Вопрос времени

Самое худшее ощущение – это ощущение времени. Еще в той жизни мне не нравилось чувствовать, что с каждым прожитым годом моя жизнь проходит быстрее, чем я успеваю осознать, что становлюсь старше. Это чувство, когда всё вокруг крутится и бежит, а ты хочешь просто остановиться и постоять на месте, насладиться моментом, было неотвратимым и пугающим. Не знаю, сколько времени я провела в этой пещере, но подумать я успела о многом. Например, о том, что в этом мире чувство быстротечности и какой-то даже неправильности меня не посещало. Здесь, хотя я и была очевидно не местной, я не чувствовала, будто я лишняя или ненужная. Может любовь Мадары и его потребность во мне сделали свое дело, а может роль сыграл тот огонёк обожания в глазах детишек Учиха и Сенджу, которые играли зимой со мной в снежки и после этого называли меня «Изуна-сама» или «Химе» и никак иначе. Уважение, заслуженное мной слишком легко. Этот мир жесток и противоречив, но я поймала себя на чувстве, будто была рождена для него, будто всё то, к чему я так неуверенно шла всю свою прошлую жизнь, я смогу обрести только в этой. Мне жаль Изуну, чье место я решительно заняла, и жаль мою семью, я уверена, любившую и оплакивающую меня. Но именно здесь я обрела дом. Я помнила, что стало с той Конохой. Какие ужасы переживут шиноби будущего, какая участь постигнет мой клан, как тяжело будет джинчурики. Я не хотела с этим мириться. Оставшись наедине с самой собой, буквально в одиночестве, темноте и голоде, я поняла, что мне нужно делать. Я вела себя слишком беспечно, полагаясь на случай. Теперь же у меня был примерный план. План, в котором Мито должна была сыграть ключевую роль. В кромешной темноте, где даже шаринган, позволяющий четче видеть объекты ночью, был бесполезен, обострились все остальные органы чувств. Не отличавшаяся тонким слухом, я и то услышала легкое шипение, раздавшееся недалеко от меня. - Кто здесь? – спросила я, ужаснувшись хриплости собственного голоса. Хотя спрашивать было бессмысленно, ведь только одно существо знало, где я. - Вот мы и встретились, Изуна-химе, - прошипел Зецу, - надеюсь, тебе нравятся новые покои. - Где я нахожусь? – я постаралась выглядеть и звучать как можно большее напуганно (не скажу, что это было прям сложно), в надежде, что психология преступников моего мира и этого не сильно различается. Люди, сотворившие намеренно что-то противозаконное, часто любят похвастать своим достижением. - Как ты смог утащить меня так далеко от Конохи? - А кто тебе сказал, что ты не в Конохе? – в голосе Зецу слышалась усмешка. Где я могу быть в Конохе? Я знала эту территорию вдоль и поперек, уверена, никаких пещер здесь не было и в помине. - Я сам удивился, когда обнаружил в такой монументальной скале пустое пространство. Это славное место может стать прекрасной могилой для всех, кто будет мне мешать. Ты была удостоена чести умереть здесь первой, так что можешь собой гордится. Однако, в скале ты не останешься. Как только ты умрешь с голода, я перенесу твое замученное мертвое тело поближе к Мадаре. И всё будет так, как должно было быть, пока ты не вмешалась. Конечно, я в горе хокаге! Но здесь нет ни входа, ни выхода. Зецу проходит сквозь предметы. Возможно, полностью поглотив объект (меня, в данном случае), он может пройти сквозь твердый предмет вместе с объектом. И, скорее всего, Зецу хорошо видит в темноте. Хорошо, что держать на лице застывшую гримасу страха мне сейчас не трудно. Страх сковал всё мое тело, я никак не могла успокоить подрагивающие руки. Не помню вообще, чтобы когда-то волновалась так из-за чего-бы то ни было. - Честно признаться, я удивлен, - продолжал Зецу, - без чакры и воды ты должна была погибнуть за три дня, как обычный человек. Я уже сейчас собирался забрать твой труп. Но вот ты жива, хотя по виду осталось тебе недолго. Я была права, он видит в темноте. - З-зачем те-тебе М-мадара? – с трудом произнесла я. Страх так сковал горло, что мне даже не пришлось разыгрывать заикание. - Всё волнуешься о своем брате. Поволновалась бы лучше о себе. Твой брат единственный, кто может помочь мне осуществить мой план. Он единственный, у кого хватит сил исполнить великую миссию. - С чего-б-бы ему что-т-то делать д-для т-тебя? - Поверь мне, у него не будет выбора. А теперь дай мне проверить печать. Я не услышала, как Зецу приблизился ко мне, но почувствовала его холодную руку на своей руке. Он отвел мою дрожащую руку от живота и, вероятно, проверял печать, блокирующую мою чакру. Зецу распахнул юкату, а после он провел своими пальцами по моему животу, будто дорисовывая какие-то символы. И, наверное, я бы испытала смущение или злость, будучи невольно обнаженной перед этим созданием, но от мертвецкого холода его рук я невольно прекратила дышать, будто выдохнула и забыла вдохнуть. Почему-то я думала, что желтые глаза Зецу будут светиться в темноте, но, похоже, без источника света, в темноте его никак не различить. Вдруг вспомнилось, что пока я смотрела аниме, думала, что Зецу на ощупь будет никакой. Ни холодный, ни теплый. Мне казалось, что его эфемерное тело будет подстраиваться под ту температуру, в которой находится. И сейчас мне бы очень хотелось, чтобы это всё оказалось правдой. Но реальность, как часто бывает, была жестока. Его прикосновения ощущались хуже, чем самое морозное утро, которое я только могла себе представить. От него несло холодом, от которого кровь стыла в жилах, леденящим ужасом и смертью. Как вообще Мадара в аниме или в этом мире мог подумать, что это существо может представлять собой хоть что-то хорошее, если вся его суть кричит о том, что держаться от него надо подальше! Я не могла подавить в себе желание убежать или хотя бы отстраниться, но сил шевелиться больше не было. Зецу закончил выводить непонятную хрень на моем животе и, отстранившись, произнес: - Печать в хорошем состоянии. Теперь, когда я обновил ее, жить осталось тебе недолго. А после с характерным только ему шорохом он исчез, снова оставив меня в темноте. Сначала я не почувствовала ничего необычного, даже уже успела решить, что последствий от его обновленной печати не будет, но, когда я вернула себе способность дышать и двигаться, распрощавшись с животным страхом, сковывавшим тело до самого ухода Зецу, я обнаружила, что руки плохо слушаются меня. Я попыталась запахнуть юкату, но непослушные пальцы не смогли схватиться за края, а ткань невольно выпадала из моих рук. Прислушавшись к себе, я поняла, что чакра стала покидать меня стремительнее. Дело было плохо. Зецу был прав, долго я так не протяну. Нужно разрушить печать любым способом, чтобы начать накапливать чакру. Так я смогу хотя бы попытаться пробить ту стену, из которой течет вода (хорошо, что Зецу не прознал, что я нарыла здесь источник). Если я не смогу выплыть отсюда, то хотя бы начну фонить чакрой. Если меня ищут, а зная Мадару, меня сейчас наверняка уже ищет вся Коноха, если не вся страна огня, есть шанс, что меня кто-то почувствует. Но для начала нужно избавиться от печати, а способ на ум приходил лишь один. Самый неприятный способ, но единственный возможный в моем положении. Вот будет воспоминание на всю жизнь. Если я, конечно, выживу. Проведя рукой по животу, я почувствовала, как размазала капельки собственной крови. Я уже поняла, что Зецу не тушью печать вырисовывал, он буквально вырезал или выцарапывал ее на мне, оттого это было так больно. Но мне же было лучше. Нарушить такую цепь было проще, достаточно просто добавить лишний символ в печать, и она перестанет работать. Я взяла в руки один из камней, отколовшийся от горы, пока я выбивала себе путь к воде. Нашла самый острый угол и со всей решительностью, которой я сейчас располагала, полоснула по собственному животу. Целостность печати была не нарушена, вряд ли я себя хотя бы поцарапала. Очаг чакры болел куда сильнее, чем та рана, что я нанесла себе. Я тяжело вздохнула. Может, я всё-таки погорячилась и немного, но скучаю по своему старому миру. Взяв камень в руки, я решительно стала царапать им кожу.

***

Хаширама знал, что всё не может закончиться так просто. Он не мог с уверенностью сказал, что ожидал чего-то плохого, но то, что та история о случайной встрече на реке с мальчишкой по имени Мадара не закончится так просто, он знал наверняка. Чем чаще они встречались на поле боя, тем отчетливее Хаширама понимал, каких проблем может доставить ему Мадара, если вдруг настроится против него (по-настоящему настроится!). И вот сейчас был такой момент. Формально, Мадара не был настроен именно против Хаширамы, он был настроен против всего мира, и от этого было только хуже. Хаширама всегда знал, что Мадара безумно дорожит своей сестрой, потому, когда Тобирама ранил ее, не раз предлагал вылечить Изуну, но всякий раз получал отказ. Он надеялся, что у Мадары есть план, и план у того был, хотя и немного сомнительный. Консультация с Мито по этому вопросу лишь добавила Хашираме беспокойства, потому что его будущая супруга никаких хороших вестей не принесла. Все эксперименты с душой опасны, а что именно там намутили с этой техникой Учихи, неизвестно никому. Хаширама боялся, что в какой-то момент Изуна просто не проснется, следил за состоянием ее здоровья, просил Тобираму быть к ней максимально внимательным, даже поспособствовал их свадьбе, приблизив к себе сестру друга настолько, насколько это вообще было возможно. Но всё равно не смог ее уберечь. Хаширама, вопреки всеобщему мнению и в первую очередь мнению собственного брата, хоть и был добродушен, но дураком не был. Он прекрасно понимал, что, если Мадара станет серьезной угрозой, его придется остановить. Хаширама корил себя, что не отнесся с должным вниманием к проблемам друга со сном, не придал значения его кошмарам. Он ведь начал подозревать чужое влияние на сознание Учихи, так почему отбросил эту мысль? Хаширама и сам ответить на этот вопрос не мог, но теперь корить себя за это было поздно. В том, что Мадара не сам всё это придумал, сомневаться не приходилось. Иначе кто подсказал ему, где скрывается Девятихвостый? В глазах демона-лиса отчетливо горел шаринган, а холод в глазах Мадары говорил о том, что всё так просто не закончится. Хаширама знал, что рискует. Представлял, что одно неверное слово может разрушить всё то, что они успели построить. Он никогда никому не признается, даже самому себе, что этот момент был самым страшным в его жизни. Он рисковал потерять всё, но молчаливая поддержка Мито, ее подбадривающая улыбка и тихий шепот сделали своё дело: - Я знаю, как справиться с лисом. В ней и самой проглядывались какие-то лисьи черты. Те самые искорки, что он часто ловил в глазах Изуны, когда она задумывала что-то и не собиралась отступать. Может это была общая для всех женщин черта? Он не знал, но теперь был уверен в том, что у него есть союзники в этой битве против неизвестного врага, а значит есть шанс, что он победит. Хаширама сделал глубокий вдох, встал неестественно прямо и посмотрел на Мадару. - Я кажется знаю, кто повинен в пропаже твоей сестры.

***

Совсем разрушить печать мне не удалось, но удалось повредить ее настолько, чтобы она не сжирала всю мою чакру, позволяя мне хотя бы частично восстановить резерв. Погнав чакру по чакроканалам всего организма, я испытала облегчение. Я уже успела забыть, как хорошо могу чувствовать себя, когда у меня есть уже привычная мне чакра. Какое-то время мне понадобилось на то, чтобы разработать уставшие от бездействия чакроканалы, а после я смогла укутаться в юкату, покрепче затянуть пояс и даже встать на ноги. Голова кружилась и болела, как после самого тяжелого похмелья, что по моей собственной глупости настигло меня в неполные 17 лет после дня рождения лучшей подруги. Тело ломило, а каждое движение отзывалось болью, но от этой боли я даже получила какие-то странное удовольствие, ведь эта боль означала, что это тело еще что-то может. Вернувшись к своему импровизированному источнику пресной воды, я умылась и утолила жажду. Техниками земли я никогда не обладала, только огонь и воздух – стандартный набор Учиха. Именно эти техники я и оттачивала всё это время. Брат во время одной из тренировок сказал, что я могу попробовать освоить стихию молнии, но я решила пока полностью восстановить свой прежний уровень, а уже потом изучать что-то новое. Мадара тогда идею одобрил, я же сейчас мысленно проклинала себя. Если я правильно помню, молния сильнее земли. Я могла бы сейчас разрушить эту стену какой-нибудь прекрасной техникой, но всё, что мне оставалось, это перебирать техники огня и воздуха и понимать, что ни одна из них не поможет мне с разрушением куска скалы хокаге. Вдруг вспомнилось, как в аниме Цунаде могла крошить камни простым кулаком. Я уже умела усиливать определенные части тела чакрой, чтобы противостоять особо крепким ударам противников. Здесь, вероятно, нужно было сконцентрировать большее количество чакры в одном кулаке, а во время удара, возможно, даже эту чакру немного выпустить. Жаль, что я не помнила исполнение этой техники во всех подробностях. А может быть такого в аниме просто не объясняли. В любом случае, первые несколько десятков попыток не увенчались успехом. Я содрала кожу с костяшек пальцев и только. По ощущениям рука уже была похожа на кровавое месиво. Я уже было отчаялась, но случайно левой рукой провела по стене, которую задалбливала, и почувствовала маленькую трещинку, берущую начало на месте моих ударов и заканчивающуюся у той точки, из которой капала спасительная вода. Скорее всего мне показалось, но даже вода стала капать активнее. Это придало мне сил, и я с упорством маньяка продолжила долбить стену пещеры. Мне нужно спасти брата. Спасти Коноху. И весь этот чертов мир от того, что с ним может сделать Зецу. Я не готова умереть второй раз, тем более так бесславно. Удивительно, но по-настоящему ценить жизнь я научилась только после смерти. По моим собственным прикидкам за изучением тонкостей техники Цунаде и добавлением трещин великой скале хокаге я провела несколько часов. Иногда силы покидали меня, и приходилось останавливаться, чтобы накопить чакру. Рисковать своим очагом я больше не собиралась, но даже этого вполне достаточного для жизни количества чакры мне уже не хватало. С каждой минутой я чувствовала, что мне становится хуже, и силы покидают меня. В голове вдруг промелькнул вопрос: сколько я не спала? Полагаю, уже больше суток. После того, как я нашла воду, я поспала всего один раз, и то немного. С прихода Зецу прошли сутки? 12 часов? Голова раскалывалась так, как никогда до этого. Перед глазами мелькали картинки то из моей прошлой жизни, то из нынешней. Я с трудом снова поднялась на ноги, подозревая, что это последний мой подъем. Мысли не могли собраться в кучи, представляя собой смесь разрозненных картинок, давно забытых историй, слов, которые я никогда не произносила. - Мама, - неожиданно произнесла я. Может перед глазами действительно была моя мама, а может и нет. Я не могла сосредоточиться ни на чем определенным. Воспоминания Изуны смешивались с моими, творя что-то невероятное с моим сознанием. Изменяя, разрушая его, заполняя чем-то новым. Я не могла встать прямо, не могла говорить и уже не могла думать. Как я вообще, очнувшись в этой пещере, могла подумать, что умираю. Вот эта агония и есть настоящая смерть. Вдруг я почувствовала сильный удар с другой стороны той стены, на которую облокачивалась. Которую безрезультатно долбила всё это время. Послышался новый удар, мощнее предыдущего. Именно этот удар пустил трещину, которая заставила меня задуматься о том, чтобы отбежать от стены, пока есть такая возможность. Собрав последние силы, я попыталась отпрыгнуть в стороны. Конечно, на ноги приземлиться мне не удалось. Я упала на бок, явно заслужив множественные ушибы и ссадины. Левую щеку обожгло будто огнем. Явно счесала всю кожу, но меня это уже не волновало. Позади послышался грохот, кто-то сумел пробить стену, запустив воду в мою пещеру. Кажется, я уже имею право называть ее моей. - Изуна, - услышала я голос позади, но так и не смогла осознать, чей он. Мысли путались, не позволяя на чем-либо конкретном сфокусироваться. Я почувствовала, как меня подняли, обхватив руками плечи, и развернули к себе. Небольшого количества света, прорывающегося сквозь поток воды в пещеру, было достаточно, чтобы ослепить меня. Я попыталась сфокусироваться, но, ощутив боль в глазах, просто зажмурилась. - Изуна ты слышишь меня? Это Тобирама. Да, конечно, это Тобирама. Кто еще это может быть. Я не стала открывать глаза, а просто разрыдалась, доверившись бывшему врагу. Голова ужасно болела. Перед глазами вдруг пролетели кадры с нашими боями. Как я, девочка лет двенадцати, впервые испугалась его, когда увидела, как резко мой вечный противник, этот несуразный мальчишка, вытянулся за те пару месяцев, что мы не скрещивали клинки. После всего того, что я пережила за последние несколько дней, этот страх мне показался до смешного глупым. И я хотела рассмеяться, но левая часть лица отказывалась двигаться. - Изуна, скажи что-нибудь, - продолжал настаивать Тобирама. - Я… я так тебя боялась, когда ты вдруг стал выше меня. Стал набирать массу. Подумала тогда всё, он убьет меня, - мой шепот больше был похож на неразборчивый бред, но Тобирама почему-то решил, что это хороший знак. - Когда мне было четыре, отец подарил мне мой первый кунай. Я помню, как мы с папой кормили уток у озера. Озеро было недалеко от дома. А зимой мы катались там на коньках. Я всегда хотела научиться на лошади, но это такой дорогой вид спорта. Мадара всегда любил, как я готовлю, но в детстве вечно говорил мне «Изу-не, хватит, это я должен о тебе заботиться, я же старше» … Я говорила всё, что видела перед глазами, не подозревая, что смешиваю информацию из обеих своих жизней. Тобирама же решил прервать меня, как уже потом я поняла, чтобы проверить мою способность воспринимать информацию извне, а также чтобы отвлечь меня от моего бормотания. - Всё хотел тебя спросить, почему Мадара зовет тебя «Изу-не»? Ты же младшая. Я посмотрела на него, словно не поняв вопроса, но прекратив шептать информацию о себе. В голове вдруг мелькнуло воспоминание-ответ на вопрос Тобирамы. - Это началось после смерти мамы. Он стал в насмешку знать меня «нее-чан», когда я заботилась о нем, намекая, что я младше, и заботиться должен он. Взглянув на Тобираму, а после осмотревшись, я поняла, что мы уже не в пещере, которая наверняка уже заполнилась водой. Тобирама стоит на берегу реки и держит меня за плечи, вероятно, надеясь, что я всё же смогу встать на ноги. В этот момент боль в голове усилилась, и терпеть ее я уже не могла. Я потеряла сознание, погрузившись в спасительную темноту. Мои воспоминания и воспоминания Изуны наконец-то окончательно слились, став единым целым.