда. Как ей объяснили, пропали два Брата, как назло — важнейшие члены организации, Слышащий и Хранитель. Только со Слышащим Мать Ночи разговаривает, и только ему передает имена заказчиков, проводивших Темное Таинство. Хранитель ухаживает за телом Матери Ночи, чтобы оно не истлело. Гаскар, как оказалось, еще далеко не Хранитель, а что-то вроде его ученика. — Эх, брат, шестьдесят дней прошло/ Корабль шатает/ Не уйти бы на дно… — Назир, ты же вроде не любил песни-танцы, а тут вдруг сам Коллегию бардов устроил, даже за лютню взялся, — упрекнула его Бабетта. Редгард аж сам обомлел от осознания и молча выронил инструмент. Пропавших искали. Были опасения, что Пенитус Окулатус таки смогли схватить кого из них, а то и обоих, и упечь в имперские застенки. Братья и Сестры навестили каждую тюрьму в Скайриме, но не нашли никаких зацепок. Может, они вообще залезли в какую гробницу, и там их завалило камнями, или удушило газом, или зарубили драугры, или они оказались в ловушке, но сколько времени нужно, чтобы облазить все курганы? Или все пещеры или форты? Какой-то намек на подсказку смогла дать жена Слышащего. Говорила, что дражайший супруг заявлялся на ночлег вместе с «тем своим рыжим помешанным приятелем», и спрашивал, не привезти ли ей пепельных бататов. Что ж, логично, Слышащий любит и умет готовить, а жена у него данмерка. Вот только бататы в Скайриме не растут. Их самое ближнее на Солстейме искать надо. Вероятно, двое отправились туда. Назир готов был отослать Вануса, как самого сообразительного, на остров, но вот ни один корабль туда не ходил: такая стояла погода. — Волны бьют-плещут/ Мы тут все заодно/ Брат, держись крепче/ Иль уйдем мы на дно! — опять напевал матросскую песню Назир. Выходило так, что Хранитель и Слышащий, важнейшие люди в Братстве, или отрезаны от материка, или погибли в кораблекрушении, и теперь плавают в Пустоте, а оставшимся придется обходиться без них. — Прискорбно, но, признаться, Братство годами выживало и без Слышащего. Ходили по городам, подслушивали, что люди говорят, кому смерти желают, так и справлялись, — успокаивал Назир, но тем, кто не застал времена Астрид, было не по себе. Хранитель Цицерон разбрасывал свои записки из Сиродила что в старом убежище, что в новом, ознакомиться успели почти все. Прониклись его отчаянием, которое и свело его с ума, повторить его участь никто не желал. Назир, признаться, сам надеялся увидеть Братьев живыми. Да, они иногда раздражали, каждый по-своему, но без них организации опять грозили темные времена, и уже наступали сумерки. Гаскар оттягивал ритуал сколько мог, каждый день надеясь, что Цицерон вернется и сделает все, как надо, но этого не случилось, и ему пришлось все выполнять самому, уж насколько умений хватало. Судя по тому, что это заняло почти восемь часов, сам Гаскар надышался ядовитыми парами и еще три дня валялся в постели, а у остальных весь следующий день побаливала голова, да еще и под гробом Матери Ночи появилась масляная лужа, справлялся он не очень. — То есть, тело Матери может однажды разложиться, и все Черные таинства будут проходить впустую? — пыталась осмыслить новенькая. И не одну ее пугали такие мысли. — Не забивай себе этим голову, Сестра. Брат скоро научится всем премудростям, и с телом все будет хорошо. А если через несколько сотен лет оно все же рассыплется, Отец Ужаса найдет другой способ. Но нам об этом беспокоиться не пристало, мы так долго не проживем, мы ж не эльфы какие, — успокаивал ее Ванус. Как оказалось, некоторые члены Братства умели призывать призраков давно умерших высокопоставленных ассасинов, вот и теперь начали с ними советоваться. Бабетта смогла призвать Уведомителя, Люсьена Лашанса, и от него Ингрид узнала, что Мать Ночи время от времени выбирает Слышащего или Слышащую из членов Братства, и им может оказаться любой. Прошло уже чуть больше двух месяцев, помощник Хранителя провел еще один ритуал, управился быстрее, воняло меньше. Ингрид тогда быстро ушла на задание, чтобы не тошнило, как раз был заказ неподалеку, около Морфала. Когда она вернулась следующей ночью, Гаскар Беламон сидел на ступенях около гроба с таким странным видом… Обычно он казался ей мрачным и угрюмым, эдакий типичный некромант, но в ту ночь он выглядел иначе. Красивые у него все же глаза, подумала девушка. Зеленые. И сегодня какие-то совершенно безумные. Перед ним словно сам Шеогорат возник, прокричал в ухо «СЫЫЫЫЫЫРРРР!» и исчез. — Брат, тебе снова нездоровится? Проводить тебя до постели? Может, нужны лекарства? — Я… слышал. Слышал голос. Трескучий, шипящий, старушечий голос… — Мать Ночи говорила с тобой?! Что она сказала?! — Лучше тебе не знать, — он испугался еще больше, хотя это казалось почти невозможным. — Я тебе ничего не говорил. Ты пойдешь спать. Я пойду спать. А завтра все будет как обычно. Ты никому ничего не расскажешь. Тогда она все же проводила его до постели, а когда улеглась сама, долго не могла заснуть, хоть и устала с дороги. Но все же выполнила просьбу: никому ничего не рассказала. Ни на следующий день, ни на последующий. Ванусу удалось призвать еще одного призрака, целого бывшего Слышащего. Тот был странным: как оказалось, убил предшественника на посту, хоть Догматы этого и не позволяют. Его извиняло то, что он и понятия не имел, кто перед ним. — Что ты подумал, когда узнал, что пристрелил главу Братства? — Туда ему, придурку, и дорога. Я его уже давно в Бравиле видел, он каждую ночь стоял перед статуей с факелом, как завороженный. — Но он же слушал Мать Ночи! — А Мать Ночи сказала, что туда ему, придурку, и дорога. Как и всем остальным из Черной Руки. Уж если Мать Ночи довольна, то и мне жаловаться не пристало. А на обратном пути я зашел на ферму, где они прирезали Лашанса. — Ты хотел достойно похоронить его? — Вот еще. Я хотел попинать этот болвана кусок, из-за которого погибли семь замечательных душ, мои Братья и Сестры из чейдинхольского убежища. Провел бы он расследование нормально — они не умерли бы зазря. — У нас есть опасения, что наш нынешний Слышащий погиб. В кораблекрушении, возможно. — Значит туда ему, придурку, и дорога. Ничего, ждите, когда Мать Ночи нового себе найдет. Может, уже скоро. — А может, и нет. В прошлый раз тринадцать лет ушло. — Мама Ночи знает, что делает. Доверьтесь ей. Когда убежище насчитало уже семьдесят два дня со дня последнего визита Слышащего и ухода Хранителя, дверь неожиданно распахнулась и кто-то прямо слетел вниз по лестнице с довольно странными криками. Не просто «АААААА!», а скорее «МААААААТЬ!». Ингрид и все остальные высыпали на лестницу, ведущую вверх, к выходу и гробу. Рыжеволосый мужчина с изрядной щетиной и в красном кожаном доспехе упал на колени, обнимая гроб. «МАААААТЬ! Матушка, прости, прости бедного Цицерона за то, что так надолго покинул тебя, это все клятое море, море не давало нам воссоединиться! Матушка, прости, Цицерон больше никогда тебя не оставит, он будет стоять вот тут до самой своей смерти!» — Хранитель бормотал все почти на одном дыхании, и смотрелось это жутковато. С лестницы у входа за этим наблюдал еще один рыжеволосый и тоже заросший мужчина. Этот, впрочем, был бледнее, полнее и одет в черную броню, хоть и того же фасона, что и у Хранителя. Очевидно, Слышащий. Он спустился, прошел мимо обнимавшего саркофаг Цицерона. — Прошу прощения за столь долгое отсутствие. Обстоятельства непреодолимой силы. Как вы тут? Все живы? Вижу, что все. О, у нас пополнение! Нашли кого-то из местных? — Меня зовут Ингрид. — Очень рад знакомству, Ингрид. Так, все живы, убежище не рухнуло, и, раз важных новостей нет, пойду передохну, дорога была долгой и тяжелой. — С Гаскаром говорила Мать Ночи. — Что? — ошалело уставился Слышащий. Интересные у него глаза: один зеленый, второй — карий. — МААААТЬ? Мать говорила с Беламоном?! — Хранитель удивился не меньше. — Что ж, если она теперь желает говорить с ним, кто мы такие, чтобы спорить. Гаскар, Связующие Слова, пожалуйста, — Слышащему хватило смирения. — Ингрид, что ты наделала, они же убьют меня! Я же просил! — Связующие Слова, Беламон! — Хранитель начинал злиться. — Она… просто помогала мне проводить ритуал, клянусь. Подсказывала, направляла, не более! — Лжец! Самозванец! — Цицерон с пугающей готовностью накинулся на ученика с ножом. Слышащий успел его остановить, произнеся заклинание навроде паралича. Хранитель замер, словно статуя. — Цицерон, тебе самому ее голос то и дело мерещится. Это могло быть что угодно. Сам знаешь, Гаскар часто болеет. Может, просто лихорадка. — Уважаемый Слышащий, он этими растворами чуть все убежище не переморил, пока проводил ритуалы. А сам так надышался, что три дня лежал. С таким отравлением он и баливогов на потолке увидеть мог, и хоть какие голоса услышать, — вступился Ванус. — Дражайший Слышащий, уважаемый Хранитель, дорогой брат Гаскар, должна признаться. Это мы тогда говорили. Он не Мать Ночи слышал, а нас. Мы… просто хотели разыграть его. Теперь понимаем, насколько это была ужасная шутка, и просим прощения, — раскаялась Бонс-Ай. — Простите, — выдавила, потупив взор, Банз-Ай. — Ну вот все и выяснили. А ты чуть Брата не убил, — упрекнул Слышащий уже почти пришедшего в себя Хранителя. Голос у него был, признаться, довольный. Ненадолго.— Когда ж вы, проклятые рептилии, уйметесь?! То сами чуть не убились, теперь безвинного члена Семьи чуть под меч не подставили!!! — Пффф… Ха! ХАХАХАХА! Перепутать Мать с ящерицей! ХахаХААААААА! — Цицерону, похоже, шутка понравилась.