Стигматы преступлений

Вся жизнь — взлеты и падения. И чтобы узнать, что зло таится за каждым углом, необходимо просто приглядеться. Виделась Чамунда. Каждый раз её глаза пылали красным демоническим огнем. Хотелось бы верить, что больная фантазия фанатиков лишь безликая случайность и болезнь, как последствие их вторжения, но можно ли безобразный лик назвать иллюзией? Хэтэуэй полагался на обоняние — запах чеснока был везде, на слух, когда четкое клацанье челюстей нельзя было сравнить ни с чем, но отнюдь не хотел верить своим глазам, эта реальность слишком расходилась с его виденьем. Видела ли Хассан Чамунду, он не знал, но во всем чудился запах чеснока и протухшего мяса, а ещё ночью, когда все слышали лай диких собак, он слышал щелканье челюстей и вой мифических существ. — Я брежу, — тихо произнес он, и медленно выдохнул, сосредоточено глядя на камень. Было жутко и непонятно. Но Хэтэуэя уже ждали, поэтому пришлось последовать за Пасаном. А ещё нужно было начать разговор, чтобы спугнуть собственный страх. — Если не секрет, какая это внутреннее кора по счету? Много раз здесь ходили? — поправил тяжелый рюкзак Хэтэуэй, и, догнав гида, опустил глаза, закрываясь от вихря снега. С гор внезапно дохнуло холодным ветром и бросило снег им на встречу. — Кора — это всегда больше, нежели просто поход. — Пасан расправил плечи. — Я хожу, когда требует душа и когда — дело. Я уже не считаю, но за пятьдесят точно. Хэтэуэй прищурился. Он не спрашивал, где именно нашли этого гида, но личность довольно-таки любопытная и знающая. — Дорога будет очень опасной, — предупредил гид. — Для нас. Не просто экспедиция, целый мир сокрыт среди угрюмых скал, и погоня за властью уже началась. Индийские тамплиеры были ближе всего. Много лет они следили за Тибетом, были и экспедиции, и эксперименты. Но ассасины надежно спрятали дневник. До этого времени. Хэтэуэй совершенно не понимал, почему именно сейчас, или хранить у себя дневник наставник ассасинов больше не мог? Жаль они были так далеко. Серые камни и небо — все было единой тропой, а ещё ближе вдалеке выглядывал сам Кайлас со своей снежной шапкой. Знаменитые просторы восхищали, и уже в предвкушении они медленно продвигались к самому подножью. Слабая дрожь сотрясала тело, мозг отказывался соображать на достаточном уровне. Кайлас нечто опасное и неповторимое. Хэтэуэй верил, что именно здесь будут ответы. Потом пошёл мокрый снег. Идти стало тяжелей, снег оставлял пятна на куртке, забивался в ботинки. Саймона повело вбок и, остановившись, тяжело смотрел на гору, которая отличалась холодными гранеными краями, бурно засыпанными снегом. — Пасан, ты веришь в богов? — голос немного охрип, но Саймон прокашлялся, потерев горло рукой в перчатке, и сжал зубы, шагнув. До этого погода вопросов не вызывала, но когда шквал внезапного снега обрушился на их головы, сердцем и душой содрогнулся. — Верю, во все верю. В добро и зло, верю в наказание. Кайлас не прощает плохих людей, но может принести им часть познания, все зависит насколько человек готов. Обычно, отпетые убийцы не жаждут очищения, хотя, может, и жаждут, мне ли знать, что творится в человеческих головах. Но какая сила Кайласа, остается загадкой до сих пор. Думаю, их очень много. Ещё говорят, если идти запретной дорогой, то время будет течь быстро, и уже через пару лет человек почувствует будто прожил все десять-двадцать. Место особенное, и привели меня сюда сами боги, хочется верить, что сам Шива смотрит на нас с Кайласа и верит в нас, — на последних словах Хэтэуэй вздрогнул, мрачно подметив, что ему точно не хватало ещё одного бога, который уж точно «верит» в их дело и не скормит диким псам их подмерзлое мясо. Истинная вера всегда граничила с фанатизмом, почему-то именно так думал Хэтэуэй, когда смотрел совершенно другими глазами на восторженных людей, доказывающих свою преданность, придуманному самим же человеком, богу. — Профессор, а ты желаешь очищения или прощения? — как человека прошедшего не одну кору его очень интересовал этот вопрос, насторожено подумал Саймон. Пасан поднял свой тяжелый взгляд, пронзительный, всезнающий. — Я об этот не задумывался. Я, в какой-то мере, больше профессор, чем тот же католик. Увы, много чего оказалось нестоящим, фальшивым, как например стигматы. Это болезненные кровоточащие раны, открывающиеся на теле под влиянием религиозной экзальтации. Когда-то раны признали подлинными, как например, у Франциска Ассизского или Екатерины Сиенской. Но с правдой, мне пришло знание, что святыми их признали не просто так, в их сердцах жили любовь и сочувствие, даже если Бог ничего не оставлял, никаких стигматов, никаких знаков, — он сбился с шага, вспоминая строчки из своих записей и базы данных. — Так к чему я это веду, углубившись в историю, мне пришлось забыть часть убеждений, что дала школа, и воскресение проповеди в церкви от знакомого викария моей матери. Но кто не желает почувствовать очищения? Кто не хочет прощения и освобождение, ведь тогда голове спокойней будет жить. С этого выходит один простой ответ на вопрос. Да. Жажду. Как и все люди, — тяжелый вздох не удалось скрыть, повозив перчаткой груди, он в прыжке поправил шлейки рюкзака, поглядывая на задумчивого Пасана. С новым именем казалось, что гид утратил все европейские черты лица, слился с тибетцами, и возможно его далекий предок ходил по этим склонам, подарив своим потомкам возможность почувствовать величие здешней природы и силы. Или далекое запретное царство, построенное за технологиями Ису, ищет себе верных сторонников… Склоны виделись пышными и зеленоватыми, слегка укрытые снегом. Под подошвой что-то хрустнуло, опустив голову, Хэтэуэй откинул носком нечто в сторону и присмотрелся — в гнилом маленьком черепе, будто огромная пробка, вместилась долька чеснока. Скривившись, он, переборов себя потянулся к черепу, задержав дыхание. На перчатке лежала маленькая голова неизвестного животного. На грязной кости остались ошметки красноватого мяса. — Хэтэуэй, давно ли тебе не говорили, что подбирать всякую дрянь вредно для здоровья. Что это? — Берг унюхал запах тухлого чеснока. Саймон мрачно посмотрел на Берга, поджал губы и осмотрелся. Кроме камней под тонким слоем снега больше ничего не было. Предположительно, кто-то из туристов мог потерять вонючий талисман, купленный в сувенирных лавках в Дарчене. Но в случайности долго верить не получалось, паника давила на грудь, вместе с неярко выраженной горной болезнью. — Очередная несправедливость или напоминание, что от богов никуда не деться, — он положил череп на треугольный гладкий камень встретившийся по пути. Чей он Саймон не знал, только достал планшет и сделал фото на память и, повозившись с замком кармана, выудил зажигалку. Но его остановил гид. Пасан заметил остановку. Все остальные тоже обернулись, покачнулись тяжелые автоматы. — Не трогайте ничего. Все, что найдется здесь забирать или уничтожать нельзя. Если есть охота, то скоро мы будем проходить ручей — священные воды могут смывать боль, — он подошел ближе, окинув находку взглядом заправского эксперта, который повидал на своем веку очень многое, но подобное видел впервые. Это Хэтэуэй понял по сморщенному лбу и дрогнувшей руке по направлению к черепу — рискнуть взять и рассмотреть поближе Пасан не решился. — Мне это в реку бросить? — Саймон подцепил череп, заметив следы на камне, и обратился к оперативнику. — Есть пакет? Берг хмыкнул и, сбросив тяжелый рюкзак с плеч на камни, быстро расстегнул замок и из бокового кармана достал несколько пакетов для улик. Хэтэуэй благодарно кивнул, вкинув череп в пакет, и плотно закрыл, после резко захотелось выкинуть перчатки, и помыть руки с мылом. Из него явно что-то сочилось издали похожее на кровь или просто разлагался чеснок. — Да, это нужно отдать воде и самому стоять хотя бы по щиколотки. Здесь не далеко, скоро будем, — Пасан указал ладонью на небольшой подъем, обещая сразу за ним проточную воду. Снег заиграл в лучах солнца, немного подтаяв. Хэтэуэй задумчиво поскреб перчатку, вдохнув побольше горного воздуха. Путешествовать он любил, как и изучать исторически важные места, но грозившие им кулаками и чуть ли не магией загадочные места, не отвечали той же любовью. — Вода ледяная, — потянул Саймон. — Прохладная, целебная, красота, — проводник пригладил русые волосы, нетерпеливо постукивая пальцами по ремешку на поясе, выудил из нержавеющей стали флягу и сделал глоток. — Я всегда беру немного воды из здешних вод, — начал Пасан, — только не со всех. — Запрет? — моментально отозвался Берг, отправив координаты и проверив последние новости. — Тоже часть какого-то ритуала? — Неа, не вкусная. Всего существовало три входа в Шамбалу, в Кайласе один из них, потом Алтай — Белуха и пустыня Гоби. У каждого места была своя история и тайна, четыре таблички определенно что-то значили, ключи, как по итогу они назвали их, но на самом ли деле ключ был так рядом, что никто другой, кроме уже почивших Генри и Ивин не захотел искать? Небо посветлело всего на несколько минут, тучи остались позади, как и снег. Но Кайлас скрыло плотным облаком. Создавалось впечатление, что Кайлас то ждал их, то прогонял. Саймон тяжело вздохнул и, сняв перчатку, приложил холодную ладонь к голове. Она начинала побаливать. — Хэтэуэй, то бледнеешь, то краснеешь, — Юхани рассмеялся, потер колючую бороду. Его черная куртка пропиталась костром и душистым мясом, которое они привезли с собой. Кроме гида посторонних не было, да и гид явно был не простым человеком, Саймон проигнорировал правдивую информацию о своем состоянии здоровья, вполне согласившись, что может и краснеть, и белеть. Чувствовал он себя также. Непонятно. — Может, горная болезнь. Слышал, нужно мазаться мускусом и жечь тибетские благовония — очень помогают, — поднял палец вверх Пасан, поделившись решением проблемы. Берг скептически хмыкнул, пробормотав, что если бы все мазались мускусом и покупали благовония, то болезней вообще не было бы, но спорить открыто не стал. Хэтэуэй поймал его угрожающий взгляд и выпрямился, мысленно добавил, что он просто немного невезучий, но не тупой и не ребенок, чтобы все происходило в таком темпе. — Хэтэуэй, у тебя же нет горной болезни? Да? — Берг начал подозревать неладное. — Конечно, нет. Это небольшое последствие после использования Анимуса, — стиснул зубы, равнодушно пожал плечами, и расслабил слегка воротник. Рюкзак отдавливал плечи, но Хэтэуэй, чтобы показать, что с его здоровьем все в порядке, спешно ускорился, заинтересовано подмечая незначительные детали. — Уже почти все прошло. Берг медленно кивнул. Саймон моргнул, неужели ему поверили? И усмехнувшись, рушил вперед. Разве можно пропустить такое из-за какой-то болезни? Иногда руки нестерпимо жгло, что хотелось беспрерывно смотреть на вершину и бежать к ней, хватаясь за камни, за острые выступы, поднимаясь все выше и выше, не глядя, что тропы, с которой сходить нельзя уже нет, просто огромные камни и шелест вод бурного ручья. Тибетские паломники никогда не сходят с пути. Хэтэуэй вспоминал строки из книг, что тибетские ламы предупреждают о том, что духи охраняют гору, и путникам, сошедшим с тропы, не совладать со страшными энергиями, царящими в районе горы. Но верить или не верить, каждый оставался при своем, разве что давно построенная энергетика и атмосфера не позволяли просто так нарушить древние обеты. С гор, будто все время кто-то смотрел, некоторые были похожи на вогнутые пластины. Вершина Кайласа исчезла в белесом шелковом тумане. И сморгнув наваждение, он, с удивлением заметив, что больше его ничего не прогоняет, не держит, разве что, какой-то маленький якорь, размером с черепа мелкого животного и дольки чеснока. Спазмом скрутило горло, и, сглотнув вязкую слюну, поднялся выше, едва сдерживая напряжение в мышцах. Хотелось сесть и раствориться в холодных ветрах и остатках снега на зеленоватой траве, а не задерживать профессиональную группу перехвата. Группу «Сигма». — Вот и ручей, — радостно пробормотал Пасан, указав ладоней на бурную горную стихию. Ширина ручья составляла всего пару метров, а судя по прозрачной воде — глубина не больше тридцати сантиметров. — Вот тут и можно его бросить. Саймон опустил руку, холодная, слегка покалывающая кожу вода, а главное кристально чистая. Потом посмотрел на Берга и окинул быстрым взглядом остальных агентов Абстерго, каждый занимался чем-то своим, кто, взобравшись повыше, казалось, расчищал своим профессиональным взглядом территорию, кто, уткнувшись в телефон, сделал несколько фото, а кто наблюдал за Саймоном. Одного из девятки никогда не выпускали из виду полностью. — Правда, Хэтэуэй, выкинь свою гадость, и пойдем дальше, — Берг зевнул и, вытащив из кармана пачку орехов, съел парочку. Саймон кивнул, скинул рюкзак, разулся, оставив светло-серые походные ботинки, слегка закатал штаны и достал череп. — В славян тоже есть подобное, или сжечь, или выкинуть в проточную воду. Лучше всего подходит река. С запада снова двигались, пожирая исполинские вершины, синие грозовые тучи. — Окей, оставь эту хрень здесь. — А может, не стоит? — он залез по щиколотки в воду, и все равно не мог оставить череп. — А вдруг ценная находка? Я могу отдать его на изучение, — кость черепа слегка нагрелась, вода покалывала ноги, но дискомфорта не приносила. Хотелось стоять вечность, даже перестала болеть голова, а легкие больше не разрывала мощь загадочных вершин. В ушах появился звук клацающих черепов, и будто в замедленной съемке, ощутив ужас, Саймон обернулся, но выпустить череп не мог, пальцы стали деревянными. Сделав шаг к берегу, он почувствовал, что-то плывет по ручью. — Выкинь! — Пасан потерял все умиротворение, его глаза расширились, подлетев к Хэтэуэю, который стоял посередине, лишь немного сдвинувшись в сторону берега, и хлопнул профессора по руке. Череп скользнул в воду и поплыл дальше по течению. Саймон прищурился, к ним что-то плыло, и это не Чамунда. — Это человек? — обретя голос и подчинив себе тело, он все ещё стоял в воде, наблюдая, как к ним двигалось нечто черное и скрюченное, застывшее, будто в припадке. Агенты Абстерго уже держали автоматы начеку, а Берг закатил глаза. Не доплыв к Хэтэуэю и Пасану всего пару метров, тело зацепилось за камень, медленно шевелилась только темная ткань. Выйдя на берег, он помотал головой. На руке осталась слизь от чеснока. — Женщина. Что здесь произошло? — Хэтэуэй, выбравшись из воды, быстро обулся, вместе с оперативниками медленно подходил к телу. То, что изначально принял за ткань, было черными длинными волосами. Труп сошёл на мель и застрял. — Нужно вытащить, — Берг надел резиновые перчатки и присел возле тела. — Сколько примерно длиной ручей? — ручей стелился широкой тропой от горы, растворяясь между серых камней. Почти на одном уровне двигались тучи. — Две-три мили, не больше, а то и меньше. — Лицо Пасана осунулось, его руки мелко дрожали, но стойко выдержав факт наличия тела, вытер пот со лба. — Да и не глубокий ручей. Одно радует, мы верим, что умереть здесь большая честь. — А если человек убит? — Саймон повторил за Юхани и почесал нос. К телу прикасаться не хотелось. Пасан пожал плечами. — На три вытаскиваем, — скомандовал Берг, и когда прозвучало звучное «три», они вытащили тело молодой женщины. Относительно светлокожая, что было присуще северным народам, строгая удобная одежда без лишних украшений. — В монастыре Дирапук на севере была украдена реликвия, китайские власти не афишируют, но каждый в Дарчене будет проверен. Скорее всего, это наши индийские друзья. — Восточное Лицо Кайласа является своеобразными Вратами внутрь Кайласа, и без четырех табличек не открыть, — со вздохом произнес Хэтэуэй, убрав волосы с лица женщины, и отшатнулся, он был уверен, что она относительно молода, но лицо старухи его немало напугало, как и в ужасе распахнуты глаза и приоткрытый рот. — У неё руки молодой женщины, я предполагал, что она молода, — шумно сглотнув, он посмотрел на лица агентов Абстерго, которые тоже выражали удивление. А значит, не бред и не галлюцинации. — О, вы тоже это видите. Думал, галлюцинации. — Да. Сейчас по базе пробьем. Подержи голову, — Саймон придержал голову, пока Юхани сделает фото. Следующие десять минут они потратили на опознавание женщины. Выяснили немного. Нишита Кулкарни, тридцать четыре года, индийский историк и исследователь нового времени, кроме наград и некоторых исторических работ ничего не уточнялось, семьи и детей нет. Хэтэуэй сразу вспомнил о многоговорящем времени, период между Средневековьям и Новейшим временем был насыщен всевозможными событиями, начало датировалось шестнадцатым веком, а окончание — 1914. И то, что историк вполне подходила для экспедиции к вратам Кайласа, говорило не в пользу их путешествия. Что убило женщину неизвестно, никаких физических повреждений они не увидели, поэтому прикрыли её простыней и оставили возле ручья. Хэтэуэй оступился, под подошвой опять что-то хрустнуло, и, медленно опустив голову, хотел увидеть там просто камень, но в шаге от тела женщины, лежал кулон, простой, овальной формы из нержавеющей стали. Наклонившись, он подобрал кулон, тот был весь в песке и земле, и подчерпнув немного воды, вытер белым носовым платком, приглядевшись. Потом осмотрелся. Берг вместе с другими агентами решали, что делать, раскладывать палатки здесь или попробовать уйти немного западнее, там — по словам гида — было неплохое место для ночлега, если, конечно, они не успеют дойти до монастыря, но это несколько миль, по прямой. — Нам нужно пройти немного дальше. — Мы не успеем, разложить палатки и закрепить их не минутное дело, — Берг смотрел уже на загоревший и пульсирующий молниями горизонт. Тучи медленно проступали из-за гор и скрывали вершины в своих темных обьятиях.  — Там безопаснее, всего-то миля, мы должны успеть — Пасан облизал губы, повернулся к Хэтэуэю ища поддержки, но Саймон был слишком занят разглядыванием кулона, и не обратил на него внимания. — Лучше подготовиться здесь, чем потом гроза застанет нас без укрытия, — вмешался один из отряда «Сигма», до этого наблюдавший за разговором. И начал распаковывать палатку. — Но там действительно безопасно, сам Шива хотел, чтобы люди там останавливались, — несколько примирительно прошептал Пасан, опустив руки, а после нервно стянул шапку, вытирая пот со лба. — А мы не Шива, поэтому останемся здесь, если смущает труп, то живых нужно бояться. А вообще, не переживай, если зомби-коллега Хэтэуэя поднимется, то у нас есть, чем его умертвить, — Берг хлопнул гида по плечу. Проводник хотел сказать ещё что-то, замолчав, оборвал себя. Потом отошёл в сторону. Берг почесал щеку, и хотел уже последовать за гидом, как его перехватил Саймон. — Я кое-что вспомнил. В индийской народной медицине — авеюда — выделяют пять стихий, что лежат в основе материального мира. Не помню, как они называются на индийском, но все достаточно просто: эфир или пространство, воздух, вода, огонь, земля. Пять табличек, а не четыре, символизируют стихии, выходит, что некоторые Герни Грин перепрятал, остальные оставил на местах, как например, Северное лицо Кайласа принадлежит эфиру. Некоторые источники дают информацию: Кайлас это мандала, — заметив слишком понятливое лицо оперативника, Саймон, добавил, — замкнутая геометрическая система с равноудалёнными от центральной точки элементами, то же самое было в дневнике ассасина. Как я мог не понять раньше, все же взаимосвязано и так очевидно. Когда-то давно, эти таблички находились на разных сторонах, если наложить мандалу на карту коры, то предположительно некоторые монастыри совпадают, — и чтобы завладеть табличками, нужно было получить контакт со всеми стихиями, а это годы и десятилетия в происках духовного начала. Он сжал переносицу пальцами, снова посмотрев на кулон, а после на женщину, укрытую белой простыней. Пять стихий вместилось в одной овальной пластине. Где она была раньше? — Правда, все очень просто и понятно, — с некоторым сомнением Юхани потер подбородок, и тоже посмотрел на женщину. Видимо, они разделились, или действовали так, чтобы обмануть и не выдать свое местонахождение. Проникновение в монастырь на севере, потом восточный, теперь тело на юге. Но если подготовка шла десятками лет, то некоторые могли выйти на кору раньше времени, задержаться в монастыре, получить приют, а после вероломно похитить реликвию. — Есть два предположения: вход в Кайлас будет найден по завершению коры, с восточной стороны, или вход — вершина, куда пути нет, — выдавил Хэтэуэй, поглядывая на застывшее темное небо. Начинал подниматься сильный ветер, говорить приходилось громче.