Война это тяжело. Каждый бой — новый риск. Но кто сказал, что риск — это плохо? Даже если это кто-то и сказал, то Связист с ним точно не согласен. Война отличный способ выплеснуть всё, что скопилось за долгие — или не особо, — годы. Законные убийства, разве не потрясающе? В первый бой парень убил десятерых, в этот он планировал убить больше. Связист досчитал до пятнадцати, как в глазах потемнело, а в ушах неожиданно возник гул, заглушив все остальные звуки. Вот и всё? Конец?
Открывая глаза, Связист видит только одним, и видит им лицо капитана, склонившегося над ним, чувствует его руку, закрывающую его левый глаз. В ушах звенит, поэтому Связист и не слышит, как говорит что-то, по инерции открывая рот, но все звуки так и остаются в его голове. Катамаранов в ответ двигает губами, наверное, пытается успокоить или даёт указания, а потом аккуратно закрывает ему пальцами глаза. Не зная, что и делать, парень крепко сжимает зубы, и звуки неожиданно бьют по ушам. Выстрелы, взрывы, крики. Связист растягивает губы в довольной ухмылке — сегодня он не умер, — и, распахивая глаза, уже не обнаруживает рядом капитана, но это ему и не нужно. Вновь хватая оружие, парень рвётся в бой, словно у него открылось второе дыхание. Или появилась вторая жизнь.
Ещё два трупа оказываются на земле, прежде чем битва заканчивается, и немцы разбегаются. Связист видит, как боевые товарищи начинают расходиться, а сам идёт собирать значки, как доказательство того, что он — отличный стрелок и в целом боец. Двадцать выстрелов и девятнадцать трупов. Неплохой результат. В одного пришлось выстрелить дважды. Скоро карманов не будет хватать на всё это железо, но перестать их собирать Связист не может.
Проходя мимо мёртвых тел, парень замечает немецкого офицера, лежащего на земле в странноватой позе. Позе убегающего слабака. Он хмыкает про себя и садится к трупу, заметив на его поясе что-то блестящее. Нож. Связист не может удержаться и аккуратно тянет его на себя, расплываясь в довольной улыбке. Парень совсем немного наслаждается чистейшим острым лезвием, хорошо выточенной рукоятью, состоящей из дерева и металла, на конце которой красовался череп. Таких ножей он никогда не видел в СССР, да и вряд ли бы когда-нибудь увидел, поэтому Связист быстро вытаскивает ножны с трупа, прячет в них нож, запихивает под форму и спешит обратно в лагерь.
Недалеко от медсанбата он встречает-таки своих самых близких товарищей. Точнее сказать, единственных товарищей, ведь больше-то он ни с кем и не общался здесь, исключая отца, который резко решил начать его контролировать. Притащив его сюда, Лидер уже вызвал немалое недовольство, но, начав злиться на получение Связистом удовольствия, отец полностью разрушил с ним какую-либо связь.
— Привет. Вижу, вы тоже вернулись. Жаркая битва была, да? — Связист расплывается в улыбке. Не такой уверенной, как раньше, но всё ещё улыбке.
— О, привет, блин, мы тебя вообще потеряли, нахрен. Когда рядом с тобой, блин, граната подорвалась, мы думали, что ты того, нахрен, умер, — на одном дыхании выдаёт Роза и уже подскакивает, чтобы обнять его, но морщится и падает обратно, держась за ногу. Но от своих намерений он не отказывается и просто похлопывает Связиста по плечу.
— Тебя Игорь оттащил, блин, — тихо добавляет Шершень.
— Игорь?
— Капитан Катамаранов, нахрен, — поддерживает Роза, кивая, — Он, блин, сказал, что можно типа так его называть.
— Командиры не должны себя так вести, — качает головой Связист, окидывая Розу взглядом, а после задерживаясь на рваной форме в районе рёбер, — Тебя не только в ногу ранили?
— Катамаранов, блин, потрогал это место и сказал, что я просто окисленный, блин, вот и кажется всякое, нахрен, — отвечает ему Роза, проследив за взглядом и посмотрев на собственную форму, — Только теперь шить, нахрен.
— Я тебе зашью, блин.
— У меня только ногу подстрелили, нахрен, а не руки, что ты начинаешь, блин.
— Смотрите, что я нашёл! — Связист прерывает начинающийся спор, доставая из-за пазухи нож и гордо улыбается. Гораздо шире, чем раньше.
— Ого, блин, — откликается Роза и тянется за ножом, чтобы получше его рассмотреть, но Связист почти сразу убирает его обратно, не желая делиться им с кем-либо.
— Я прогуляюсь немного, — тихо говорит он, вставая.
Не дожидаясь ответа, Связист убегает в палатку, к вещам, куда и складывает нож. На самое дно, чтобы никто не нашёл его, даже если начнёт рыться. Оттуда же он достаёт карандаш и бумагу, чтобы сесть за стол и написать матери.
Связист прекрасно знал, в каких отношениях родители, понимал, что отец ни словечка не напишет, поэтому и рассказывал всё сам. И про себя, и про отца. Сейчас он писал скорее ради самого себя, чем ради матери, ведь ответных писем давно нет, а Связист их и не ждёт, зная, что родной Катамарановск оккупирован, что туда не придёт ни один почтальон. Уверен он был в одном: мама точно жива и получит их все в один прекрасный момент, когда город станет снова частью СССР.
«Здравствуй любимая мамочка,
отправляю тебе свои горячие фронтовые объятия. Фотографов здесь нет. Единственный уехал к тебе в Катамарановск, у него там кто-то точно есть. Вот поэтому и не отправляю фотографию. Сегодня меня оглушило гранатой, но мой капитан быстро привёл меня в чувства, и я продолжил бой. Папа в порядке. Я его ещё не видел, но сегодня ни один танк не пострадал. Кормят здесь хорошо, вкусно. Расскажи мне, как ты там? Если получишь письмо, поскорее ответь.
Твой сын Юра»
Связист достаёт один из конвертов и аккуратно упаковывает письмо, чтобы отнести на фронтовую почту. Когда-нибудь всё кончится, когда-нибудь придёт ответ.
***
В очередной раз выбираясь из БМП, Водитель смахивает с себя пот тыльной стороной ладони. Пусть осень и близка, но внутри танка всегда было жарко. Каждый раз был непростым не сколько физически, сколько психологически. Находясь внутри, в любой момент можешь оказаться закрытым, как в железном гробу. Людям с клаустрофобией точно не стоит сюда соваться. Радовало только одно — Водитель был не один, а с целыми двумя товарищами. Именно столько человек нужно, чтобы управлять танком.
В лагере Водитель спешит только за одним — за бутылкой прохладной воды. Во время боя особо не попьёшь, да и небезопасно это. Каждый глоток базовой для организма жидкости отзывается такой приятной прохладой, что по телу едва не бегут мурашки. Возможно, мужчина выпивает слишком много, что давится и начинает кашлять, выплёвывая воду из лёгких.
— Ты так не торопись. Сейчас времени у нас много, — ласковый голос и несколько тяжёлых хлопков по спине. Первое успокаивает Водителя, второе — кашель.
— Пойдём в палатку.
Музыкант аккуратно улыбается и, захватив с собой бутылочку воды, следует за товарищем. Казалось, война только укрепляет дружбу. Но укрепит ли дружбу совместная смерть в бою? Вряд ли. Для крепкой дружбы точно найдётся более безопасный способ. А война лишь необходимость. Неприятная необходимость, которую не пропустить.
Оказываясь в палатке, Водитель устало садится на свою кровать, поднимая взгляд на Музыканта, но ненадолго — тот садится рядом. Руки у него в мозолях, а на одной из ладоней даже красуется порез. Так и хочется дотронуться, вылечить. Водитель на секунду задерживает взгляд, а сам тянется к нему. Удивительно, что мужчина не сопротивляется, позволяя трогать свой порез.
— Где ты так порезался? — тихо спрашивает Водитель, ведя пальцем по порезу, а другой рукой забираясь за флягой, в которой носил спирт.
— Да зацепился, когда вылезал.
Водитель ничего не говорит, выливая спирт ему на руку, слыша тихое шипение, а после аккуратно перевязывая бинтом. Такие мелкие порезы лучше устранять самим, чем лишний раз напрягать и без того уставших медсестёр из медсанбата. Там есть бойцы и с более серьёзными ранениями.
— Спасибо, — едва слышно говорит Музыкант, но руку не убирает, смотрит на товарища. Водитель ловит его взгляд и замирает, понимая, какие всё же у него красивые глаза, а раньше-то и не замечал. В глазах его родная земля, вспаханная для посадки разных овощей. Вернуться бы туда.
— Вы чего творите? — возле них неожиданно возникает Связист, заставляя Водителя резко отдёрнуться от друга и посмотреть на потревожившего их парня, — Это же уголовка. Я вас лично под суд отдам.
— Парень, не горячись, мы просто сидели, — миролюбиво говорит Музыкант, вскидывая одну бровь.
— Вы педерасты! Вы позорите Красную Армию, — едва не рычит Связист, активно жестикулируя.
— Прекрати это, — слышится совсем знакомый голос, а после возникает и сам его обладатель. Лидер заходит в палатку уверенным шагом и идёт прямо к сыну, хватая его за руку и смотря уничтожающим взглядом прямо в глаза. Такие взгляды Водитель встречал только у особенно строгих офицеров, но вот у товарища… Ни разу.
— Не указывай, — Связист пытается вырвать руку, но хватка слишком сильная для этого, поэтому просто пытается расцепить её другой, — Я всего лишь следую уставу.
— Это мои товарищи. Не знаю, что ты там видел, но это не твоё дело, а их, — ледяным голосом говорит Лидер, а сам жёстко тащит сына к выходу из палатки, видимо, не желая выставлять диалог напоказ.
— Позор армии, — только и говорит Связист, нелепо волочась за отцом.
Водитель провожает их тяжёлым взглядом, а в голове вертится целый шквал мыслей. Ни одна из них не кажется ему правильной, поэтому он молчит. Наверное, слишком долго молчит. Потому что на его руку приземляется чужая ладонь, вновь сжимая.
— Если ты… ну… чувствуешь что-то такое, то знай, что я тоже.
Кажется, ради этих слов и хочется продолжать бороться. Даже если придётся умереть.
