The Unrestrained

Лань Ванцзи родился всего лишь на пару минут позже своего брата-близнеца, и это определило их дальнейшую судьбу. В их королевстве очень часто рождались близнецы, и множество лет назад тогдашний король издал приказ: «То дитя, которое рождается в королевской семье первым, становится следующим правителем, а его близнец — его верным слугой, правой рукой, тем, кто ради своего царственного брата будет готов отбросить все собственные желания и чаяния и защитить, даже ценой собственной жизни». Так было сотню лет назад, так же было и в тот год, когда королева-мать родила их двоих. Сколько же слез пролила над своим младшим сыном безутешная королева! Лань Ванцзи в детстве никогда не понимал, почему мама всегда так печально смотрела на него, будто видела что-то, что не видели другие. Он ведь счастлив! Он любит своего старшего братика Сичэня, он рад тому, что будет его защитником и опорой, мама, ведь братья должны защищать друг друга! Мама кивала, а потом, украдкой, все равно плакала. Лань Ванцзи души в брате не чаял, и с удовольствием выполнял все, чего бы Лань Сичэнь только не пожелал. Достать самых душистых локв с рынка столицы? Я мигом, я сам, я выберу самые лучшие! Найти самые редкие книги из королевства Дунъин? Конечно, мой господин, сию минуту! Так проходили годы. Мама давно умерла, съеденная своей печалью, за ней последовал отец, сгоревший за месяц от скорби, и Лань Сичэнь стал полноправным королем. В свои пятнадцать ему предстояло управлять целой страной, и Лань Ванцзи был рад занять место подле своего короля. Первые три года они правили мудро — два брата, разум и доброта, сила и исполнительность, и королевство процветало. Лань Сичэнь всегда советовался со своим слугой, и вместе они находили выход даже из самых сложных ситуаций. А потом… Лань Ванцзи не возьмется говорить, что случилось с его любимым близнецом. Он все чаще стал замечать опасные, красные огоньки в глазах всегда спокойного и улыбчивого брата, стал замечать, как то и дело тот издает сомнительные законы и совершает сомнительные в своей морали поступки. А потом стало не до этого — из соседнего королевства Илин приехала делегация, и он совершенно пропал, лишь только увидев их молодого короля, Вэй Усяня. Половину торжественного вечера Лань Ванцзи провел в блаженных мечтаниях, и совсем-совсем не заметил, как опасно улыбался сидящий во главе стола брат, какие ненавидящие взгляды он бросал на Вэй Усяня, а глупо-влюбленные — на его сидящего рядом помощника. Король вышел из-за стола, позвав с собой и Вэй Усяня, и они о чем-то долго шептались. Лицо Вэй Усяня мрачнело с каждым произнесенным Лань Сичэнем словом, а затем он вдруг резко вскрикнул «никогда!» и буквально вылетел из обеденной залы. Его придворные, недоуменно переглядываясь, потянулись за своим королем. Лань Сичэнь весь оставшийся вечер был смурным. С утра брат позвал его в тронный зал. Чинно уселся на троне и покачал рукой, веля Лань Ванцзи приблизиться. — Я хочу, — прошептал Лань Сичэнь, и по спине Лань Ванцзи побежали холодные мурашки от плохого предчувствия. — Чтобы ты сжег Илин. Я хочу, чтоб этот Вэй Усянь, который даже не понял, кому он отказал, кого оскорбил, навсегда исчез из этой жизни, а его чудесный помощник достался мне. Ты понял меня, Ванцзи? Лань Ванцзи, конечно, понял. Он кивнул, а внутри все будто оборвалось, будто из него мгновенно выкачали всю радость и весь смысл жизни. Возможно ли влюбиться за один вечер? Возможно ли отдать свое сердце человеку, которого он не знал, которого встретил лишь вчера, с которым не перемолвился и словом? Но как он мог отказать своему королю, человеку, служение которому было смыслом его жизни, самой его сущностью? Илин пылал, языки пламени плясали там и тут, укрывая потрескивающей тишиной целый город, а Лань Ванцзи стоял на коленях неподалеку от сжираемого огнем дворца, слезящимися от жара глазами уставившись в пустоту, и молил душу Вэй Усяня о прощении. Как бы он хотел никогда не рождаться на свет! — Лань Ванцзи, — позвал его чей-то обеспокоенный голос, и младший принц обернулся. Он едва ли узнавал обратившегося к нему юношу, едва ли слышал те слова, которые он произносил, едва ли видел его перекошенное от волнения лицо. Но ухо вдруг выхватило «Его величество», «восстание», «заперт в замке», он покачнулся и немедля бросился бежать. Он не может допустить, чтобы еще один человек, которым он дорожит, умер! Лань Сичэнь нашелся в своих покоях, забившийся в самый дальний угол, свернувшийся в комочек. Снаружи бушевала толпа, вооруженная кто чем, и все, как один, требовали голову короля. Всем, как одному, надоели его самодурство и жестокость. — Ванцзи, что же мне делать? — как-то растерянно проговорил Лань Сичэнь, и вдруг через маску бессердечия и отстраненности, которая, казалось, приросла к милому лицу, проступил прежний, такой нерешительный и испуганный пятнадцатилетний Лань Хуань, едва-едва взошедший на престол и не понимающий, что ему делать. — Ванцзи, я ведь просто хотел… Хотел того, чего у меня никогда не было, я хотел любить, я хотел, чтобы человек, который мне полюбился, был рядом. Разве этого запрещено хотеть? А те богачи, которых мы казнили? Разве это было неправильно — забрать их богатство себе? Ведь какая им разница, раз уж их участь — эшафот?.. — Брат. — Хриплый голос Лань Ванцзи прервал сбивчивые признания короля, и тот посмотрел вверх, изумленный. Как давно он не слышал слова «брат» из уст Лань Ванцзи! — Возьми мою одежду. Надень и беги, и никогда не возвращайся. Горожане подумают, что ты всего лишь слуга, ведь мы близнецы, и не будут нападать. — А как же ты? — обеспокоенно произнес Лань Сичэнь, но его встряхнули, пребольно сжав плечи. Король вздрогнул, смотря в абсолютно пустые глаза своего младшего брата. — А как же… — А мне не страшно. — Вдруг ласково улыбнулся Лань Ванцзи, но улыбка не коснулась глаз. — Это последнее, что я могу сделать для своего любимого старшего брата. Ты ведь помнишь? «Отбросить все собственные желания и чаяния и защитить, даже ценой собственной жизни», а? Пусть это станет моим тебе подарком, А-Хуань. У тебя впереди вся жизнь, а мне… Мне уже не страшно. Когда его вели через весь город, измученного, босого и простоволосого, когда в него тыкали пальцем, оскорбляли и плевались, когда его подводили к установленной на холме гильотине, Лань Ванцзи думал только о том, что скоро все это кончится. Что скоро он будет рядом с тем, чьи глаза сияли ярче самого драгоценного камня. Что он наконец-то исполнил свое предназначение, защитил брата, отдал за него свою жизнь. Что теперь он, наконец, сможет отдохнуть… Капли крови, брызнувшие во все стороны, долетели и до стоявшего неподалеку закутанного в старый плащ юноши. Он стер их со щеки дрожащей рукой и зашелся беззвучным плачем.