The Unrestrained

По Юньмэну (да если быть честным, по всей Поднебесной) ходили скабрезные слухи, что мол, глава Юньмэн Цзян никогда не женится. У девиц он в черных списках, потому что то и дело пугал их на смотринах, а сводницы так и вовсе притворяются мертвыми, когда он просто проходит мимо их лавок. Старики списывали такое поведение главы на то, что он рано повзрослел, потеряв отца и мать, вынужденный возглавить клан, молодежь — на неумение обращаться со сверстниками, и более того, с девами. Не то чтобы Цзян Ваньиню было до этого какое-то дело, но… Ни одна из причин, которую когда-либо называли, не была правдивой. Никто, кроме него и его почивших родителей не знал истины. Она была куда страшнее выдумок простого люда. В одиннадцать лет Цзян Чэн имел весьма смутное представление о любви, браке и прочем. Он чувствовал, что отец относится к нему со снисходительным равнодушием, это его расстраивало. Чувствовал, что мать частенько разочарована тем, что он слабее Вэй Усяня, и даже ее любовь к нему перекрывалась этим разочарованием. Он чувствовал, что родители… Родители равнодушны друг к другу. Отец часто сидел в дальней, давно заброшенной беседке, закрыв руками голову, и о чем-то думал, и тогда Цзян Чэн буквально всем телом ощущал тоску Цзян Фэнмяня. Иногда он выпивал, и тогда в беспамятстве звал какую-то Цансэ и просил ее не покидать Юньмэн, остаться с ним… Матушка, как Цзян Чэн думал, вообще никого особо не любила. О, как он ошибался! В тот день он с ног сбился, разыскивая мать по всей Пристани Лотоса. Вечерело, и они уже даже поужинали, но Юй Цзыюань так не появилась, и Цзян Чэн забеспокоился. Раньше матушка никогда не пропускала ужины! Он в третий раз прошел мимо старых гостевых покоев, когда услышал какой-то невнятный звук, шедший из-за двери, и нахмурился. Прильнул ухом, услышал стон, длинный, протяжный, а затем вскрик, и с ужасом понял, что это голос его матери. Аккуратно приоткрыл дверь… Да так и замер, не в силах понять, что происходит. Его мать лежала на кровати, длинные волосы, выбившиеся из прически, разметались по сбитым простыням, она громко и частно стонала, а над ней… Цзян Чэн заметил только темные длинные волосы и полуспущенное ханьфу белого цвета с красным, солнечным узором. Мать вдруг ударила мужчину ногой. — Да двигайся же ты, А-Лю, гуй тебя подери! Цзян Чэн прикрыл дверь, вышел из резиденции, а затем сполз на пол. Он имел смутное представление о любви, но он знал, что такое секс. Они многое на ночных охотах повидали. И мысль о том, что его мать… В браке… Да, их жизнь с отцом была не сахар, но разве стоило — вот так? С тех пор он думал о женщинах с содроганием. Не мог и слышать о браке, ему все время казалось, что стоит привести в дом кого-то, жениться — и ему изменят точно так же, как когда-то его отцу изменила его мать. Он не хотел отпускать сестру в Ланьлин, думая о том, насколько ей будет больно, если Цзинь Цзысюань тоже найдет кого-то, с кем будет проводить ночи в секрете. Цзинь Цзысюань не успел, и Цзян Чэн этому даже малодушно радовался. А потом, гуй бы его побрал, Вэй Усянь, выскочивший замуж за Лань Ванцзи. И вновь те же беспокойства, та же душевная боль, тот же страх, что однажды Вэй Усянь вернется с ночной охоты, а в цзинши его муж… С другой. Или с другим. И Вэй Усяню снова будет больно. По Юньмэну ходили скабрезные слухи, что глава Юньмэн Цзян девиц боится. И Цзян Чэн даже не мог описать, насколько они были правдивы.