Пролив красных катамаранов

      Стук в дверь. Посреди ночи это особенно пугает. Ричард думает: вот и явились за ним из гестапо. Те, как правило, редко приходили среди бела дня. Особенно сейчас, во время войны. Люди и так напряжены, а местные каратели только нагоняли дополнительного ужаса. Не хотелось бы попасть в тюрьму в такое-то время.       Когда стук повторяется, Ричард нехотя вылезает из мягкой кровати и накидывает на себя любимый халат, направляясь к двери. Пропуская тяжёлый выдох, он уже представляет, что будет делать, как попытается заговорить им зубы, сколько денег выложит. Всё, лишь бы его не трогали. Конечно, у стен есть уши, но как они могут услышать всё о Ричарде?       Медленно проворачивая ключ в замке, Сапогов уже подписывает себе приговор, но практически сразу влетающий в квартиру парень, выбивает его из колеи. Юра. Тот самый разведчик, с которым они встречались всего несколько дней назад. В глазах его Ричард читает страх, нервозность и кучу эмоций. Похоже, гестапо всё же заглянет к нему.       — Спрячься в моей badezimmer, — тяжело вздыхает Сапогов, небрежно указывая на нужную дверь. Смотря, как чёртов Юра прячется в ванной, Ричард надеется только на то, что он достаточно умён.       Сам же он остаётся недалеко от входа, но свет выключает, чтобы не привлечь дополнительного внимания «правоохранительных» органов. К Ричарду раньше никогда не заглядывало гестапо, и об их манерах он мог знать только по рассказам знакомых. Тем не менее, на этот раз стук он отличил точно. Громкий. Слишком настойчивый. Продолжающийся до открытия.       — Хайль Гитлер. В ваш подъезд заскочил подозрительный элемент, и мы обязаны проверить квартиру, — улыбка на лице гестаповца вовсе не внушает доверия. Ричард чувствует это, но хмуриться в ответ нельзя, а потому он просто расплывается в абсолютно идентичной. Ничего фальшивее он не делал никогда.       — Хайль Гитлер, — произносит Сапогов одними губами, словно нехотя.       Следующая картина понемногу начинает сводить его с ума. Все его шкафы, диван, кровать, даже чёртов стол переворачивает несколько гестаповцев. Таким долгим трудом сколоченное состояние разбивается в несколько секунд, превращаясь в массу осколков под ногами. Ричард злится, но показать этого не может, а потому просто молчит, продолжая деланно улыбаться.       В ванную гестаповцы заглядывают лишь после того, как полностью переворачивают всю квартиру Сапогова. В ванной смотреть нечего. Но в шкафчик возле зеркала всё же надо заглянуть, выкинуть оттуда пару вещей и направиться к выходу.       Ричард спешно провожает их, слушает, как стихают шаги, а позже возвращается в ванную, чтобы найти парня и узнать, как же он так удачно спрятался. В ванной по-прежнему тихо и никого нет, лишь тюбики с гелями и зубной пастой валяются на полу       — Юр-ра, — зовёт Ричард, внимательно осматривая ванную в попытке найти хоть какие-то следы его присутствия.       И тут перегородка, скрывающая низ ванной, отодвигается, а из неё выползает вышеназванный парень, весь пыльный и грязный. Он садится на полу и пытается отдышаться, поправляя волосы и одежду.       — У тебя под ванной как в гробу. Я, кажется, ненадолго умер, — тихо говорит разведчик, поднимая взгляд на Ричарда, который почти сразу подаёт ему руку.       — Почему du оказался здесь?       — Наш штаб раскрыли. Я успел захватить немного информации, — постукивает себя по куртке, которая явно чем-то наполнена, — Почему они заявились именно к тебе?       — Я живу hier один, — Ричард дёргает уголком губ, но не улыбается, — Недавно мои nachbarn были арестованы. Оказываясь hier в такое время, du подвергать нас обоих gefahr.       — Русские уже на подходе, вот они и…       Договорить ему не даёт начавшийся вой сирен, который оповещал о начале бомбардировки. «Scheiße» — тихо выдыхает Ричард, надевая, наконец, свои очки и сгребая в охапку Юру, который почему-то застыл на одном месте, будто загнанная в угол мышь.       — Почему du стоишь? Wir должны идти в подвал! — тихо говорит он по дороге, спускаясь и едва не перепрыгивая некоторые ступени. В голове его вертелась всего одна мысль, вытеснявшая даже страх быть пойманными гестаповцами с поличным. Он боялся не успеть до того момента, как бомба убьёт их обоих. Волноваться за себя было привычным ощущением, но вот волноваться за едва знакомого ему парня, который, к тому же, прервал его сон.       Оказавшись в подвале в полной тишине, темноте и одиночестве, Ричард едва смог унять своё бешено колотящееся сердце. Давненько ему не приходилось с такой скоростью убегать из собственного жилища, которое обязано было стать уютным гнёздышком. Его город подвергался бомбардировкам лишь один раз, который случился пару дней назад. Тогда Сапогов изнервничался настолько, что на его идеальном лбу даже осталось несколько морщин.       Он не видел Юру, но чувствовал его дыхание совсем рядом. Запах от него исходил откровенно неприятный, что Сапогову даже захотелось побрызгать его одними из своих духов. Сделать это сейчас, конечно же, было невозможно, но ощущения не собирались его покидать. «Какое это вообще имеет значение?» — подумал Ричард, помотав головой и прижавшись спиной к прохладной стене, — «Есть проблемы и важнее».       — Ты забрал мои очки, — тихо произносит Юра, двигаясь ближе и вторгаясь в личное пространство Ричарда, от чего тот дёргается в сторону, но упирается в угол.       — Du отлично видишь и без них, — произносит Ричард, качая головой.       — Да, но они мне нужны, и ты мне их вернёшь, когда мы снова вернёмся в твою квартиру.       — Конечно, du…       Их диалог прерывается уже в который раз. На этот раз взрывом бомбы, прямо над головами. Пыль, штукатурка и даже местами куски бетона попадали на них сверху, грозя завалить их в любой момент. Ричард прикрывает голову руками, словно это способно его спасти. Но после взрыва всё стихает, и он позволяет себе выпрямиться и приоткрыть дверь подвала.       На улицы вылезают точно такие же люди, как и он, потерявшие свой кров и совершенно не понимающие, что происходит. Сапогов впервые понимает их всех. Поднимаясь обратно на землю, он не может без тяжести в груди смотреть на обломки горящего здания. Вот здесь он в один миг потерял всё, что нажил. Слов нет, да и не нужны они.       — Нам нужно в СССР, — тихо произносит Юра, оказываясь рядом и вновь нарушая повисшее молчание.       — Они разрушили мой дом, в который я вложил столько денег, а теперь ты подходишь ко мне и говоришь ехать к ним? — рычит он по-немецки, срывая с себя очки и подходя вплотную к Юре, от чего тот даже делает несколько шагов назад.       — Нет, понимаешь, тебе ведь больше ничего не остаётся, — тихо говорит разведчик, даже не пытаясь общаться с ним на одном языке.       — Du просто не понимаешь, сколько всего я hier потерял, — Ричард сдаётся, и сам переходит на русский, отступая в сторону и надевая обратно свои очки, — У меня есть auto, но нет ключей.       — Это не проблема.       Ричард смотрит на него заинтересованно, но ничего не говорит, ожидая дальнейших действий парня. Юра же подскакивает сразу к его машине, чудом не попавшей под бомбёжку, будто наверняка знал, какая из них принадлежит именно Ричарду. Сапогов бы и не удивился, учитывая, как быстро тот обнаружил и его двойную деятельность, и квартиру.       Разведчик ломает замки на водительской двери и садится за руль, то же самое проворачивая и с замком зажигания. Машина заводится, и на это он потратил меньше десяти минут. Ричарду остаётся лишь удивлённо наблюдать за ним, ведь в подобном он никогда не был силён.       — Я только вожу очень плохо, — говорит Юра извиняющимся тоном и выбирается из машины, пропуская Ричарда вперёд.       Ричард позволяет себе усмехнуться, но ничего не говорит. Чтобы вернуться в СССР ему нужны документы, а их Сапогов заботливо припрятал под задним сиденьем ещё во время первой бомбардировки. Сейчас он благодарил самого Господа за свою же предусмотрительность.       Водить машину в халате ему ещё никогда не приходилось, как, впрочем, и второпях покидать город. Несомненно, он путешествовал, ещё когда у него было не так много денег, но, когда, получив подобную, не совсем стандартную и хорошо оплачиваемую работу, осел в одном городе, лишь изредка посещая СССР. В последнее время Ричард бывал там редко, и его трудно было за это винить. Пересекать границу в подобной ситуации будет только поистине сумасшедший. Сумасшедшими они и были. Два странноватых грязных парня, сидящих в дорогой машине.       — Нам надо в Катамарановск. Ну, мне, — тихо говорит Юра с наступлением утра, окидывая взглядом знакомые места.       — Что du забыл в этой дыре?       — Я там родился. И оттуда можно передать всё то, что я насобирал. Знаешь, ты можешь остаться у меня, если тебе негде жить. Если город в руины не обратился.       — Спасибо, — коротко говорит Ричард, не отвлекаясь от дороги.       Пересечение фронта проходит на удивление просто. Переговоры недолгие, а в их документах даже никто толком и не сомневается. Немцы провожают их спокойно, русские встречают даже с некоторой радостью. Словно старых друзей. Возможно, всё это было из-за Юры, которого знали некоторые из солдат, что было едва страннее для разведчика, чем болтливость. Сапогов всё равно воспринимал это на свой счёт и был доволен.       Город, который хотели назвать Катамарановском, но потом решили не называть никак, встречает их полуразрушенными зданиями и горами трупов, среди которых бродили полумёртвые граждане, каждый из которых преследовал свою, личную цель, без которой он не смог бы, наконец, уснуть вечным сном.       Ричард выходит из машины и хмурится, сильнее заворачиваясь в халат и окидывая взглядом город. Слишком он уж был не похож на привычную европейскую архитектуру. Война закончится, и именно здесь ему придётся начать всё с нуля, заново отстроить собственное гнёздышко, обжить его и осесть.       — Смотри, мой дом не разбомбили! — восклицает подходящий Юра, и часть тяжести падает с души Ричарда. Если и придётся начать сначала, то хотя бы не одному.