Стигматы преступлений

Когда началась гроза, то единственным укрытием послужила палатка. Ассасины старательно выбрали место без деревьев, и на относительно сухом, не обледенелом грунте, среди невысоких безликих скал. Гроза, судя по прогнозам, обещала нешуточно проявить себя на юге Тибетского нагорья, и показать мощь не только вершин, а и самого Шивы, именно так решил Рагху, когда шепотом рассказывал о гневе бога. — В гневе он многорук и держит в руках отрубленную голову врагов. — Грозные у вас боги, — заметила Лейла, и зевнула, скрывая лицо за зеленым шарфом, усталость морила. Гроза, раскрывающая свои сверкающие объятия, захватывала горизонт. Всполохи рождались в самых отдаленных местах, точно где-то на краю нагорья, в самой глубине Тибета, после, уже настолько рядом, что казалось из-за раскатов дрожала земля, вибрировали камни. — Чамунда самая обаятельная, — легкую дрожь в руках получилось скрыть, насмешки насмешками, но то, что им удалось увидеть в храме, навсегда останется в памяти. — Из-за грозы мы можем потерять тамплиеров, — Уильям чем-то себе напоминал вечно строгого родителя, который прививал ценности братства, но молодое поколение лишь наполовину прониклось всеми догмами. Рагху был таким же бессознательным, словом, просто молодым и наивным. Для них это был не многовековой опыт и вера, которая противоречиво складывалась из девиза, который каждый собирался трактовать по-своему. — К подножью не так далеко, если знать, куда идти. — Слишком опасно идти в такую грозу, — брат Рагху непривычно потер руку, где раньше был клинок, все железо пришлось отложить в сторону и присыпать легким слоем земли. — Вряд ли тамплиеры не бояться такой мощи, — дождя ещё не было, но смотреть на горящее небо было тем ещё удовольствием. В палатке потемнело, и образовалась тишина. О чем ещё говорить, они не знали. Но Рагху, собравшись силами, рассказывал о разных мифах и легендах, которые ему и другим ученикам поведал наставник. Лейла расстелила свой спальный мешок и смотрела на потолок палатки, который в этом месте был покрыт только прозрачной клеенкой, и всех шквал просвечивался, как окно на чердаке. Большой мир можно разглядеть через маленькое окно, и смотря в саму гущу стихии, слуха речь индийца, хотя иногда было трудно разобрать, что именно говорил, но суть улавливалась быстро. — А ещё когда-то наставник вспоминал об одном своем ученике. Рассказывал о нем постоянно, — Рагху смущенно улыбнулся и прикрыл темные глаза, — возможно, это мой отец. С ним случались очень интересные истории, когда-то ещё практикуясь и учась лазать по стенам, наставник поручил ему поймать любого воришку на улицах Нью-Дели, но первым в жизни вором стала мартышка. Она выхватила у женщины сумку и сбежала от него, когда тот хотел поймать её. Так он понял, что ещё не дорос. А вообще, когда я был в Вриндаване, и купил себе блестящие солнцезащитные очки, оказалось, мартышки там — профессиональная группировка, я тоже их не догнал, — со вздохом сообщил, рассмеявшись. — Ты и не пытался, посмотрел, как запрыгнула на крышу прилавка с фруктами, печально вздохнул, развернулся и ушёл, — добавил второй индиец и закатил глаза, скрываясь за капюшоном. Он не любил привлекать к себе внимание, держался холодно и обособленно, только приглядывал за своим меньшим братом и иногда вставлял пару реплик, когда было необходимо. Уильям выдавил улыбку, так как за его реакцией Рагху следил с любопытством, улыбнется или нет, поэтому старый ассасин пытался приободриться, откинуть все плохие мысли, хотя бы тогда, когда индиец поднимал свой темный взор, замирая в ожидании. — Я мартышек не особо люблю, хотя они кажутся милыми на первый взгляд, если не знать, что переносят заразу, — Лейла не отрывалась от созерцания грозы, считая секунды между раскатами грома, чувствуя лопатками дрожание земли. — И то верно, кусаются больно, — важно покачал головой Рагху, и, достав маленький фонарик из рюкзака, полез за хлебцами и сыром. Еды они брали мало, чтобы положить оружие, технику и веревки, если понадобиться в пути. — Жутко проголодался, я сделаю всем по сэндвичу. Майлс кивнул, сглотнув. Палатку немного трепало ветром, но закрепили они её достаточно крепко, чтобы эту грозу пережить в относительном тепле и безопасности, все же это было лучшим вариантом, чем сидеть под открытым небом и жевать сухие хлебцы с сыром. Сразу запахло сыром, и на запах даже поднялась Лейла. Сытно ели они вчера, сегодня — экономили. Когда от сэндвича остались крошки и, вытряхнув спальник, она прислушалась. Ей на секунду показалось, что кто-то шёл, ступал тихо и осторожно. Лейла посмотрела на Майлса, который почти уснул, и осторожно проползя мимо ассасина, прошептала индийцам, что ей срочно нужно выйти. Открыв палатку, она вылезла наружу. — Холод, ветер, дождь и гроза — к полному набору не хватает только ещё кого-то живого, — пробормотала она, и широким шагом направилась прочь от палатки, звук слышался из темноты гор, словно кто-то бежал со стороны Кайласа… или что-то. Лейла задержала дыхание, метнувшись к клинку и, закрепив его, с осторожностью смотрела в темноту, хотя вспыхнувшая молния освещала некоторые участки, как почти что включенный на секунду свет, но движение определить не удалось. На грани обостренных чувств, она знала: нечеловеческое двигалось в их сторону. Вой ветра и свирепые раскаты жутко мешали, виделись лишь принесенные потоками воздуха разноцветные флажки, жуткие тени камней, но чтобы дрожать от ужаса прямо сейчас — она не было склонна, простое любопытство со щепоткой страха. Некоторые легенды об этом месте давно будоражили кровь, но именно здесь заиграли новыми цветами такого разного Тибета. Однако если упираться на слова гида, то Кайлас прогонял и не пускал на свою территорию. Человек или дух прятался в необузданной темноте — предстояло узнать. Холодком по спине прошлось чье-то дыхание, и Лейла обернулась — никого. Следующий шаг от невидимого нечто стал легкий тычок в плечо, а лезвие черкнуло пустоту. — Лейла! — Рагху выбрался из палатки, глядя на неё огромными удивленными глазами. Даже в темноте удалось разглядеть напряжение индийца. — Трясло палатку, думал, что-то случилось. Мистер Майлс проверяет датчики и ловушки. Ты никого не видела? Хассан обернулась, вскинула брови и, неловко пожав плечами, покачала головой. — Кто-то был, Рагху, но оно уже ушло. — Эт-то человек? — индиец нахмурился и посветил фонариком в расступившуюся гущу. Ничего кроме камней и снега. — И следов нет, — луч фонаря опустился на землю, на тонком снегу видно только её следы. Она и сама опустила голову, присматриваясь, потом приложила руку к сердцу, которое билось так спешно и неистово, и потрясла головой. — Да, следов нет. — Ушло, — шумно сглотнул Рашху, озябшими пальцами поправляя рукава. Куртку надел он наспех, вырвав замок. — Что это было?! Куда оно могло уйти?! Лейла выхватила у Рагху фонарик и побежала туда, где начался шум шагов и закончился там же. На склоне живых не было, но сомнения, что мертвые не коснулись руками и не подобрались настолько ближе, что волоски ставали дыбом, и от самого осознания, что невидимое существо — не плод воображения. Она бежала все быстрее, в легкие ворвался тибетский холод, и, не останавливаясь, добралась к скалистому выступу, где уже невидимой чертой скал виднелось подножье Кайласа, только вход был дальше, выше, глубже. Луч фонаря блуждал по камню, таившему в себе мудрость веков и прихоти древних цивилизаций. Рагху догнал её через пять минут, и затормозил пятками, стараясь дышать размеренно и тихо. Гроза же свирепствовала над городом богов, не прекращающим потоком разрывая воздух электрическими стрелами. Сияния неба и гул грома не прекращались, и Лейла, накинув капюшон с досадой, опустилась на камень, не сводя глаз с Кайласа, и потушила фонарь. — Ты не хочешь, чтобы мы нашли Шамбалу? Но если её найдут другие люди? Они корыстнее и беспощаднее. Они принесут много страданий и горя, если получат такую власть. Рагху молчаливо опустил глаза, он понимал, о чем говорила Лейла. После такого, не поверить, что что-то охраняет вход в Шамбалу просто невозможно. Все они застряли здесь, и будь воля богов иная, они могут погибнуть на склонах Кайласа, так и не сумев дойти до конца. Рагху прислушался: звенел ветер, точно песнь в монастырях Тибета. И вновь до безумия хотелось прикоснуться к мудрости древних людей, наставник не раз читал ему мифы Тибета — потрясающей страны, наполненную мудростью и пониманием, что такое добро, и как его творить. Ведь мудрость притаилась внутри горы и внутри самого человека, рано или поздно она настигнет его, как сделала это с наставником. Наставник слишком мудр, чтобы жить между ними, чтобы даже находиться рядом. Душой Рагху понимал, почему его любимый человек ушёл, а ему бы точно понравилось в Тибете, на широкой долине, усыпанной разноцветными флажками — символизирующими стихии, огромные и в то же время крохотные храмы, со святыми стенами и заточенными в них знаниями. Они слишком молоды для мудрости, но наставник мог бы управлять миром… Рагху тяжело выдохнул и под вой ветра двинулся вперед, не разбирая дороги и пути. Тропа, по которой они шли давно затерлась потоками грязи, смешавшись с грязным снегов божественных вершин, он видел только то, что озаряло небо, а дальше темнота и холод. И он сделал шаг к горе. — Ты что творишь! — Лейла ухватила его ворот, и резко заскользила по склону вниз, успев схватиться за веревку, которую натянули возле самого обрыва. Разноцветные флажки замелькали перед глазами, но насколько прочно их устаносили… Лейле хотелось, чтобы пусть даже арматура совсем не по религиозным мотивам пронзала скалу на сотни метров вниз, только бы они вместе с Рагху не упали. Внизу была пустота, даже всепроникающие разряды молнии настойчиво не трогали этот кусок бездны. Оттуда тянуло могильным холодом. — А-ааа, Лейла, помоги, — выдавил Рагху, очнувшись. Сначала его грудь сдавила паника, когда земли, на которую рассчитывал, там не оказалось, только провал или глубокая расщелина. Проверять не хотелось. Лейла зажмурилась, парализующий стук сердца, и легкое скольжение веревки подгоняли к действию. — Чтооо делать? — его язык стал ещё неразборчивей, Лейла с огромным трудом понимала, скорее догадывалась. — Я тебя подтяну, а ты попробуй схватиться, — пальцы горели, говорила она, задыхаясь и глотая слова. — У меня не получиться, — жалобно потянул Рагху, зажмурившись. — Я упаду, мы упадем. Хассан не собиралась сдаваться так просто, и громко позвала Майлса, но простое слово «помогите» ветром и громом снесло в сторону Кайласа, утопив в темноте. Веревка качалась медленно, и возможно, скоро собиралась разорваться под весом двух тел. — Схватись за мои ноги, мне нужна рука, — громко скомандовала Лейла, и почувствовала, как тяжесть медленно переваливается на ноги, и выпустила куртку. Они — ассасины, и глупая смерть от падения не должна им грозить, по крайней мере, не в этом месте и не в это время. Она высвободила клинок и со всей силы плотно всадила лезвие между камней, оставалось только расслабить ремешки и использовать наруч как небольшую ступень. — Рагху, осторожно карабкайся наверх, — приказала она. Пустился сильный дождь, если раньше его капли можно было заметить на одежде или палатке, то здесь почти сплошным потоком тот бросился с неба. — Боги точно хотят нас убить, — выдохнул ассасин, и осторожно подтянулся, ухватившись за веревку с другой стороны. Вода мешала карабкаться. Веревка жгла руки, флажки трепетали на ветру. С трудом, но у них получилось выбраться. — Извини, не знаю, что на меня нашло, — Рагху сглотнул, виновато почесал голову и поискал глазами фонарь. Произошедшее вызывало у него жжение в животе и дрожь в конечностях, и чтобы хоть как-то забыть картинку, с которой прыгнул в темноту, старался фокусироваться на Лейле или на звенящих небесах. Тогда он видел в своих руках что-то, то могло решить все их проблемы, и тогда бы он гордо расправив вернулся бы в Нью-Дели, показав наставнику, насколько велика его внутренняя сила, мудрость и воля. Но обернулось все холодной тропой в сумерках и восхваляющим непокоренную никем вершину индийский бог Индра. Лейла смотрела на него изучающее, её темные глаза при свете казались ещё грознее, а когда местность погружалась во мрак — ему казалось, что на него смотрел сам демон. Однако демоны не спасают и не помогают, с такими мыслями он выдохнул. — Нужно вернуться в палатку. Если гора действительно не хочет, чтобы мы шли дальше, то следует быть осторожнее, и никого не оставлять одного, — сосредоточено говорила она, хмуря густые брови и растягивая шарф на шее. Присев Лейла осмотрела веревку, на которой осталось несколько лоскутов цветастой ткани, и проверила столбики. Вывод был неутешительным: ещё пару минут и они бы лично проверили, что скрыто в темноте, и почему ассасинам не следовало сходить с пути. Но флажки были, а значит, внутреннюю кору проходили тоже здесь. Они не ушли от безопасного пути. — Хорошо, — без перестану кивал Рагху, и схватившись за голову, обернулся к Кайласу. — Наставник говорил, что всех, кто пойдет путем поисков, настигнет смерть. Но я так хочу доказать ему, что могу сделать больше для братства и остановить тамплиеров раз и навсегда. Лейла хмыкнула: индиец просто не представлял, насколько сильно «Абстерго», слишком сильное, чтобы уничтожить всех, тамплиеров сотни, а если больше?! Все ученые, доктора, агенты, политики, программисты, службы безопасности — все они своими знаниями и стремлениями становили единую цепь «Абстерго» и сражались своим умом, не до конца понимая какое зло они есть. Зато Хассан понимала и была в какой-то мере бесконечно радой, что ей открылась правда. Она могла остаться марионеткой тамплиеров, слишком не такая, чтобы стать тамплиером — покорной овцой в их стаде. Назад они возвращались в тишине, говорить о стремлениях Рагху ей не хотелось, о своих целях тоже. Просто найти таблички, дневник, и потом уже на правах победителя войти в Шамбалу. Они подняли головы: гроза уходила на запад медленно, черкая увесистыми облаками вершины, под ногами хлюпала же грязь и волнистыми линиями тянулась к краю. Что будет при свете дня? Ей не терпелось узнать. Возле палатки крутился Майлс и брат Рагху, и последний вопреки своей отстраненности выдохнул громко, облегченно, стянув капюшон, и на его серьезном лице появилась улыбка. — Где вы были? — нахмурился Уильям, проверяя датчики, чтобы потом отложить приборы и не разорять случай на удар молнии. Слишком близко мельтешили разряды, кривыми линиями обозначая свое царствие. Он вытер рукой глаза, неспешно открыв двери палатки. — Датчики засекли какое-то движение восточнее, почти в двух милях от нас. — А ближайшие? Кто-то был, не духи же в самом-то деле? — с кривой усмешкой прошептала Лейла, заходя в палатку. Внутри тепло и сухо, и запах сэндвичей не выветрился. Уильям отрицательно покачал головой. — Переоденься, мы подождем.  После слов Майлса о переодевании она наконец-то заметила, что колено и часть голени испачкано в бурую, красноватую массу, будто смещали кровь и грязь. Лейла сглотнула вязкую слюну, кивнула и скрылась в поисках другой одежды. — У меня ботинки и штаны тоже в грязи, красной какой-то, — тихо произнес Рагху.

***

— Переждать непогоду именно здесь — неплохое решение, — Саймон подвинул угли треккинговой палкой и наблюдал, как медленно вариться чечевичная похлебка из большого пакета. Все добавлено строго, как в инструкции на этикетке — высыпано одним разом. — Похлебка богата на витамин С. А ещё упоминания об этом блюде встречаются в трудах античных историков, некоторые из них были гурманами, как например Марк Габий Апиций. У него была своя кулинарная книга. И в Ветхом Завете тоже есть замечательная история: за «красное», разваренную чечевицу, Исав продал право первородства своему младшему брату.* Очень занятная притча. Хэтэуэй старался говорить на неинтересные темы для находящихся здесь людей, лишь бы ещё немного тянуть время и дать Бергу возможность проверить гида. Пасан, сидя рядом, скреб пальцами небольшой ножик и тревожно смотрел вдаль. Они не остановились там, где жаждал этого гид, но пока обстоятельства складывались в их сторону: палатки установлены и закреплены, еда вариться, а накрытие из непроницаемой пленки вполне защищало от дождя, снега и даже града. — Пасан, какие блюда из тибетской кухни тебе нравиться? Я вот слышал про масляной чай, говорят, на вкус, как бульон, но попробовать не решился. — Сперва было непривычно, а привыкаешь быстро. Чай хорошо согревает. Мне нравиться момо, они бывает с разной начинкой, завернутой в тесто на пару, раньше всегда готовили с мясом, теперь в любом ресторане можно заказать овощные. Любимое блюдо почти всех тибетцев. Мне ещё полюбился йогурт из ячьего молока с сахаром и риса, можно купить у кочевников. В ресторанах совсем не то, — Пасан рассказывал с прежним энтузиазмом, и Хэтэуэй не мог понять, правда ли его напугал труп той женщины или же расстроился, что они не та том месте? Взгляд Пасана на мгновение стал мутным, Хэтэуэй покрутил головой, ничего рядом не обнаружив. — На раскопках или экспедициях не часто удается поесть что-то вкусное. В основном все идет с песком, как приправой для всех блюд. Но нужно будет как-то заехать в местный ресторан или поймать кочевника. Жизнь в офисе приучила к более деловой еде, увы, туда не принесешь пахнущий чем-то непонятным суп в казанке. — Я жил некоторое время в монастыре, хотел себя приучить к другой религии, культуре и мышлению. Последнее было сложнее всего, я читал, познавал мифы, легенды, учил языки и много слушал, в это время Кайлас звал меня. На коре я тогда не был, когда мне начали сниться здешние миры, спал себе дома, но Тибет хотел стать моим домом — и стал им. А ты, Саймон, нашёл свой дом? — У меня нет дома, есть призвание и цель — им я верен до конца. — Он в это верил. С самого детства готовился к чему-то совершенно другому, глобальному и важному. С бабушкой, посвятившей всю жизнь служению ордену, он виделся не слишком часто, иногда на молитвах или чтению ветхого томика с истории после совместного ужина. Они садились в зале, на мягком сером диване, заваривали чай из трав, и, будучи ребенком, он сосредоточено водил пальцем, зачитываясь о царях, рыцарях, походах, хотел знать подробности. Потом с детским восторгом рассказывал все, что запомнил, а острый взгляд его родственницы становился мягче. В один из таких моментов она держала в руках небольшую книжку в черной обложке без надписей и рисунков, и протянула со словами «Возьми домой и прочти». Он прочитал. Тамплиеры стали для него мечтой. Саймон моргнул, когда раскаты грома прозвучали прямо над головой, и помешал похлебку ложкой. Сейчас у него были новые карты и фотографии со спутника. Ему нужно найти всего лишь вход в Шамбалу, и уже там сойдутся стороны ради власти или спасения. — Плохие новости, — Берг вдохнул запах похлебки и внимательно посмотрел Хэтэуэя. — Ну и хорошие есть, научишься готовить. — Какие новости? — выпрямился Саймон, чуть нахмурившись. — Власти Китая призывают всех вернуться назад. Найдено много мертвых тел — все они вышли на внутреннюю кору, и если с этим ещё можно смириться, то на внешней коре люди тоже начали гибнуть. Везде несчастные случаи: упал, отравился, загрызли дикие собаки, умер во сне. На поиски пропавших отправили армию. Нужно торопиться, в такую грозу они, конечно, не выедут, даже наша техника не справляется. — Думаешь, мы прогневили духов? — Саймон бросил взгляд на Пасана. — Та женщина постарела, да, возможно, я не знаю. Несчастных случаем полно: все мы люди, если наш срок придёт, то избежать его не получиться. Но… всякое может быть. Саймон заметил, что Пасан нервно дергал рукой, погруженный в размышления, но, оставив похлебку на него, нетерпеливо подхватил вещи. Изучить материал глубже, ни это ли его задача, на сей раз рассчитывать на милость богов или удачное стечение обстоятельств не стоило. Против них ревело небо, билось каплями дождя и метало молнии, пощады ждать не приходилось. Слишком много людей, чтобы распознать, кто из них кто. Глоток получился болезненным, по горлу прошлись, будто наждачной бумагой, и есть перехотелось. Вынырнув из палатки, Хэтэуэй набросил капюшон куртки и нашёл в закромах своего рюкзака дождевик. Верхушку Кайласа видно не было, частично белую шапку снега, черные облака укрывали участок настолько плотно, что спутник переставал подавать данные. Природа свирепствовала в своем неистовом шарме и запредельной красоте. Резко обернулся Хэтэуэй, когда в триста двадцати метрах мгновенный залп грозы оставил после себя вздымающее серое облако. Слишком близко. Гром гремел с разницей в три секунды, значит, скоро они будут в эпицентре. Он поспешил вернуться назад и засесть за бумаги, расчертив карту Кайласа на подобии мандалы и пометив разными цветами. Хэтэуэй листал документы: «Шамбала — метафизический центр мироздания, его жители находятся в согласии с природой и человеком, несут знания и понимания Абсолюта». Понимания первоосновы, первого начала всего Сущего, неизменимое и вечное, которое противостоит Бытию. Саймон перелистывал дальше и дальше, зачитываясь предположениями в поисках истины. Саймон дернулся, когда услышал за пределами палатки совершенно далекие чужие голоса. Он собрал все бумаги и прикрыл их своим рюкзаком, поместив пистолет за пояс. Берг стоял в проходе, закрыв собой проход другим, но отряд «Сигма» не отставал и тоже рассматривал белые, будто плывущие силуэты. Все они шли к Кайласу, медленно, чинно, безмятежно, и догадка Хэтэуэя ударила ему под дых, и, болезненно согнувшись, не отводил взгляд. Голоса, тела, души, ключи, горы, двери — смешалось в один итоговый круговорот. Это, как годовой отчет — туда влазило все по несколько раз, переплеталось то, что даже не соприкасалось. Что существовало только в своих временных рамках. Опоздание стоило дорого, медлительность убивала методично и со вкусом. — Что происходит?.. — надломленный голос Пасана почудился страшным криком. — Это люди? Силуэты человеческие? — голоса команды сплетались в один каламбур. Никто ничего не понимал. — Действительно, люди… — Абсолют противоречит Бытию, — в голову впились бесконечным потоком, крутились в мозгу надоедливой мелодией и привкусом крови на языке. Хэтэуэй прикусил язык, и, дернув Берга на себя, моментально закрыл палатку, встав спиной к проему. — Они открыли Шамбалу. Но там нет места живым, только мертвым, всем, кто прошёл кору, всем, кто сейчас на этой территории грозит смерть, или вечная жизнь в Шамбале. Если артефакт Ису не собирает энергию для чего-то масштабного. Берг отмер, схватился за голову и медленно покачал ею. Оперативник побледнел. Казалось над ними навис меч, над каждым завис исписанный древним языком клинок, и лезвие могло в любой момент пробить им голову, шею, грудь, сморить ядом усталости и повести тропой прямо к Кайласу. — Это нужно прекратить, — Берг хмурился, постоянно сглатывая. Молитвенный барабан — цилиндр на оси со звуками движущегося механизма напоминал искалеченные души, сломанные игрушки простых ритмов тянулись к запретному Абсолюту. — Тогда загробная жизнь существует? — со смешком спросил один из отряда «Сигма» и опустился на спальник. — Это могут быть не души, энергия человека. Не душа — дух. А души все шли, они видели, не удержались, и пока не исчезли во мгле гор, ком ужаса пронзал жилы и кости. Страх стал сегодняшним спутником и царем. Сил что-то делать не было, пустота и мятежный страх.