В основном, свободу человек проявляет только в выборе зависимости. Герман Гессе
Затишье перед бурей покачивалось светом огня и росчерком карты на старом пергаменте. Саймон тоскливо провожал лист и периодически смотрел по сторонам, развлекаясь наблюдением за Шамбалой. То, что у индуистских богов есть особое сродство к горам и пещерам никто не сомневался. В конструкции большинства храмов находится священная пещера или пещеры и космическая ось в символической форме. Почти со всех культур мифологемы и образы соответствуют понятию «оси мир», в Индии — гора Меру, сюда же относится и Кайлас. Подробности он не запомнил, хотя точно пробегал по ними глазами, когда был доступ к источникам. — Получается, не такие вы тамплиеры, бдительны, раз допускаете ошибки. — Возможно, и так. — Именно из-за вашей ошибки мы сегодня вынуждены сидеть здесь, — фыркнула Лейла, сложив руки на груди, прижавшись бедром к каменному гробу. Во многих тибетских храмах в главном святилище находились усыпальницы далай-лам, украшенные золотом и драгоценными камнями, часто в окружении ступ из кованого золота, но здешние были открытыми, уже открытыми. Кто-то намеренно затер живопись на стенах, сюжеты из новых преданий и событий из жизни. Как и испортил письмена Ису, оставив блеклые символы…. И Саймон отвел глаза от каменного гроба, посмотрев на Хассан. Вся ирония была в том, что именно сейчас Майлс оставил их одних: самого тамплиера он отпустить не мог, Лейла же не внушала доверия импульсивными выходками. Профессор начинал понимать, почему ей не доверили секреты тамплиеров, а он допустил ошибку. Ему было сложно определить свои истинные чувства, и профессор ухмыльнулся. — Мы всего лишь люди, — он пожал плечами на резкий выпад и напрягся, с врагом стоило поступать осторожнее и бдительнее. Насколько Лейла погрузилась в Анимус и насколько хорошо переняла навыки египетского воина — судить не просто. Предположительно, процентов десять-двадцать. Саймон потер подбородок, задумчиво поглядывая на нее. — Люди, жаждущие поработить мир. Так какие же вы люди? — с вызовом проговорила она, дернув свой платок. От холода ничего не спасало, осталось наслаждаться теплом слабого огня, которого хватало, чтобы согреть руки, и то — ненадолго. — Мир контроля и порядка, правда думаете, что такое возможно? Ради свободы человек пойдет на все. — Мисс Хассан, что такое выбор? Люди во все времена вручали власть кому-то другому, чтобы после ничего не делать, ни за что не отвечать. Им ничего не нужно и отвечать за себя никто не будет. — Это не так! — она вскинула голову, слегка дернув носом. — Разве? — профессор делано удивился, вскинув бровь. — А мне казалось все иначе. Люди сами не хотят свободы, потому дают власть другим. — Да, все века только и делали, что сражались за свободу. Вам ли не знать, профессор. — Свобода в понимании человечества нечто иное, чем то, о чем думаешь ты. Анархия — не свобода, она практически исключает любые проявления власти, но опять же этого избежать еще никому не удавалось в полной силе. Распределение труда, власть личности, развитие — да, но без руководства, начальства почему-то не всегда получается. Будем говорить проще: человека, который тебя направляет, который знает, что делать и будет делать. Ведь именно в этот момент он властвует над личностью. — Мне не нужна ваша философия, она слишком далека от настоящего общества. Достаточно подогреть толпу, чтобы она снесла управителя и получила свободу, — Лейла железно стояла на своем, у нее не было желание впадать в философию, объяснять понятия. Это профессор мог сделать сам. — Хорошо. Пусть так, поговорим, о чем-то совсем близком, что окружает нас каждый день. — Да. Каждый чертовый день, мы воюем за свою свободу. — В какой-то мере так. У нас есть выбор, но мы уповаем на безопасность и комфорт, тем самым загоняя себя в стойло, а свобода выбора продолжает преследовать нас, ненавязчиво, не по-настоящему. Мы можем выбрать, куда пойти: в кафе или кино. Что посмотреть: сериалы Netflix или научный фильм, мелодраму. Что-то изменить: начать здоровый способ жизни, заняться спортом или съесть завтра жирный стейк и болеть за вегетарианство. Все вполне удовлетворяет человеческие потребности в своем проявлении, не так ли? Зачем свобода, если потребности от низких до высоких удовлетворены? Саймон Хэтэуэй верил, что когда-то мир придет к контролю, регулироваться будет все, а еще верил, что тамплиеры придут к своей цели. Кому, как не им понимать цену власти? По очам Лейлы он видел, что она злится, упрямство передалось по крови и нашло верного последователя, но продолжил: — Мы отказываемся от свободы ради своего комфорта, блага, зарплаты. Тамплиеры просто увидели это первыми. И воспользовались. — И, конечно, тамплиеры станут во главе. От власти и подохните, — она тяжело дышала, разум ясно говорил закончить начатое первыми ассасинами: чем больше тамплиеров они убьют, тем быстрее освободится мир от их гнилой власти. Саймон Хэтэуэй невозмутимо покачал головой, но внутри бурлили жгучие эмоции, но уподобиться Лейле было лишним и непрактичным — эмоции ни к чему хорошему не приводили, кроме проблем. Диалог не получался, он отчетливо видел к чему приведет разговор. Снова к прошлому. Прошлому, которое мучит Лейлу Хассан каждый день, как заведенный на пять тридцать будильник. На ежедневном повторе, без всякого шанса выключить. — Да-да, вероятно, как и остальные. Миром правят организации и группы людей — не народ, а вы до сих пор уповаете на свободу, — уголки его губ дрогнули в насмешливой улыбке. Лейла нахмурилась. — Ну, очень разумно. — Действительно, а еще Абстерго очень любит приписывать чужие заслуги, или с этим вы не согласны? — она подняла брови, вскипая. — Скажите, это ведь вы отдали приказ «Сигме»? Саймон молчал. Нет, приказ отдавал не он, но права разглашать информацию нет. Из-за него мог пострадать некто иной из девятки, ассасины неконтролируемы. — Ну же, это ведь ты, ты! Диана погибла из-за тебя, проклятого тамплиера, — на глаза Лейлы набежали слезы, и она оттолкнулась бедром от гроба, смотря в пол, сжимая руки на груди. Тело было напряжено до предела, и Саймон Хэтэуэй замер прицениваясь. — Вам стоило вести себя осторожней, — он сглотнул, чувствуя горький вкус неизбежности. В Абстерго много, кто ошибается, позволяет себе слишком многое, пролазит туда, куда не следует, и, в конце концов, узнает запрещенное. Он чудом сохранил свое место в девятке, однако еще большим чудом была жизнь. Увы, дерьмовые и бесполезные советы сегодня в приоритете. «Осторожнее. Быть осторожнее. Может, хитрее», — он был необычайно тих и подавлен, хотя слишком старался скрывать чувство тревоги и печали. Когда речь заходила о смерти, перед ним вставала не только Жанна в золотом ореоле сильной души, там же был и Деваш с неизменной улыбкой на устах и долгими шуточками. Саймон запомнил несколько, но иногда даже он не понимал, что к чему. Последняя рассказанная шутка Девашом навечно отпечаталась в памяти: «К прохожему на улице провинциального индийского городка подходит мужчина и спрашивает: — Не скажете ли который сейчас час? — К сожалению, я сам здесь впервые и ничего здесь не знаю, — был ответ». Он ничего не понял, но смеялся вместе с ним, потянувшись к безудержному веселью серой и разноцветной Индии. Тоска ранила сердце, и Лейлу он прекрасно понимал, но что говорить в оправдание? Да и стоит ли, убийство — преступление, и все они преступники, им нет оправдания. Лейла Хассан молчала, пыжась своей ненавистью, а Саймон оставался со своим пониманием в обнимку. Оно пролезло ему под мышку, надавило на сердце, сдавило горло и залезло в мозг, породив понимающую тоску, понимающую боль. Ему оставалось только следить за Лейлой, и в случаи нападения суметь защитить себя. — Осторожно… вести себя осторожней?! Серьезно, это все, что можете сказать? — Лейле показалось, что ее ударили, влепили пощечину и унизительно оставили стоять среди толпы, держась за щеку, без права на слово и защиту. — А может вам нужно переставать убивать? — Или вам совать любопытный нос, куда не следует, — слова вырвались быстрее, чем он успел подумать. Останавливаться было поздно. — Или вы, правда, надеялись, что вас погладят по головке и вознесут оду в вашу честь? Люди просто так не умирают, из-за ничего никто не лишает себя жизни или не оказываются внезапно мертвым! Только не у нас. Электрическими разрядами вспыхнуло между ними пространство. Почти ясно представлялись крохотные молнии, имеющие почему-то форму шара, и она готовилась отправить его к праотцам, чтобы там он мог почтить память предков и передать свой пламенный привет, уйдя от них недалеко, в общем-то. Хэтэуэй сделал выдох, руки и ноги уже болели от напряжения, но выпад от Лейлы, не хотелось пропустить. То, что нападет, он не сомневался — к этому вели все разговоры и обвинения. Впрочем, он тоже не удержался, истинна была слишком проста и понятна всем. Он вдохнул полной грудью, и закашлялся от запаха чеснока. Сердце сильно билось в груди, и пришлось осмотреться — неужели Чамунда пришла за ним сюда, но нового ничего не появилось, все оставалось на своих места: гроб с навечно мертвым монахом, чаши с огнем, крошки камня у стен и старые инструменты в пыли. Саймон уловил движение Лейлы, звякнувший клинок, и успел отскочить, с неохотой принимая бой. Если у нее еще оставались силы, то у него их почти не было. Он снова уклонился, плавно уходя в строну, и, подчинившись давно забытым навыкам, успел перехватить руку Хассан, слегка оттолкнув от себя. Невидимая сила кружилась вокруг них. Привкус крови и холодная сталь в руках. Саймон нашел свой старый удачливый нож, вовремя вспомнив о его существовании. Чем руководилась Лейла, он пока что не понимал. Хотела нанести больше ран или убить сразу, как и полагается ассасину. Отступать было некуда, только вперед, и он рискнул, слегка дезориентировал легким ударом, и она покачнулась, упираясь бедром в гроб, неловко взмахнула руками, в один миг потеряв равновесие. Монах был бы в ужасе от происходящего близ его священных останков. Спустя долгое мгновение ей удалось достать его ножом, но нанести удар в шею и живот не получилось. Он блокировал выпад, и вытер пальцами кровь со щеки, зашипев. — Кто-то должен заплатить, — глухо произнесла она, скривившись, и снова пружинисто ступая, выступила против него, освободив тонкое лезвие наручного клинка. Он кивнул. Приняв к сведенью. И увернувшись, перепрыгнул через гроб, добравшись до противоположной стены. Именно там должны лежать пистолеты, но их не было. Майлс мог забрать их с собой. Этот момент он упустил из виду. И зря. Лейла легко отражала атаки, в своем сознании она была убийцей, профессиональным воином, а он так и остался учеником в прошлом, и тамплиером — в настоящем. И в один момент, она взмахнула клинком. Боль обожгла плечо. Саймон на автомате зажал рану, но костюм не позволил рассечь руку до кости и сильно задеть. Сегодня умирать он не собирался. Тактика была предельно проста: исчезнуть в темноте Шамбалы. В этот раз. Глубокая ярость не позволяла Лейле Хассан мыслить здраво в такой нестандартной ситуации, но предложить ничего не мог, только оставалось не дать себя убить. И медленно продвигаясь к темному узкому проходу, чувствовал привкус и вонь своей крови. Как долго продолжалось мнимое сражение уже было непонятно, уклониться, извернуться — получалось. А вот нанести ответный удар — нет. Подловив момент, Лейла сбила его с ног, и занесла клинок. Он ударился затылком и увидел короткий отблеск. Боль была парализующей, перед глазами померкло. И в этот раз никто не собирался прекращать бой, никто не видел, что недавний союз заклятых врагов вновь разрушился, и теперь он никогда не увидит, перевернут ли пирамиду, спасут ли мир, и что будет с Шамбалой. Умирать не хотелось, и, перехватив руку Хассан, он, развернувшись всем корпусом, откинул ее в сторону. Прокатившись примерно четыре фута, она тяжело выдохнула, устремив черный взгляд очей в пол, и упиралась ладонями в холодный камень еще несколько секунд. Тридцать секунд. Саймон не хотел считать, само получилось. Короткая передышка дала почувствовать все прелести сражений с ассасинами. А еще боль, охватившую его как старая рыбацкая сеть. Только сеть была новая, а он таки чувствовал себя дряхлым, но резко поднявшись, до подкатившей тошноты и вязкого привкуса крови, бросился в пустоту Шамбалы. Она стала намного привлекательней, чем прошлое, которое стремительно приближало профессора ко всем известному концу. Он не мог позволить себя убить ни индийским богам, прятавшимся в темноте, ни бывшей подчиненной. Лейла не последовала за ним, устало привалилась к стенке и смотрела на свои ладони. Те были в крови. Она чувствовала запах чеснока.***
В тишине Майлсу казалось, что Шамбала пуста, как пустыня или как вечные льды. Он прихватил с собой пистолет, пару ножей и проверил клинок. Все было на месте и в отличном состоянии. И оставалось надеяться, что ничего не произойдет, пока он проверяет некоторые коридоры, которые на карте остались серыми пятнами. Стены Шамбалы сужались, он едва протиснулся между тесными камнями и ступил на другую поверхность, покрытую необычайно светлым камнем. Камень интересовал его меньше всего. Мантры пропали, остались отголоски прошлых песен и гимнов с тягучим «Ом». Постоянно дурное предчувствие действовало угнетающе, если кого-то Шамбала возвышала, то точно не их. Майлс шел вперед, осторожно крадясь возле стены, в постоянной тени. И остановился. Кто-то был. Живой и уверенный в своих планах. И не один. Трое. Первого он вырубил в два удара: ногой в пах и левой в челюсть. Ноги в противника подогнулись, индиец упал. Второй почти сразу заметил Уильяма, и даже отбил атаку, но он достал его ножом и всадил клинок в шею. Лезвие было в крови. Третий не бежал. Внимательно смотрел на Майлса несколько секунд, оценивающим взглядом, и, оттолкнувшись, резко побежал в другую сторону. Уильям последовал за ним. Гонка по Шамбале, казалось, длилась вечность. Он бежал в неизвестность за неизвестным врагом. Заманивает в ловушку, — мысленно произнес он, не останавливаясь лишь иногда сбрасывая скорость перед резкими поворотами. Противник остановился, резко вскидывая руку. — Мы боремся за новый мир, мир близкий к богу. Но вы нам мешаете, — от скрипучего голоса Уильяма передернуло, и, опустив руку на пистолет, ждал момента. Ему нужна правда и ответы, и получить было возможным только от этого. Он не впервые сталкивался с фанатиками, казалось, что фанатичен каждый пятый, а каждый шестой готов сорваться в пропасть неизбежного. — А кто мешает — необходимо устранить. Мастер предлагает вам уйти по-хорошему. Уильям уже давно знал ответ. Они не могли уйти, никогда. Бросить судьбу мира на произвол… Нет, не этого хотел его сын, пожертвовав собой ради мира. Предотвратил очередную катастрофу, а они снова поставили мир на огонь и смотрят, как тот вскипает и кричит от ожогов и боли. — Это невозможно. Совершенно невозможно. Мы придем к вам и убьем вашего бога, кто бы им не стал. — Тогда… Мои соболезнования. Наш бог хотел быть милосердным. И пощадить ассасинов. Мы воюем почти заодно. — Конечно, все они хотят быть милосердными, только не получается. — Мир будет свободен только с богом. — Несомненно, сразу как наденут поводок, так и станем свободны. — Жаль, мы могли стать союзниками. — С такими не водимся, — отрезал Уильям Майлс. Противник усмехнулся и бросил ему под ноги шумовую гранату Абстерго. Последовала яркая вспышка и громкий звук, которые привели к временному ослеплению и оглушению. Уильям не успел уйти из зоны поражение полностью, его зацепило. Он отступил, закрывая глаза, отворачиваясь и закрывая уши. Когда все закончилось, никого рядом не было. Да и где он теперь, Майлс тоже не понимал, тишина и темнота, даже золотые артерии Шамбалы сюда не бежали, покинутое и брошенное место. Он потер глаза, тяжело дыша, и повернул в туннель, которым прибыл. Но ничего похожего на несколько минутный вход он не находил. — Куда они меня завели?