Стигматы преступлений

— Познать истину — наивысшая цель. И истина здесь. Тысячу лет монахи прятали от нас свое сокровище и руководили миром, правили необдуманно, не понимая важности. И для этого мы здесь — дабы сотворить новый мир, свободный от научного прогресса и человеческого эгоизма. Ведь именно сейчас человек отрицает свою божественную природу и прикосновения охранителя мироздания, — голос лился медом, великая проповедь имела место быть… Берг, лежа на спине, смотрел в темный провал потолка, иногда его взгляд падал на тесаные стены и огонь, голос неизвестного увлекал своей таинственностью, и разум, казалось, был уже далеко за гранью. У него давно забрали все оружие, обнесли до последнего наушника и датчика, а его оставили умирать на холодном камне, в надежде, что самим добивать не придется — марать руки сейчас для них было слишком греховно, так решил он для себя. Боги так не поступают. И почему же зревший заговор не заметили раньше, Юхани Отсо Берг не понимал: вся документация и отчеты говорили об этом, и если бы их хоть кто-то из основного директорского состава хотя бы раз открыл, то многого удалось бы избежать, и найти Шамбалу самим. Без плясок и поражений, ранений и смертей. Выжил ли кто-то из его основной команды, он не знал, кажется, кому-то удалось уйти в прорыв и загнать индийцев в угол. Он был горд этим кем-то. Но и гордился теми, кто не выжил. Их всех вел его приказ и благое дело, а последствия… На войне никто не считает убитых, все потом и после. Вот и он сейчас не считал никого. Бывший член финского спецназа много знал о смерти, даже слишком, однако это не мешало ему скорбеть. Ранение оказалось не смертельным, но болезненным, поэтому в темноте, кое-как ему удалось рассмотреть рану — весь удар взял на себя специальный костюм, и это спасло ему жизнь. Однако Берг продолжал смотреть и изучать противника. Кое-как удалось незаметно перемещать конечности и отползти от своего прежнего места на одиннадцать дюймов. Проповедь ему нравилась, было схоже с чем-то вроде речей Риккина — бывшего исполнительно директора, вот он умел убеждать в своей правоте и искренности, а таки если не получалось словами, то приходилось решать грубой силой. Берг поднял голову и оценил свои возможности: оружия видно не было. Впрочем, почти ничего не было видно, зато он знал, что они рядом, рассыпались в своем величии и сиянии Шамбалы. Потоки энергии золотыми жилами стекались к ним, как подземные воды в какой-нибудь пещере, и пробегали прямо возле него, иногда ему казалось — пол греется, а мир за каменными стенами напряженно молчит, чтобы вскоре взорваться и обрушить всю мощь Шамбалы на непосвященных. И это породило еще один страх: его дочь может быть в опасности. Ради жизни и блага дочери он отдал себя Ордену Тамплиеров, и не пожалел об этом. — Мир был создан с единой целью — помочь душе. Это высшее, блаженное сознание, не омраченное страданиями, являлось нашей высшею целью и поисками. Мы все хотим счастья, вечного, и наконец-то мы достигли полной свободы! И можем поделиться со всеми людьми, погрязшими в страданиях человеческого бытия. Сейчас люди не равны, совершенно не понимают подаренных возможностей, но после… Они узнают, насколько мы были правы, что позволили им начать все с начала, обратившись к духовному началу. Теперь души останутся на Земле, и будут служить во благо себе и бога. Именно мы поможем им подняться на высокие уровни существования и получить что-то большее, нежели слабое человеческое тело, тем самым убережем их от возращения к животному состоянию. Только боги могут нам совершить шаг навстречу свету и нашей человеческой природы, истинной, дарованной богом, и заключенной в материю! Мы приняли на себя роль, роль, от которой отрекались монахи на протяжении тысячелетий, ни это ли преступление? Потратив почти вечность на поиски Шамбалы, наконец-то можем исправить эгоистичную природу человека, повернув мир к желанию отдавать… Берг слушал внимательно, однако спать хотелось еще больше. Оказалось, было еще что-то нуднее, нежели собрания тамплиеров, но и те уже перестали повторять одно и то же, оставив лишь саму суть и оболочку в собственном сознании, построенном на вере. Зевнув, он почувствовал острую необходимость высказаться или хоть как-то опровергнуть только что услышанное, и благоразумно решил промолчать, постепенно разминая затекшее тело. Вокруг клубилась тьма, холод смыкал свои каменные зубы на ногах и пальцах, единым душевным порывом было сбежать из Шамбалы; окаменелость тела была ненастоящей, иллюзорной, нужны были значительные силы, а у него их не осталось. Царапины на руке запеклись, ткань слегка пропиталась кровью, покрывшись темной коркой, и болели. Шаркающие шаги моментально заставили его напрячься и прекратить движение. — Человек это наивысшая из жертв; мужчина или женщина любого народа, строения тела, цвета кожи, характера и профессии, привязывались к жертвенному столбу, как и домашние или дикие животные, — кто-то спокойно разъяснял чудеса жертвоприношения — ему не хватало всезнающего Хэтэуэя. Остро чувствовалась необходимость в профессоре. Возможно ли такое, что его оставили в качестве жертвы богу, демону или еще какой-то твари? Ужас подкрался быстро и напал точно, и мысленно произнеся: «Только этого мне не хватало», Берг старался не волноваться — дальше изображать труп или его подобие. — Те ритуалы невозможно повторить, у нас нет коня, нет года времени, нет сотен людей, которые будут бегать за этим конем, и всего остального тоже нет. Вы уверенны, что стоит проводить ритуал? Я внимательно читал книги и стихи, все, что вы советовали, заняло немало времени. А исполнение непозволительно долгое, и я бы даже сказал несколько дикое. — Церемония чисто символическая. Но провести ее нужно не сейчас и не здесь, в открытом мире, как шаг к новой жизни и новому началу. — Что же… Тогда почему бы Шамбале самой не решить, кому доверить знания и силу? Тогда бы и ритуалы имели ценность, а не простая игра сатолия, здесь не нужно складывать камешки, они уже есть. — От большего к меньшему, такие правила. Мы разрушим сегодняшний «большой» уклад жизни, чтобы вернуть давно забытое «меньшее» в сердца людей. — Мы эти маленькие башенки разрушаем. — Один из нас займет место «Владыки мира», я хочу, чтобы достойнейший из достойных получил титул и мудрость. Мы выбрали простейший путь, найдя Шамбалу, но это не означает, что теперь все практики и учения следует забыть. Основное Юхани Отсо Берг давно понял: изменить мир — разрушить его и построить заново со всеми знаниями, приобретенными миллионами людей. Способна ли на такое Шамбала, еще предстояло узнать. Вернуть людей к свету, из которого были созданы их души, победить эгоизм и выстроить мир полного альтруизма. Почему-то эти идеи казались фантастическими, впрочем, как и все идеи в своем полнейшем антураже слов. Все века и эпохи люди боролись с греховной частью, немногим это удавалось, в основном тем, кто таки избрал путь одиночки и отшельника, только тогда общество переставало заключать в свои рамки, возводить железные стены и строить заборы; их ни перешагнуть, ни перепрыгнуть, ни пролезть, или подчиниться, или подчинять самому. Берг не шевелился, контролировал дыхание и молчал. Ждал, пока повисшее молчание разорвет кто-то из них. И едва не выдохнул от облегчения, услышав: — Хорошо. Посмотрим, что нас ждет. Великое место заслуживает великих людей. Было удивительным, что он их понимал. Сначала ему показалось, что они говорили на своем языке, но если он все понял, то невозможно. Страх змеей повис на шее: мир меняется, с каждой минутой, часом, гибнет все отстроенное прежде. Различия стираются, и в конце останется голое нечто, зато с желанием помогать и отдавать миру, друг другу. Не это ли высшая точка для людей? — Энергии надолго хватит, души монахов сильны, как никогда. Никто не сравниться с ними по чистоте и духовности. — Страшное разочарование: они то хотели попасть в храм мудрецов, но пользу миру таки принесут. — Однако же, решить основное мы должны сейчас, враги идут за нами, они еще в Шамбале, я это чувствую. Их цель пирамида, они хотят нарушить образовавшуюся связь человека и божества. С тамплиерами нам больше нет дороги, как и с ассасинами. Жаль. Другие цели. — Я разберусь.

***

Рагху почти рыдал, дрожащими руками растирая щеки. Он всегда был эмоциональнее, нежели его одногодки и другие члены братства, однако увиденное потрясло его до самой глубины души. Неужели?! Неужели такое могло произойти с ним, вот прямо сейчас, когда зло и добро стали чем-то размытым, а цели ассасинов воспели к нему с новой, той самой, совершенно неземной и нечеловеческой силой? Он видел мир в золотых тонах, видел в красных и белых, а теперь этот же мир для него и братства стал черным. «Как такое могло произойти!» — кричал он себе, и зажал рот ладонью, с болью сжимая зубы, которые уже, казалось, начали крошиться от силы. Внутри его раздирала боль и неуверенность, как дальше? Кому доверять и чему верить, если самые близкие предают? Он считал предательство худшим из худших грехов, ненавидел это слово, и отрицал всякое возможное отношение к нему — у него тоже есть люди, предавшие его… Для индийца удар в спину вышел слишком болезненным, потери были невосполнимы и губительны, если бы его закидали камнями, было бы не так больно. Родной голос, морщинистое лицо, теплый свет свечей. А рядом две лепешки чапати на двоих. И так хорошо и тепло, несмотря на легкий голод и долгий завтрашний день, когда наставник вновь будет задавать вопросы и требовать ответы. А он будет наблюдать за людьми, вдыхать сладкий запах приправ из прилавка рядом и убегать жгучего солнца, расстелив перед собой тряпку с овощами. Ведь он, который день подряд, будет учиться терпению, а еще, возможно, заработает на овощах, украденных на чьем-то огороде, и тогда лепешек будет четыре, а не две. Чтобы взять себя в руки ему понадобилось несколько минут. Сглотнув воображаемую лепешку, которая царапала горло, он вдохнул холодный воздух Шамбалы. Где никогда не было, ни солнца, ни приправ. Холодный мир будущего правителя. Сегодня он ассасин. Убийца. И сделает все, ради блага мира. — Свобода выбора должна существовать, — прошептал он себе под нос, и опустил темные глаза на руку, клинок закреплен, клинок всегда с ним, часто заморгал. И еще раз потерев щеки, заметил свое золотое отражение в одной из чаш — это было необычно: видеть себя точно в пророческом сиянии, высшей цели, без истинны, без правды, с дозволением на выполнение. Ведь им все дозволенно. Выдох, и Рагху шагнул на свет. — Наставник, а вы говорили, что у человечества должен быть выбор. Его голос разрезал магическую атмосферу, потушил восторг в очах людей и породил злость. Он не видел остальных людей, для него существовали только он и Наставник. Наставник обернулся, обычное светлое одеяние оказалось красным. Взор его был печален и несчастен. Рагху вздрогнул, сверкнуло лезвие его наручного клинка: — Мне нужна правда. — Я просил тебя не идти, сын. Этот бой не для тебя. — Долг ассасина бороться против таких, как вы. Против людей, которые хотят подчинить мир себе. — Мы ничего плохого не делаем. Человек всего лишь становиться лучше, чище, добрее. Злу не место в новом дне. И ты должен понимать это, Рагху, как никто лучше. Люди слишком злы, бесчестны, эгоистичны. — Но не такой ценой, — Рагху покачал головой, с сожалением глядя на наставника. Тело уже ему не подчинялось, убивать он не мог — снова. Он когда-то видел, как огромные карусели кружились на огромной скорости, и выбор ему казался таким же удивительным. — Вы учили меня в то, что сами не верите? — О, нет, сын. Все ради блага, вспомни, какими люди были жестоки к худому черноволосому мальчишке, голодному, бездомному, но верящему в добро. Но люди раз за разом обижали тебя, били и не хотели дать пожить чудесному юноше и великому человеку в будущем, — наставник подходил ближе, на своих старых ногах; у него скрипучий, но теплый голос — бескрайней доброты и света. Рагху закрыл глаза, помотав головой, и выставил клинок. Так он чувствовал уверенность. Наставник улыбнулся. — Да, но люди сами должны выбрать: добро или зло. Это делает нас людьми. Людьми, наставник… Ни богами, ни сверх людьми. Просто людьми со своими удачами и падениями, наставник. Не всем нужен бог, мы хотим просто жить, любить, творить, действовать. — Сын… Когда я видел брошенных детей, покалеченных родителями, хотя можно ли их так называть… то мое сердце сжималось от боли. Разве это боги направляют их? Нет, их собственное гнилое нутро, злоба, таившаяся годами в сердце, вместо света. Мои ученики — те брошенные дети, которым я дал все, что мог. А еще я могу дать вам новый мир. Где все люди равны и благочестивы… Для этого существует Шамбала, для чего же еще, как не для того, чтобы изменить природу человека? — Она существовала для того, чтобы был баланс сил добра и зла. — Нет, Шамбала может намного больше… — Но… это ведь со мной был дневник моего предка? — глаза Рагху расширились. — Я помню, помню этот дневник. Я держал его замотанным в кусочек ткани от маминого сари, и кто-то всунул мне его с лепешкой и грязными фруктами. Получается, это моя вина… Что вы нашли Шамбалу… И все те люди погибли из-за меня? — Сын, твой отец отдал мне дневник задолго до твоего рождения, все было совсем не так. Твоих родителей убили тамплиеры, я не хотел говорить, ведь твое сердце было полно любви, а месть. Месть — не выход. — Эти тамплиеры?! — он указал рукой на людей. — Которые вовсе не тамплиеры! Скажите, что все просто совпадения, что мои родители не погибли из-за дневника и Шамбалы! — Все не так, Рагху, послушай. Хочешь сделать меня врагом, пожалуйста, но не забывай: я сделал все, ради вас, всех вас. Лучший мир только для вас, и мне так жаль, сын, — старик вытирал глаза. Наставник никогда не плакал. Сердце Рагху дрогнуло, и он уже был готов опустить клинок, простить старику все, предавая кредо, но заметил только скользнувшую к нему тень, не успевая отразить атаку, и дернулся от выстрела. Перед ним упал человек, быстрый, как тень, ловкий и беспощадный. Убийца, без кредо. Он обернулся, удивленно выдохнул. — Шел бы ты, старик, дальше сказки молодым рассказывать. Отлично получается. Так нет же, в политику решил поиграть, — Берг держался на ногах, царапина оказалась не совсем царапиной, но философских дебатов ассасинов хватило, чтобы он нашел свое оружие. Рагху видел, как тени скользнули к ним. Сработали механизмы, и он успел уйти от удара, и нанести свой. Почти бесполезный. Его больно ударили ногой и разбили губы, в следующей цепочке ударов он успевал только прикрываться. Профессионалы, которыми не стало индийское братство. Недоучки и ценители прекрасного. Еще один выстрел, и тамплиер тоже вступил в бой, успев локтем ударить в челюсть противника. Одеяния нападавших отличалось простотой, никаких лишних элементов, за которые можно было бы схватиться, легкие, как роба ассасинов, а удары смертоносны. — Убейте их, — наставник вынес им приговор, и Рагху, уклонившись, с отчаяньем посмотрел на тамплиера. Оперативника Абстерго. Врага… Юхани выругался — пистолет улетел куда-то, и он не заметил. Второй пистолет он не успевал достать. Рука от резких движений начала кровоточить, и пришлось проговорить: — Отступаем. И он бросил дымовую шашку. Рагху закашлялся, но ударил противника в живот и выскочил из дыма, появившись возле тамплиера. Черные провалы Шамбалы должны стать для них временным укрытием, Берг мгновенно оценил огромные и тяжелые двери, и привалился к ним, надавливая всем весом, Рагху присоединился, дрожа от адреналина. Камень был под ладонями и щекой, подошва скользила — но двери двигались. Все таки жизни у настоящих ассасинов и тамплиеров очень насыщена: драки, погони, перестрелки, дебаты, и правда как козырь ко всему. «Прямо, как в американских фильмах», — пронеслось у ассасина в голове. Двери с грохотом закрылись, отделив их от преследователей. Руки тряслись, а страх скапливался в горле, сглотнув, Рагху посмотрел на тамплиера, тот выглядел неважно, однако боевой дух удивлял. «Сколько же у них всех жизни в глазах, и желания отстоять свою свободу», — подумал ассасин, ни на минуту не забывая о целях тамплиеров. — Давай, щенок, быстрее, — Юхани тяжело дышал, перед глазами появились черные точки, к горлу подкатывала тошнота. Умирать было еще рано, бой не закончен. — Спасибо, — тихо и неуверенно прошептал Рагху, подставляя свое плечо. Исчезнуть быстро не получится, однако теперь он не один, и даже с врагом стоит быть честным, хотя бы после такого. — Люблю умных стариков, — хмыкнул Берг, опустив пистолет в кобуру, и проверил крепление. — Шанс есть, теперь бы спрятаться. Шамбала вела их пустыми мрачными коридорами, и никто не знал, что будет дальше.