Алкоголь, мотивация и авось

      Родовой особняк Малфоев располагался в Уилтшире и обладал поистине притягательной мрачностью. Классический стиль пересекался со старинными вещами, кричащими о своей бесценности и состоятельности владельцев.       В голове рождались ассоциации с посещением музея. Вы пытаетесь, оценить экспонаты своим внутренним чувством прекрасного, но понимаете всю бесполезность этих попыток. Наряду со своим несоответствием этому месту в целом.       После позднего перекуса в больнице, все как один отказались от предложенного ужина и в сопровождении домовых эльфов последовали вдоль длинных коридоров, на стенах которых висели разномастные портреты. Когда на одном из них зашевелился старичок, с длинной, густой бородой, что-то недовольно бурча своей соседке по холсту, Саймон от неожиданности высоким голосом визгнул, и в одно мгновение оказался за спиной Сантьяго, вцепившись в него как в спасательный круг.       —Молодые люди, не могли бы вы вести себя тише! На дворе ночь.- осуждающе ответил один из портретов. Пальцы на рубашке старшего вампира сжались сильнее.       —Не могли бы вы заткнуться, пока мой внутренний эстет не решил, что ваша рожа не вписывается в общий декор и требует своего располосования моими когтями? – безэмоционально уточнил Рафаэль, смерив картину неприязненным взглядом, показательно удлиняя ногти. Дальнейших возражений не последовало. Гостевые комнаты встретили своих посетителей, разбитыми на пары.       Саймон сидел в центре постели, закинув ноги одна на другую в позе лотоса, и подозрительно смотрел на лесной пейзаж, холста висевшего напротив, ожидая с его стороны явного подвоха. Сантьяго тем временем, скинув пиджак на прикроватную тумбочку, опустился на край кровати. Пальцами подцепив подбородок парня и повернув его лицо на себя, внимательно заглянул в глаза напротив.       —Успокоился? – в голосе не было тревоги или переживания, но оба знали, безразличие в нем тоже было безвозвратно потерянно. Эту сторону вечно холодного вампира видел один только светолюб, за редкими исключениями из далекого прошлого. Да и кто смог бы держать маску рядом с этим всегда говорящим и постоянно лучащимся солнцем? Свет, которого не обжигал. Мечта каждого бессмертного.       Подушечки пальцев проследовали ниже по шее, пересчитывая ребра сквозь ткань футболки, от которой неплохо было бы уже и избавиться. Следуя своим мыслям Рафаэль, подцепив её за край, потянул вверх, снимая через голову. Откинув ненужную тряпку в сторону, пустил ладони в небольшое путешествие по телу птенца. Оглаживая свободные участки кожи.       —Да-а-а. – Парень прерывисто вздохнул, казалось бы, зачем, ведь в воздухе его легкие давно уже не нуждаются, но свои человеческие привычки он забывать, отчего-то не спешил. И даже эта своевольная глупость отдавалась в сердце испанца приятной теплотой. Он слишком быстро привык, слишком глубоко пустил под кожу. Эта мысль одновременно внушала ужас и вместе с тем не давала покоя, своими манящими обещаниями. В себя его привели скрестившиеся за спиной стройные ноги юноши, настойчиво притягивающие еще ближе, в попытке сократить оставшееся между ними расстояние.       —Так изголодался? - вопрос без ответа, брошенный в омут нарастающего возбуждения.       Ладони испанца прошлись по бедрам, плавно переходя на ягодицы, чтобы приподняв подрагивающие от предвкушения тело, опустить его на свои колени. Почувствовав под собой твердую и горячую плоть, Саймон издал тихий полустон. Лучшая из всех мелодий для ушей главы.       Пальцы Льюиса спешно принялись расправляться с пуговицами насыщенной тёмно-бордовой рубашки. Кое-как справившись со своей задачей, птенец кончиками пальцев пробежался от широких плеч, вдоль косых мышц. Остановившись на тазовых косточках, прикусив губу, он заглянул в чёрные глаза, молча спрашивая разрешения. Получив в ответ кривую ухмылку, светолюб растянув пряжку ремня, вынул его из шлёвок и перешел на ширинку, потянув язычок по линии молнии, давая свободу возбуждению Рафа.       Рыкнув Сантьяго, сильнее сжал полушария, вновь приподняв парня, на этот раз опрокидывая того спиной на кровать. В несколько ловких движений стянув с парня джинсы с бельем, и избавившись от остатков своей собственной одежды. Вернулся к прерванному занятию. Покрывая такое любимое тело собою сверху.       Губы нашли жилку на шее, прикусив которую, блуждали дальше, оставляя легкие поцелуи – укусы на доверчиво подставленном участке кожи. Ладони в это время накрыли острые коленки, шире разводя ноги в стороны и удобнее устраиваясь между ними. В воздухе витало и клубилось желание, выход которому они были в силах друг другу подарить.       Пальцы у входа в податливое тело, один не встретивший сопротивления нежных стенок, последствия 'разминки' перед выходом на свидание, затем два, и вот уже три, неспешно растягивают, массажируя и кружа, изредка надавливая на комок нервов, посылая волну возбуждения и вызывая несдержанные стоны. Но и этого было мало, его пташка стала жадной до ласки, и умело её выпрашивала своими немыми просьбами.       Головка коснулась колечка мышц, плавный толчок бедрами на пробу. Поджатые, прокусанные от нетерпения губы так манящие к себе. Накрыв их поцелуем, слизывая сладкие капли крови и переплетая языки, сделать еще один толчок, уже целиком входя и заполняя собой.       Обманчиво неторопливый ритм, серия толчков, по потаенной точке внутри. Движения ускоряются, утягивая в безумный водоворот стонов и взаимного блаженства. Одной ладонью Льюис работает по своему стволу в такт толчков, второй же водит по спине испанца, впиваясь свободными краями выпущенных когтей, оставляя после себя красные полосы на бледной коже.       Все более стремительный ритм, громкие шлепки, путаница сознания и не опускающая волна, накрывающая с головой и уносящая на вершины экстаза. Последний толчок, пик, нутро наполненное семенем, животы, испачканные белесыми каплями.       Покинув расслабленное от неги тело, Сантьяго опускается рядом с ним на постель. Не прошло и пары секунд, как его собственнически оплетая всеми конечностями, притянули к себе. Проваливаясь в сон, с удовлетворенной улыбкой на лице.       —Все соки из меня выпьешь. – подавив несвойственный ему смешок, оставляя легкий поцелуй на виске уже сладко спящего птенчика, Рафаэль вслед за ним отправился в царство Морфия. Что ж, кажется, утро обещало быть насыщенным.