Мой самый большой страх

      Тяжелый гроб был черного цвета. Вокруг куча венков, искусственных цветов, близких покойного. Особенно разбивали сердце жена мертвеца и его маленькая дочь, которая плакала громче всех, не веря тому, что папы больше нет.       Трубецкой стыдливо опускает глаза на яму в два метра, а после утирает слезы. Он обещал себе не привязываться. Но ведь он еще и обещал Рылееву, что будет рядом и обязательно поможет. В голове крутился лишь один вопрос, обращенный к самому себе: «Ну как? Смог помочь?»       Сергей подходит к гробу и касается губами холодного лба Кондратия, тем самым провожая его в мир иной. По щекам бегут слезы, хотя мужчина не дрожит, а его взгляд безразличен. Но будьте уверены, он потерял самое дорогое, что у него могло быть. ***       Сколько уже прошло со дня похорон? Год? Может два? Сережа не считал. Более, он даже не смотрел на листы календарей и дату на телефоне Матвеева. Не хотелось осознавать, что определенное количество времени назад умер его друг. Умер, оставив семью. Умер по вине Трубецкого.       Голубые глаза резко распахнулись. Они были красными от слёз, которые шли уже больше часа. Другим личностям было довольно тяжело на это смотреть, но сейчас им было не до этого. Сережа дотрагивается до губ холодными кончиками пальцев, проводится по подбородку, а после шее. Захотелось себя придушить. Захотелось задохнуться, как Рылеев в веревке.       Спать, кстати, было невозможно. Если Трубецкой засыпал и никто из личностей не появлялся, то он сразу видел образ Кондратия. Мужчина не самый высокий, приятной наружности. Он держит в руках ручку, быстро что-то пишет в блокноте и убирает в сторону. Его глаза горят любовью к жизни. *** — Сереж, послушай, — начинает тот. — Мы давно не виделись, верно?       А Сергей сидит рядом, берет чужую руку и прикладывает к своей щеке. Только кожа у него ледяная, как у покойника. Собственно, какой ей еще быть? — Хотя, можешь не отвечать. Я знаю твой ответ, — хрипло смеется поэт и прижимается щекой к чужому плечу. — Мы ведь были настоящими друзьями. Я зла не держу, помни. Просто пообещай, что все с тобой будет хорошо. — Обещаю. ***       Надо вставать с кровати, приводить себя в порядок, выходить на улицу. Нужно развеяться и успокоиться. Нужно принять, что Рылеева больше нет. Нужно принять то, что произошло. Нужно сделать вывод и понять ошибки, чтобы в дальнейшем избежать их.       Терять близких всегда будет сложно, пусть смерть и естественный процесс. Она касается всего живого на этой планете. Так почему же все думают, что смерть настигнет каждого, но точно не его? Ну вот кого угодно, но не его!       Мужчина умывается холодной водой, словно проводится по лицу куском льда, а после поднимает голову. Смотреть на себя противно, что заставило быстрее выйти на кухню, тут же поставив чайник для отвратительного быстрорастворимого кофе. Погода за окном тоже не радовала.       Серые тучи накрыли город, ветер разбушевался настолько, что зеленые листья срывались и улетали далеко-далеко. Мужчина берет пульт, включает телевизор и оставляет первый попавшийся канал про кулинарию, чтобы хоть как-то заполнить нагнетающую тишину в помещении.       Накинув на себя какой-то серый халат, который Максим оставил вчера на стуле, Трубецкой выходит на балкон и открывает окно. Вот стоит пепельница, в которую обычно смахивает пепел Фрэд. Вот даже окурок, который он потушил после встречи с психотерапевтом. Захотелось понять, какого это курить сигареты, а не папиросу. Они же точно где-то тут лежат, верно?       Он хлопает по карман, нащупывает какую-то коробочку, а после достает. Белая пачка с красными буквами и привычным для глаз изображением побочных действий, которые людей даже не пугают. Аккуратно достает и видит, что не хватает как минимум сигарет трех, может четырёх.       Сережа достает одну штуку и внимательно смотрит. Ни спичек, ни зажигалки не было, поэтому Трубецкой вышел на кухню, включил плиту и ждал, пока одна конфорка разогреется. И вот, когда появился красный свет на плите, мужчина прижимает сигарету к конфорке, тем самым поджигая, раскуривает и встает прямо, выключая плиту. Чтобы не оставлять неприятный запах на кухне, Сергей поспешил вернуться на балкон.       Табачный дым ударил по горлу, а после «поплыл» в легкие, где и остался. От папиросы не отличается, так что Трубецкой может спокойно брать сигареты у Фрэда или покупать в магазине.       Пепел редко летит на пол, когда мужчина из-за непривычки не успевает стряхнуть всё в пепельницу.       Сергей выдыхает клуб дыма и смотрит, как он медленно рассеивается. И на минутку показалось, что стало легче. Показалось, что Серёжа смирился с утратой и был готов жить дальше. Но это было до момента, пока сигарета не закончилась, и мужчина её не потушил.       После всё вернулось на круги своя.       В голову пробралась не самая приятная мысль. Надо навестить могилу Рылеева, слишком уж долго Трубецкой туда не являлся, словно избегал. Хотя, почему словно? Он правда избегал кладбище, ведь помимо Кондратия в земле лежали другие близкие ему люди. Сергей Муравьев-Апостол, Михаил Бестужев-Рюмин, Пётр Каховский, Павел Пестель. И все, как друг за другом, повесились. А тут и очередь настала поэта. Интересно, отправится ли Трубецкой за ними?       Не прошло и полчаса, как кофе был допит, а Сергей ехал на автобусе в сторону кладбища. Он помнил, как дойти до могилы и помнил, сколько нужно делать шагов. Мужчина крепче сжимает в руках шесть красных гвоздик, а после утыкается в них носом, пытаясь успокоиться.       На ватных ногах проходит под черными воротами кладбища, встает на каменную дорожку и идет. Вокруг памятники, кресты, венки. Это напрягает сильнее, чем что-либо. По пути попадаются могилы Муравьева-Апостола и Михалиа Бестужева-Рюмина. Их похоронили совсем рядышком, а дата на надгробиях была похожа. Только дни их рождения отличались.       Дойдя до чуть потертого памятника ангела с крыльями, который показывал разные направления кладбища, Сергей выдыхает и несколько минут смотрит на него тупым взглядом, после чего сворачивает налево. Проходит мимо могилы Павла Пестеля и Петра Каховского, а вон там, с черным крестом, могила Рылеева. А рядом никто не лежит, словно земля ждет Трубецкого.       Мужчина открывает калитку, проходит к могиле и кладет рядом цветы. Фотография на кресте хорошо передавала всего Рылеева. У него в руках ручка, он сидит за столом, повернут головой к камере и улыбается. Интересно, почему Наталья выбрала именно эту фотографию?       Крест украшала черная лента, где можно было прочитать «лучшему поэту». На венках ленты с надписями «от друзей», «от любящей жены», «мы тебя не забудем».       Становится страшно и больно.       Трубецкой садится на небольшую скамеечку около ограды и, сложив руки на груди, со слезами смотрел на могилу и крест. Смотрел мужчина молча, сказать было нечего. — Прости меня, Кондратий, — шепчет под нос себе Сергей и после поворачивает голову.       И словно током ударило.       Впереди стоял мужчина, ну слишком похожий на Рылеева. До такой степени, что Трубецкой может утверждать, что это один и тот же человек. Он срывается с места, бежит прямиком к той могиле и останавливается у мужчины. Первым говорить было страшно, но, кажется, этот молодой человек узнал Трубецкого. — Максим, не ожидал Вас тут увидеть, — кивает Антон и поворачивается к Матвееву полностью. — Вы в порядке? У Вас лицо крайне бледное… — А у Вас от слёз красное, — пытается отдышаться Сергей и выпрямляется, становясь выше Шагина. Антон же отводит взгляд в сторону и горько усмехается. — Ну, тут не поспоришь, — кивает психотерапевт и присаживается на скамью, предлагая присесть и Максу. — Садитесь.       Даже голоса у них были похожи, что еще больше напугало Трубецкого, но он сел рядом с мужчиной, стараясь не расплакаться. Он кивает на могилу. — А Вы к?.. — Мама моя, — слабо улыбается «Горшков» и сморит на надгробие. — Славная была женщина. А Вы к кому, Максим? Неужто кого-то похоронили недавно? Того поэта нашли повешенным. Я уверен, что Сергей причастен к этому напрямую. Когда он появляется, то я нахожу потом записки, где он умоляет простить его. И один раз я очнулся на кладбище у могилы того поэта. — А Вы точно Матвеев? — не дает и слова вставить Шагин, как Трубецкой утирает слезы. — Нет. Не Матвеев. — Сергей Трубецкой? Я с Вами разговариваю? Чего же Вы так решили подойти ко мне?       Некоторое время мужчина молчит, потирая ладони и пытаясь согреться. Он жмурится и выдыхает. Плакать перед кем-то было стыдно, учитывая, что Антон был не в лучшей ситуации, чем Трубецкой. — Понимаете, мой друг, Кондратий Федорович, умер несколько лет назад по моей вине. Я голову поворачиваю, вот там, сидя у его могилы, смотрю, а там Вы стоите. Похожи на него жутко, как две капли. Вот я и подумал с испуга, что Вы Кондратий. — О как, — с пониманием кивает Шагин и берет мужчину за руку. — Я понимаю Вашу ситуацию изнутри, поверьте. Но нужно отпустить.       Сколько они тут сидели — неизвестно. Сколько они держались за руки и что-то шептали друг другу — тоже неизвестно, но сейчас им двоим точно было не до других проблем. Сейчас Антон и Сергей оказались в похожих ситуациях, так что, пытались спасти друг друга объятиями. Было плевать на новую личность. И это очень зря.