***
Андромеда сосредоточенно всматривалась в заполненный гостями зал. Будто пропитанный мёдом и походивший не на фешенебельный салун, но на округлую нору из обожаемой Тедом магловской саги. Или уютную кухоньку сказочной бабушки. Такой, что вяжет для внуков забавные свитера, разливает поварешкой тягучий джем по пузатым банкам и дремлет после обеда, укрывшись лоскутным одеялом. Именно сегодня, в пятничный вечер - самый прибыльный и трудозатратный за всю неделю - она пыталась понять, требуется ли нанимать ещё пару официантов, или смена из шести быстроногих и ловких человек в состоянии обслужить тридцать столов. Клэри, самая молодая работница ресторана «Тонкс и Котелок», торопливо сложила на поднос пустые тарелки и, отступая к выходу на кухню, едва не врезалась в фикус - одно из бесчисленных растений, что стояли тут и там в горшках и вазонах, свисали с потолочных балок в маленьких кадушках и оплетали декоративные перегородки. - И что ты все высматриваешь, мой прекрасный сурикат? - Андромеда мелко вздрогнула, ощутив сомкнувшиеся на талии сильные руки. - Беременных ведьм, - саркастично откликнулась она и обернулась, не спеша выскальзывать из объятий ухмыльнувшейся подруги. - Думаю составить на основе ваших особых предпочтений отдельное меню и предложить гастрономическому рынку новую нишу. Что привело тебя ко мне сегодня, Гамп? Картофельное пюре с карамельным соусом? Вяленое мясо в малиновом сиропе? - Лонгботтом, - привычно поправил остановившийся рядом долговязый волшебник, плечистый и излучающий строгость. Даже искренне улыбаясь, он, не успевший переодеться из униформы мракоборца, мог бы чудесно послужить рекламным лицом аврората на тех информационных брошюрах, что теперь распространяли повсеместно. - Вероятно, из креветочки получится совершенно типичный ребёнок, - Гамп (Лонгботтом) всплеснула руками в притворном разочаровании и тотчас ласково огладила едва заметный под просторным платьем живот. - У тебя вся беременность - будто по учебнику, и ни единой странности за девять месяцев, а я успела подтвердить, наверно, каждый идиотический миф о будущих мамах. Слушая вполуха гордые заверения супруга о том, что малыш по размеру теперь скорее лимон, чем креветка, она бодро помахала рукой шестилетней Нимфадоре Тонкс. Та широко улыбнулась в ответ, едва не выронив поднос с молочным коктейлем на маленькую посетительницу, уже требовательно протянувшую ладошку за напитком. Что-то прощебетав в своё оправдание, девочка попятилась к кухне, и по чёрным волосам, закрученным в два озорных рогалика, будто розовая глазурь разлилась. Под стать едва не опрокинутому клубничному напитку. - Тед, почему Нимфадора опять разносит заказы? - Андромеда чуть приметно нахмурилась, когда подошедший поздороваться со школьными друзьями супруг невесомо опустил ладонь ей на поясницу. - Ей скучно сидеть целый вечер над книгой, - приготовившись к спору, повторяющемуся из раза в раз, он покосился в поисках поддержки на Фрэнка Лонгботтома, но тот комично затряс головой и выразительно указал глазами на Андромеду, уже возмущённо уперевшую изящные запястья в бока. - Значит, нам стоит разнообразить ее досуг, - непреклонно ответила та. - В ее возрасте я полюбила писать портреты в технике силуэта. А Нарцисса увлекалась скрапбукингом и делала чудесные альбомы с семейными снимками, цитатами из книг, засушенными цветами… - Дора - гроза соседских мальчишек, способная усидеть без движения только во сне, а мяч ведёт не хуже Кевина Кигана, - поймав озадаченный взгляд Фрэнка, Тед бегло пояснил, - играл в футбольной команде Ливерпуля. Талантище! - Не надо поощрять ее маскулинность, - вздохнула Андромеда. - Не надо навязывать ей все эти девичьи штучки вроде гербариев и рисования, - заметив, как недобро сверкнули выразительные глаза жены, предвещая семейную бурю, Тед дипломатично прибавил, - во всяком случае, пока они не входят в сферу ее интересов. - Дело не в том, какие у неё интересы, - Андромеда скрестила руки под грудью и терпеливо пояснила. - Я просто не хочу, чтобы наша дочь обслуживала кого бы то ни было. Да и вообще работала в столь нежном возрасте. - А что в этом такого? - Тед развёл руками больше уязвлено, чем недоуменно. - В шесть я уже помогал отцу в его автомастерской, а в девять развозил по утрам газеты на велосипеде. - Двухколесный опасный драндулет, на котором перемещаются маглы, крутя педали, - полушёпотом пояснила Андромеда подруге, недоуменно вскинувшей брови. - Мы не принуждаем ее работать и не переутомляем. Что плохого в том, что у малышки есть желание помогать? - возмущение Теда утонуло в оглушительном грохоте, сопровождавшем крушение витринного окна во всю стену, граничившую с Косой Аллеей. Гости, безмятежно улыбавшиеся мгновение назад, повскакивали из-за столов. Кто-то замер, оцепенев от ужаса, кто-то метнулся к выходному ансамблю, кто-то подхватил на руки разрыдавшегося ребёнка. Медовый зал, опрятный и уютный, обречённо поддался хаосу и теперь стремительно наполнялся криками, звоном рухнувшей на паркетный пол посуды, холодом зимней ночи. Фигуры в чёрных мантиях хлынули внутрь через образовавшийся пролом. Они всё прибывали, и Андромеда сбилась со счету, но все вглядывалась зачарованно в жуткие маски, гадая, не пришла ли за ней старшая сестра. Чьё-то заклятие - изумрудное и яркое - ударилось в спину полного волшебника, что ужинал здесь с семьей каждую пятницу. Его сын упал рядом на колени в безнадежной попытке растормошить уже мертвого отца. Он закричал на плачущую мать, когда та дёрнула его за плечи, увлекая за собой в эпицентр обезумевшей толпы. - Позови помощь и жди дома, - отрывисто распорядился Фрэнк Лонгботтом, даже не взглянув на жену. Взмахнув палочкой, он помешал прицелиться одному из тёмных магов и, не дожидаясь ответа, разом сшиб мощной волной все светильники, погрузив зал в полумрак. Андромеда расслышала тихий шорох шагов, и мягкий шлейф духов Алисы - хвойный, соленый, летний - рассеялся в воздухе, больше не различимый среди прочих запахов - жжёных и пыльных. - Держись рядом, - ее ухо обжег напряженный шёпот Теда, а пальцы оказались в сухой надежной ладони. Он вечно протягивал ей руку, приподняв уголок губ в самоуверенной и восхищенной улыбке. Чтобы помочь забраться в лодочку за полчаса до знакомства с Хогвартсом. Чтобы не дать оступиться на вечно движущихся лестницах. Чтобы пригласить танцевать на первом святочном балу. Чтобы согреть, прогуливаясь по заснеженному Хогсмиду. Чтобы провести в свой дом, без запинки окрестив тот общим. Сейчас губы Теда сложились в тонкую прямую линию. Волевую и напряженную. - Отыщем Нимфадору, и я попытаюсь вывести вас, - прошептал он, заставляя ее пригнуться, и двинулся к пока ещё целой кухонной двери. Они пробирались вдоль стены, укрываясь за перевёрнутыми столиками и опрокинутыми деревцами, когда к потолку взмыла чёрная метка, освещая зал землистым светом. Красный луч прорезал воздух между ними, вынудив расцепить руки и броситься врассыпную. Пасторальный пейзаж за их спинами обратился уродливой прожжённой дырой. Оперевшись о стул, Андромеда поднялась на ноги, растерянно оглядевшись. Ее муж, надоедливый до успокоительных настоек, но любимый до безрассудства, пропал из виду. Ее маленькая беззащитная дочь осталась одна лицом к лицу с врагом, жестоким и беспощадным. Ее чудесный зал был погребен под обломками, листья растений будто плесенью обросли, укутавшись в обсыпавшуюся краску, и снег медленно наступал, отвоевывая все больше дюймов уже заиндевевшего пола. Вовремя различив в общем гвалте выкрик заклинания, она инстинктивно дёрнулась, и режущее воздух невидимое нечто лишь неглубоко мазнуло по мочке уха, угодив точно в полку с декоративными безделушками. - Я сам разберусь, - холодный, искаженный маской голос показался ей смутно знакомым, но перебирать в голове давних приятелей, ныне стоявших по другую сторону баррикад, у Андромеды возможности не было, и она метнулась к кухне, но рухнула на пол, словно незримые веревки оплели лодыжки. Сириус стиснул зубы, почти физически ощутив всю силу удара. Она упала плашмя, громко выдохнув, и теперь прицелилась в него, приподнявшись на локтях, но увернуться от заклятия - слабого и смазанного - не составило труда. Обездвижив ее, он протащил ватное тело по проходу меж завалами переломанной мебели и уложил за перевёрнутым набок столом. Все происходящее казалось неправильным. Даже связав свою жизнь с грязнокровкой, Андромеда все ещё выглядела элегантно и дорого. Не так утончённо, как Нарцисса. Не так нарочито, как Беллатрикс. По-своему: свободно, но все ещё безупречно. И дело было не в отменно скроенном брючном костюме или ладной укладке. Взгляд Андромеды все ещё хранил юношескую пылкость и ехидство. Взирая на Сириуса, надёжно укрытого капюшоном и маской, снизу вверх, поверженная и парализованная, она словно все ещё могла насмехаться: «Я чистокровна. Я - Блэк. Я лучше тебя, даже если эта мысль станет для меня последней». - Инферно! - Сириус различил встревоженный голос Крауча и молниеносно обернулся, желая убедиться, что предупреждение адресовано не Регулусу и не Белле. Среди членов Ордена Феникса была одна особенно докучливая ведьма. Стремительная, овладевшая в совершенстве невербальными заклинаниями, жестокая под стать самим Пожирателям Смерти. «Инферно» ее прозвал кто-то из старичков за особую страсть к огненным заклинаниям, изувечившим уже немало сторонников Тёмного Лорда. Сейчас она, спрятавшая лицо под синей маской, ворвалась в зал наряду с дюжинами мракоборцев и другими, хранящими анонимность последователями Дамблдора. Размахивая палочкой точно факелом, Инферно теснила к стене Розье. Тот, хоть и защищался весьма умело, проигрывал под натиском огня, но успевал швырять в противницу весьма зловредные чары. Отрывисто ударив ее со спины заклятием боли, Сириус убедился, что приятель перешёл в атакующую позицию, а после вновь сосредоточился на Андромеде. - Уходим, - командный голос Родольфуса зазвучал где-то в глубинах головы Сириуса, и меченое предплечье обожгло, точно под пар из котла подставил. Больше десятка волшебников лежали на полу, поражённые убивающим заклятием. От былого убранства не осталось и следа. Из кухни доносились взрывы и крики. Мракоборцы разгоняли Пожирателей Смерти по углам, но те ускользали, взлетая к потолку чёрным дымом, и приказ завершать операцию казался вполне своевременным. Сириусу больше не требовалось оберегать строптивую кузину, то и дело сбрасывающую с себя чары и рвущуюся подняться на ноги. - Берегись! - Рабастан Лестрейндж укрыл его щитом, и чьё-то заклинание осыпалось шипучими искрами, так и не врезавшись в спину. Оглядываясь в поисках нападавшего, Сириус заметил неподалёку от пролома волшебницу в красной маске, склонившуюся над раненым магом. Он почти не сомневался, что это Марлин: силится спасти жизнь очередному предателю крови. Однако заигрывать с судьбой, притворяясь для неё рыцарем в сияющих доспехах, времени уже не осталось. Отшвырнув с третьей попытки настырного мракоборца, Сириус обернулся, чтобы убедиться напоследок в безопасности Андромеды, и замер. Рабастан целился в неё, лишившуюся палочки и, наконец, вытянувшуюся в полный рост над остатками стола. Сощурив глаза, она рванулась прочь, попытавшись укрыться за рьяными дуэлянтами, оказавшимися так близко друг к другу, что едва ли не фехтующими. Раскалённая леска впилась в ее руку под самым плечом, и тут же сомкнулась, распоров плотную ткань пиджака и нежную кожу. Андромеда закричала, и Сириус с трудом совладал с порывом зажать уши и броситься бежать. Кузина, которую он знал, никогда не жаловалась на боль. Стоически стерпела перелом ключицы, упав с метлы. Получив очередной ожог, синяк или порез лишь недовольно поджимала губы, но ни стоном, ни словом жалеть себя не призывала. Теперь она визжала, не помня себя от ужаса, и хваталась за перемазанную кровью руку. - Осторожно! - выкрикнул Сириус, сбив Рабастана с ног, и на его удачу там, где секунду назад располагалась голова соратника, полумрак разверзла зелёная вспышка. Мракоборцы больше не гнушались использовать непростительные заклятия, и одно едва не лишило жизни младшего Лестрейнджа. Скучного и не самого приятного в общении человека, но любимого Родольфусом, а значит вполне заслужившего право дышать и дальше. Андромеда, словно онемевшая и теперь жадно хватавшая воздух ртом, вцепилась в плечо. Сириус мотнул головой, решив, что в мельтешении битвы могло и почудиться, но тотчас убедился в явности представшей перед ним картины. Андромеда баюкала обрубок руки, а сама конечность, так и завернутая в рукав пиджака, покоилась у ног хозяйки в луже крови. - Мамочка! Мама! - крошечная девчушка, тоненькая как спичка, нацепившая грубый черный джемпер прямо поверх платья принцессы с оборками и рюшами, юркнула из-под стойки администратора в самую гущу событий и помчалась к Андромеде. Она звала ее, отчаянно и жалобно, а сама проворно уворачивалась от вспышек заклятий и даже выскользнула, точно намасленная, из рук кого-то из членов Ордена Феникса. - Дора! - мужчина с неестественно вывернутой ногой, чьё лицо представляло собой невнятное месиво крови, отеков и искривлённого носа, из последних сил бросился ей наперерез. Сириус мог поклясться, что видел в его широко распахнутых глазах мрачную решимость, когда чуть окрашенный красным воздух собрался тугой волной, устремляясь к почти потерявшей сознание Андромеде. Рабастан черкнул палочкой. Мужчина широко расставил руки, и чары опоясали его тело с тихим хрустом. Сдавленно вскрикнув, он осел на пол и больше уже не двигался. - Папа! - перепрыгнув через труп молодой ведьмы, девочка споткнулась и упала на колени, разодрав тончайшие белые чулки. В дюйме от ее уха пронёсся фиолетовый луч и пригвоздил к стене Пожирателя, имя которого Сириус не знал. Судорожно всхлипнув, кроха подобрала пышную юбку и упрямо поднялась, вновь устремляясь к родителям. Зелёная вспышка, очевидно адресованная Поттеру, уже суетившемуся неподалёку от МакКиннон, неслась к девчонке.Нимфадоре. И Сириус поймал ее поперёк живота, накрепко прижав к себе за долю секунды до столкновения. - Пусти, урод! Пусти меня! - она засучила тонкими ногами в неприятно тяжелых ботинках и даже попыталась укусить его за руку, но вырваться не смогла. - Да угомонись ты, - прошипел он, с силой встряхнув племянницу. Не в силах оторвать взгляд от обессилевшей израненной Андромеды. - Мама! Пусти сейчас же! - изловчившись, Нимфадора вывернулась и стукнула его по носу игрушечной волшебной палочкой. Ничуть не гибкой и ощутимо острой на кончике. Ее глаза, ореховые, как у Андромеды, впившиеся точно в узкие прорези на его маске - расширились и радужка сделалась серой. Пасмурной. Так говорила Вальбурга Блэк, украдкой любуясь сыновьями. - Я сказал: уходим, - рявкнул Родольфус, дёрнув вновь вскинувшего палочку брата за локоть. - Соскучился по Азкабану? Нимфадора обвила мамину талию тонкими ручонками, и та, стучащая зубами и подвывающая от нестерпимой боли, прижала ее к себе, уткнувшись лицом в розовую макушку. Мечущийся безумный взгляд устремился к телу Тонкса, изуродованному, переломанному и неподвижному. Обратившись в чёрный дым, Сириус вырвался на улицу и сделался псом. Он мчался к Дырявому Котлу, и даже в животном обличье хоровод вины и ужаса не желал отпускать, мучительно сжимая грудь. Сириус перевел дух, лишь когда выбрался за пределы Косой Аллеи. Тёмной, гудящей встревоженными голосами, переполненной хмурыми мракоборцами. Из окон домов, будто склонившихся над тротуаром в немом любопытстве, выглядывали то и дело жильцы, занимавшие этажи над лавчонками и магазинами. Они страшились очередного списка погибших, что «Ежедневный Пророк» опубликует уже к обеду, и тайно восхваляли богов за беду, что обрушилась на соседа. Не на них. Чёрный пёс, слишком холёный для бродячего существа, но храбрым шагом едва ли напоминавший заблудившегося домашнего питомца, не привлёк внимания захваченных трагедией волшебников. Никто не окликнул его, не подманил и даже не проводил задумчивым взглядом. Кому какое дело до собаки, когда где-то под обломками стены лежат погибшие люди, а их убийцы вновь исчезают? Неуязвимые, безнаказанные и слишком опасные в своей непоколебимой вере в превосходство чистой крови. Где-то посреди безжалостно разрушенного островка уюта маленькая Нимфадора***
Нарцисса переступила порог сестринского дома субботним утром. Столь ранним, что Родольфус едва расслышал сквозь сон требовательный и тревожный стук в парадную дверь. Теперь, зябко кутаясь в чёрный халат, он безмолвно и почти растерянно таращился на незваную гостью, швырнувшую ему в руки тяжёлую зимнюю мантию. Нарцисса нервным движением сняла солнечные очки - слишком большие для ее кукольного личика и совершенно неуместные в полумраке предрассветного часа. Под громоздкой оправой и плотно затонированными стёклами она прятала глаза - невозможно красные, припухшие, влажные от вновь собирающихся на ресницах слёз. - Где? - отрывисто бросила Нарцисса, едва не скрипнув от злости зубами, и Родольфус тихо откликнулся: - Гостевая спальня. Его инструктаж утонул в ее звенящих шагах, будто нацеленных расколоть паркетные ступени крутой лестницы. - А ну вставай, - рявкнула Нарцисса, без предупреждения ворвавшись во временное пристанище сестры. Не откликнувшись, та лишь натянула до самой макушки пухлое одеяло и перевернулась на другой бок, проворчав что-то под нос о беспардонной родне. - Агуаменти. Тугая струя ледяной воды впилась в согретую постель, стремительно напитав собой слои войлока и ткани. - Рехнулась? - сев спиной к изголовью неуклюжим рывком, Беллатрикс брезгливо выпуталась из мокрого савана и гневно воззрилась на сестру из-под спутанных кудрей, облепивших лицо. - Могу спросить то же самое у тебя, - прошипела Нарцисса, опустив палочку. - Как ты посмела, Белла? Как ты посмела напасть на неё? Чем ты думала? - Ей не стоило путаться с грязнокровкой, да ещё и афишировать этот мерзкий мезальянс всей Косой Аллее, - яростно отчеканила Беллатрикс, впрочем ее жалкий вид едва ли соответствовал всяким представлениям о человеке, уверенном в собственной правоте и довольном содеянным. Она будто постарела за ночь на увесистую горсть сложно прожитых лет, и даже сбившуюся на груди сорочку поправляла нервно и растерянно. Без присущего ей величия и самодовольства во всем, что связано с напускной сексуальностью. - Да хоть бы даже плакат повесила над нашим домом! - в сердцах воскликнула Нарцисса, едва сдерживая непристойное желание оттаскать издевательски оскалившуюся сестру за волосы. - Это не давало тебе права устраивать самосуд. Мерлин, Беллатрикс, рука! Вы лишили ее руки, чертова ты психопатка! На глазах у маленькой дочери! Твоей племянницы! - Не головы же, - зло хмыкнула Беллатрикс, неосознанно впиваясь ногтями в нежную кожу ладоней. Оставляя саднящие красные лунки. - С кем бы она ни жила сейчас, да хоть с табуном кентавров, Энди - всё ещё наша сестра. Помнишь? - Нарцисса сердито утёрла мокрые от слез щеки тыльной стороной ладони. - Та, что вступалась за тебя, не страшась наказаний или испорченных с кем-то отношений. Любила тебя! Искала в тебе, старшей и сильной, поддержки до последней секунды. - Та, что предала нас! - яростно закричала Беллатрикс, отчаянно защищая свою веру, сделавшуюся за ночь хрупкой и ломкой, подобно тоненьким цветочным венкам из ромашек, что когда-то плела маленькая Андромеда Блэк для сестёр. - Так легче слепо следовать приказу отца, верно? - слабо усмехнулась Нарцисса. - Это мы отвернулись от неё. Все сразу. Не дали объясниться, признать ошибку. Не показали, что примем обратно и простим, что бы ни случилось. Не пожалели. - Предатели жалости не достойны, - сухо парировала Беллатрикс. - Она просто запуталась. И никто не захотел ей помочь. Пойти навстречу, - Нарцисса с силой провела ладонью по лбу, будто пыталась разгладить перечеркнувшую прекрасную кожу тончайшую морщинку. След подавляемой долгие годы тревоги. - Как тебе должно быть доподлинно известно, мне сейчас тоже вредно волноваться, - елейным тоном напомнила Беллатрикс, погладив плоский живот не столько в порыве нежности, сколь в театральном намерении пристыдить сестру. - Из тебя получится ужасная мать, - Нарцисса посмотрела на неё со странной смесью презрения и жалости. - Ты никого не любишь, кроме своего господина. Ты просто не умеешь любить, а не поклоняться. - Это не так, - Беллатрикс раздраженно всплеснула руками. Она выбралась из постели, без тени смущения стянула через растрепанную голову мокрую, противно льнущую к телу сорочку и отшвырнула в сторону, озираясь в поисках платья. - Так, - возразила Нарцисса, отведя потухший взгляд, когда тот остановился на едва затянувшемся тонкой плёнкой свежем ожоге под грудью. - Может, ты думаешь, что любишь Родольфуса? Ты мучаешь его каждый день с особым пристрастием, унижаешь, даёшь бесконечные поводы для ревности. Он несчастен с тобой, разве ты не видишь? Вся его забота вдребезги разбивается о твою взбалмошность и жестокость. Или наших кузенов? Глупых мальчишек, которых затащила в свою секту, подвергнув смертельной опасности? Или родителей? Ты знала, что ночью маму увезли в больницу с сердечным приступом? Или, быть может, ты любишь меня? Ты кричала на меня, за каждую минуту слабости, когда ушла Энди. Ты запретила мне даже заговаривать с тобой на эту тему. А с кем, если не с тобой, мне хотелось тогда говорить? Кто мог понять, что я чувствую, лучше тебя? Ты была так нужна мне тогда, но тебя не было рядом, Белла. Тебя никогда не было рядом. - Люциус тоже знал, - мстительно выплюнула Беллатрикс, наблюдая за обесцвеченным горькой правдой лицом сестры. Каждое слово, сорвавшееся с дрожащих губ Нарциссы - верное, произнесенное без прикрас, - било в самое сердце. Напоминало, каким шатким сделалось ее положение в семье. Как далеко завела одержимость войной. - Этой ночью Люциус был дома. Со мной. Он не участвовал в этой мерзости, - прошептала Нарцисса, отступив на шаг к двери. - И всё же он знал, - обманчиво мягко повторила Беллатрикс. Заставляя сестру беспомощно пятиться к выходу. - Он не сказал тебе? Он был на том собрании, когда Господин распорядился стереть с лица земли богодельню Тонксов. Просто Люциус - трус. Он мог бы пойти с нами. Помочь уберечь ее, но предпочёл отсидеться под одеялом. Не ссориться с тобой, не подвергать себя опасности, ведь туда слетелся весь офис мракоборцев… Не дослушав, Нарцисса развернулась на низких каблуках и поспешила к лестнице, накрепко вцепившись в перила, чтобы не упасть, ощущая, как уходит из-под ног лакированный пол Лестрейнджей. Повторяя про себя, что Люциус не знал. Не мог знать об уготованной Андромеде участи и малодушно промолчать. Нарцисса выбежала на улицу, не попрощавшись с попытавшимся остановить ее Родольфусом. Не различив в жестокой отповеди сестры хрупкого «уберечь», что могло бы сохранить надежду на примирение, обязанное наступить, когда смолкнут всполохи заклинаний.