***
В шестнадцать у него случилась первая течка, и Лань Сичэнь проклинал Небеса за это. Сделать его, будущего главу клана Лань омегой! Он горько усмехнулся. Конечно, теперь никто не даст ему стать главой — главами омеги не становились. Вся надежда была на ещё непроснувшегося и не проявившего свой второй пол Лань Ванцзи, но… Лань Чжань с детства был мягким и ранимым — разве не эти качества должны быть в омеге? Что тогда делать? Лань Сичэнь скрывал свою сущность. Он никому не позволял тронуть себя за обнаженные запястья, каждый день пил горький, противный отвар, помогающий глушить его природный запах, и, кажется, ещё больше закостенел в своей ракушке, отстранившись от брата как можно дальше. — Если меня увидят в компании омеги, это может плохо сказаться на моей репутации, — сказал он брату, и Лань Ванцзи сжал кулаки. — Я все ещё не проявил свой вторичный пол, — тихо ответил Лань Чжань, но Лань Сичэнь отмахнулся, легко посмеиваясь. — О, ну конечно ты станешь омегой, А-Чжань! Посмотри на себя — неужели ты все ещё на что-то надеешься? Слова брата больно задевали, Лань Ванцзи сжимал челюсти так, что зубы скрипели, и уходил. Проходили месяцы, в которые ничего не менялось. В Облачных Глубинах было тихо, спокойно и молчаливо, когда Лань Сичэнь возвращался в ханьши. Распахнув дверь, он учуял чей-то незнакомый запах и тут же извлёк Шуоюэ — если кто-то пробрался в его покои, чтобы навредить, он должен быть готов сражаться. Пройдя пару шагов вглубь, он увидел силуэт, занёс меч, чтобы атаковать, и… Шуоюэ с громким звоном выпал из вмиг ослабевших рук. — В…Ванцзи?! Да, это был младший брат. Лань Ванцзи тяжело дышал, стоя на коленях около кровати Лань Сичэня, глаза его были затянуты какой-то пеленой. Лань Сичэнь потоптался на месте, не рискуя приближаться к брату: от него несло тяжелым запахом альфы в гоне, и омега внутри Лань Хуаня трепетала. — Ванцзи… — Лань Сичэнь едва сдерживался от того, чтобы не зажать нос, но понимал, что даже это его не спасёт: аура сильного альфы заставляла встать на колени и обнажить шею в подчинении. — Ванцзи, зачем ты… Я и не думал, что ты станешь… — Ты думал, я стану омегой, — прорычал Лань Ванцзи, и по загривку Лань Сичэня пробежали холодные мурашки. Второй Нефрит вдруг поднялся с колен и в один миг оказался рядом с братом, схватил того за руку, опрокидывая на кровать. — Ванцзи! — вскричал Сичэнь, пытаясь вырваться из хватки, но Лань Чжань держал крепко. Он прижался к шее, вдыхая тонкий омежий запах — от Сичэня никогда не пахло омегой из-за снадобья, но сейчас… Сейчас Лань Ванцзи ощущал. — Ты всегда дразнил меня, — на грани слышимости прошептал Лань Ванцзи, сжимая ногу брата. Лань Сичэнь заскулил, чувствуя, как внутри против воли все повлажнело. — И всегда думал, что я стану омегой… Но как тебе это, а? Ты — омега, а я — альфа. У Небес своеобразное чувство юмора, правда? Лань Сичэнь с ужасом смотрел на то, как обнажается его брат, слой за слоем скидывая белые одеяния. Хотелось закричать, хотелось оттолкнуть, выбежать из ханьши и никогда больше не возвращаться. Но… Во всем было виноват только он сам. Это он насмехался над Ванцзи, каждый раз напоминая, что тому не стать кем-либо стоящим. Сейчас, лёжа под своим братом, принимая в себя грубые толчки, Лань Сичэнь пребольно закусывает зубами губы. Во всем виноват только он сам…***
Они не говорили о том, что произошло. Лань Ванцзи заперся в себе, едва ли выходя из цзинши, и Лань Сичэнь не мог винить его. Едва ли хоть кто-нибудь после насилия останется в своем уме — а пострадавшим тут был именно он, Ванцзи. Лань Хуань горестно взглянул на свой живот. — Я не могу позволить тебе родиться, ты же понимаешь? — в отчаянии прошептал Первый Нефрит клана Лань, а затем сжал руку в кулак. Он не мог дать появиться на свет плоду, зачатому от брата. Что же тогда будет с кланом? Лань Сичэнь до боли закусил губу, зажмуриваясь. — Прости меня, — прошептал он, снова кладя руку на живот. — Прости меня, дитя. А затем бросил взгляд на запертую дверь цзинши. — И ты, А-Чжань… Прости меня.***
Над Пристанью Лотоса разразилась буря. Цзян Чэн, обозленный на весь мир, метался по тренировочной площадке, поднимая клубы пыли. Это произошло опять! Отец опять хвалил Вэй Усяня, будто это он, а не Цзян Чэн был родным сыном, наследником клана и альфой. — Ты, А-Чэн, хоть и альфа, — говорил Цзян Фэнмянь после долгих тренировок и их с Вэй Усянем спаррингов. — Но уж больно бестолковый. Пытаешься взять силой там, где противник в разы сильнее тебя, там, где стоило бы проявить хитрость, отступить, а затем атаковать. Вот А-Сянь, даром, что омега, куда лучше в этом плане. Он знает, что в схватке с альфой не сможет победить, поэтому хитрит, запутывает противника, и именно поэтому ты в который раз лежишь на лопатках. И так каждый раз. А-Сянь то, А-Сянь се, бери пример с А-Сяня, А-Сянь, А-Сянь, А-Сянь! Цзян Чэн фыркнул, чувствуя, как внутри поднимается злость, обжигая грудь. Сегодняшняя выволочка вкупе с наступившим раньше срока гоном раздразнила его сверх меры, и он буквально пылал яростью. — Цзян Чэн, ты чего тут торчишь? Дядя Цзян сказал, чтобы мы шли тренироваться, потому что ты, цитирую, сегодня ползал, как сонная муха! — Цзян Чэн зарычал, услышав эти слова. Надоело! Как долго отец будет пренебрегать им, как долго Вэй Усянь, этот никчемный омега, будет смотреть на него свысока? — Цзян Чэн?! Вэй Усянь недоуменно коротко вскрикнул, когда его больно схватили за руку и повалили в пыль. Он вгляделся в глаза Цзян Чэна: радужка была едва видна за расширившимся зрачком, и Вэй Ин вздрогнул, когда учуял запах разъяренного и распаленного альфы в гоне. — Цзян Чэн, ты чего это удум… — и тут же задохнулся, когда шиди резко зажал ему рот ладонью. Он забил руками по земле, пытаясь вывернуться, но куда омеге совладать с альфой! Цзян Чэн задрал темное ханьфу Вэй Ина, спустил штаны, и Вэй Усянь вдруг забился с утроенной силой, пребольно кусая ладонь. — Значит, омега лучше альфы, да? — яростно рычал Цзян Чэн между глубокими толчками в тело шисюна. — Значит, я никчемный и бестолковый? А ты, Вэй Усянь, куда лучше меня? Запомни, Вэй Усянь, омега никогда не будет выше альфы, как бы ни старался! Издалека донесся какой-то шум, но Цзян Чэн, увлеченный, не обратил на него никакого внимания. В следующую секунду воздух заискрился от электрических разрядов, и наследника клана Цзян буквально снесло с тела омеги. В голове резко прояснилось, и Цзян Чэн с ужасом воззрился на дрожащего, плачущего Вэй Усяня, который пытался свести ноги, расцвеченные укусами, и закутаться в обрывки своего ханьфу. Рядом с ним на коленях сидел Цзян Фэнмянь, а Юй Цзыюань с искрящимся Цзыдянем стояла между Цзян Чэном и Вэй Ином, загораживая омегу. Наследник клана Цзян перевел взгляд на мать, и его губы затряслись от того количества презрения, какое было в глазах госпожи Юй. — Сорок ударов дисциплинарным кнутом. — Матушка… — Уведите его. — Юй Цзыюань даже не удостоила наследника взглядом. Его, разбитого, бесконечно кричащего «прости, Вэй Усянь, прости, я не хотел!», адепты утащили внутрь павильона. Цзян Фэнмянь хмуро взглянул на жену, а затем на подоспевшего лекаря. Губы госпожи Юй презрительно кривились, когда она смотрела на абсолютно потерянного Вэй Усяня, дрожащего и цепляющегося за главу клана. — Моя госпожа, мы должны… — Мы должны, — прервала супруга госпожа Юй, кивая целителю. — Удостовериться, что он не понесет. А если вдруг это случится — вытравить плод. — Моя госпожа, А-Сянь слишком юн, если ему дадут травы, изгоняющие плод, вряд ли он когда-либо еще понесет, можем ли мы… — Какое нам до этого дело! — взвизгнула Юй Цзыюань, выдавая степень своего волнения и злости. — Тебе стоит вспомнить о долге перед кланом и своей семьей, Цзян Фэнмянь. В Юньмэн Цзян никогда не будет бастардов.***
Лань Цижэнь с неодобрением смотрел на госпожу Юй и юношу, который отсутствующим взглядом смотрел куда-то в сторону. — Значит, Вы говорите, что хотите, чтобы мы позаботились об этом омеге? И почему же клан Юньмэн Цзян отдаёт своего лучшего ученика в Гусу? Госпожа Юй фыркнула, а затем наклонилась к Лань Цижэню ближе, так, чтобы никто не слышал, о чем они говорили. — Этот поганый омега соблазнил моего сына, возлёг с ним, а затем понёс. Я всегда считала, что омеги не должны обучаться с альфами, насколько я знаю, в Гусу омеги изучают дисциплины в одиночестве. Это то, что нужно для этого паршивца. — Понёс? — Лань Цижэнь внимательнее посмотрел на юношу, а затем легко вскинул бровь. — Вы хотите подсунуть нам омегу на сносях? — Мы изгнали плод, — отмахнулась Юй Цзыюань, грубо хватая Вэй Усяня за руку и начиная тащить за собой. — Юньмэн Цзян не нужны бастарды, разве не Вам знать, уважаемый учитель Лань? От взгляда Лань Цижэня не укрылось то, как вздрогнул Вэй Ин, как дернулась его рука в неконтролируемой попытке коснуться пустого уже живота. Он нахмурился. — Будь по Вашему, госпожа Юй. Но если этот омега вздумает вдруг соблазнять наших альф — он в ту же секунду отправится в Юньмэн.***
Этого странного омегу Лань Ванцзи заметил сразу же. С тех пор, как они с братом… С тех пор Лань Ванцзи обходил омег десятой дорогой. Смешно ли, он, сильный альфа, и боится омег! Однако новоприбывший из Юньмэн Цзян был другим. Он шарахался от всех альф, был тихим и закрытым. Однажды Второй Нефрит увидел, как Вэй Усяня (это имя он узнал от дяди) коснулся альфа из старших адептов. Лицо юноши исказилось в гримасе отвращения, и он поспешил одернуть свою руку. День за днем, неделя за неделей Лань Ванцзи наблюдал за омегой, и постепенно его сердце наполнялось чем-то таким, что он никогда не чувствовал раньше. — Держись подальше от Вэй Усяня, Ванцзи, — наставлял дядя, заметивший все взгляды Лань Ванцзи. — Он испорченный омега. Госпожа Юй рассказала, что он соблазнил наследника Цзян и понёс от него. Конечно, плод вытравили, но от этого омега не стал чище… Дальше Лань Ванцзи уже не слушал. Он сомневался, что все случилось так, как описала госпожа Юй Цзыюань, скорее, все было наоборот: это наследник Цзян, точно оголодавший пёс, набросился на беззащитного омегу. При упоминании неудачной беременности сердце кольнуло: он вспомнил о брате, о своем неродившемся ребёнке, и его затопила горечь. Он, наконец, решился подойти к Вэй Усяню. Вэй Ин был весь как недоверчивый зверёк, стоило к нему приблизиться — и он тут же ощетинивался, огрызался, убегал. Но Лань Ванцзи его интриговал, интересовал, и Вэй Усянь, давно заметивший наблюдение за собой, с нетерпением ждал, когда же второй молодой господин Лань наберется смелости и заговорит с ним. А дальше все пошло слишком быстро. Неловкие поначалу разговоры перерастали в длинные, полные заинтересованности диалоги, взгляды, обращённые друг на друга, становились все ярче, и Вэй Усянь вдруг понял, что готов доверить Лань Ванцзи свою жизнь. Что он и сделал годом позже, вверяя свое израненное сердце, исстрадавшуюся душу и жизнь в руки Второго Нефрита.***
После свадьбы прошло три месяца, и с каждым днем Вэй Усянь становился все мрачнее и мрачнее. Лань Ванцзи с беспокойством наблюдал за супругом, однако настаивать на том, чтобы тот рассказал свои думы, не стал. Все-таки он считал, что у омеги должно быть хоть что-то только его. — Лань Чжань, — позвал его Вэй Усянь, когда они лежали, все мокрые от пота, после соития. Лань Ванцзи приоткрыл глаз, заинтересованно посмотрев на супруга. Тот помялся. — У меня… У меня есть одна тайна, знаешь. Я не хотел рассказывать об этом, но… Сейчас, смотря на нас с тобой, думаю, что это было неправильно. — О чем ты, Вэй Ин? — нахмурился Лань Ванцзи, и лицо Вэй Усяня на секунду исказилось в гримасе боли. — Когда мы вступили в брак… — Вэй Ин вдруг глубоко вдохнул, будто перед нырком на глубину. — Я уже не был чистым. Лань Ванцзи сдвинул брови. Кажется, он догадывался, о чем пойдет речь. — Я… Я не знаю, что случилось тогда с Цзян Чэном. Должно быть, гон спровоцировал, его характер всегда был не сахар, но все равно. Мы разделили постель, Лань Чжань. Это… Это было против моей воли. Цзян Чэна потом наказали, конечно, сорок ударов дисциплинарным кнутом, он едва выжил. Но, Лань Чжань… Лань Чжань, я тогда понес. Госпожа Юй приказала убить мое дитя, и я боюсь, я боюсь! Я никогда не смогу подарить тебе наследника. Лань Ванцзи молчал, смотря на красное от слез лицо омеги. Потом склонил голову, едва прикасаясь губами ко лбу Вэй Усяня. — Вэй Ин. Я знаю. — Что? Откуда? — Дядя рассказал мне. Он сказал версию госпожи Юй, но ты не вел себя, как будет вести развязная омега. Наоборот, ты был весь будто ледяной коркой покрыт, и я понял, что то, что сказала госпожа Юй — неправда. — Ха! — расплылся в улыбке омега, а затем начал трепать Лань Ванцзи за щеки. — Мой гэгэ такой умный! Сразу все-все понял! — Вэй Ин. Правда на правду. — А? — У меня была похожая ситуация. Мы с сюнчжаном… Случилось так, что мы тоже возлегли. Этого не хотели ни я, ни он, но это было неудачное стечение обстоятельств, и… У нас бы могло быть дитя. Сюнчжан поступил правильно, не дав ему появиться на свет, но я все еще думаю, что, если бы он доносил его? Мог бы быть у меня сын или дочь? — О, Лань Чжань… — пораженно выдохнул Вэй Усянь, а затем накинулся на мужа с поцелуями. Они оба столько всего вытерпели!***
— Ванцзи. — Сюнчжан. — Сичэнь грустно улыбнулся, смотря, как брат садится как можно дальше от него. — Ванцзи, я позвал тебя, чтобы сообщить о том, что я отрекаюсь от поста главы клана. Я решил уйти, чтобы основать место, где омеги, подвергшиеся насилию, смогут прийти в себя, где им окажут необходимую помощь, дадут кров и пищу. — Сюнчжан! — чуть прикрикнул Лань Ванцзи, пораженный поступком брата, но Лань Сичэнь лишь мягко улыбнулся. Глаза его были печальны. — Кроме того, старейшины клана выразили желание, чтобы я покинул клан. Я не имею права стоять во главе, я испорченный омега, который, кроме того, никогда не сможет принести потомства. К слову, поздравляю тебя и господина Вэя со скорым появлением на свет вашего дитя. Надеюсь, когда ваши потомки возглавят клан, то будут управлять им справедливо и разумно. — Сичэнь! Ты сошел с ума, куда ты пойдешь! — Я так давно не слышал своего имени из твоих уст, — вдруг слабо прошептал Лань Хуань, и его губы задрожали от едва сдерживаемых рыданий. Лань Ванцзи секунду колебался, а затем вдруг порывисто обнял брата, и Лань Сичэнь, не выдержав, расплакался. — Прости, А-Чжань, прости… Лань Сичэнь покинул Облачные Глубины сразу после рождения своего племянника. Он основал небольшой приют на границе Гусу и Юньмэна и, кажется, был счастлив. Цзян Ваньинь появился в Облачных Глубинах спустя несколько лет после появления на свет сына Вэй Усяня и Лань Ванцзи. Все это время он усиленно тренировался, изучал различные практики, направленные на развитие умения блокировать различные ароматы и контролировать свой собственный. Он делал все ради того, чтобы ситуация, какая произошла с Вэй Усянем, больше никогда не повторилась. Цзян Чэн стоял напротив Лань Ванцзи и с некоторой долей иронии разглядывал направленный на него Бичэнь. — И что, благородный Ханьгуан-цзюнь не позволит мне увидеть брата и племянника? — Ты потерял право называться братом тогда, когда как собака накинулся на беззащитного омегу, — напряженно ответил Лань Ванцзи, поглядывая на цзинши, в которой находились муж и сын. — А уж к своему сыну я и подавно не подпущу такого, как ты. Цзян Чэн криво ухмыльнулся. Он понимал, что заслужил это, но все же… — Хорошо, будь по-твоему, Ханьгуан-цзюнь. Но слова-то мои ты ему передать можешь? — Могу. — Тогда… — Цзян Чэн вдруг упал на колени, склонившись перед изумленным Лань Чжанем. — Передай ему, что я раскаиваюсь. Я сожалею о том, что сделал. Если бы у меня была хоть одна возможность вернуться в прошлое — я бы не задумываясь сделал все, чтобы изменить наши судьбы. И я сожалею… Я бы хотел, чтобы он смог доносить наше дитя. Но дело прошлое, и сейчас я рад… Я рад, что он счастлив. Цзян Чэн поднялся, отряхнул ханьфу и, не глядя на Лань Ванцзи, развернулся и ушел. Он так и не увидел, что рядом с Лань Ванцзи, едва сдерживая слезы, стоял Вэй Усянь, и так и не услышал тихого «я тебя прощаю, А-Чэн», произнесенного дрожащим голосом вслед.