The Unrestrained

Призрачный Генерал кинул взгляд на напряженных младших адептов, ведущих его куда-то вглубь Облачных Глубин, и легонько выдохнул. Он понятия не имел, зачем вдруг господин Вэй попросил его прибыть в Гусу, а сам Вэй Усянь молчал, загадочно улыбаясь и помахивая флейтой. Адепты вдруг остановились, и Вэнь Нин с изумлением понял, что находится у ханьши Лань Сичэня. Совсем молоденький адепт, едва сдерживая дрожь (внутри Вэнь Нин усмехнулся, если честно) поклонился. — Цзэу-цзюнь сейчас Вас примет, пожалуйста, ожидайте здесь. — И адепты степенно отошли за угол, но Вэнь Нин прекрасно слышал, как те, исчезнув из поля его зрения, начали улепетывать со всех ног куда подальше. Все его мысли занимал Лань Сичэнь, который, теперь сомнений не оставалось, пригласил его в Гусу. Зачем Цзэу-цзюню его присутствие? Раздумывать об этом долго не пришлось: дверь открылась бесшумно, и из глубин ханьши показался глава клана Лань. Призрачный Генерал, если бы мог, точно побледнел: Лань Сичэнь выглядел тенью прежнего себя, изрядно похудевший, с запавшими красными глазами. Он молчаливо кивнул и пригласил Вэнь Нина внутрь. Так же молчаливо налил чай в две маленьких чашечки и сложил руки на коленях. Грустно улыбнулся. — Господин Вэнь, прошу Вас. Я знаю, что Вы не нуждаетесь в пище, но мне было бы приятно, если бы Вы разделили со мной этот чай. Его привезли из Л… — он вдруг побледнел, задохнулся воздухом, но через несколько секунд все же нашел в себе силы продолжить. — Ланьлина. — Ц-Цзэу-цзюнь, — пробормотал Вэнь Нин, вцепляясь непослушными пальцами в изящную чашечку и пытаясь не расплескать ни капли. — Мне кажется, Вы меня не для обсуждения ч-чая пригласили?.. Лань Сичэнь долго смотрел на Призрачного Генерала, пристально, будто пытаясь разглядеть саму суть. Затем отвернулся, и так, глядя куда-то в сторону, начал говорить. — Вы правы, господин Вэнь, конечно, я позвал Вас не для обсуждения чая. Я… — Лань Сичэнь прервался, собираясь с мыслями, а потом спросил то, что совершенно выбило Вэнь Нина из колеи. — Как Вы живете, зная, что все, кого Вы когда-либо любили, мертвы? Вэнь Цюнлинь бестолково захлопал глазами. — Цзэу-цзюнь… — Вы пережили такое страшное горе… Ваша сестра, Ваши родные, весь Ваш клан, все это… Просто исчезло. Но Вы здесь, пусть и не совсем в том состоянии, в каком были раньше, но все же Вы продолжаете ходить по этой земле, под солнцем, и даже находите вещи, которым можно радоваться. Но как же так? Я… После смерти А-Яо я чувствую, будто умер. Я больше недостоин зваться главой клана, разве может им называться тот, кто не может найти покоя внутри? Я не могу скрыться от кошмаров, они лезут мне в голову опять и опять, стоит мне закрыть глаза… Вэнь Нин, наконец, все понял. И причину, по которой Лань Сичэнь пригласил его, и почему он пригласил именно его, а не спросил помощи у кого-то другого. — Ц-Цзэу-цзюнь… Позвольте мне рассказать Вам о моем детстве.

***

Вэнь Нин приходил к главе клана Лань каждый вечер, не скрываясь, не прячась от людей и заклинателей, как привык он за последние годы. Он был здесь по приглашению главы, и ему даже выдали нефритовый жетон! Учитель Лань, должно быть, кровью кашлял, когда ему об этом сообщили. Они говорили подолгу, о многом: о тогда еще мирных буднях Вэнь Нина в Цишане, о том, как они с сестрой втайне от Вэнь Жоханя лечили заклинателей объединных орденов, о том, как клан Цзинь безжалостно стер с лица земли беспомощных стариков, остатки клана Вэнь, о том, как… Как Цзинь Гуанъяо совершил подлые, низкие поступки. Лань Сичэнь рассказывал, как познакомился с тогда еще Мэн Яо во время своего бегства из Облачных Глубин, и на губах его расцветало призрачное подобие улыбки. Описывал свое счастье, когда они с Не Минцзюэ и Цзинь Гуанъяо стали братьями. Вновь и вновь переживал горе потери дагэ. Бледный, с трясущимися губами и отсутствующим взглядом повествовал о смерти Цзинь Гуанъяо. Вэнь Нин сначала не понимал, почему Цзэу-цзюнь так тоскует по младшему названному брату. В конце концов, даже его скорбь по старшей сестре утихла со временем, оставаясь светлой тоской где-то в глубине сердца. Возможно, предполагал он, все дело во времени. Со дня смерти Цзинь Гуанъяо минуло не так уж и много лет, и Призрачный Генерал думал, что дело именно в этом. Осознание пришло позже, спустя восемь лун их задушевных разговоров. Вэнь Нин припозднился, сопровождая А-Юаня на ночной охоте, и пришел к покоям Цзэу-цзюня около девяти. Раздумывая, стоит ли тревожить Лань Сичэня, Вэнь Нин услышал странный шум и тут же, не думая и секунды, толкнул двери. Задремавший видимо Цзэу-цзюнь метался по узкой кушетке, в отчаянии зовя Цзинь Гуанъяо и беспомощно сгребая ладонями воздух. Вэнь Нин осторожно приблизился, прислушиваясь. -…А-Яо! Почему ты… Если бы ты только сказал! Я бы спрятал тебя, здесь, в Гусу, А-Яо… Призрачный Генерал замер, а затем аккуратно положил холодную ладонь на пылающий лоб главы Лань. Тот распахнул мутные глаза, и губы растянулись в какой-то совершенно больной улыбке. Он схватил Вэнь Нина за запястье, притягивая к себе, и вдруг беззвучно заплакал. — А-Яо! Я надеялся, что ты жив, я так долго ждал! А-Яо, любимый, свет моей души, прошу тебя, не уходи больше никогда… Вэнь Нин едва сдержал возглас. Теперь становилось понятно, почему глава клана Лань так трепетно относился к младшему названному брату, почему не мог прийти в себя так долго… Почему впадал в безумие все глубже. Вэнь Нин знал: целительство тут бессильно. Склеить расколотую душу не под силу ни одному лекарю. Он провел ночь, сжимая плачущего Лань Сичэня в объятиях, гладя его по волосам и утешая. Наутро Лань Хуань не помнил ничего, и Вэнь Нин не решился говорить с ним об этом. Приступы безумия повторялись все чаще и чаще, и Вэнь Нин боялся, что однажды наступит такой день, когда Лань Сичэнь так и не сможет вынырнуть из сладкого забытья, которое создавало его исстрадавшееся сердце.