The Unrestrained

Сяо Синчэню в городе И было делать исключительно нечего. Он то ходил на рынок, выбирая продукты (обманывали. Обманывали много и со вкусом, до тех пор, пока с ним не сходил дорогой друг — и все разом стали вежливыми, учтивыми, и даже докладывали дополнительно клубень-другой картофеля! Удивительно), то ремонтировал крышу, которую, наверное, было легче разобрать совсем, а затем сделать новую, то полоскал в реке грязные вещи… В общем, та самая скучная обыденная жизнь. Хотелось чего-то интересного, чего-то, чем можно было бы заниматься длинными вечерами, когда под боком переругивались А-Цин и дорогой друг! На горе Баошань-саньжэнь их, конечно, учили различным искусствам, так что Синчэнь и рисовать, и играть на цине умел. Это представлялось хорошим развлечением и эффективным методом убийства времени, если бы только… Ну, если бы только Сяо Синчэнь мог видеть. Он искренне пытался что-то рисовать, даже извел на это несколько свитков, но сдавленное насмешливое фырканье дорогого друга и бескомпромиссное прямое «Ты не обижайся, даочжан, но это дерьмо какое-то!» от А-Цин заставили его передумать. А потом ему в руки попали ивовые прутки. И понеслось. Корзинки сперва получались кособокие, убогие, как опять же острая на язык А-Цин их окрестила, но Сяо Синчэнь не останавливался, учился наощупь определять форму самой корзинки, гибкость прутков, степерь загиба, и вскоре у него начало очень даже неплохо получаться. А главное — это убивало время и развеивало скуку! Длинные вечера больше не казались такими длинными, ведь под бурчание А-Цин и ехидные смешки дорогого друга работалось просто прекрасно. А затем его увлечение стало и источником заработка, это была идея дорогого друга, конечно же, сам бы Синчэнь никогда бы не подумал, что косые корзинки от слепого заклинателя кому-то в городе И вообще понадобятся. Но дорогой друг заверил: продастся просто замечательно! — Ты, даочжан, сделай нам штук пять… Нет, десять! этих твоих корзин, а я пойду на рынок да продам их. И тебе время занять, и нам деньжат заработать. Разве это плохо? Наконец, купим новой соломы для крыши, да Слепышке кровать, а то она своим нытьем даже мертвых с того света поднимет… Затем дорогой друг принимался костерить А-Цин, та отвечала, завязывалась дружеская потасовка, конечно же. Но он был прав! Корзины продавались хорошо, не было и дня, чтобы дорогой друг возвращался с базара без заработка. Сяо Синчэню было чрезвычайно интересно, неужели его корзины такого отменного качества? Или это у их друга такой восхитительный талант торговца, что он и камни продаст, если понадобится? Поэтому, совладав с голосом совести, он искренне попросил А-Цин проследить, как же их друг управляется с продажами, и она, радостная от возможности прогуляться и, может быть, умыкнуть у зевак кошель-другой, согласилась. Их дорогой друг действительно был продавцом от Небожителей. Или, скорее, у него было умение убеждать от Небожителей, думала А-Цин, наблюдая из-за чьей-то телеги, как их сожитель угрожает очередному бедолаге ножом, требуя купить корзину. Несчастный, чуть ли не плача, выложил в два раза больше, чем корзина стоила, и дал деру. Без корзины. Друг даочжана пересчитал монетки, а затем усмехнулся, и до А-Цин донеслось ехидное: «Ну и ладно, эту корзину и заново можно кому-нибудь продать… Эй, ты! А ну иди сюда! Корзина не нужна? Сейчас станет нужна!»