трудности перевода с языка кея

unfriendly_neighbor       обычно люди клепают мемы только после того, как что-то случилось, но в моем случае вышло наоборот. друзья начали шутить о том, что у меня краш в придурка еще до того, как случилась катастрофа, и они не давали мне спуска.       могу ли я в таком случае свалить часть вины на их идиотские каламбуры и стеб? было бы неплохо, потому что мне очень хочется переложить на кого-нибудь груз этой ноши, хоть на богов каких-нибудь. спросить у них за что, почему именно он, что мне делать в этой ситуации, как не распрощаться с остатками достоинства и адекватности. я очень скучаю по временам, когда у меня все было хорошо, и никаких сложностей с принятием неказистой правды и в помине не существовало, а у моих друзей не было причины устраивать мне прожарку и психоанализ каждую свободную секунду.       я бы и без них сам рано или поздно осознал, и у меня было бы больше времени, чтобы со всем смириться, если бы они не лезли под руку с комментариями. у меня есть собственный мозг, в конце концов, просто иногда людям требуется больше времени, но они мне его не дали.       или придурок мне его не дал.       помните зазнайка говорил о том, что я ревную? не могу сказать, что я после того раза возвращался к этой мысли, но я получил то, чего никогда не просил.       как-то уж так вышло, что солнечный придурок начал уделять мне внимание, и очень быстро выяснилось, что мне в самом деле не хватало этого, но серьезность проблемы начала нарастать именно в тот момент. незаметно для меня. за него сказать не могу, он просто по такому принципу живет и не занимается анализом информации.       ему нужно из общения с кем-то высосать получить энергию, и жертвой стал я.       кстати, о сталкерстве, раз уж тут речь зашла. я не думаю, что с о ж и т е л ь с т в о по обоюдному соглашению это сталкерство. я разве не говорил, что мы буквально живем в одной квартире и учимся в одном месте, а? сложно назвать слежкой то, что мне сосед показывает по собственному желанию. я не подглядываю за ним в душе и не подслушиваю его разговоры, я не знаю расписание его пар и не пытаюсь подкараулить его у магазина, успокойтесь. я наоборот стараюсь его избегать. так что либо наслаждайся историей и не задавай глупых вопросов, либо уходи, у меня и без этого хватает стресса, поверь мне.       Так как Тсукишима успешно пережил несколько дней конференции, у него есть право предаться лени и потратить два часа жизни на пересмотр Годзиллы. Если еще что-то случится, и смерть неожиданно выглянет из-за угла, у него не будет незавершенных дел, и можно будет спокойно отойти в мир иной.       Расписание смен Хинаты не поддается логике, так что он давно бросил попытки угадать, будет тот сегодня дома или нет.       Сложно будет помешать человеку в наушниках, уставившемуся в экран ноутбука, думает Тсукишима.       Легко, опровергает этот тезис Хината.       Он просто приходит домой, как всегда беспардонно громко оповещая о своем прибытии хлопком входной двери, и вторгается в комфортное пространство Тсукишимы с рвением дикого зверя. Хочешь чаю? А что ты там смотришь? Может, поедем завтра на конференцию вместе? А можно я присоединюсь к тебе? И Тсукишима в настолько хорошем настроении, что в кои-то веки у него не возникает и мысли о стандартной стратегии игнорирования.       Он разрешает Хинате присоединиться только при условии, что тот будет молчать, и переключает звук с наушников на динамики.       Ребята плавно перемещаются из-за стола на диван, и вместе с ними переселению подвергаются пледы, подушки и кружки с горячим чаем, потому что на улице бушует ураган прямо как из фильма про природные катаклизмы. Громкости ноутбука едва хватает, чтобы пересилить шум ветра, но Тсукишима почти наизусть знает каждую реплику, а Хината, кажется, не уделяет достаточно внимания сюжету, его больше увлекает графика. Он только иногда спрашивает, что происходит, и получает развернутый ответ только из-за того, что Тсукишима любит говорить о том, что ему нравится.       Но еще больше ему нравится, когда собеседник его не перебивает и не говорит, что он помешанный. И Хината его именно этим удивляет и радует.       Часть Тсукки остается раздосадованной из-за того, что ничего раздражающего не происходит, и Хината показывает себя молодцом, а другая остается довольной проведенным временем. Каждый раз, когда обстоятельства помогают Тсукки победить его внутреннюю крысу, он радуется: не придется тратить усилия на противостояние инстинктам.       — Фильмы про динозавров все такие грустные? — подает голос из пушистого гнезда Хината, встречая непонятливый взгляд Тсукишимы, — Ну… Годзиллу же нельзя считать злодейкой? Она просто пыталась защитить своих детей, а люди начали в нее стрелять.       — Мне жаль тебя расстраивать, но она животное, она не способна строить логические цепочки.       — Как грубо! Я вообще-то говорю о реакции людей, они воспринимали ее действия так, словно она сознательно им вредила.       — Ну, а это уже проблема человечества. Такое же отношение мы проявляем в отношении медведиц и тигриц, когда те банально защищают свое потомство.       — Так твой эмоциональный диапазон не ограничивается только раздражением? Вау, Тсукишима! — для пущей убедительности Хината прикрывает рот ладонью и распахивает глаза на максимум, и что-то в Кее на секунду ломается, раз он думает, что это мило.       — Так ты знаешь, что такое диапазон, вау, Хината!       В него летит подушка, и это заслуженное наказание за пародирование, но у Тсукишимы на лице все еще есть очки, и… последняя шутливая перепалка, не закончившаяся спором, у него была только дома… И весь этот вечер немного смягчил его антагонизм, так что он поправляет очки, почти цивилизованно выгоняет Хинату с насиженного места, не обращая внимания на протесты, и говорит, что на сегодня с дивана снимается статус общей территории.       Чем больше времени Хината будет находиться в опасной близости от него и не раздражать при этом, тем хуже все может закончиться. Тсукишима, не доверяющий большинству людей с первого взгляда, принимает почти всех за неудобство. Сразу ему понравиться невозможно, но есть люди, которые могут себя реабилитировать. Словами или действиями, раскрытием личности или черт характера.       Хината после первого дня совместной жизни так и остался в категории неудобств, и его неудобство никогда не сменит координаты на прямо противоположные, но оно может стать чуть более приемлемым. И предчувствие подсказывает Кею, что даже это ничем хорошим не обернется. Все-таки выбранная после недели поисков и разъездов по городу квартира ему нравится, и условия здесь максимально подходят для него. Да и соседские неурядицы можно отрегулировать путем бескровных реформ.       Гордости Тсукишимы просто нужен период для десенсибилизации, чтобы немного смягчить углы и перестать так остро реагировать. Хинате бы тоже не помешало как-нибудь воспитать себя и приобрести подобие манер, но собаку легче научить держать вилку, чем укоренить какой-то паттерн полезного для жизни поведения в его рыжей головушке.       Волонтерские будни оставляют Тсукишиму слегка нервным и дерганым. Ни на что другое рассчитывать и не стоило, учитывая реактивность его эмоций на внешние раздражители. Каждый второй гость конференции подходил к нему с вопросом про местонахождение туалета или гардероба, особо одаренных приходилось туда сопровождать, и не имело значения, что все стены обвешаны указательными знаками. Но Тсукишима стойко держался и улыбался из-под палки, скрывая свое недовольство, потому что знал, что это нужно перетерпеть. Ойкава, как стервятник, наблюдал за всем, что происходило, и если кто-то из ребят начинал закипать или путаться, появлялся в тот же миг, чтобы уладить конфликт или незаметно для самого гостя утащить его с места преступления.       Хината же, напротив, светился, как новогодняя елка. Всем бы такой уровень экстраверсии, чтобы от любого взаимодействия получать заряд бодрости.       Если бы энергию Хинаты можно было перевести в электричество, то его хватило бы на обеспечение светом всего кампуса, если не больше.       И если Тсукишиму не обманули собственные глаза, то он даже не уставал от беспрестанного движения и быстрого реагирования на просьбы помощи. К некоторым он успевал подлететь еще до того, как они открыли рот, словно каким-то шестым чувством угадывал. Ойкава должен расцеловать Хинату в обе щеки и вручить ему благодарственное письмо собственноручно.       Пару раз рыжее недоразумение спасало и самого Тсукишиму. И загадочно подмигивало на прощание. Спасибо ни разу не было озвучено, но он был действительно благодарен и мысленно увеличивал Хинате лимит на косяки в знак ответной любезности. Либо так, либо никак, мелкому придется смириться с тем, как у него работает система поощрения.       По вечерам, когда они остаются вдвоем, Хината все еще подозрительно энергичный, и фокус его внимания переносится либо на бытовые дела, либо на Тсукишиму, которого не устраивает такой порядок вещей. Дома он привык посвящать время себе и только себе. Учеба в комфортном для него темпе и просмотр фильмов или сериалов фоном за работой над чем-то, перерывы на чашечку кофе и дыхательные упражнения, если что-то не получается. У него свое расписание дня, и все продумано по часам, никаких состыковок с настроением Хинаты поболтать там нет.       А вот если украсть у Тсукишимы те необходимые полтора-два часа в день, которые он тратит на бесполезную прокрастинацию, успокаивая мысли и скидывая все негативные мысли в пропасть небытия, то он может прощаться со своей ментальной стабильностью.       Хината, конечно же, не в курсе, что некоторым людям требуется личное пространство. Или мастерски это игнорирует. Уровень его домоганий несексуального, но весьма раздражающего характера возрос до критических показателей, дальше только в стратосферу.       Тсукишима поначалу пытался не обращать внимание, но не заметить электровеник за стеной очень сложно, он честно пытался, но не преуспел. Поэтому теперь вместо тотального игнора он использует свою вторую по успешности тактику: сарказм, стеб, провокации и другие проявления паршивости характера.       Только в его голове все выглядело по-другому.       В его идеальном плане Хината догадывался, что его попытки социализации не востребованы, и переключался на что-нибудь другое.       В реальности же маленький, жадный до взаимодействия гремлин воспринимает каждый самонадеянный шаг Тсукишимы отбрехаться от него за предложение продолжить диалог.       Он никогда так не ошибался в жизни.       И поэтому он снова сидит на диване в компании своего невыносимого соседа с чашкой какого-то волшебного кофе, пахнущего многообещающе, и слушает миллион и одну жалобу на преподавателя, не принимающего реферат. Звучит невероятно знакомо.       — Погоди, помолчи секунду, — прерывает он бурную речь, — Это Вашиджо, что ли?       Хината молча кивает. Половина университета, прошедшего через пары этого невероятно дотошного дедули реагирует примерно также, а Тсукишиму не раз называли больным ублюдком за страстную любовь к его занятиям и методам преподавания.       — О, один из самых крутых преподавателей на кафедре гуманитарных наук.       — Ничего другого от тебя и не ожидал.       — А теперь объясни.       Хината подвисает от его требовательного тона. А еще несколько секунд он пытается собрать мысли в кучку, чтобы они перестали звучать непонятным бредом. Тсукишима потихоньку привыкает к этой манере ведения разговоров, когда ему приходится задавать дополнительные вопросы, давать время на обдумывание и мысленно исправлять перепутанные местами или значениями слова.       По большей части у него получается, и он улавливает основную суть сказанного, даже если смысл был замурован под слоем неубедительного бубнежа.       Для него это становится своеобразным квестом, и если он может справиться с дешифровкой мыслительного процесса Хинаты, то для него нет ничего невозможного в этом мире.       — Твое отношение к учебе. Тебя не заботит стиль подачи преподавателя или недостатки его личности, тебе важна лишь… информация, что ли?       — Это называется «аналитические способности и объективное восприятие»?       — Как тебе будет угодно. Тебе как будто легче понимать материал, потому что ты ну… концентрируешься на фактах, а не на эмоциях. Сам предмет, тема, которую надо выучить, они у тебя идут просто на ура, а до всего остального тебе нет дела.       — Приму это как комплимент, — выговаривает Тсукишима в кружку, позволяя горячему кофе коснуться губ, отвлекаясь от мимолетного позыва порефлексировать над сказанным.       — Мне его пары даются с трудом, понимаешь? Я не могу понять, о чем он говорит, пока не переведу это в удобный для себя формат.       Тсукишима взвешивает все за и против следующего своего действия, но от очарования честно и открыто разговаривающего Хинаты не удается ускользнуть нетронутым.       Пора вызванивать Ширабу и пытаться понять, что происходит.       — И в чем твоя проблема с Вашиджо сенсеем?       — В его требованиях. Он как будто чувствует, насколько хорошо я разбираюсь в теме.       — И какие у тебя оценки?       По скорбно поджатым губам ответ понятен и без слов.       Обивка дивана должна быть благодарна самоконтролю Тсукишимы. Если бы он не сдержал истеричный хохот, вовлекающий в процесс весь корпус, то кофе оказался бы на каждой горизонтальной поверхности в радиусе метра.       — Смейся-смейся, когда меня отчислят, я съеду, и будешь наконец-то один тут в свое удовольствие жить.       Бодрящий запах цитрусового шампуня, созерцание вечно торопливой утренней суеты, белый шум чужих разговоров, ставший привычным. Редкие непринудительные кусочки диалогов и автоматически слетающие с уст подколки, реакция на них в виде румянца и сведенных бровей, попытки издевательских ремарок в ответ, по ощущениям напоминающие укусы котенка.       И на другой чаше весов истошно визжащие будильники, полукружия кофейных пятен на столешнице, которая вчера подвергалась влажной уборке ради того, чтобы снова быть испачканной. Кладбище мертвых зарядников и наушников в нижнем ящике тумбочки у входной двери, записки с напоминаниями обо всем на свете, названиями каких-то аниме, адресами и рандомными именами расклеенные, приколотые, привязанные, приделанные волшебным образом к стенам, экранам, дверцам и иногда даже к ручкам на дверцах.       Нет, этим размышлениям нужно дать чуть больше времени на формирование. Не сегодня. Не этой самой ночью. Желательно не в этой жизни, но прятаться от самого себя Тсукишима не сможет вечно.       Хината не позволит ему.       С этими оленьими глазами и волосами цвета фанты.       Тсукишиме, кстати, нравятся более приглушенные цвета. Пастельные, мягкие, не вызывающие. Хината вызывающий, что его вид, что его поведение, что его манеры.       — Поможешь мне?       — Ты же сам сказал, что мне выгоднее, чтобы тебя отчислили.       — Я надеюсь, что у тебя есть сердце.       — Уговаривай себя, — усмехается Тсукишима и делает максимально громкий «хлюп» кофе, что при идеальном раскладе эффектно завершает разговор.       Намеков Шое не улавливает. Или мастерски делает вид, что не улавливает.       — Тсукки, пожа-а-алуйста.       Ладно, ему все же невыгодно искать нового соседа в середине семестра.       — Неделя бесплатного кофе.       — Договорились.       Одной улыбки и недельного запаса утреннего кофе оказывается недостаточно, чтобы покрыть расход нервных клеток Тсукишимы.       А улыбка всего одна, потому что все остальное время Хината только хмурится и препирается с ним на импровизированных уроках гуманитарного ликбеза.       Тсукишима сомневается, что на свете существует хоть один способ преподавания, который смог бы оставить на мыслительной деятельности Хинаты след. Даже старый добрый метод догонялок с кирпичом навряд ли прошибет его железобетонный череп, и это последний из возможных вариантов, которые вообще можно придумать. И тот бесполезен.       — Будь внимательнее! Все, что Вашиджо просит, умещается в один простой план, — в сотый раз поясняет Тсукишима, — Ищем информацию, составляем по ней гипотезу и доказываем или опровергаем ее статистическими данными, неужели это так сложно?       Хината только еще отчаяннее, чем в прошлый раз, роняет голову на сложенные руки, услышав это.       — Ты безнадежен.       — У меня никогда не клеилось с такими проектами.       А с какими проектами у него вообще может клеиться, если он не способен к анализу информации и живет на чистой интуиции? Тсукишима делает глубокий вдох и пытается придумать, как ему слиться с этой невыполнимой миссии, но в голову ничего не приходит. В голове есть только почти полностью готовый план чужого реферата и мысли о древних способах пыток.       — Ладно. Расскажи мне тогда с какими проектами у тебя клеится.       — С теми, где ты получаешь знания в процессе практики, а не из книг и статей.       Вот это звучит уже лучше.       — Например?       — Лабораторные работы, отчеты по практике, курсовые.       — Тогда предлагаю обмен.       В ответ на это Хината заметно приободряется и перестает прятаться за собственными ладонями. Желтый свет лампы подсвечивает каждое несовершенство его кожи, и Тсукишима находит это справедливым на фоне огненного нимба волос. Пока Хината молчит, то его внешность можно оценить на стабильную семерку, а так как Кей любит число семь, отметка приобретает погрешность в один балл.       Красный след от акне занижает оценку в целом, а несимметричные брови оттягивают внимание от формы глаз и теплоты ореховой радужки.       А как только что-то вырывается из его рта и рассеивает весь созданный нежным лицом шарм, Тсукишима сожалеет, что нельзя в реальной жизни выключить человеку микрофон, как в онлайн-конференции, и забывает обо всех оценках и подставах от собственного эстетического вкуса.       — Я делаю тебе реферат, а ты мне курсовую по биологии.       Улыбка Хинаты настолько теплая, что Тсукишиме хочется остудиться мороженым.