Шансы, что ты упустил

Birdy, Rhodes — Let It All Go Темноволосая девочка, с такими же темными глазами, что сидела рядом, всем своим естеством олицетворяла новость, от которой мурашки по всему телу прошлись с новой силой. Ее голос все еще отзывался в голове, пока они ехали. Кларк жива. Жива. Она приходила к нему каждую ночь на протяжении шести лет. Без пропусков, это же Кларк, ответственность — ее второе имя. Блуждала по лесам и звала за собой; попадала в плен к землянам и умоляла ее спасти. Умирала. Часто по его вине. Любила его. В редкие, но самые любимые его сны. Всегда светлые и красивые. Красивая она, с ее аккуратными локонами, голубыми глазами, обязательно в белом полупрозрачно-летящем платье. Он только и смел, что любоваться ей, а она смеялась, танцевала или просто смотрела на него, гладила его лицо, целовала губы. Беллами отказывался просыпаться, когда была очередь этих снов. Беллами в принципе отказывался просыпаться поначалу. А позже старался не спать вовсе. Но усталость всегда побеждала, а Кларк снова приходила в его сны. Сознание будто объявило войну своему же хозяину, наступая на раны. Руки тянулись к ее лицу, губы шептали ее имя, и даже запах ее волос будто отпечатался внутри. Все в нем верило, кроме него самого. Он запрещал себе верить все это время. Потому что если неправда… Будет больно в тысячу раз сильнее, чем было все это время. А он так устал чувствовать боль. Она лежала среди толпы преступников, что в любой момент могли убить ее. Каждые несколько минут тело пронзал очередной удар тока, струящийся от одной клеточки тела к другой, и так повсюду. Больно. Страшно. Кларк плохо соображала, не помнила, что за вопросы ей задавали, что она отвечала. Ждала, когда потеряет сознание, но все тело будто было против, будто чего-то выжидало. А потом в эту какофонию проникла вспышка света, будто солнце вышло внезапно, без предупреждения, прогоняя тьму вокруг нее. Люди вокруг нервно зашевелились, перебегая с места на место, а Кларк все еще оставалась лежать, воспользовавшись заминкой, чтобы перевести дыхание. Только секундой позже она осознала, что это ее джип, а внутри ее дочь. Это заставило сердце стучаться как умалишенное. — Мэди, нет! — произнесла она, стараясь то ли подняться, то ли перелечь так, чтобы лучше видеть, хотя сил откровенно не хватало. Из машины долго никто не выходил, но и фары не выключал. Кларк сотрясалась от осознания того, что ее девочка испугалась, и еще, что могут сделать с ней все эти твари вокруг. Звуки, шорох, голоса, все стало кристально ясным и четким, глаза снова улавливали каждое движение, мысли сосредоточились на одной единственной машине, что пока никого не выпускала. — Выходите с поднятыми руками, — крикнула Дийоза. Пассажирская дверь открылась, выпуская высокий силуэт. Это явно была не Мэди, скорее мужское телосложение, знакомая поступь. А потом прозвучал голос. — Я безоружен. Хочу поговорить! Кларк показалось, что, может, она уже умерла? Или без сознания, или это сон? Потому что она отчетливо слышала голос… Беллами Блейка. Ее лучшего друга, что был адресатом всех ее звонков. Она прикрыла глаза, опустила голову к земле, стараясь прийти в себя. Не время сходить с ума. — Поговорить? Назови хоть одну причину не пристрелить тебя. — А 283 причины устроит? Именно столько людей умрут, если мы с тобой не договоримся. В руках мужчины мелькнул какой-то предмет, Кларк даже не разобрала, что это может быть. Ее мысли были заняты тем, что машина отъехала назад, а затем звуки мотора начали исчезать в лесной чаще. А значит ее дочь в безопасности. — 283 жизни в обмен на одну, — произнесла Дийоза, испытующе смотря на мужчину. — Похоже, она очень важна для тебя. Мужчина чуть приблизился, и Кларк наконец рассмотрела его лицо. — Так и есть. И в ту же секунду потеряла сознание. *** Она лежала на холодной скамье посреди какой-то комнаты. Шея затекла, ноги тоже, а все остальное тело болело от многочисленных ударов тока. Прозвучал писк, затем звук открывающейся двери, и в комнату кто-то вошел. Кларк обернулась, стараясь рассмотреть лицо входящего, но мысли не могли сосредоточиться на образе в целом. Она видела черные локоны и черную бороду, карие глаза, нахмуренные брови, и не узнавала его. Человек подошел, приподнял ее за локоть так, чтобы она нашла точку опоры, помог ей приподняться и сесть. Она снова подняла глаза. Лицо, что до этого казалось незнакомым как-то резко поменялось в чертах, и сквозь шрамы и морщины она увидела лицо мальчишки, что спасал ей жизнь так много раз. Не веря своим глазам, она сделала пару вдохов и выдохов, а затем бросилась ему на шею. — Ты и впрямь здесь! Она не спала, не была без сознания, не умерла. Она чувствовала крепкие плечи, что обнимала своими руками; как грубые руки гладили ее спину; чувствовала, как напротив бьется сердце так быстро, как билось только у него. Всегда. — А Мэди? — вдруг вспомнила Кларк, не давая себе окончательно расслабиться. — В безопасности, — улыбнулся Беллами, рассматривая ее во все глаза. — В лесу, с остальными. Дийоза не станет искать их, пока мы контролируем ситуацию. — Вы все живы, — прошептала Кларк, также очерчивая его лицо взглядом. — Мерфи, Монти, Рейвен… — Эко и Эмори. Да, — улыбнулся Беллами. Он держал ее ладонь в одной руке, а второй гладил волосы, скулы, плечи. Осязал. Наконец-то мог дотронуться, коснуться. Спустя все эти годы визуальных галлюцинаций с ней в главной роли — будто помешанный, умалишенный, видел ее в своей голове, представлял, но не чувствовал. Но вот же — кожа удивительно нежная для образа жизни, пальцы теплые, а глаза все такие же голубые, как были когда-то давно, в прошлой жизни, в его снах. Вот она, здесь, рядом с ним, сидит, и плачет. Он и раньше видел, как она плачет, но впервые — от счастья. Восторженно коснулся кончиков ее волос: — Такие короткие, — восхитился он, и они оба глупо засмеялись, продолжая плакать. — Такая колючая, — улыбнулась Кларк, гладя кончиками пальцев его щетину. Он вдруг снова притянул ее в объятия, утыкаясь в шею, вдыхая ее запах и закрывая глаза. — Прости меня, — шептал он. — Я не должен был оставлять тебя. — Должен был, — шептала она, качая его, словно младенца. — Ты мне снилась! — Я звонила тебе! — Каждый день, — произнесли оба и снова рассмеялись, продолжая качаться, как дураки, словно в танце, и плакать. В голове пронеслись все разы, когда он говорил, что не может ее потерять. О, как часто он это говорил. И ведь действительно, не смог. — А теперь ты дома, — гладя его затылок, путаясь пальцами в волосах, облегченно выдохнула Кларк. Дома, ведь дом — она.