Стигматы преступлений

Многослойное энергетическое поле, так сказал бы со знанием дела, какой-то физик, детально изучив зал своими приборами и зафиксировав все в записях — черным по белому. Но они видели едва ли не целый дворец — простые каменные двери в форме лотоса открыли вход в другой мир. Огромная зала со стенами из золота, сверкающими полами, лестницами из белого и черного мрамора. Трон, стоящий на восьми львах в окружении теплого света. Энергия казалась осязаемой, протяни руку и зачерпнешь ладонью для глотка, в фонтанах по бокам скапливался весь свет. На троне сидел человек и, сложив руки в молитве, громко читал мантру «Ом Мани Падме Хум». Мощный голос звенел в каждом уголке Шамбалы, переливался вместе со светом и таял в нем — смотреть было больно, хотелось сложить дрожащие руки на белом мраморе и упасть на колени, но, сколько бы они не подгибались, никто не опустился. Берг открыл огонь. Луч света слепил. Трон занялся светом и заключил в кокон чужое тело. Последние минуты оглушающее стучали в голову надрывающим сердцем, звенело в ушах, и в пылу битвы, перерезая горло противнику и стреляя, он падал на левую ногу, соскальзывая в своем бессилии куда-то все ниже и ниже. Ему казалось, что его тело становилось меньше, кровь пропитала костюм, стекала по рукам и ногам, но запретив себе думать о боли бывший спецназовец продолжал убивать. Ведь им не нужны новые боги. Никому не нужны боги. Кроме самих богов. Он выстрелил, кровь брызнула на лицо. В бешеном темпе бой всегда походил на безумие. Война как нельзя лучше описывала человеческое сумасшествие, от которого они все время бегут и ползут. Резкий разворот, удар ногой — противник в отключке. У него не всегда получалось попадать, руки не работали, как он того хотел, ребра хрустели, когда приходилось вставать. Одеяние монахов и убийц вереницей огней вспыхивали и гасли. Противники нападали смело, в их руках были не только игрушки Абстерго: пистолеты, ножи, гранаты и прочее, о чем Берг предпочел бы забыть и не вспоминать, что они попали врагам в руки. Но ему приходилось. Нож — который в одно нажатие становился кинжалом с неплохим зарядом тока — мелькал чаще положенного и мог прикосновением отключить сознание — об этом приходилось тревожиться и реагировать, когда рядом раздавался легкий треск. Чаще всего ему приходилось сдирать ладони об камни и уповать на собственную ловкость. Берг в который раз увернулся и ударил противника коленом, схватив того за предплечье, планируя еще ударить в голову и вырубить, но краем глаза заметил приближающую фигуру. Через мгновение тот в последний раз посмотрел на него пустыми глазами и упал. Чья-то пуля пробила грудь. Он не видел стрелявшего, но смог выдохнуть сквозь сжатые зубы и закончить начатое. Но вырвавшись, из его хватки, противник с ощутимой силой ударив в грудь, тем самым не дав Бергу сделать вдох, побежал к трону. Они охраняли бога. Взобравшись по мраморной лестнице, он вогнал нож в шею и откинул мертвое тело в сторону. Повсюду расползались лужи крови, хотя сказать, что они убили многих, нельзя. Три-четыре трупа, но, казалось, что кровь прибывала откуда-то еще. Поскользнувшись на мокром мраморе, он проехался по ступеням и затих. С ними бились свет и тьма, энергия безумными всполохами носилась по каменному алтарю, под ногами скрипели камни. Никто не позволял приблизиться к новому богу, Королю Мира, который становился им по всем законам древней страны, позволяя знаниям первой цивилизации захватить разум. Этого они и боялись, неизвестно что нашепчет первая цивилизация. Когда силы были на исходе, Юхани Отсо Берг услышал голос. К ассасину взмолились: — Рагху! Сын, остановись! Ты не понимаешь, что делаешь. Берг обернулся. Стало ясно, что они проигрывали. Слова наставника призывали Рагху остановиться и подумать, а еще лучше опустить клинок. Сдаться. — Вы все не понимаете, на что теперь обрекаете человечество. Каждый цикл имеет начало и конец, конец земли близок, человечество стоит на грани исчезновения, и только мы можем этому помешать. Сделать то, что требует вселенная и начать сначала новый долгий цикл… — Мы все делаем правильно, — грубо оборвал Рагху наставника. — Вы не оставите людям выбора, потому что человек не может стать богом, значит, он никогда не был человек. Но у вашего бога я вижу человеческую кожу, глаза, он может истечь кровью и прогнить. — Сын… ты быстро вырос, за несколько дней стал слишком взрослым, — наставник покачал головой, а в его руках не было оружия, хрустальные четки и лотос. Все символы веры и Шамбалы. — Но именно этот человек доказал нам всем, что достоин. Шамбала его позвала, в отличие от вас. Страна мудрости зовет только избранных, остальных она прогоняет и убивает, и мне жаль. Вам нужно бежать, всем, и даже той женщине, которая прячется у меня за спиной. Лейла вышла из своего укрытия, не сводя пронзительно взгляда с бывшего наставника ассасинов. Двигалась она бесшумно, с презрением хмыкнув. — Как вы поняли, что я здесь? — Я обучал ассасинов несколько десятилетий, я знаю все. — Но, тем не менее, ошибаетесь, — усмехнулась Хассан. — Вы не должны здесь быть. Вы не прошли ни испытания, ни инициацию, ваши души закрыты для энергии космоса и земли, а мудрость познали еще не до конца. Об этом я пытаюсь вам сказать, доказать, что следует уйти, — наставник смотрел на Рагху, но ассасин не двинулся. В его глазах горел огонь, пламя справедливости, и любую секунду он был готов сорваться с места и метнуться быстрой и бесшумной тенью, чтобы убить. — Я надеялся, ты будешь другим, сын. А не предашь свою суть. — Я не предаю себя. Рожден ассасином, рожден бороться против власти, против людей, которые хотят ограничить свободу человечества, против лжецов. И если у меня не будет какого-то света в душе, но будут счастливы и свободны люди, то и свет мне не нужен. Ни Шамбалы, ни каких-нибудь богов, о которых ты так любил говорить, наставник. Все зрительские симпатии были бы у молодого индийца. Даже Берг, ненавидящий ассасинов, но уважающий их как врагов, начинал относиться к индийцу благосклонно. Противостоять старику, смотрящему на тебя, как на родного сына, почти со слезами на глазах, невероятно трудно, даже забывается, что уже раз он отдал приказ на их убийство. — Вы разрушите святыню и религию, вы опустите человеческий дух на самый нижний уровень и навечно окунете души во тьму. Я могу объяснить, но захотите ли вы слушать. — У нас нет времени слушать, — строго отрезал Уильям Майлс. Они все ощущали тревогу, невидимые часы отсчитывали время к концу, и такой необходимости в прослушивании не возникало. — Во время правления тридцать второго короля к власти придет великий воин-спаситель, «гневный король, носящий диск», последний из своего рода. С помощью своей армии и силы он победит врагов буддизма, — Рагху смотрел в глаза наставнику и четко выговаривал забытые им слова, тот слишком часто говорил о Шамбале, когда индиец был еще ребенком, но вспомнилось все здесь. Перед троном и гибелью. — Так, кто враги буддизма? Все христиане? В этот раз наставник не мог осквернить себя ложью и отрицанием правды. — Враги те, кто таит в душе злые силы и подчиняется им. Они познают наказание за свои преступление, но как именно, будет решать король, только в его силах править мудро, но жестоко. Земля и небо перестанут дышать. Ветер не дует и солнце не двигается, все живые существа замрут в страхе и будут молиться, и когда он будет читать души праведников и грешников, тогда и придет расплата. — Так не должно быть, — Рагху сгорбился, шумно дыша. Ему не под силу уговорить старого наставника, выходило, что всю жизнь индиец шел именно к этому моменту, а все истинны о братстве, о свободе — заблуждения, в которые великий человек сам отказывался верить. — Для чего тебе ассасины? — Я хотел, чтобы вы были той армией, что последует за Королем Мира. Вы должны стать вестниками и стражами нового мира, но не захотели ими быть, — с сожалением прошептал наставник, коротко и нежно улыбаясь, своему ученику. А небо плясало под ногами, белый мрамор залился светом, выглядело так, словно они по пояс были в реке из света, который мог их убить в любую секунду. Рагху сглотнул, посмотрел на Уильяма, Лейлу, Берга, и уверенно шагнул к наставнику, занося скрытый клинок. — Подстрахуйте его, — крикнул Берг. Майлс и Хассан переглянулись. Все происходит слишком быстро, даже для Рагху. Он проскользнул мимо защитников и оказался возле наставника, глядя прямо ему в глаза. Он сделал глубокий вдох. От его одеяния пахнуло шафраном и пряными овощами из далекого огорода; в его глазах сверкали те слабые свечи с тонким травяным фитилем, которые  освещали комнату, где они ночевали, лишь бы не на улице; его руки, морщинистые, но всегда теплые, касались кисти руки, и Рагху снова медлил. В горле стоял ком из непролитых слез о тяжелом бремени, где он будет один, без семьи, но с братством. Американские ассасины уйдут, а они останутся сиротами, как и были до того, как наставник раскинул свои теплые и надежные объятия. Рагху бледнел и держал руку на весу, только лезвие клинка сверкало подобно прожектору — его наручи полыхали светом, но этого он не замечал, взгляд был направлен на спокойное лицо старика. Знал ли он, что Рагху способен его убить? Помнил ли он, что сам учил убивать? Когда стоит задача убить мгновенно и с минимальным шумом, то следовало нанести удар клинком в основание черепа под углом сорок пять градусов или в шею, Рагху запомнил все приемы и способы быстрого убийства человека, но никакие знания не помогали. За медлительность он поплатился. Легким движением наставник завел руку Рагху ему за спину до противного хруста и откинул его в сторону. Индиец захлебнулся в крике, приземлившись в лужу света, и, с ужасом упираясь на здоровую руку и колени, обернулся. Боль он не чувствовал так ярко, как непонимание от предательства. — Я не смог бы убить тебя, наставник, — прошептал Рагху и сильно зажмурился. — Всех, кто с вами, но не вас. И Лейла выступила перед ним. — Но смогу я. — Я безоружный. — А мне все равно, — привычно отмахнулась Хассан. — За моей спиной уже стоит смерть. Ваша. В ее жизни было столько предательства, что бесчестие против безоружного противника она переживет. На войне никого не жалеют, в этот раз не будет и она. Чамунда же за ее плечом захлебывалась в смехе, она смеялась так, когда Саймон Хэтэуэй упал в бездну, и если бы Лейла могла попасть по невидимой богине, которую они разбудили, то обязательно бы проверила на что способен клинок. — Ты был моей надеждой и опорой, но почему-то избрал путь, который тебе не по нраву. Твои предки были учеными, великими людьми, энтузиастами, но не ассасинами. Я надеялся, что ты изменить свое решение отдать жизнь братству в угоду своего «Я». — Братство воспитало меня ассасином… — непонимающе шептал Рагху, прижимая руку к груди и поглядывая на Уильяма — американского наставника ассасинов — единственного человека, который не уступал по мудрости его наставнику. — И надеялись, что я им не буду? — Я воспитывал в тебе человека, в первую очередь, — устало вздохнул наставник, поглядывая на Лейлу. — А кто-то уже рожден быть воином… Увы, время закончено, Шамбала накажет вас за ваши грехи. Несмотря на то, что ему уже никто не верил, но они одновременно испытали ужас. Было ли это внушение или действовала магия Шамбалы, но боль невидимыми плетями взрывала кожу. Боль появилась неожиданно и увеличивалась вместе с проникновенной молитвой и знаниями — Враги не уйдут без болезненных ощущений, лишь когда признают свои ошибки и поклянутся следовать другой дорогой — дорогой, о которой мечтали сотни индусов. Мир, который они знают, должен погибнуть, чтобы потом восстать из пепла совершенно новым и духовным. Лейла сжала зубы и впилась ногтями в кожу рук, ей казалось, что стоит потерпеть еще мгновение и боль пройдет. Похожие ощущения испытали остальные члены их маленького отряда за свободу человечества с тамплиером в поддержке. Но первой и самой ясной мыслю было, что они совершенно беспомощны перед такой огромной силой и влиянием. Даже с безоружным сражаться было не просто, а когда кожа почти плавилась, еще невыносимей. Лейла совершала немыслимое, чтобы достать бывшего наставника ассасинов. И промахивалась. «Армия» Короля Мира тенями в сгустках света двигалась непоколебимой стеной или бесчисленным легионом, которого одарила сама Шамбала. Каждый раз в момент отчаянья и передышки они опускали глаза на руки, однако ничего не менялось — покраснений нет, жутких ран тоже, а ощущения заставляли сдерживать крик. В какой-то момент Берг выстрелил в кокон света и у молящейся фигуры подкосились ноги, алая кровь брызнула на золотой трон, а дышать стало в разы легче. Лейла, почувствовав, что боль отступает, попыталась нанести роковой удар по бывшему наставнику, но промахнулась, и упала на пол, тяжело дыша. Успел Рагху. Он неожиданно, даже для себя, нанес быстрый и роковой удар, и опустился вместе со стариком на пол, держа окровавленный клинок перед глазами. Кровь стекала по пальцам. — Я не хотел… Я не мог… не мог, простите, — шептал индиец, часто моргая. Свое тело он не чувствовал, ему показалось, что его «Я» разбилось в дребезги на тысячи крохотных частей. «Первое убийство самое тяжелое, Рагху, — часто говорил наставник, улыбаясь, — если не получается, значит ты не готов», вспомнил Рагху и прижался к телу, чтобы услышать последние слова, растаявшие на старых губах, как песчинки сахара после глотка горячего чая. — Я исполнил долг перед твоими родителями, — улыбался старик, и алая струйка побежала по подбородку. — Ты стал ассасинов, хотя я ждал другого, сын. Скоро мы встретимся вновь, — и глаза наставника закрылись. Рагху оцепенел, онемевшими пальцами вытирая щеки, но слезы не бежали, он не плакал, просто бесшумно скулил сквозь стиснутые зубы и опять скулил, совершенно забыв, где он. Холод коснулся его щек. Но еще ничего не закончилось — Шамбала продолжала посылать миру сообщения. А армия исчезла. — Вставай, щенок, вам пора, — Берг опустился вместе с ним и кивком головы указал на выход. — Скоро здесь будут мои солдаты, мы все уладим. — Уходим, — Лейла выпрямилась и обернулась. Чамунды за плечом не было, там стоял Уильям Майлс. — Мне жаль, что так получилось. Мистер Хэтэуэй не заслужил такого… — подумала она, и не произнесла слова вслух. Слишком унизительно было понимать, что всего можно было избежать, если бы они знали как справиться с Чамундой, и больше никогда не видеть серый лик, свисающую кожу и не слышать гортанный клокот в темноте. Уильям Майлс недоверчиво кивнул, сузив глаза, но предпочел исчезнуть вместе с ассасинами в темноте Шамбалы. А Берг устало сел на пол, не глядя ни на свои раны, ни на трупы, просто смотрел на моргающую зеленую лампочку на тонкой полоске. Связь появилась. — Нужно перевернуть пирамиду, — отдал последние указания, когда увидел оперативников Абстерго и своего заместителя, и отключился.