Позволяешь себе волочиться за моим омегой?

— Всё, парни, срочно начинаем претворять в жизнь план отхода! Будьте готовы перехватить «груз» в точке триста тридцать семь на пятнадцать завтра в семь вечера. Готовьте место высадки для взвода поддержки и транспортировку домой. Всё в полномасштабной секретности, даже нашим здешним связным ни слова. Кто-то из них может оказаться предателем! — Айран еле дождался, когда со скамейки в парке, облюбованном «Полундрой», встанет рассеянный пожилой омега в роговых очках и неспешно отправится восвояси. — Они не предатели! Никто из них! — Марко тоже вскочил на ноги и свирепо повернулся к командиру. — Иначе бы нас уже не было в живых! Ты не можешь кидать на них тень своих беспочвенных подозрений! Так у нас не принято! Они тоже рискуют головой! — Хорошо, простите, — Айран обвёл взглядом своих сослуживцев, он не мог сказать им правду, что ужасно боится за жизнь своего недавно обретенного омеги. — Ладно, Марко, ты тоже успокойся, — Лекс повернулся в сторону парочки альфа-омега, прогуливающейся вдалеке, и когда понял, что они прошли мимо, продолжил, — знаем, что тебе нравится твой связной. Закончим с операцией и можешь начинать с ним встречаться или сразу же сделай предложение, как захочешь… — Отлично, если время так ограничено, я пойду выполнять свою часть, — Остин встал, переложил скрипку в правую руку и отправился по своим делам. — Я тоже, — сказал Марко и встал за ним, — нечего и вам тут рассиживаться, отход сам себя не приготовит. А ты, Айран, костюм там себе купи, цветочки, шоколад — пусть омега хоть первые пару минут свидания будет польщен! «Он всю жизнь теперь будет «польщен»! И никуда я его никогда не отпущу!» — обещал себе Айран по дороге домой. В альфе боролись две стороны души с переменным успехом: чёрная и белая. В очередной раз Айран спрашивал себе мог ли Риваль-Шон быть предателем — чёрная. Но как же тогда может быть, что истинный омега полицейского специального назначения мафионер, нет, такую пакость жизнь не могла подкинуть даже ему — белая. В самом начале операции Айран называл омегу «шлюшонок мафии», конечно, только про себя, а вот, видишь, взял и влюбился. — Ты, Айран, либо очень крутой, либо очень тупой! Я уже заинтригован! — сказал Риваль вместо приветствия альфе на следующий день, с разбега шлёпаясь на стул в ресторане «Мой космос». Зал создавал уют и тёплые семейные отношения маленькими серо-бежевыми нишами в огромном ярком зале. В проёмах окон блестели листья неизвестных тропических растений, пол создавал иллюзию картин Боттичелли своими жёлто-оранжевыми оттенками и переходами, а потолок — звёздного неба. Старинные массивные светильники заменяли модные нынче люстры. — И тебе привет! — кроме этой фразы Айран ничего не приготовил заранее. О чём говорить с омегой, ведь сейчас с минуты на минуту должен был появиться взвод поддержки, а дальше — как сам Бог пошлёт. — Привет! — кивнул омега. И тишина. — Я не очень понял, — продолжил Риваль где-то через две минуты молчания обоих, конечно, абсолютной тишины в зле всё равно не было: ходили официанты, гости делали заказы, один альфа даже умудрился сделать предложение омеге, с которым он пришёл, — ты хотел со мной поговорить или помолчать вместе… Знаешь, свалить одному, без охраны, от Гуахолотэ было не плёвым делом, можно даже сказать опасным для жизни. И всё для чего — помолчать вдвоём… Или похлопать вместе со всеми тому альфе, что сделал предложение своему суженному… — Нет, прости, — Айран не подготовил беседу, поэтому решил говорить правду, ну или хотя бы часть правды, больше ничего умного в голову не приходило, хотя и это умным совсем не было, — я хотел сказать тебе, Риваль, что ты мой истинный омега. Мой, а не Гуахолотэ, хотя я даже не понимаю, как такое может быть, почему он считает, что ты его… — Зато я понимаю, — печально, — чем именно я тебе пахну? — Запахом нового оружия, только с заводской линии, запах пороха и моторного масла… — это было легко. — Вот именно! Поэтому каждый альфа, который любит и уважает оружие, будь то военный, полицейский, телохранитель или — внимание — наркобарон — считает меня своим. — А ты считаешь его своим? — Давай так далеко не заходить, пока что… Ты тоже любишь оружие? — Я вырос в семье военных, дед, отец, дядя… Может поэтому… — Но тебе самому оружие не близко? — Нет, я вопреки семье выбрал карьеру музыканта, — а про себя подумал: «зачем я вру своему истинному? Он потом никогда не простит меня!». Но в голову лезли спасительные доводы о том, что Айран не свою жизнь спасает, если Шон окажется предателем, или хотя бы не только свою, но и других людей, занятых в этой операции: офицеров-связных, сослуживцев по «Полундре». — Тогда странно, — Риваль пожевал губами, — и глупо, зря я, наверное, сюда пришёл… — Нет, постой, не уходи! — альфа вскочил на ноги и поймал руку собирающегося уйти омеги. — Дай мне шанс! Всего один шанс, давай попробуем… Айран рассказывал о себе, о своём детстве в семье военных, об грузе ответственности перед роднёй. О своей любви к музыке, о том, насколько редко бывает дома, навещая родителей — всю это было правдой. Кроме того момента, когда Айран сказал, что причиной отлучек из дома являются гастроли по стране и по всему миру. На самом же деле — это были военные операции в горячих точках. Но общим между правдой и ложью было то, что родители все равно на него обижались и безумно скучали. Всё вышесказанное было как две капли воды похоже на детство Шона, известное Айрану из личного дела омеги. Поэтому, если вначале Риваль молча отпивал из бокала сухое вино, кивая головой, то ближе к концу рассказа активно поддакивал и даже вставлял реплики, продолжая фразы, начатые альфой. Две жизни, два детства — одна история. Не удивительно, если брать в расчёт, что они оба — шпионы, работающие на благо своей страны под прикрытием. Когда нервное напряжение стало отпускать и Айран расслабился, убеждаясь, что Риваль никуда от него не убежит, хотя бы в ближайшее время, «голову подняла другая гидра»: «Почему не появилась группа захвата? Где остальные скромные сотрудники музыкального коллектива «Полундра»? — думал альфа. — Либо их всех схватили и Риваль тут сидит и морочит мне голову, просто «тянет» время за яйца, пока Гуахолотэ с подручными пытают парней. Или отвлекает меня, разделяя силы врага на отдельные отряды для более планомерного уничтожения?» — Да, у меня тоже в детстве был кот. А сейчас я не могу заводить животных — Гуахолоте не любит, — теперь Риваль больше рассказывал, а Айран слушал. В любом другом случай Айран был бы совершенно счастлив — истинный омега рядом, улыбается, кивает и рассказывает про своё детство. Но переживания подтачивали радость бытия от слова совсем: «Как там ребята, живы ли они?»… Из-за этих самых переживаний альфа и пропустил момент, когда Риваль предложил подняться наверх, в комнаты прямо здесь при ресторане. Их очень удачно сдавали на пару часов. — Да, — ответил рассеяно Айран. Когда омега поднялся, призывая официанта и протягивая кредитку, Айран автоматически поменял её на свою, официант невозмутимо принял замену. Риваль вернул свою — в маленький чёрный кожаный кошелёк. — Пошли, комната двести сорок два. — У тебя тут своя комната? Ты что, тут часто останавливаешься с едва знакомыми альфами на пару часов? — остолбенел Айран. — Большое спасибо, Айран! Очень приятно! Ты бы ещё шлюхой меня назвал! — разозлился омега, но и не мог признаться, что комнату снял и оплачивал для встреч со своим связным, который два месяца назад просто перестал появляться в условленном месте в условленный час.