Пролив красных катамаранов

      Небо тусклое. Глаза бойцов тоже. Каждый день с заданий возвращаются всё меньше людей. Подрыв духа обеспечен практически каждому. Выживальщик всё ещё оправдывает своё прозвище, и Продавец соврал бы, если сказал, что ждёт не только его. Он безусловно сочувствовал своей сестре, иногда присматривался к возвращающейся Нателле, но слишком близко предпочитал не подступать. Тем более, что с ними всегда были подруги Стрельниковой. С ними лишних дел Продавец иметь не хотел, а потому и оставался в узкой компании Выживальщика.       Будто и нет конца этой войне. Выматывающей, тяжёлой. Продавец иногда вертел в руках принесённые ему чужие письма, каждое из которых потеряло адресанта, а найти адресата ему ещё предстоит. Не без помощи всей их группы. Но может ли их небольшая группа победить целый полк хорошо натренированных солдат? Они — обычные гражданские, которым пришлось взять в руки оружие. А Продавец и вовсе просто торгаш в магазине, который ничего дальше этого магазина-то и не знает.       Теперь магазинов у него было много, и все наполнялись лишь патронами разных калибров. Казалось, всё остальное он и разучился делать, только заправлять да заправлять. Агитация уже не нужна была. Слишком уж хорошо поработали немцы с агитаторами. Никто больше не хочет вступать в их ряды и лишний раз рисковать жизнью. Тут бы до завтрашнего дня дожить, не то, что изгонять из города армию.       Их можно было понять. И продавец понимал. Понимал ровно до того момента, как его дорогой друг возвращался с новыми шрамами. То на лице, то на теле. Будь у них больше людей, может и не было бы ни одной из этих ран. Но не заставишь же людей сопротивляться. Не заставишь перестать бояться за свою жизнь.       И вновь он доставал аптечку, садился напротив Выживальщика и начинал свою работу над порезами.       — Знал бы ты, как там пыльно, — довольно громко заявляет Выживальщик, привлекая внимание остальных, — На глубине морей идут дожди из трупов. Трупы рыб, крабов и всех остальных морских тварей просто оседают на дно. Разложившиеся на мелкие кусочки, они падают, словно дождь. И вот там, на улицах нашего родного Катамарановска, как будто тоже самое.       — Наверное, там правда ужасно, — тихо говорит Продавец, даже не пытаясь его заглушить, — знает же, что не выйдет, — лишь щёку продолжает аккуратно спиртом обрабатывать.       — Лучше тебе там никогда и не побывать. Если ты выйдешь, то на тебя эти немцы, как гиены нападут, — Выживальщик не объясняет своего довода, но лезет в свои карманы, выуживая оттуда совсем целёхонькие очки, и суёт ему прямо в руки.       Продавец замирает, удивлённо распахивая глаза, но вату со спиртом не роняет. Линза, треснувшая ещё давно, теперь и вовсе вывалилась, а значит видел мир он только наполовину. Этот небольшой подарок отозвался невероятным теплом глубоко в груди, и Продавец впервые за столько времени улыбнулся. Улыбнулся слабо, почти незаметно. Но и этого было достаточно.       Наблюдавший за ним Выживальщик, сам меняет очки на его носу немного трясущимися руками, от чего дужкой неприятно проводит по уху. Это заставляет Продавца опомниться. Он поправляет обновку и коротко обнимает друга, тут же отстраняясь. По диоптриям очки пусть и были близки, но зрение в них всё также было неидеальным, а у прошлого носителя явно была более широкая голова. Всё это мнится Продавцу лишь мелкими неудобствами. Без очков было хуже, чем в них, и этого было достаточно.       — Спасибо, — тихо говорит он, словно его благодарность не была понята раньше.       — Стащил у одного из офицеров, когда забирался в его квартиру. Там вообще много всего было, но ничего более важного я не нашёл, — Выживальщик вновь ответил на не заданный вопрос, — Но вот у другого…       Продавец не сомневался, что болтать тот мог много, и искренне слушал. Благо, Выживальщик даже ответа не просил на все свои речи, что значительно облегчало разговор. Поэтому частенько во время разговора он поглядывал на сестру. После того, как Нателла снова начала совершать вылазки, да ещё и с оружием, та стала сама не своя. Рая могла часами говорить с ней, игнорируя даже ужин и время сна. Будто бы наивно не понимая, что вредит она не только себе, но и Стрельниковой, для которой недосып мог стать фатальным.       Засыпая каждую ночь без сестры под боком, Продавец размышлял не только об этом. Волновала его и судьба города. По новостям снаружи немцы не планировали атаковать в ближайшее время, да и их разведка не сообщала ничего нового о действиях СССР. Две стороны замерли в преддверии бури, которая обязательно появится и снесёт собой весь город, не оставив ни единого камушка, породив новые годы его строительства.       От действий партизан немцы зверели всё больше. Сначала одна за одной исчезли подруги Нателлы, а сегодня не вернулся никто. Даже Выживальщик, и тот куда-то исчез. Конечно же, Продавец верил, что он был в порядке, просто спрятался в другом месте, дабы не раскрывать их «базу», в которой теперь было особенно пусто. Он, Рая и щуплый паренёк из лаборатории, от которого, честно говоря, не было никакого толку.       — С ними всё в порядке, — тихо шептал Продавец на ухо сестре, приглаживая её некогда роскошные волосы, но теперь пыльные, цвета мышиной шкуры. Он и сам не верил своим словам, но убедить сестру было необходимо.       Особа лишь зарывалась глубоко в его плечо, сжимая в руках кофту брата. Не плакала. Держалась. Продавец гордился её силой. Ещё недавно его маленькая сестра просто бы забилась в угол или, того хуже, сдалась немцам, но сейчас всё изменилось. Она строит планы.       — Мы выберемся завтра ночью. Мы должны их найти, — прошептала Рая так, словно те точно не вернутся. Похоже, смирилась с неизбежным. Надежды не осталось уже ни в ком.       — Обязательно.       Ночь выдаётся тяжёлой. Заснуть не удаётся ни на мгновение. Продавец всё ворочался и глядел в потолок, представляя там чистейшее небо. Небо, в котором практически никто не летал, кроме птиц. А под ним землю. Не залитую кровью, не засыпанную порохом, не заставленную орудиями. Те лёгкие дни, бывшие когда-то обыденностью. Как мог он позволить себе грустить в такие дни? Теперь уж точно никогда не позволит. Вернулись бы они вновь.       Утро наступает почти незаметно. Такое же трудное, как ночь, оно не приносит с собой ни надежды, ни Нателлы, ни Выживальщика. И вот они сидят втроём за одним несчастным столом, которому пора бы уже развалиться, как пару дней, но всё ещё держащемуся, засовывают в себя невероятно пресную, но настолько же необходимую еду. Молчание повисает над ними тенью, проникая в разум каждого, но не смешивая их ни на секунду.       Привычную работу оно тоже не покидает. Продавец готовит оружие. Но уже не для коллег, а для себя. Он даже стрелять не умеет, какая тут защита. Может, поэтому он и берёт пистолет, его легче спрятать и достать в случае чего. Особа не берёт ничего. Её мягкие, нежные руки за все эти дни так и не стёрлись. Она словно готовится к собственной смерти. Эти мысли вовсе не радуют Продавца, поэтому он и обещает себе оберегать сестру каждую секунду их пребывания в этом городе. Будто бы до этого он оберегал её недостаточно.       — Кто-то должен остаться, — говорит Продавец, подходя к выходу и засовывая пистолет за ремень.       — Это буду я, — раздаётся тихий голос из угла их «базы». Лаборант заговорил впервые за то недолгое время, проведённое здесь.       Особа молчаливо проходит вперёд брата и выбирается наружу, но останавливается. «Наверное, ослепла. На улице-то света нет» — думает Продавец и подтверждает свои мысли, оказываясь рядом с ней.       Не обмениваясь ни словечком, Рая спешит. Спешит на площадь. Продавец едва поспевает за ней, вместе с этим молясь, чтобы их никто не заметил. Услышал ли их Бог, он не знает, но одно вспоминает точно — перед уходом он не воспользовался своей драгоценной подковой, которая точно помогла бы им.       Одновременно с этой мыслью он едва не врезается в Особу, замершую на месте. Прямо перед виселицей, на которой болталось четыре знакомых им тела. На них не было немецкой формы, в которой они всё время выбирались. На их головах были мешки. Торсы были покрыты шрамами, словно дикие звери проводили по ним своими острыми клыками. Но Продавец точно знал, кто это.       Он хотел было сократить расстояние, появившееся между ним и сестрой, но та резко выбросила руку назад, оттолкнув его чётким ударом в грудь, а сама поспешила к центру площади. Шаг её был похож на бег, но с приближением к месту она всё замедлялась, пока полностью не остановилась у одного из тел.       Продавец смотрел, как сестра обнимает один из искалеченных трупов, как беззвучно плачет, как падает на колени, и корил себя только за одно. За облегчение глубоко внутри от того, что их оказалось не пять.