***
Не Минцзюэ двадцать восемь, и он до сих пор не встретил свою родственную душу. Он нанял самых лучших художников Поднебесной, чтобы они во всех красках нарисовали Бася для писем, которые он разослал в различные кланы с одной-единственной надеждой найти свою вторую половинку. Все тщетно. Проходили недели, Минцзюэ все больше падал духом. Мрачный Хуайсан под боком действовал на нервы. — Что будешь делать, если так и не найдёшь ее? — как-то безразлично бросил он за ужином, и старший Не, промахнувшись мимо стола, грохнул пиалой об пол. Хуайсан скучающе посмотрел на фарфоровые осколки. — Значит, буду искать твою родственную душу. Не повезло мне — повезёт тебе, — едва справившись с голосом, ответил Не Минцзюэ. Не Хуайсан еле заметно повёл плечами, фыркнул. — У меня нет метки. — Не лги, — напряжённо ответил глава Цинхэ Не. — Метка появляется у всех в четырнадцать лет, и исключений нет. — Значит, я буду первым, — легкомысленно отозвался младший брат, а затем поднялся из-за столика. — У меня пропал аппетит. Минцзюэ нахмурился. Быть того не может, чтобы у Хуайсана не было метки! Ещё ни разу не рождался человек без неё, и в то, что его младшему брату так не повезло, он верить отказывался. С другой стороны… Теперь Минцзюэ припоминал. Даже в разгар сухого, душного лета в Цинхэ Хуайсан не обнажал своей кожи ни на цунь, что было странно, ведь раньше брат никогда не скрывал… Постойте-ка. Он стал скрываться после того, как ему исполнилось четырнадцать! Не Минцзюэ тяжело вздохнул и поднялся. Пожалуй, стоило сделать не очень приличную вещь, но иного выхода не было.***
У купален Хуайсана было два входа, но за ненадобностью о втором мало кто помнил, именно этим и воспользовался старший Не. Замерев в дверях, надежно скрытый деревянной ширмой, он наблюдал, как слой за слоем разоблачается Хуайсан, как показывается на свет тонкая, бледная кожа груди, плечи, тонкая талия. На секунду Хуайсан отвернулся, чтобы положить ханьфу на деревянную скамеечку, и крик застыл в горле Минцзюэ. Со спины Не Хуайсана, пронзительными желтыми глазами на него смотрела Бася. Не Минцзюэ не мог поверить своим глазам. Все это время… Все это чертово время, что боль изъедала его душу, что страх окутывал его все сильнее, его родственная душа находилась рядом, только руку протяни! Непонятным оставалось одно: почему Хуайсан молчал? Он же знал лучше других, как важно старшему брату найти родственную душу, как страдает он без нее, изводя себя. — Хуайсан… — обессиленно выдохнул глава Цинхэ Не, и младший брат вздрогнул, обернулся, тут же пытаясь прикрыться сброшенным ханьфу. — Почему?.. Губы Не Хуайсана искривились презрительно, на лицо набежала тень. — Почему? — взвизгнул вдруг он. — Ты еще спрашиваешь, Минцзюэ? Неужели хоть кто-то в этом мире захочет иметь родственную душу, подобную тебе? Ты отвратителен! Ты не хочешь слышать ничего, кроме своего мнения, тебе плевать на других, ты черствый, жестокий, равнодушный! Ты всегда меряешь людей по себе — неужели ты не помнишь собственные слова, которые бросил в мой адрес, когда я впервые взял лук в руки? А я напомню тебе. «Жалкий сопляк», вот что ты сказал! «Ничтожество»! А я ведь действительно хотел учиться стрелять из лука, очень хотел, но ты… Ты просто растоптал все мое желание своими словами. — Хуайсан, я… — Не хочу ничего слышать, — вскинул руку младший Не, останавливая брата. — Мне все равно. Правда, мне все равно. Я сказал тебе правду, Минцзюэ, у меня нет метки — или все равно, что нет, и никогда не было. И я влюблен в другого человека, так что… Не Минцзюэ едва слышно рыкнул, кипя яростью. Как Хуайсан смеет говорить подобное! Они предназначены друг другу самим Небом, а он говорит, что влюблен в кого-то другого… — Прекрасно, — опасно-низким голосом сказал Минцзюэ. — Ты влюблен. Только знаешь что? Твоими же словами — мне все равно, ты — моя родственная душа, а значит, останешься в Цинхэ, подле меня, навсегда. Не Хуайсан прищурился, пытаясь понять, что замыслил брат. Чифэн-цзюнь приближался медленно, но от него веяло опасностью и угрозой, Бася на его плече оскалила зубы, встопорщив холку. — Возлюбленный, значит? — почти прошептал Минцзюэ, смыкая пальцы на запястье, заставляя Хуайсана вскрикнуть от боли. — Дай догадаюсь. Этот паршивец Мэн Яо, который живет в моем доме, ест мою пищу и пользуется моими деньгами, это ведь он! Смотри, какой ты — чуть приласкаешь, и ты уже пляшешь на задних лапках, подставляя зад. Ну ничего, я тебя тоже приласкаю… — Дагэ! — закричал Не Хуайсан, забился в железной хватке, но глава Цинхэ Не не обратил на это ни малейшего внимания, целенаправленно таща брата по направлению к своим личным покоям. Распахнув двери, он втолкнул туда Хуайсана, тут же подпирая собой дверь. — Дагэ, отпусти! Не смей, ты не посмеешь, ты не имеешь права, ты!.. Раздался звук пощечины, и младший Не затрясся, прижимая к красной от удара щеке ладонь. Поднял заслезившиеся, пылающие ненавистью глаза. — Подумай над своим поведением, — фыркнул Не Минцзюэ. — Посидишь здесь неделю-другую, глядишь, твое мнение насчет родственных душ и того, на что я имею право, поменяется. Дверь за Чифэн-цзюнем закрылась, прогрохотал мощный засов. Не Хуайсан позволил себе расплакаться. — Ничего… — судорожно зашептал он. — Ничего, А-Яо найдет меня и поможет… Поможет… Найдет же, правда?..