Стигматы преступлений

— Так зачем ты здесь, ассасин? — Хэтэуэй понял, какую ошибку совершил, когда при всему непризнанному капитулу назвал имя ассасина, точно они знакомы тысячу лет, а ещё он совершенно поражен его местонахождением. — Если ты будешь молчать, нам придется перейти активным действия насильственного характера, — и, увидев огромные непонимающие глаза молодого ассасина, тронул свой лоб, убрав тяжелые волосы. — Пытать тебя будем. — Я понял, — невольно сощурился Рагху, несмотря на то, что храбрился. — Убить тамплиера. Берг хмыкнул и локтем ударил Хэтэуэя: — По твою душу пришли. Саймон Хэтэуэй успел изучить Рагху, и если говорить горазд, то совершенно не разделял удел ассасинов — убийство, даже ради кредо. Он смутно помнил взгляд юноши, тяжелый и обреченный, точно собирался взять огромный грех на душу, предать свое естество и пойти наперекор своей иной природе. Он молчаливо кричал, что не готов убивать, не готов обагрить ладони в кровь и стойко перенести эти тяжести преступления. Но юношу не хотели слышать, не хотели учить иному и страдать ради его мимолетных прихотей, ведь благие цели вздымаются золотыми воротами небесного бастиона, а праведная миссия ведь не может вызывать протест в умах. Это свобода трубила и кричала в небеса, свобода от тамплиеров завистливо кружилась многие столетия — все умирали, умирали идеи, города, цивилизации и учения, а тамплиеры и ассасины продолжали существовать. Каждый замирал в слепой ненависти, иногда даже не зная истинных причин. По типу Анимуса, сосредоточенного на пробуждения крови, на изучение предков, да только кровь так перемешалась, что просмотри все прошлые жизни, то человек бы остался один среди осушенного болота, а идеи, мечтания, собственные желание лежали бы мертвыми лягушками. — Скажи, Рагху, — он обернулся, посмотрел на Летицию, застывшую в проходе, и коротко кивнул. У него появились смутные догадки; слишком много странных очертаний и несостыковок точно кто-то намеренно испортил картину мастера, удалил важные детали — стер душу и истинную природу, оставив голые очертания и мазки серыми красками.— Рагху, тебе претит убийство, ты можешь победить в рукопашную, но не закончить начатое, — это был не вопрос, который бы требовал незамедлительно ответа, нет, просто уточнение, не требующее гневных выкриков и неожиданных признаний. — Что ты от него хочешь? В этом нет смысла, Хэтэуэй, ты только тратишь наше время, а оно не резинновое, — хмыкнула Инглэнд, недовольно нахмурилась и посмотрела на часы. Она считала, что ассасина нужно незамедлительно убить, а не вести философские беседы. Впрочем, иногда Летиция остерегалась профессора, особенно, когда в его руках меч Жака де Моле, тогда он готов убедить даже самого дьявола, что все ересь, а орден движется прямиком в пропасть и нужно обратиться к Богу немедля, не то все принципы тамплиеров укроют чистую поверхность пеплом и грязью. В общем, знания он собирал по крупицам, а вываливал целым ведром холодной воды. Саймон Хэтэуэй в этот момент не был похож на себя, холодный, отстраненный, скрывающий горячее сердце, за сухими страницами книг по истории. Иногда, казалось, ещё пару мгновений и он провалиться туда, где все знакомо и свежо, как утренняя роса. — Тсс, потом, — он снова обернулся, с легкой улыбкой и прижал палец к губам, вернувшись в ассасину. — Я знаю, что делаю. Летиция бросила вопросительный взгляд на Берга, тот пожал плечами и поднял руки. Ему было очень интересно, до чего додумался профессор. — Однако, ментор об этом знал, и не обращал на твою слабость внимание, потому что? Любил, как сына, ценил, а может, видел в тебе что-то большее, нежели ассасина-недоучка? — он говорил вкрадчиво, присел рядом на стул, сложив руки на изогнутой спинке. — Тот старик же твой ментор? Рагху кивнул, подтвердив слова. Его очень волновало, почти болезненно сжималось сердце, что же именно узнал тамплиер, к чему все эти речи… Юноша напрягся, однако не смог отвести очей, взгляд тамплиера дурманил. Раньше ассасин не видел в нем угрозы, а теперь среди своего ордена, среди имеющих власть людей, стал воплощением Рактавиджи — демона-асура, обрушившего неисчислимое войско на богов. — Он был забавным, — хмыкнул Хэтэуэй, от своей будущей речи ему сделалось гадко и мерзко внутри, — был, жил, но, кто теперь будет тебе помогать, Рагху? Он же был всегда рядом? Только делал видимость, что его нет, что он ушёл… А на деле только его присутствие делало тебя лидером. Индиец застыл, беспрерывно моргая, так осознание, что с его наставником беда било оглушающим набатом, каждый глоток воздуха разрывал легкие, из глубины поднималось неприсущее ему желание мести, но тоска заставила склонить голову, снова. — Мы убили его, Рагху. Мы убили твоего наставника! — жестко произнес Хэтэуэй, напрягаясь. Сейчас Рагху должен совершить попытку уничтожить врага, но ничего не произошло, даже спустя несколько невыносимо долгих минут. — Почему ты не злишься? Где ненависть, ассасин? — Наставник говорил, что я не создал для этого. Я не умею убивать, а значит, не могу мстить, — совсем глухо произнес Рагху, а в темных глазах стояли слезы. — Саймон, что происходит? Какого старца? — дернув его за рукав, Летиция прошипела. — Кроме твоего дружка, — резче и громче произнесла она, — мы теряем время, Хэтэуэй. Рагху поднял голову, пристально посмотрев Саймону в глаза, и тот отвел взгляд. Если боль насильну спровоцированная, эфемерная, всего лишь прихоть тамплиера, и небольшая жертва, дабы узнать насколько ментор пропитал своим всеобъемным духом братство, то его боль тлела в груди. Единственное, что отвлекало от насущных проблем — работа, а здесь её было недостаточно, поэтому каждую минуту, застывшую на часах и, блуждая взглядом по кускам необходимой ему информации, вспоминал друга, вспоминал его милых дочек, и те чудные два дня. Кто же знал, что они будут последние? Он был слишком груб, не хотел слушать тысячу разных историй, забавных и грустных, куда-то спешил, и так беспечно подписал приговор. Саймону хотелось кричать, кричать во все легкие, почувствовать боль, потому что тамплиер медленно умирал. Деваш, после своей гибели, стал его личным палачом. Насколько сильно ментор позволял Рагху быть самим собой? — Так наставник жив? Профессор закатил глаза и мысленно поблагодарил Инглэнд. За все хорошее. — Да, если до этого времени с ним ничего не случилось. В этом был корень истины. Саймон давно думал, что именно не так, зачем все эти загадки и изощрения, но наставник знал, кому принадлежит дневник и знал, кто потомок. Исследователь, с великими идеалами и верой в людей. — Если я не ошибаюсь, именно он потомок Генри Грина, — мрачная и кривая усмешка, как диковинная маскарадная маска на его лице. Черная, безобразная, маскирующая настоящее лицо, маска, и тамплиерам это не понравилось. Летиция давно осознала ошибку и корила себя за поспешное решение, следы нужно было скрыть после того, как они бы покинули страну контрастов. Они теряли Саймона, медленно и тягуче распадалась его сущность, а на выходе они получат чудовище. — Да? — Инглэнд моргнула. Кажется, из-за размышлений вопрос так и не был услышан, такое у неё впервые. — Когда привезут Анимус? — вкрадчиво повторил Саймон. Его руки тряслись и, тяжело дыша, сжал их в кулаки, дабы не видеть своего позора. Что такое смерть одного человека? Ничто, по сравнению с тысячами, десятками тысяч, которые умирают по всему мира, по совершенно разным причинам, но смерть близкого человека… Боль, парализующая тело, смиренная тяжесть осознания, что человека больше не вернешь, он никогда не скажет тебе привет, не улыбнется, не пожалуется на мелкую неприятность, никогда не услышишь голос. И хотя профессор понимал, что Деваш был слишком далеко, совершенно невидим до момента Х. Другая страна, другая семья, другой взгляд на мир, но погибни Деваш по своей глупости, было бы не так горько, Саймон бы смиренно принял это и забыл. Забыл бы до какой-нибудь случайной ассоциации, тонкого запаха шафрана или одной из буйных индийских приправ в джутовом мешке. — Завтра на рассвете, — за неё ответил Берг, — но ты же понимаешь, что вероятность не слишком велика. И если он окажется не потомком, то мы просто потратим время впустую, пока остальные будут заниматься поисками. — Это не совпадение… Я прочитал отчет, именно бывший или настоящий наставник отдал дневник Девашу, именно он все это время был рядом, и продолжает руководить братством. А Рагху слишком похож на Джайдипа. — Как ты вообще додумался пойти к незнакомому монаху с предложением заняться переводом и расшифровкой? Саймон решил не отвечать на вопрос, просто сделал вид, что больше не замечает Берга. Юхани захотелось его ударить, но он быстро передумал, мало ли, а то профессор и так много раз ударялся головой. Вдруг этот станет последним или контрольным.

***

То, что за ними следили с самого храма, обнаружилось значительно позже, а тихая неизбежность борьбы нагнала уже в дороге. Лейла протиснулась мимо плотно сжатой толпы, стараясь не потерять Майлса, который решительно как ледокол крошил прочную ледяную корку бассейнов — пробирался через толпу, и самое забавное по мнению Хассан было то, что его совершенно не замечали. — Почему поезд? — Потому что так мы менее заметные, — он поправил шляпу и отпрыгнул в сторону, когда кто-то захотел с ним сфотографироваться, и оказался зажатым между такими же потерянными и обреченными туристами. Людей было слишком много, свежий воздух закончился уже на пироне, а духота и ароматы потных тел вызывали приступы тошноты и дурноты. Лейла скосила взгляд, несколько обреченно прижимая к себе кошелек и табличку. Дневник украли, от Анимуса остались щепки, и потеря ощутимо ударила по ним. И Хассан чувствовала болезненное крушение, а ведь начиналось так хорошо, почти идеальное совпадение, пока тамплиеры не ударили подобно крысам. Они знали, куда ехать, а что делать после вопрос был неоднозначный и колоритный, но тамплиеров нужно остановить любой ценой. — Если ехать на машине, то дорога займет всего девять часов, а если на электричке то день, — с сомнением произнесла Лейла. — Прямого пути до Бадами нет. — Я нашёл отличную машину и попутчиков, но в Сатаре. О чем говорить с Майлзом, она не знала, пустота в груди разрасталась, как и злость. Осталось помолчать, обдумать ошибки, чтобы в ближайшем будущем их не повторить. Лейла, устроившись в углу, где воняло менее противно, смотрела на пейзажи за окном, Индия казалась необъятной, величественной и, между тем, жалкой. Толпы бедняков, грязи, каждый пытается заработать честным и нечестным свой рупий, шум и постоянно в состоянии повышенной внимательности было тяжело находиться каждый шаг, и за это она ненавидела страну. Серые с зеленым ржавые вагоны, куча людей с усталым, но добродушным взглядом, испуганные лица туристов... Она натянула легкий шарф на нос, закрываясь от любопытных очей, зевнула и скрыла ладоней зевок. И поймала пытливый взор индийца, человек смотрел на неё грозно, сморщившись, один его глаз был бел, без зрачка и радужки, а длинный черные пальцы быстро перебирали разноцветные бусы, один раз ей даже показалось, что мелькнул красный крест. — Могут ли за нами следить? — она беспечно улыбалась ассасину, точно пару секунд назад её не обуял страх. — Враги повсюду, — туманно ответил ассасин. — Понятно. Логично. Иногда все индийское: улицы, электрички, дома, храмы, люди, казалось огромной паутиной одного паука, а у здешних есть глаза повсюду. Слухи расползались немедленно, от одного человека к другому, и так пока полностью не захватят страну, а потом начнется все сначала. Почему появилась Чамунда? Что именно дало такой результат, неужели капля веры в индийские божества заставила воскресить кровавый дух богини? Или прямо в скале, благодаря технологиям Ису спрятано бесконечное множество механизмов, этого Лейла понять не могла, разве что разобрать по камушкам древние пещеры, изучить детально… И все же невозможно провернуть такое. — Сумка! — самым наглым образом из её рук вырвали сумку и побежали. Одетый в обычную одежду, небритый и лохматый, походил на обычного воришку. Только те действовали не так заметно, а уже на выходе люди обнаруживали, что ничего нет. А этот… Лейла, не мешкая и не оглядываясь, почти нагнала вора, но тот выпрыгнул в открытое маленькое квадратное окно. Она высунулась до половины и, ухватившись за обшивку, вскарабкалась наверх. Человек бежал в хвост электрички, и ловко преодолевая путь, она почти нагнала вора, как неожиданно её толкнули. Падать с поезда на полном ходу было больно, закрываясь руками, она перекатилась, ударившись спиной об столб. Перед глазами померкло. Не получалось даже сделать вдох, и знакомая жидкость сочилась по губам. «Кажется, сегодня они не доедут туда, куда хотели», — подумала Лейла и свернулась, зажмурившись от боли и несправедливости, и если боль скоро пройдет, ещё немного и сознание стремительно убежит в невесомую темноту, но возращение украденного займет гораздо больше времени, нежели можно рассчитывать. Не первое падения, не первый — она справится и отомстит за часы в пустоте и разъедающем внутренности бессилии. Лейла открыла глаза, по волосам гулял ветер, ломота и тяжесть в теле накатывали мгновенно, как таинственный прилив на каменном пляже. Упираясь ладонями в камни и в землю, подняться, удалось не сразу. К счастью, она научилась правильно падать. День выдался необычайно трудным, мысленно решила она, и схватилась за наушник. Майлс оставил некоторые сообщение, а именно — где лучше встретиться, когда он вернет дневник. После прослушивания она ещё сидела на траве, провожая набитые электрички. Подобно ей, люди иногда вываливались, в самый час пик, на них никто не обращал внимания, такие ненужные и потерянные, усталые путники. Но это были другие электрички, совершенно другие, медленные и тихие, падать с них было гораздо проще или спрыгивать самим. Через несколько часов она уже была в городе, а Майлс был ещё дальше, преследуя тамплиеров. Что стало с табличкой он не уточнил… Лишь эти знания совсем не необходимость, по холодному тону, Хассан догадывалась, что уже никого не было, вор давно скрылся, растаяв в толпе точно заправский ассасин.