The Unrestrained

Вэнь Цин думала, что она проклята самим Небом. И ей было из-за чего это подозревать! Она помнила все-все свои прошлые жизни, все события, которые в них произошли, каждый чёртов раз, как она умирала. И в каждой из своих чёртовых жизней она оказывалась разлучена со своим младшим братом, и каждый раз она воссоединялась с ним слишком поздно — ровно перед его смертью. Каждый раз её замечательный А-Нин умирал на ее глазах. Когда это произошло впервые, тогда, когда Цзинь Гуаншань, не сдержав слова (неужели она была настолько наивна, чтобы поверить цзиньской змее?), сжёг сначала ее, развеяв прах по ветру, а затем, должно быть, принялся и за её брата. Всё, о чем она думала, когда языки пламени жрали её, причиняя нестерпимую, мучительную боль — это о том, чтобы в следующей жизни она оказалась рядом с А-Нином, и они были счастливы, как когда-то давно, в раннем детстве, когда не было ни забот, ни болезней. У судьбы было своеобразное чувство юмора, в этом Вэнь Цин убедилась сполна. Они действительно были счастливы, как в раннем детстве, только вот незадача — именно ранним детством все обычно и заканчивалось. Затем их с А-Нином разлучали: было ли это по воле их родителей (мать решила, что она не хочет больше жить с отцом и сбежала, прихватив с собой свою дочь), было ли это по воле болезни (Вэнь Цин до сих пор не может себе простить тот раз: она опоздала с травами всего на каких-то несколько минут — и А-Нина сожгла лихорадка), или они и вовсе становились сиротами и их отправляли в разные детские дома. И Вэнь Цин всегда находила своего брата, который никогда не помнил своих прошлых жизней, но каждый раз слишком поздно, каждый чёртов раз он умирал, и каждый чёртов раз Вэнь Цин и сама будто умирала внутри. А в этот раз она родилась одна. Её мать уехала в гости к родне и никогда не вернулась, отец пропадал на работе и так больше и не нашёл себе женщины, а Вэнь Цин… Была одна. Но даже несмотря на это ей казалось, что что-то здесь не так, есть что-то, чего она не знает. И она искала Вэнь Нина, неуверенная до конца, что он родился, что он существует, но она не могла просто бросить всё вот так. Она не могла позволить своему брату умереть ещё раз. Вэнь Цин стояла у торгового центра, рассеянно разглядывая только что купленный стаканчик с кофе, когда услышала долгий, тоненький крик, и её сердце забилось чаще. Было в этом крике что-то настолько родное, знакомое, что она, не медля ни секунды, рванула в ту сторону, откуда доносился крик. Крышечка со стакана упала, кофе обжёг руку, но Вэнь Цин этого не замечала, полностью сосредоточенная на маленьком скрюченном комочке, который забился в самый угол тёмного переулка, пытаясь закрыться от собаки. Вэнь Цин ахнула, мгновенно кидая стакан в животное. — А ну, уйди отсюда! Проваливай, кому сказано! — и хотя собаке явно не хотелось расставаться со своей добычей, она рассудила верно — одно дело напасть на ребёнка, а другое — тягаться с взрослой женщиной. — Малыш, все хорошо, собака убежала, слышишь? Ну, не плачь, А-Нин, я же знаю, что это т… — ребёнок, наконец, повернулся к Вэнь Цин лицом, и она остолбенела, разглядывая чумазую мордочку, широко раскрытые в испуге серые глаза, растрёпанные тёмные волосы. — Ты не А-Нин! — Н-нет, — пробормотал ребёнок, сжимая тонкими пальцами свои лохмотья. — Меня зовут А-Ин. Но у меня есть друг, которого зовут А-Нин. Он мой ровесник. Если госпожа пообещает, что возьмёт А-Ина к себе домой, то А-Ин отведёт её! Вэнь Цин усмехнулась, покачивая головой. А ты ведь все такой же беспардонный, Вэй Усянь! А потом кивнула, хватая протянутую грязную руку. А-Ин весь посветлел, растягивая губы в улыбке, и тут же принялся без конца болтать. А Вэнь Цин вдруг подумалось, что на этот раз она точно не опоздает.