The Unrestrained

Не Хуайсан недолюбливал Цзинь Гуанъяо. Он помнил Мэн Яо, вежливого, способного, милого юношу, всегда помогавшего и поддерживающего, но вот Цзинь Гуанъяо… Было в нем что-то, не дающее покоя, взгляды его, пронизывающие, пробирающие до самих костей… А ещё брат, которому с каждым приходом Цзинь Гуанъяо, с каждой новой Песнью Очищения, становилось все хуже и хуже. Что-то было не так. Все считали Не Хуайсана слабым и бесполезным, что ж, толика правды в этом была. Только вот он был достаточно умён, чтобы понимать, что Цзинь Гуанъяо замыслил что-то, и поэтому продолжал корчить из себя бесполезного маленького А-Сана, ноющего о несправедливом брате, заставляющем его тренироваться с саблей. Гуанъяо, как ни странно, в эти рассказы верил, приглашал в свои покои в Цинхэ, утешал, отпаивал чаем. А однажды он вышел, чтобы получить письмо, и Хуайсан понял, что это его шанс. Найти нотные записи не составило большого труда, Цзинь Гуанъяо их даже не прятал. Хуайсан нахмурился: на страницах проглядывала печать Гусу Лань, и по спине поползли мурашки. Неужели Лань Сичэнь причастен к тому, что творит сейчас Гуанъяо? Не Хуайсан перевёл взгляд на ноты и похолодел: адепт Ланьлин Цзинь играл совершенно не ту мелодию! Младший Не крепко задумался. Если переставить эти части местами, а затем перевести их в минорное звучание, то… Хуайсан с шумом захлопнул нотный сборник и поспешно уселся на своё место, натянул улыбку для только что вошедшего Цзинь Гуанъяо, но внутри все клокотало от едва сдерживаемой ярости. Гуанъяо пытается убить дагэ! Он, вместо того, чтобы успокаивать ярость брата, наоборот, подстегивал ее, наполнял силой! Не Хуайсан не знал, что ему делать. Сказать брату? Но тот сейчас находился в таком состоянии, что не стал бы верить своему бесполезному младшему братцу. Лань Сичэнь, свято верящий в то, что дорогой А-Яо искренне помогает старшему названному брату, тоже не помощник. Что же делать? Как поступить? Точкой невозврата стал очередной приступ искажения Ци дагэ, случившийся сразу после того, как Цзинь Гуанъяо сыграл ему Песнь Очищения. Поймать Гуанъяо после того, как тот возвращался к себе в покои, труда не составило: Хуайсан знал травничество достаточно хорошо, чтобы изготовить парализующий на время яд. Двух иголок, воткнутых в загривок было достаточно, чтобы заглушить силы Золотого Ядра и беспрепятственно отволочь в темницу. — И что ты собираешься делать, А-Сан? — спокойно произнес Цзинь Гуанъяо, смотря на младшего Не из-под прикрытых ресниц. Тот расплылся в улыбке. — Ты, А-Яо, верно, не думал, что маленький глупый Хуайсан сможет разгадать твои планы? — Планы? Поведай же мне о них. — Планы убить дагэ. Уж не знаю, что именно тебе надо, А-Яо, возможно, ты затаил злобу еще с тех самых пор, как брат вышвырнул тебя вон из Юдоли, да только ты явно не рассчитывал на то, что я смогу все узнать. Ты играл не Песнь Очищения. Более того, ты поменял все таким образом, что та мелодия, которую ты играл, наоборот распаляла дагэ, еще больше разжигая его ярость. Неужели ты думал, что все сойдет тебе с рук? — И что ты мне сделаешь? Пожалуешься братику? — О, нет, — опасно сощурился Хуайсан, доставая из рукава иглы, смазанные ядом, уже смертельным, и с удовольствием наблюдая, как глаза Цзинь Гуанъяо расширяются в страхе. — Пожаловаться брату, чтобы тот судил тебя? Слишком легко. Твое красноречие и поддержка Цзэу-цзюня помогут тебе вывернуться, как и всегда. Поэтому я убью тебя, А-Яо. Сам. Своими руками. Как тебе, а? Цзинь Гуанъяо с ужасом скосил глаза на руки, в которые секундой назад воткнулись три отравленных иглы.

***

Выйти из темницы и распорядиться, чтобы тело куда-нибудь убрали, Хуайсан так и не успел. Внутрь, полыхая яростью, ворвался Не Минцзюэ, а позади маячила фигура Лань Сичэня. Увидев бездыханное тело младшего названного брата, Цзэу-цзюнь отшатнулся, ноги его едва ли держали. Он с ужасом посмотрел на Не Хуайсана. — Хуайсан, что здесь… Ты что, убил А-Яо?! — Дагэ, Цзэу-цзюнь, я все объясню, клянусь! — Не Хуайсан торопливо поднялся с колен, подбирая длинное ханьфу, путаясь в подоле, кидаясь к брату. Тот отшатнулся, и Хуайсан, потрясенный, прижал руки ко рту. Глава Цинхэ Не смотрел на него с брезгливостью и отвращением, как когда-то смотрел на Сюэ Яна, и Хуайсан не мог поверить своим глазам. — Дагэ, он хотел убить тебя! Клянусь Небом, он играл тебе другую мелодию, которая только помогала искажению Ци захватывать тебя все быстрее! — И поэтому ты убил его? — ядовито выплюнул Минцзюэ, хватая брата за локоть, вытягивая из темницы. — Поэтому ты решил, что можешь заменить собою суд клана? — Но дагэ… Он хотел… — тут младший Не уже не выдержал, залился слезами, крепко сжимая в тонких пальцах рукав ханьфу брата. — Убить тебя… Не Минцзюэ отцепил пальцы от рукава, а затем впихнул Хуайсана в соседнюю темницу. Щелкнул засов. — Что ты собираешься с ним делать? — тихо произнес Лань Сичэнь, не до конца отошедший от картины, предоставленной взору несколько минут назад. — Судить за убийство. — И какое же наказание за убийство в Цинхэ Не? — Смерть. Из-за двери темницы донеслись едва сдерживаемые рыдания.