The Unrestrained

— Вэй Ин, вернись со мной в Гусу. — Вернуться с тобой в Гусу? В Облачные Глубины? Зачем мне туда возвращаться? Вынужден тебе отказать. Каждый раз на этих жестоких, разбивающих сердце словах, Лань Ванцзи просыпался. С прерывающимся, тяжелым дыханием, он невидяще смотрел в пространство перед собой, пытаясь уговорить себя успокоиться, что это был всего лишь сон, что Вэй Ин, пусть в относительной, но в безопасности, даже несмотря на то, что Лань Ванцзи не видел его долгих тринадцать лет. Тринадцать лет, наполненных сожалением, горечью разлуки и ежедневным самобичеванием. Лань Ванцзи иногда думал, что было бы, если бы он забрал Вэй Усяня в Облачные Глубины насильно, а затем ужасался собственным мыслям. Запереть свободную, беззаботную душу в Гусу, где все будут, нет, не презирать, это запрещено правилами, но смотреть с неодобрением и обращаться, как с заключенным… Закончилось бы это так же, как закончилось для его, Лань Ванцзи, матери. Второй Нефрит сел на кровати, протирая лицо. Сегодня ему предстояла поездка в Илин, неподалеку адепты заметили следы какой-то демонической руки, нужно было провести расследование, и, он вздохнул, прикрывая глаза, попытаться увидеть Вэй Ина. Хотя бы на секунду, хоть одним глазком, но убедиться, что все в порядке, что он здоров и, возможно, наконец признаться, наконец сказать… Лань Ванцзи остановился у подножия горы Луаньцзан, не рискуя прорываться через защитные заклинания, потрескивающие тут и там. Кроме того, он знал, что… — Ханьгуан-цзюнь. …ему это и не понадобится. Вэнь Юань, единственный выживший, последний из Вэнь, спрятанный заботливой бабулей Вэнь в стволе дерева, теперь был единственным, кого Вэй Усянь подпускал к себе. Единственным, кто жил на горе Луаньцзан вместе с Вэй Усянем. А еще Вэнь Юань был тем, кто не давал Лань Ванцзи пройти дальше и увидеть, наконец, Вэй Ина. Вэнь Юань смотрел на Второго Нефрита клана Лань насмешливо, слегка приподняв бровь, будто спрашивая, что он тут забыл в очередной раз, и Лань Ванцзи, почему-то волнуясь и путаясь, как провинившийся младший адепт, начал рассказывать про демоническую руку. — Я не имею дурных мыслей. Мне просто… Я просто хочу поговорить с ним. Пожалуйста, А-Юань, я… — Хорошая попытка, Ханьгуан-цзюнь, но почем мне знать, что это не очередная выдумка, чтобы поймать его и забрать в Гусу, а там предать суду? Неужели я не знаю, на чьей стороне Вы были тогда, за кого сражались, кого предали? Вы думаете, что я не понимаю, а, богач-гэгэ? — это обращение прозвучало по-особенному издевательски, и Лань Ванцзи прикрыл предательски защипавшие глаза. Он всегда сражался за Вэй Усяня, он всегда защищал его, он отдал ему свое сердце, и… Когда милый, чудесный А-Юань превратился в жесткосердечного юношу, ревностно охраняющего покой своего учителя? — Нам нет дела до темных тварей, поэтому убирайте… — А-Юань, прикрой свой рот и вспомни о манерах, — вдруг хрипло посоветовала темнота, а затем сложилась в силуэт, который Лань Ванцзи не видел вот уже тринадцать лет, и который теперь осматривал широко раскрытыми глазами, будто пытаясь навсегда впечатать в память, запомнить, врезать в сердце. Вэй Усянь… Похудел. Его лицо выглядело изможденным, глаза потускнели, а улыбка, та самая улыбка, которую, как нечто драгоценное, хранил внутри Лань Ванцзи, совсем поблекла и казалась теперь искусственной. — Вэй Ин, — выдохнул Лань Ванцзи, и Вэй Усянь скользнул по нему равнодушным взглядом, прежде чем снова обратить все свое внимание на Вэнь Юаня. — Вэй Ин, я… — Прошу прощения, Ханьгуан-цзюнь, — склонился в поклоне Вэнь Юань, и рукава его ханьфу, украшенные красными бабочками, загородили фигуру Вэй Усяня. — Позвольте мне проводить Вас обратно. Очевидно, что Вам здесь не рады. — Вэй Ин! — в отчаянии вскричал Лань Ванцзи, глядя на то, как тот вновь скрывается в тьме горы. — Вэй Ин, я люблю тебя, Вэй Ин, пожалуйста!.. Вэй Усянь не остановился и на секунду, вскоре его фигуру поглотила тьма, а Вэнь Юань смотрел на Лань Ванцзи с выражением искренней грусти. — Вы опоздали на тринадцать лет. Ему это больше не нужно. У подножия горы Луаньцзан Лань Ванцзи на секунду остановился, смотря в спину уходящего А-Юаня, и чувствовал, как тот уносит с собой его разбитое в осколки сердце. Он опоздал.