Пролив красных катамаранов

      Деньги не пахнут. Именно эти слова сопровождали Ричарда всю его осознанную жизнь. И были рядом, когда Советский Союз завербовал его на территории развивающегося Третьего Рейха. Русская фамилия досталась ему от матери, а имя пришлось выбирать в соответствии с местом жительства. Трудно было понять, почему он не был среди сотен, тысяч других русских, отправившихся в лагеря с приходом Гитлера. Может, дело было в его важности для Германии и лично для фюрера, а может его документы были слишком уж идеальны.       Так или иначе, в конце тридцатых годов его подкупили, убедив, что Сапогов действует только в своих интересах. Он и действовал. А интересами Ричарда всегда были деньги и только деньги. Он мог в любой момент продать «родной» Союз так же, как и продал Германию.       С приходом войны на территорию Советов работать становилось всё труднее. На каждом месте приходилось задерживаться подолгу, даже вливаться в местную жизнь, которая отнюдь не прельщала его. Если в Германии к нему относились ещё относительно нормально, принимая за друга и товарища, то в СССР всё было иначе. Виной была ли общая подавленность народа от войны или его личность, поведение, сказать Ричард не мог, но русских коллег частенько приходилось сторониться.       В целом, для Ричарда в этом не было проблемы. Росший без отца он привык любить себя самостоятельно, взрастив в себе нарциссизм. С его любовью к себе могла поспорить разве что любовь к деньгам, которая, откровенно говоря, имела те же корни, что и первая.       — Когда эта krieg закончится, я вернусь и kaufen твоя мордашка, — заигрывал он с очередной девушкой в кинотеатре, но та лишь непонимающе улыбалась и убегала куда подальше, ведь такая манера общения считалась едва ли не предательской в нынешнем мире. Но заставить себя перестать вставлять немецкие слова в свою речь Ричард не мог.       Всё же, на русском он достаточно долго общался только с матерью, да и то не особо часто. Обратной ситуации в Германии по понятным причинам не происходило, но там он и не пытался ни с кем знакомиться. Сапогов рассчитывал, что в войне победит СССР, а потому иметь лишние связи в «проиграющей» стране не хотел.       Тем не менее, в Германии оставалась гора его знакомых, до которых Ричарду не было никакого дела, но и смерти им он не желал. Поэтому и держался подальше, дабы гестапо не обратило на них свой вездесущий взор. Этим две огромные державы были похожи — ни одна из них не оставляла его в покое, постоянно преследуя. Со временем Сапогов научился их замечать и скрываться, но от этого становилось только больше не по себе.       Дни шли своим чередом. Каждое утро из окна ему представлялся вид на городскую площадь, на которой точно в ряд висело несколько предателей. Гестапо часто ошибался, но ошибки компенсировались тем, что он выкорчёвывал оппозицию, как сорняки. Ричард не боялся стать одним из них, ведь был под особой защитой.       Он частенько видел странного паренька, который всё бегал и что-то фотографировал. Это выглядело подозрительно, но стоило лишь органам его заметить, как и след его простывал, словно тот проваливался сквозь землю. Ричард не сомневался, что это один из советских шпионов. Странным оставалось только то, насколько открыто он действует, словно и нечего ему было терять.       Бегал бы он дальше себе спокойно, но так уж сложилось, что тот ступил не на ту поляну — в подъезд дома Ричарда. Именно тогда Сапогов пообещал себе поймать наглого проходимца прямо с поличным, пока тот не разболтал всем о его двойной деятельности. Частенько свои возможности Ричард переоценивал, но сейчас был не тот случай. Сравнивая свои навыки контрразведки и навыки молодняка из гестапо, он не сомневался ни секунды.       В поимке шпиона не было ничего слишком уж тяжёлого, особенно, если знаешь, кто именно шпион. Основная задача здесь — не выдать самого себя. И Ричард не выдал. Перевоплощаться в гражданского он умел уже довольно давно, что и сделал буквально на следующий же день. Готовясь поймать нарушителя спокойствия, Ричард демонстративно навёрстывал круги возле своего дома, пока не заметил, как вышеупомянутый парень забрался в его квартиру.       Сапогов не медлил и, взобравшись следом, буквально поймал его за руку в собственной прихожей, захлопнув дверь и понадеявшись, что не напугал своих соседей. Те пусть и были не из болтливых, но лишнее внимание сейчас совсем никто не любил.       — Что вы забыли в моём доме? — отчеканил Ричард по-немецки, больно сжимая его руку и чуть щурясь.       — Я.… я просто зашёл в открытую дверь, — пробормотал парень с ужасным русским акцентом, силясь вырвать собственную руку и сжимаясь, как загнанный в угол мышонок. Размер его глаз за линзами был под стать, словно и правда не был он человеком.       Ричард резко разжимает ладонь и проворачивает ключ в замочной скважине. Он смотрит, как парень медленно сползает на пол и отчаянно трёт саднящее запястье, даже не пытаясь никуда от него сбежать. Фотографирующий всё русский на территории Германии мог означать только одно — он разведчик.       — Как твоё имя? — спросил Ричард уже по-русски, оценивающе рассматривая парня с ног до головы.       — Юра, — только и говорит он, подскакивая на ноги и поправляя одежду, — А твоё Ричард, я знаю, я нашёл информацию.       — И что du ещё раскопал? — ухмылка, но совсем не добрая. Сапогов медленно сокращает расстояние между ними, поправляя отросшие волосы. Болтливый разведчик — ужаснейший выбор со стороны СССР. Что будет, едва он попадёт в плен, на допрос?       — Много разных вещей. Работаю тут потихоньку. В основном про граждан. Трудно взобраться сейчас в местные спецслужбы.       — Du застрял, поэтому бегаешь из стороны в сторону, как maus.       Юра замирает, и, кажется, в его глазах читается страх, истинный животный страх. Но чего ему бояться в столь непринуждённой ситуации? Ричард не знает, и это отражается на его лице, стирая ухмылку.       — Сделай так, чтобы du больше не появлялся на пороге моего haus, — тихо шепчет Ричард, но шёпот его больше походит на шипение змеи. Сапогов раскрывает дверь и указывает на выход, кивая в её сторону.       Просьба «не болтать» слишком уж очевидна, поэтому и повисает не озвученной. Ричард закрывает за ним дверь, выглядывает в окно, наблюдая, как разведчик медленно, но нервно исчезает с его улицы, старательно избегая взгляда на виселицу.       Сапогов знает, что стоит одному из них сдать второго, как оба окажутся там же. Уверен он, что об этом знает и Юра, слишком громкий, но достаточно сообразительный, чтобы не провоцировать гестапо к разбитию его толстенных очков. Ричард хмурит брови. Вся ситуация выбивает его из привычного темпа жизни, выворачивает ценности. Теперь необходимо беспокоиться не только лишь о своей сохранности.       Следующий день готовит для него очередную ловушку. Нет, на работе Ричарда всё идёт гладко и просто замечательно, но стоит ему направиться домой, как он замечает пресловутого Юру, за которым тенью крадётся сразу двое мужчин. Похоже, тот даже не замечает преследования. Какой же растяпа.       — О, привет, мой дорогой друг, — говорит Ричард по-немецки, в два шага сокращая расстояния между ними, — А я давно тебя ищу.       Юра смотрит на него шокировано, но молчит. Либо не находит слов, либо достаточно умён, чтобы не показывать акцента. Сапогов ставит на первое и терпеливо ведёт его за ближайший угол, укрывая в пивной, где затаскивает в туалет и стаскивает с него куртку, очки и треплет волосы, превращая его практически в ребёнка во взрослой одежде.       — Это… это мужеложство!       — Это превращение тебя в schick мужчину, — спокойно говорит Ричард, собирая волосы, расстёгивая пиджак и ворот рубашки. Выглядел Сапогов почти также, но стоило ему снять очки, как образ сменился с одного стильного мужчины на другого. Он не мешкает ни секунды и выбирается из окна туалета на свежий воздух.       Пусть Сапогов и ничего говорит, но Юра следует за ним, что заставляет Ричарда лишний раз ухмыльнуться. Похоже, тот и без очков отлично видит. Они идут ещё некоторое время вместе, проверяя, нет ли погони, а после расходятся.       — Я буду в свой haus, — только и бросает Ричард, отдавая ему куртку, распуская свои волосы и в целом приводя себя в порядок.       — Ещё увидимся, — Юра улыбается неловко, похожий больше на потерявшегося подростка, чем на советского служащего.       По пути домой Ричард замечает записку в своих карманах, сообщающую местоположение штаба сопротивления, но, быстро запоминая содержимое, сжигает её, когда закуривает сигару. Не хватало ему ещё компромата по карманам.       И только дома он, наконец, замечает, что забыл вернуть нерадивому разведчику его очки.